VI.

Субретка и госпожа

Несмотря на всѣ упреки совѣсти и мудрые совѣты Атоса, д'Артаньянъ съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе влюблялся въ милэди и аккуратно каждый день отправлялся ухаживать за ней, причемъ самонадѣянный гасконецъ былъ убѣжденъ, что рано или поздно она непремѣнно отвѣтитъ ему взаимностью.

Придя туда однажды вечеромъ, веселый, какъ человѣкъ, ожидающій исполненія своихъ радужныхъ надеждъ, онъ встрѣтился съ субреткой въ воротахъ. На этотъ разъ хорошенькая Кэтти не удовольствовалась тѣмъ, что только задѣла его мимоходомъ, а взяла его нѣжно за руку.

-- Отлично, подумалъ д'Артаньянъ: -- вѣроятно, госпожа поручила ей передать мнѣ что-нибудь; она назначить мнѣ какое-нибудь свиданіе, чего не сочла возможнымъ сдѣлать лично.

И онъ взглянулъ на прелестнаго ребенка съ видомъ несомнѣнной побѣды.

-- Мнѣ очень хотѣлось бы сказать вамъ два слова, господинъ офицеръ... пробормотала субретка.

-- Говори, мое дитя, говори, сказалъ д'Артаньянъ:-- я слушаю.

-- Здѣсь это невозможно: то, что я хочу сообщить вамъ, очень долго разсказывать, и къ тому же это большой секретъ.

-- Въ такомъ случаѣ какъ же быть?

-- Не согласится ли господинъ офицеръ послѣдовать за мной? робко спросила Кэтти.

-- Куда угодно, мое прелестное дитя.

-- Такъ пойдемте.

И Кэтти, не выпускавшая руки д'Артаньяна, увлекла его по маленькой темной винтовой лѣстницѣ и, взобравшись ступенекъ на пятнадцать, отворила дверь.

-- Взойдите, сударь, сказала она:-- здѣсь мы будемъ одни и можемъ переговорить.

-- Но чья же это комната, мое прелестное дитя? спросилъ д'Артаньянъ.

-- Моя, сударь; она сообщается съ комнатой госпожи вотъ черезъ эту дверь. Но будьте спокойны, она не можетъ насъ услышать: она никогда не ложится ранѣе двѣнадцати часовъ.

Д'Артаньянъ бросилъ взглядъ вокругъ себя. Маленькая, чистенькая комнатка, убранная со вкусомъ, была прелестна, но, помимо его воли, взоры его обращались къ той двери, которая, по словамъ Кэтти, вела въ комнату милэди.

Кэтти догадалась, что происходило у него на душѣ, и вздохнула.

-- Такъ вы очень любите мою госпожу, сударь?

-- О, больше, чѣмъ могу это высказать! Кэтти, я отъ нея безъ ума.

Кэтти вздохнула еще разъ.

-- Ахъ, сударь, сказала она:-- это очень жаль.

-- А что жъ ты, чортъ возьми, находишь въ этомъ достойнаго сожалѣнія? спросилъ д'Артаньянъ.

-- А то, сударь, сказала Кэтти:-- что моя барыня вовсе васъ не любить.

-- Гм! Развѣ она поручила тебѣ сказать мнѣ это?

-- О, нѣтъ, сударь, но я сама изъ участія къ вамъ рѣшилась сказать вамъ это.

-- Благодарю тебя, моя добрая Кэтти, но только за твое участіе, потому что то, что ты мнѣ довѣрила, какъ ты и сама согласишься, не представляетъ ничего пріятнаго.

-- То есть вы окончательно не вѣрите тому, что я вамъ сказала, не такъ ли?

-- Подобнымъ вещамъ всегда очень трудно вѣрится, мое прелестное дитя, хотя бы только изъ самолюбія.

-- Такъ, значитъ, вы мнѣ не вѣрите?

-- Признаюсь, что пока не удостоишь представить мнѣ какого-нибудь доказательства того, что ты говоришь...

-- Что скажете вы объ этомъ?

И Кэтти вынула изъ-за корсажа маленькую записочку.

-- Это мнѣ? спросилъ д'Артаньянъ, быстро схватывая письмо.

-- Нѣтъ, другому.

-- Другому?

-- Да.

-- Его имя, его имя! вскричалъ д'Артаньянъ.

-- Посмотрите на адресъ.

-- Г. графу де-Варду!

Воспоминаніе о сценѣ въ Сенъ-Жерменѣ тотчасъ же представилось тщеславному гасконцу, и быстрымъ движеніемъ, какъ промелькнувшая мысль, онъ разорвалъ письмо, несмотря на крикъ Кэтти, испугавшейся при видѣ того, что онъ собирался сдѣлать, или, вѣрнѣе, уже сдѣлалъ.

-- Ахъ, Боже мой, г. офицеръ, что вы дѣлаете?

-- Я?!... Ничего, отвѣчалъ д'Артаньянъ и прочиталъ слѣдующее:

"Вы не отвѣтили мнѣ на мою первую записку; не больны ли вы, или вы уже забыли, какъ вы за мной ухаживали и какіе взоры кидали на меня на балу герцогини де-Гизъ? Пользуйтесь удобнымъ случаевъ, графъ, и не пропустите его!"

Д'Артаньянъ поблѣднѣлъ; онъ былъ уязвленъ въ самолюбіи и счелъ себя уязвленнымъ въ любви.

-- Бѣдный, милый г-нъ д'Артаньянъ! сказала Кэтти полнымъ участія голосомъ, снова сжимая руку молодого человѣка.

-- Тебѣ жаль меня, моя добрая крошка? сказалъ д'Артаньянъ.

-- О, да, отъ всего сердца, потому что я понимаю, что такое любовь!

-- Ты знаешь, что такое любовь? спросилъ д'Артаньянъ, посмотрѣвъ на нее въ первый разъ со вниманіемъ.

-- Увы, да!

-- Ну, въ такомъ случаѣ, вмѣсто того, чтобы жалѣть меня, ты сдѣлала бы гораздо лучше, если бы помогла отомстить твоей госпожѣ.

-- А какимъ образомъ вы хотѣли бы отомстить ей?

-- Я хотѣлъ бы покорить ее и занять мѣсто моего соперника.

-- Я никогда не окажу вамъ въ этомъ помощи, г. офицеръ, съ живостью возразила Кэтти.

-- Почему такъ? спросилъ д'Артаньянъ.

-- По двумъ причинамъ.

-- По какимъ?

-- Во-первыхъ, потому, что моя госпожа никогда васъ не полюбитъ.

-- Почему ты это знаешь?

-- Вы до глубины сердца оскорбили ее.

-- Я! Чѣмъ моіъ я оскорбить ее, когда съ той минуты, какъ я познакомился съ ней, я ползаю у ея ногъ, какъ рабъ; разъясни мнѣ, пожалуйста.

-- Я скажу это только тому, передъ кѣмъ открою всю мою душу.

Д'Артаньянъ взглянулъ на Кэтти вторично. У молодой дѣвушки было столько свѣжести и красоты, что многія герцогини помѣнялись бы охотно за это съ ней коронами.

-- Кэтти, сказалъ онъ:-- если ты хочешь, позволь мнѣ прочитать, что у тебя на душѣ, за этимъ дѣло не станетъ, мое прелестное дитя.

И съ этими словами онъ поцѣловалъ ее, вслѣдствіе чего бѣдный ребенокъ покраснѣлъ, точно вишня.

-- О, нѣтъ, вскричала Кэтти,-- вы меня не любите! Вы сами только что сказали мнѣ, что любите мою госпожу.

-- И это мѣшаетъ тебѣ открыть мнѣ вторую причину?

-- Вторая причина та, г. офицеръ, сказала Кэтти, сдѣлавшаяся смѣлѣе отъ поцѣлуя, а затѣмъ и ободренная выраженіемъ глазъ молодого человѣка: -- что въ любви каждый стоитъ за себя.

Только тогда д'Артаньянъ вспомнилъ томные взгляды Кэтти, встрѣчи съ ней въ передней, на лѣстницѣ, въ коридорѣ, прикосновеніе руки каждый разъ, какъ онъ встрѣчалъ ее, и затаенные вздохи, но, поглощенный только однимъ желаніемъ понравиться ея знатной барынѣ, онъ пренебрегалъ субреткой: кто охотится за орломъ, тотъ не обращаетъ вниманія на воробья. Но на этотъ разъ нашъ гасконецъ съ перваго раза понялъ всю выгоду, которую онъ можетъ извлечь изъ любви, въ которой Кэтти такъ наивно, или такъ безстыдно, призналась ему: перехватываніе писемъ, адресованныхъ графу Варду, постоянныя сношенія съ домомъ, свободный входъ во всякій часъ въ комнату Кэтти, смежную съ комнатой госпожи. Вѣроломный, что не подлежитъ сомнѣнію, онъ мысленно жертвовалъ уже молодой дѣвушкой для того, чтобы доброй волей или силой добиться любви милэди.

-- Такъ ты хочешь, милая Кэтти, чтобы я представилъ тебѣ доказательство моей любви, въ которой ты сомнѣваешься?

-- Какой любви? спросила молодая дѣвушка,

-- Любви, которую я готовъ почувствовать къ тебѣ.

-- А какое же этому доказательство?

-- Хочешь, я проведу съ тобою сегодня вечеромъ все время, которое я обыкновенно провожу съ твоей госпожой?

-- О, да, сказала Кэтти, хлопая въ ладоши,-- очень хочу.

-- Коли такъ, прелестное дитя, сказалъ д'Артаньянъ, усаживаясь въ кресло,-- поди сюда, я хочу сказать тебѣ, что ты самая хорошенькая субретка, какую мнѣ приходилось когда-либо видѣть.

И онъ такъ нѣжно и такъ убѣдительно увѣрялъ ее въ этомъ, что бѣдное дитя, ничего другого и не желавшее, какъ только вѣрить этому,-- повѣрило... Впрочемъ, къ большому удивленію д'Артаньяна, хорошенькая Кэтти не очень-то скоро поддалась его обольщенію.

Время въ атакахъ и самозащитѣ проходитъ скоро. Пробило полночь, и въ комнатѣ милэди раздался звонъ колокольчика,

-- Великій Боже! вскричала Кэтти,-- меня зоветъ барыня! Уйди, уйди скорѣе.

Д'Артаньянъ всталъ, взялъ шляпу, какъ бы повинуясь, но затѣмъ быстро отворилъ половинки большого шкафа вмѣсто того, чтобы говорить дверь, и спрятался тамъ между платьями и пеньюарами милэди.

-- Что вы дѣлаете? спросила Кэтти.

Д'Артаньянъ, заранѣе вынувшій изъ шкапа ключъ, заперся изнутри, ничего не отвѣтивъ.

-- Заснули вы тамъ, что ли? кричала ей милэди рѣзкимъ голосомъ:-- что вы не идете, когда я звоню?

Д'Артаньянъ услышалъ, какъ порывисто отворилась дверь, ведущая въ комнату милэди.

-- Иду, милэди, иду! закричала Кэтти, устремляясь навстрѣчу милэди.

Обѣ вошли въ спальню, и такъ какъ дверь осталась отворенной, д'Артаньянъ могъ слышать, какъ милэди все еще продолжала бранить горничную. Затѣмъ она, наконецъ, успокоилась, и разговоръ зашелъ о немъ, пока Кэтти помогала раздѣться своей госпожѣ.

-- Итакъ, сказала милэди: -- я не видѣла сегодня вечеромъ нашего гасконца.

-- Какъ, сударыня, сказала Кэтти:-- развѣ онъ не приходилъ? Неужели онъ началъ вѣтреничать, не достигши еще счастья?

-- О, нѣтъ! навѣрно ему помѣшалъ и задержалъ его де-Тревиль или Дезессаръ. Я въ этомъ не ошибусь, Кэтти, и знаю, что этого-то я держу въ рукахъ

-- Что же вы съ нимъ сдѣлаете, сударыня?

-- Что я съ нимъ сдѣлаю!.. Будь спокойна, Кэтти, между этимъ человѣкомъ и мною есть что-то, чего онъ не знаетъ... Я чуть не лишилась черезъ него довѣрія его высокопреосвященства... О, я отомщу за себя!

-- Я думала, что вы, сударыня, его любите?

-- Я люблю его?! я его ненавижу! Дуракъ, въ рукахъ котораго была жизнь лорда Винтера, и онъ не убилъ его и лишилъ меня трехсотъ тысячъ ливровъ дохода!

-- Правда, вашъ сынъ -- единственный наслѣдникъ дяди, и до его совершеннолѣтія вы бы пользовались всѣмъ его состояніемъ.

Д'Артаньянъ дрожалъ до мозга костей, слыша, какъ это нѣжное созданіе упрекаетъ его рѣзкимъ, пронзительнымъ голосомъ, измѣнить который въ разговорѣ ей стоило большихъ усилій, въ томъ, что онъ не убилъ человѣка, къ которому она, повидимому, относилась дружески.

-- Да я уже и отомстила бы ему, продолжала милэди:-- если бы, не знаю почему, кардиналъ не велѣлъ мнѣ щадить его.

-- О, да! Но вы, сударыня, нисколько не пощадили ту маленькую женщину, которую онъ любилъ.

-- Ахъ, да! жену торговца изъ улицы Могильщиковъ! Развѣ онъ еще не забылъ объ ея существованіи? Да, сказать правду, я хорошо отомстила.

Холодный потъ выступилъ на лбу д'Артаньяна: эта женщина была просто какое-то чудовище!

Онъ снова сталъ прислушиваться, но, къ несчастію, туалетъ былъ оконченъ.

-- Хорошо, сказала милэди:-- ступайте къ себѣ и постарайтесь завтра непремѣнно получить отвѣтъ на то письмо, которое я вамъ дала.

-- Къ графу Варду? спросила Кэтти.

-- Конечно, къ графу Варду.

-- Вотъ этотъ господинъ, сказала Кэтти,-- кажется мнѣ, напротивъ, совсѣмъ другимъ, чѣмъ бѣдный г. д'Артаньянъ.

-- Уходите, сказала милэди:-- я не люблю разсужденій.

Д'Артаньянъ слышалъ, какъ затворилась дверь, и затѣмъ милэди заперлась на двѣ задвижки; со своей стороны Кэтти такъ тихо, какъ только могла, повернула ключъ у себя въ двери. Тогда д'Артаньянъ отворилъ дверцы шкапа.

-- Ахъ, Боже мой! совсѣмъ тихо сказала Кэтти:-- что съ вами, какъ вы блѣдны?

-- Отвратительное существо! прошепталъ д'Артаньянъ.

-- Молчите, молчите и уходите, сказала Кэтти:-- одна только перегородка отдѣляетъ мою комнату отъ комнаты милэди, и изъ одной слышно все, что говорится въ другой.

-- Именно поэтому-то я и не выйду отсюда, сказалъ д'Артаньянъ.

-- Какъ?! сказала Кэтти, покраснѣвъ.

-- Или, по крайней мѣрѣ, уйду... немного позже.

И онъ привлекъ Кэтти къ себѣ...

Это было начало мести милэди. Д'Артаньянъ понялъ, что правы, когда говорятъ, что мщеніе -- божественное наслажденіе. Къ тому же, будь у д'Артаньяна хоть немного затронуто сердце, онъ удовольствовался бы этой новой побѣдой, но имъ руководили только гордость и тщеславіе.

Впрочемъ, должно сказать ему въ похвалу, что, пользуясь своимъ вліяніемъ на Кэтти, онъ прежде всего постарался узнать отъ нея, что сдѣлалось съ г-жей Бонасье, но бѣдная дѣвушка клялась д'Артаньяну всѣми святыми, что она положительно ничего не знаетъ, такъ такъ ея госпожа посвящаетъ ее только на половину въ свои тайны; одно она можетъ сказать навѣрно, что г-жа Бонасье не умерла.

Относительно того обстоятельства, вслѣдствіе котораго милэди чуть не потеряла довѣріе кардинала, Кэтти ничего не могла сообщить, но на этотъ счетъ д'Артаньянъ зналъ больше ея самой, такъ какъ видѣлъ милэди на кораблѣ, которому былъ запрещенъ выѣздъ, въ ту самую минуту, какъ онъ покидалъ Англію: онъ догадался, что, безъ сомнѣнія, дѣло шло о брильянтовыхъ наконечникахъ. Но что ему было во всемъ этомъ совершенно ясно, такъ это дѣйствительная, глубокая, закоренѣлая ненависть къ нему милэди за то, что онъ не убилъ ея зятя.

Д'Артаньянъ на другой день пришелъ къ милэди. Послѣдняя была въ самомъ дурномъ расположеніи духа, и д'Артаньянъ догадался, что причина этого -- неполученіе отвѣта отъ графа Варда, раздражаншее ее. Вошла Кэтти, но милэди отнеслась къ ней очень грубо. Взглядъ, брошенный Кэтти на д'Артаньяна, говорилъ; "видите ли, какъ я страдаю за васъ".

Впрочемъ, къ концу вечера прекрасная львица смягчилась; она съ улыбкой слушала нѣжную болтовню д'Артаньяна и позволила ему даже поцѣловать руку. Д'Артаньянъ ушелъ отъ нея, не зная, что и думать; но это былъ малый, которому не легко было вскружить голову, и потому, продолжая ухаживать за милэди, онъ составилъ въ своей головѣ цѣлый планъ. Онъ нашелъ Кэтти у дверей и, какъ и наканунѣ, поднялся къ ней въ комнату. Кэтти сильно бранили, обвиняя ее въ безпечности. Милэди не могла объяснить себѣ молчаніе графа Варда и приказала ей придти къ себѣ въ девять часовъ утра, чтобы отправить ему третье письмо. Д'Артаньянъ взялъ съ Кэтти слово, что она придетъ къ нему на другой день и принесетъ письмо; бѣдная дѣвушка обѣщала все, что требовалъ отъ нея ея любовникъ: она точно обезумѣла. Все произошло такъ же, какъ и наканунѣ: д'Артаньянъ заперся въ шкапъ, милэди позвала къ себѣ горничную, раздѣлась, отослала Кэтти и заперла дверь. Какъ и наканунѣ, д'Артаньянъ вернулся къ себѣ домой только въ пять часовъ утра.

Въ одиннадцать часовъ къ нему пришла Кэтти; у нея въ рукахъ была новая записка отъ милэди. На этотъ разъ бѣдный ребенокъ даже и не пытался противиться д'Артаньяну; она позволила ему дѣлать все, что онъ хотѣлъ, потому что она и тѣломъ и душой всецѣло принадлежала прекрасному солдату.

Д'Артаньянъ распечаталъ письмо и прочелъ слѣдующее:

"Вотъ ужъ третій разъ я пишу вамъ, чтобы сказать, что я люблю васъ. Берегитесь, чтобы въ четвертый я не написала вамъ, что я васъ ненавижу. Если вы раскаиваетесь въ своемъ поступкѣ относительно меня, молодая дѣвушка, которая передастъ вамъ эту записку, скажетъ вамъ, какимъ образомъ порядочный господинъ можетъ заслужить мое прощеніе".

Д'Артаньянъ нѣсколько разъ краснѣлъ и блѣднѣлъ, читая эти строки.

-- О! вы все еще ее любите! сказала Кэтти, ни на одну минуту не спускавшая глазъ съ молодого человѣкг

-- Нѣтъ, Кэтти, ты ошибаешься: я ее больше не люблю, но я хочу ей отомстить за ея презрѣніе ко мнѣ.

-- Да, я знаю о вашемъ мщеніи, вы ужъ говорили мнѣ объ этомъ.

-- Не все ли это тебѣ равно, Кэтти! Ты хорошо знаешь что я люблю только тебя одну.

-- Какъ это можно знать?

-- Узнаешь по тому презрѣнію, съ какимъ я отнесусь къ ней.

Кэтти вздохнула.

Д'Артаньянъ взялъ перо и написалъ:

"Милостивая государыня!

"До настоящей минуты я сомнѣвался, что ваши оба письма предназначались для меня -- до такой степени я считалъ себя недостойнымъ подобной чести; къ тому же я чувствовалъ себя настолько нехорошо, что во всякомъ случаѣ не рѣшался отвѣтить вамъ. Но сегодня я принужденъ повѣрить вашему ко мнѣ доброму расположенію, такъ какъ не только одно ваше письмо, но и ваша горничная подтверждаетъ, что я любимъ вами. Ей не нужно говорить и учить меня, какъ порядочный человѣкъ можетъ заслужить прощеніе. Итакъ, я самъ приду сегодня вечеромъ въ одиннадцать часовъ испросить себѣ прощенье. Опоздать хоть однимъ днемъ въ моихъ глазахъ было бы теперь равносильно новому оскорбленію вамъ

Тотъ, кого вы сдѣлали самымъ счастливымъ человѣкомъ на свѣтѣ

Графъ де-Вардъ".

Это письмо было подложное и, кромѣ того, крайне не деликатное; по понятіямъ нашего времени, оно было даже позорное, но въ ту эпоху люди не были такъ взыскательны, какъ теперь. И между тѣмъ д'Артаньянъ чувствовалъ, что, несмотря на все неуваженіе къ ней, безумная страсть влекла его къ этой женщинѣ. Какая-то опьянявшая страсть, смѣшанная съ презрѣніемъ, однимъ словомъ, какъ угодно,-- страсть или жажда мести.

Планъ д'Артаньяна былъ очень простъ: черезъ комнату Кэтти онъ хотѣлъ пройти въ комнату милэди и воспользоваться первой минутой удивленія, стыда и ужаса, чтобы восторжествовать надъ ней; можетъ быть, это и не удастся ему, но надо было на что-нибудь рѣшиться и рискнуть. Черезъ восемь дней начнется война, и нужно было уѣзжать: у д'Артаньяна не было времени тянуть съ любовью,

-- Возьми, сказалъ молодой человѣкъ, передавая Кэтти еапечатанную записку,-- отдай это письмо милэди -- это отвѣтъ Варда.

Бѣдная Кэтти поблѣднѣла какъ смерть: она догадывалась, что заключалось въ письмѣ.

-- Послушай, милое дитя, сказалъ ей д'Артаньянъ:-- ты понимаешь, что надо же, чтобы все это такъ или иначе кончилось; милэди можетъ узнать, что ты передала первую записку моему лакею, вмѣсто того, чтобы отдать ее лакею графа, и что я распечаталъ и двѣ другія, предназначенныя де-Варду; тогда милэди тебя прогонитъ, и ты ее знаешь, что она не такая женщина, чтобы этимъ и ограничить свое мщеніе.

-- Увы! сказала Кэтти,-- а для кого я подвергалась всему этому?

-- Для меня, я это хорошо знаю, моя красавица, сказалъ молодой человѣкъ: -- за то я очень тебѣ и благодаренъ, клянусь.

-- Но что же, наконецъ, заключается въ вашей запискѣ?

-- Милэди тебѣ скажетъ это.

-- Ахъ, вы меня не любите! вскричала Кэтти,-- и я очень несчастна.

На этотъ упрекъ есть отвѣтъ, на который женщины всегда даются въ обманъ: д'Артаньянъ отвѣтилъ такъ, что Кэтти осталась въ страшномъ заблужденіи. Впрочемъ, она очень плакала, прежде чѣмъ рѣшилась передать письмо милэди, но наконецъ она все-таки рѣшилась -- это все, чего желалъ д'Артаньянъ.

Къ тому же онъ обѣщалъ вечеромъ рано уйдти отъ ея госпожи и придти къ ней.

Это обѣщаніе окончательно утѣшило бѣдную Кэтти.