Павильонъ.
Въ девять часовъ д'Артаньянъ былъ въ гвардейскихъ казармахъ; онъ нашелъ Плянше въ полномъ вооруженіи. Четвертая лошадь тоже была доставлена. Плянше былъ вооруженъ мушкетомъ и пистолетомъ.
На д'Артаньянѣ была шпага, а за поясъ онъ заткнулъ два пистолета; затѣмъ оба сѣли на лошадей и выѣхали безъ шума. Ночь была темная, и никто не видѣлъ, какъ они уѣхали. Плянше поѣхалъ слѣдомъ за господиномъ и ѣхалъ въ десяти шагахъ позади него.
Д'Артаньянъ миновалъ набережныя, выѣхалъ черезъ ворота Конференціи и поѣхалъ по дорогѣ, ведущей въ Сенъ-Клу, который въ то время былъ много красивѣе, чѣмъ теперь.
Все время, пока ѣхали городомъ, Плянше сохранялъ почтительное разстояніе, которое онъ себѣ опредѣлилъ, но какъ только дорога начала дѣлаться болѣе пустынною и еще болѣе стемнѣло, онъ понемногу сталъ сокращать это разстояніе, такъ что, когда они въѣхали въ булонскій лѣсъ, онъ, вполнѣ естественно, очутился рядомъ со своимъ господиномъ. И дѣйствительно, нельзя не сознаться, что шелестъ большихъ деревьевъ и отраженіе въ темномъ лѣсу луннаго свѣта сильно тревожили его. Д'Артаньянъ замѣтилъ, что съ его слугой происходитъ что-то необыкновенное.
-- Плянше, что съ тобой? спросилъ онъ.
-- Не находите ли вы, баринъ, что лѣса имѣютъ сходство съ храмами?
-- Почему, Плянше?
-- Да потому, что и въ тѣхъ, и въ другихъ не говорятъ громко.
-- Но отчего же ты не говоришь громко? Развѣ ты трусишь?
-- Да, баринъ, я опасаюсь, что насъ услышатъ.
-- Опасаешься, что насъ услышатъ? А между тѣмъ въ нашемъ разговорѣ нѣтъ ничего безнравственнаго, любезный Плянше, и едва ли кто найдетъ, въ чемъ бы насъ можно было упрекнуть.
-- Ахъ, баринъ, сказалъ Плянше, возвращаясь къ болѣе всего занимающей его мысли:-- сколько у этого Бонасье чего-то скрытнаго въ бровяхъ и непріятнаго въ движеніяхъ губъ.
-- Кто же заставляетъ тебя думать объ этомъ Бонасье!
-- Думаютъ, сударь, о томъ, о чемъ думается, а не о томъ, о чемъ хочется думать.
-- Это потому, что ты трусъ, Плянше.
-- Баринъ, не смѣшивайте осторожность съ трусостью; осторожность -- добродѣтель.
-- А ты, небось, добродѣтеленъ, Плянше? Не такъ ли?
-- Смотрите, баринъ, кажется, тамъ блеститъ дуло мушкета? Не нагнуть ли намъ головы?
-- Въ самомъ дѣлѣ, прошепталъ д'Артаньянъ, вспомнившій о наставленіяхъ де-Тревиля:-- эта скотина кончитъ тѣмъ, что напугаетъ и меня.
И онъ пустилъ лошадь рысью.
Плянше, точно тѣнь, послѣдовалъ за своимъ господиномъ и продолжалъ рысью же ѣхать съ нимъ рядомъ.
-- Развѣ мы будемъ такъ ѣхать цѣлую ночь, баринъ? спросилъ онъ.
-- Нѣтъ, Плянше, ты уже пріѣхалъ.
-- Какъ я пріѣхалъ? А вы, баринъ?
-- Я? я еще сдѣлаю нѣсколько шаговъ дальше.
-- И вы, баринъ, оставляете меня одного?
-- Ты боишься, Плянше?
-- Нѣтъ, но я только замѣчу вамъ, баринъ, что ночь будетъ очень холодная и что отъ ночного свѣжаго воздуха можно схватить ревматизмъ, а слуга съ ревматизмомъ -- плохой слуга, въ особенности для такого живого, веселаго господина, какъ вы.
-- Ну, что же, если тебѣ холодно, Плянше, поди въ одинъ изъ тѣхъ кабаковъ, которые ты тамъ видишь, и жди меня завтра въ шесть часовъ у дверей.
-- Благодарю васъ, баринъ, я и поѣлъ, и выпилъ на экю, который вы мнѣ дали сегодня утромъ, такъ что у меня не осталось ни одного подлаго гроша на тотъ случай, если мнѣ сдѣлается холодно.
-- Вотъ тебѣ полпистоля до завтра.
Д'Артаньянъ спрыгнулъ съ лошади, бросилъ поводья на руки Плянше и быстро удалился, завернувшись въ плащъ.
-- Боже мой, какъ мнѣ холодно! вскричалъ Плянше, какъ только потерялъ изъ виду барина, и, торопясь согрѣться, онъ поспѣшилъ поскорѣе постучаться въ дверь домика, украшеннаго всѣми атрибутами городского кабака.
Между тѣмъ д'Артаньянъ продолжалъ свой путь по проселочной дорогѣ и дошелъ уже до Сенъ-Клу, но, вмѣсто того, чтобъ идти по большой дорогѣ, онъ обошелъ замокъ, достигъ одного очень отдаленнаго переулка и вскорѣ очутился противъ указаннаго въ запискѣ павильона. Съ одной стороны этого переулка тянулась большая стѣна, на углу которой находился павильонъ, а съ другой -- изгородь, защищавшая отъ прохожихъ маленькій садикъ въ глубинѣ котораго была жалкая хижина.
Д'Артаньянъ пришелъ на мѣсто свиданія, и такъ какъ ему не было сказано, чтобы онъ какимъ-нибудь сигналомъ далъ знать о своемъ присутствіи, то онъ сталъ ждать.
Не слышно было ни малѣйшаго шума; можно было подумать, что находишься за сто миль отъ столицы. Д'Артаньянъ прислонился къ изгороди, предварительно оглядѣвшись кругомъ. Позади изгороди сада и хижины густой туманъ окутывалъ своими складками необъятное пространство, въ которомъ покоится Парижъ, зіяющая бездна, въ которой блестѣло нѣсколько свѣтлыхъ точекъ, зловѣщихъ звѣздъ этого ада.
Но для д'Артаньяна все принимало счастливый видъ, всякая мысль улыбалась ему, всякая темнота казалась прозрачной. Наступалъ часъ свиданія. И дѣйствительно, черезъ нѣсколько минуть на башнѣ Сенъ-Клу медленно раздались десять громкихъ ударовъ. Было что-то мрачное въ звукѣ этого бронзоваго колокола, который точно плакалъ среди ночи. Но каждый изъ этихъ ударовъ, составлявшихъ часгичку ожидаемаго часа, гармонически отзывался въ сердцѣ молодого человѣка. Глаза его были устремлены на маленькій павильонъ, находившійся на углу стѣны, всѣ окна котораго были закрыты ставнями исключая одного въ первомъ этажѣ. Черезъ это окно проникалъ мягкій свѣтъ, серебрившій дрожащіе листья двухъ или трехъ липъ, росшихъ и сгруппировавшихся внѣ парка. Очевидно, что позади этого маленькаго окошечка, такъ привѣтливо освѣщеннаго, его ждала хорошенькая Бонасье.
Убаюканный этою сладкой мечтою, д'Артаньянъ безъ всякаго нетерпѣнія прождалъ еще полчаса, устремивъ глаза на это маленькое прелестное жилище, гдѣ можно было видѣть часть потолка съ позолоченной рѣзной отдѣлкой, доказывавшей изящество и остальной внутренности павильона.
На башнѣ Сенъ-Клу пробило половину одиннадцатаго.
На этотъ разъ, неизвѣстно отчего у д'Артаньяна пробѣжала дрожь по жиламъ. Можетъ быть, его началъ пронимать холодъ, и чисто физическое ощущеніе онъ принималъ за нравственное впечатлѣніе. Затѣмъ ему пришла мысль, что онъ, можетъ быть, не такъ прочиталъ и что свиданіе назначено только въ одиннадцать часовъ.
Онъ подошелъ къ окну, сталъ тамъ, куда падалъ изъ окна свѣтъ, вынулъ изъ кармана письмо и перечелъ его; ошибки не было: свиданіе было назначено именно въ десять часовъ.
Онъ занялъ свое прежнее мѣсто, начиная тревожиться и этимъ молчаніемъ, и этимъ одиночествомъ.
Пробило одиннадцать часовъ.
Д'Артаньянъ началъ серьезно бояться, не случилось ли чего-нибудь съ г-жой Бонасье.
Онъ три раза ударилъ въ ладоши,-- обыкновенный сигналъ влюбленныхъ; ему никто не отвѣтилъ, даже эхо.
Тогда онъ съ нѣкоторой досадой подумалъ, что, можетъ быть, молодая женщина заснула, дожидаясь его.
Онъ подошелъ къ стѣнѣ и сдѣлалъ попытку влѣзть на нее, но стѣна была только что оштукатурена, и д'Артаньянъ вернулся, безполезно поломавши себѣ ногти.
Въ эту минуту онъ увидѣлъ деревья, листья которыхъ продолжали серебриться отъ падающаго на нихъ свѣта, и такъ какъ вѣтви одного изъ нихъ выступали на дорогу, то онъ и заключилъ, что, взобравшись на ихъ середину, онъ могъ бы взглядомъ проникнуть во внутренность павильона.
Съ деревомъ сладить было легче; къ тому же, д'Артаньяну было не болѣе двадцати лѣтъ, а потому, слѣдовательно, онъ еще помнилъ свои школьныя похожденія. Въ одну минуту онъ взобрался на дерево и черезъ освѣщенныя окна устремилъ глаза во внутренность павильона.
Д'Артаньянъ увидѣлъ странное явленіе, заставившее его задрожать съ ногъ до головы: мягкій, ровный свѣтъ лампы освѣщалъ картину страшнаго безпорядка; одно оконное стекло было разбито, дверь выломана и, на половину сломанная, висѣла на петляхъ; столъ, на которомъ, очевидно, былъ приготовленъ великолѣпный ужинъ, валялся на полу; разбитыя бутылки, раздавленные фрукты покрывали паркетный полъ; все доказывало, что въ этой комнатѣ происходила жестокая, отчаянная борьба; д'Артаньяну показалось даже, что посреди этого страннаго безпорядка были клочки одежды, а на скатерти и на занавѣскахъ -- кровяныя пятна.
Онъ поспѣшилъ слѣзть съ дерева со страшнымъ біеніемъ сердца; ему хотѣлось видѣть, не найдется ли другихъ слѣдовъ насилія.
Слабый, мягкій свѣтъ продолжалъ мерцать среди ночной тишины; д'Артаньянъ замѣтилъ тогда то, чего не замѣчалъ прежде, такъ какъ ничто не побуждало его обратить на это вниманія, а именно, что на землѣ, мѣстами утоптанной, мѣстами изрытой, виднѣлись смѣшанные слѣды человѣческихъ ногъ и лошадиныхъ копытъ. И кромѣ того, колеса кареты, повидимому пріѣхавшей изъ Парижа, образовали въ рыхлой землѣ глубокую колею, которая не шла дальше павильона и заворачивала обратно къ Парижу.
Наконецъ, продолжая свои изслѣдованія, д'Артаньянъ нашелъ около стѣны разорванную женскую перчатку. Впрочемъ, эта перчатка во всѣхъ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ она не коснулась грязной земли, была безупречной чистоты и свѣжести. Эта была одна изъ тѣхъ раздушенныхъ перчатокъ, которыя любовники такъ любятъ срывать съ хорошенькой руки.
По мѣрѣ того, какъ д'Артаньянъ продолжалъ свои изслѣдованія, его лобъ все болѣе и болѣе покрывался холоднымъ, обильнымъ потомъ, сердце сжималось ужасной тоской, дыханіе сдѣлалось прерывистымъ, а между тѣмъ, чтобы успокоить себя, онъ говорилъ, что, можетъ быть, этотъ павильонъ не имѣетъ ничего общаго съ г-жой Бонасье, что молодая женщина назначила ему свиданіе передъ павильономъ, а не въ самомъ павильонѣ; что ее могла задержать въ Парижѣ служба, можетъ быть даже ревность мужа.
Но какъ стѣна, пробитая брешью, всѣ эти размышленія были разрушены, уничтожены чувствомъ душевной печали, которая въ нѣкоторыхъ случаяхъ овладѣваетъ всѣмъ нашимъ существомъ и громко говоритъ и во всемъ указываетъ намъ, что насъ ожидаетъ большое несчастіе.
Тогда д'Артаньянъ точно обезумѣлъ: онъ побѣжалъ на большую дорогу, пошелъ тѣмъ же путемъ, какимъ пришелъ раньше, дошелъ до парома и сталъ разспрашивать перевозчика.
Около семи часовъ вечера перевозчикъ перевезъ на паромѣ женщину, закутанную въ черный плащъ, которая, повидимому, очень старалась не быть узнанной, но именно вслѣдствіе принятыхъ ею предосторожностей перевозчикъ обратилъ на нее большое вниманіе и замѣтилъ, что женщина была и молода, и красива.
Въ то время, какъ и теперь, масса молодыхъ и хорошенькихъ женщинъ пріѣзжала въ Сенъ-Клу, и всѣ онѣ очень заботились о томъ, чтобы ихъ не видѣли и не узнали, а между тѣмъ д'Артаньянъ не сомнѣвался болѣе ни одной минуты, что женщина, которую замѣтилъ перевозчикъ, была именно г-жа Бонасье
Д'Артаньянъ воспользовался свѣтомъ лампы, освѣщавшей хижину перевозчика, чтобы еще разъ перечесть записочку г-жи Бонасье и удостовѣриться, что онъ не ошибся, что свиданіе точно было назначено въ Сенъ-Клу, а не гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ; напротивъ павильона д'Эстре, а не въ другой улицѣ.
Все клонилось къ тому, чтобы доказать д'Артаньяну, что предчувствія его не обманывали и что случилось большое несчастіе.
Онъ вернулся къ замку бѣгомъ; ему казалось, что въ его отсутствіе въ павильонѣ, можетъ быть, случилось что-нибудь новое и что онъ получить тамъ нѣкоторыя свѣдѣнія.
Переулокъ оставался такъ же пустъ и тотъ же самый ровный, мягкій свѣтъ проливался изъ оконъ.
Д'Артаньяну пришло тогда на умъ, что эта нѣмая, слѣпая развалина, безъ сомнѣнія, все видѣла и, можетъ быть, сообщитъ ему что-нибудь.
Калитка въ заборѣ была заперта, но онъ перескочилъ черезъ изгородь и, несмотря на лай цѣпной собаки, приблизился къ хижинѣ. При его первыхъ ударахъ, когда онъ постучался, никто не отвѣтилъ. Гробовое молчаніе царствовало въ хижинѣ, какъ и въ павильонѣ, но такъ какъ эта хижина была его послѣдней надеждой, онъ настойчиво продолжалъ стучать.
Вскорѣ послышался внутри легкій робкій голосъ, который, казалось, боялся самъ, что его услышатъ.
Тогда д'Артаньянъ пересталъ стучать и началъ просить отворить дверь голосомъ, выражавшимъ столько тревоги, ужаса и ласковой мольбы, что онъ могъ бы успокоить самаго трусливаго. Наконецъ, старая, полусгнившая ставня отворилась, или, скорѣе, пріоткрылась, и тотчасъ же снова закрылась, какъ только свѣтъ крошечной жалкой лампы, горѣвшей въ одномъ углу, освѣтилъ перевязь, эфесъ шпаги и рукоятки пистолетовъ д'Артаньяна. Тѣмъ не менѣе, какъ ни было быстро это движеніе, д'Артаньянъ успѣлъ увидѣть мелькомъ голову старика.
-- Ради Бога! сказалъ онъ,-- выслушайте меня! Я жду одно лицо, которое не пришло, и я умираю отъ безпокойства. Не случилось ли какого-нибудь несчастія въ окрестностяхъ? Скажите.
Окно медленно открылось, и то же самое лицо показалось снова; только на этотъ разъ оно было еще блѣднѣе. Д'Артаньянъ откровенно разсказалъ свою исторію, не называя никого. Онъ сказалъ, что у него было назначено свиданіе съ молодой женщиной передъ этимъ павильономъ и что, видя, что она не приходить, онъ влѣзъ на липу и при свѣтѣ лампы увидѣлъ весь безпорядокъ, царившій въ комнатѣ.
Старикъ внимательно слушалъ его и кивалъ головой въ подтвержденіе того, что все было именно такъ; затѣмъ, когда д'Артаньянъ кончилъ, онъ покачалъ головой съ такимъ видомъ, который не предвѣщалъ ничего хорошаго.
-- Что вы хотите сказать? вскричалъ д'Артаньянъ.-- Ради Бога, скажите, объяснитесь!
-- О, сударь! не спрашивайте меня ни о чемъ, потому что если я вамъ разскажу то, что я видѣлъ, навѣрное мнѣ отъ этого будетъ мало хорошаго.
-- Такъ, значитъ, вы видѣли что-нибудь? Въ такомъ случаѣ, ради Бога, продолжалъ онъ, бросая ему пистоль,-- скажите, что вы видѣли, и даю вамъ слово дворянина, что у меня не вырвется ни одного слова.
Старикъ, видимо, боролся, но онъ видѣлъ столько искренности и печали на лицѣ д'Артаньяна, что сдѣлалъ ему знакъ молчать и сказалъ вполголоса:
-- Было приблизительно часовъ девять, когда я услышалъ какой-то шумъ на улицѣ и захотѣлъ узнать, что бы это могло означать; когда я подошелъ къ калиткѣ, я замѣтилъ, что въ нее пытались войти. Такъ какъ я человѣкъ бѣдный и не боюсь быть обокраденнымъ, то я и открылъ калитку и въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нея увидѣлъ трехъ мужчинъ. Въ тѣни, поодаль, стояла запряженная карета и верховыя лошади. Эти лошади, очевидно, принадлежали тремъ мужчинамъ, одѣтымъ всадниками.
"-- А, добрые господа мои! сказалъ я,-- что вамъ угодно?
"-- Навѣрное у тебя есть лѣстница? сказалъ тотъ изъ нихъ, который казался начальникомъ отряда.
"-- Да, сударь, у меня есть лѣстница, съ помощью которой я снимаю фрукты.
"-- Одолжи ее намъ и уходи прочь. Вотъ тебѣ экю за то, что мы тебя побезпокоили. Помни только, что если ты скажешь хоть одно слово изъ того, что увидишь и услышишь (я увѣренъ, что, какъ бы мы тебѣ ни угрожали, ты все-таки подглядишь и подслушаешь) -- ты погибъ.
"Съ этими словами онъ бросилъ мнѣ экю, который я поднялъ, и взялъ мою лѣстницу. Въ самомъ дѣлѣ, заперевъ за ними калитку, я сдѣлалъ видъ, что вернулся къ себѣ домой, но тотчасъ же опять вышелъ задней дверью и пробрался къ кусту бузины, изъ-за котораго могъ все видѣть, не будучи замѣченнымъ. Трое мужчинъ, отдавъ приказаніе подвезти карету безъ всякаго шума, вытащили оттуда маленькаго человѣчка, толстаго, коротенькаго, съ просѣдью, плохо одѣтаго во что-то темное, который съ осторожностью поднялся по лѣстницѣ, сердито посмотрѣлъ во внутренность комнаты, сошелъ на цыпочкахъ внизъ и прошепталъ вполголоса:
"-- Это она.
"Тотчасъ же тотъ, который говорилъ со мной, подошелъ къ двери павильона, отперъ ее ключомъ, который былъ у него, снова заперъ за собой дверь и исчезъ; въ это самое время двое другихъ взобрались на лѣстницу. Маленькій старичокъ стоялъ у дверцы кареты, кучеръ сдерживалъ лошадей, а другой слуга держанъ верховыхъ.
"Вдругъ въ павильонѣ раздались страшные крики, къ окну подбѣжала женщина и открыла его, точно желая въ него броситься, но какъ только она увидѣла двухъ мужчинъ, отскочила назадъ, а они оба бросились за ней въ комнату.
"Послѣ этого я болѣе ничего не видѣлъ, но слышалъ шумъ, какъ будто бы ломали мебель. Женщина кричала и звала на помощь, но вскорѣ эти крики затихли, трое мужчинъ подошли къ окну, неся на рукахъ женщину; двое изъ нихъ сошли по лѣстницѣ и перенесли ее въ карету, куда за ней вошелъ маленькій старичокъ. Тотъ, который оставался въ павильонѣ, заперъ окно, минуту спустя вышелъ черезъ дверь и удостовѣрился, что женщина была дѣйствительно въ каретѣ. Двое его товарищей дожидали его уже сидя на лошадяхъ; онъ въ свою очередь вскочилъ въ сѣдло; слуга занялъ свое мѣсто около кучера, и карета быстро помчалась, конвоируемая тремя всадниками, и все было кончено. Съ этой минуты я ничего болѣе не видѣлъ и не слышалъ".
Д'Артаньянъ, подъ вліяніемъ этой ужасной новости, стоялъ неподвиженъ и нѣмъ, между тѣмъ какъ всѣ муки гнѣва и ревности терзали и клокотали въ его сердцѣ.
-- Но, мой господинъ, сказалъ старикъ, на котораго это нѣмое отчаяніе, конечно, производило больше впечатлѣнія, чѣмъ могли бы это сдѣлать крики и слезы,-- не отчаивайтесь же такъ: они вѣдь не убили ея, а это главное.
-- Не знаете ли вы хоть приблизительно, спросилъ д'Артаньянъ:-- кто руководилъ этой адской экспедиціей?
-- Я его не знаю.
-- Но вы говорили съ нимъ, вы могли его видѣть?
-- А, такъ вы хотите, чтобы я его описалъ?
-- Да.
-- Высокаго роста, сухой, смуглый, съ черными усами и глазами, но наружности дворянинъ.
-- Такъ и есть, вскричалъ д'Артаньянъ: -- опять онъ, всегда онъ! Кажется, это мой злой геній. А другой?
-- Который?
-- Маленькій.
-- О, этотъ не изъ вельможъ, ручаюсь въ этомъ; къ тому же, у него не было шпаги и другіе обращались съ нимъ безъ всякаго уваженія.
-- Какой-нибудь слуга, прошепталъ д'Артаньянъ.-- Ахъ, бѣдная женщина, бѣдная женщина! Что они съ ней сдѣлали?!
-- Вы обѣщали мнѣ сохранить эту тайну, сказалъ старикъ.
-- И я повторяю вамъ мое обѣщаніе, будьте покойны, я дворянинъ. У дворянина нѣтъ ничего дороже его слова, и я вамъ далъ его.
Д'Артаньянъ съ сокрушеннымъ сердцемъ направился къ парому. То ему не вѣрилось, что это была г-жа Бонасье, и онъ надѣялся увидѣться съ ней на слѣдующій день въ Луврѣ, то онъ боялся, не имѣла ли она интригу съ другими и не этотъ ли ревнивецъ подкараулилъ и похитилъ ее. Онъ колебался, мучился, приходилъ въ отчаяніе.
-- О, если бъ со мной были мои друзья! вскричалъ онъ:-- у меня была бы по крайней мѣрѣ надежда найти ее, но кто знаетъ, что случилось съ ними самими!
Было около полуночи; надобно было найти Плянше. Д'Артаньянъ велѣлъ открывать себѣ по дорогѣ всѣ кабаки, гдѣ только онъ замѣчалъ хоть малѣйшій свѣтъ; ни въ одномъ изъ нихъ онъ не нашелъ Плянше. Подойдя къ шестому, онъ вспомнилъ, что всѣ его поиски были совершенно неосновательны: д'Артаньянъ назначилъ своему слугѣ свиданіе въ 6 часовъ утра, и гдѣ бы онъ ни былъ, онъ имѣлъ на то полное право.
Къ тому же молодому человѣку пришла въ голову мысль, что, оставаясь въ окрестностяхъ того мѣста, гдѣ случилось происшествіе, ему, можетъ быть, удастся получить нѣкоторыя разъясненія этого таинственнаго дѣла. Итакъ, придя въ шестой кабакъ, какъ мы сказали, д'Артаньянъ остановился, спросилъ бутылку самаго лучшаго вина, выбралъ самый темный уголъ у стола, облокотился и рѣшился въ такомъ положеніи дождаться утра; но и на этотъ разъ надежда его опять была обманута, и хотя онъ насторожилъ уши и слушалъ съ полнымъ вниманіемъ, но, кромѣ брани, глупыхъ шутокъ и ругательствъ, которыми обмѣнивались между собою работники, слуги и извозчики, составлявшіе почтенное общество, въ которомъ онъ находился, онъ не услышалъ ничего такого, что могло бы навести его на слѣдъ бѣдной похищенной женщины. Поневолѣ онъ долженъ былъ, выпивъ отъ бездѣлья и чтобы не возбудить подозрѣній бутылку вина, поискать себѣ въ углу, по возможности, болѣе или менѣе удобное положеніе и худо ли, хорошо ли заснуть. Д'Артаньяну, какъ уже помнятъ, было всего 20 лѣтъ, а въ эти годы сонъ имѣетъ такія неотъемлемыя права, которыя настоятельно предъявляетъ даже и въ такія минуты, когда человѣку очень тяжело.
Около 6 часовъ утра д'Артаньянъ проснулся съ тѣмъ непріятнымъ, тяжелымъ чувствомъ, которое обыкновенно бываетъ послѣ дурно проведенной ночи. Его туалетъ не потребовалъ много времени; онъ ощупалъ себя, чтобы узнать, не воспользовались ли его сномъ, чтобы обокрасть его, и, найдя свой брильянтовый перстень на пальцѣ, кошелекъ въ карманѣ и пистолеты за поясомъ, всталъ, расплатился за бутылку вина и вышелъ посмотрѣть, не будетъ ли онъ утромъ счастливѣе въ поискахъ своего слуги, чѣмъ ночью. И, дѣйствительно, онъ вскорѣ замѣтилъ сквозь сырой и сѣроватый туманъ вѣрнаго Плянше, который, держа въ поводьяхъ пару лошадей, задалъ его у дверей маленькаго кабака безъ оконъ, мимо котораго д'Артаньянъ прошелъ, даже не заподозривъ объ его существованіи.