Ночью всѣ кошки сѣры.
Наступилъ наконецъ вечеръ, такъ нетерпѣливо ожидаемый д'Артаньяномъ и Портосомъ. Д'Артаньянъ, какъ обыкновенно, пришелъ около девяти часовъ къ милэди.
Онъ нашелъ ее въ прелестномъ настроеніи духа; никогда еще она не принимала его такъ хорошо. Нашъ гасконецъ съ перваго взгляда догадался, что его записка была передана по назначенію и что она произвела свое дѣйствіе. Вошла Кэтти и подала шербеть. Барыня ласково взглянула на нее и сдѣлала ей самую пріятную улыбку; но, увы! бѣдная дѣвушка имѣла такой грустный видъ, что даже и не замѣтила благосклонности милэди. Д'Артаньянъ взглянулъ на ту и на другую женщину и въ душѣ принужденъ былъ сознаться, что природа, создавая ихъ, ошиблась, давши знатной дамѣ низкую и продажную душу, а субреткѣ -- сердце герцогини.
Въ 10 часовъ милэди стала выказывать нѣкоторое безпокойство, и д'Артаньянъ понялъ, что это значило. Она смотрѣла на часы, вставала, снова садилась, улыбалась д'Артаньяну съ такимъ видомъ, который ясно говорилъ: "безъ сомнѣнія, вы очень любезны, но вы будете еще любезнѣе, если уйдете!"
Д'Артаньянъ всталъ, взялъ шляпу; милэди дала ему поцѣловать руку, и при этомъ молодой человѣкъ почувствовать, какъ она сжала ее, и понялъ, что это сдѣлано не изъ кокетства, а изъ чувства благодарности за то, что онъ уходитъ.
-- Она дьявольски его любитъ, прошепталъ онъ и затѣмъ вышелъ.
На этотъ разъ Кэтти нигдѣ не ждала его, ни въ передней, ни въ коридорѣ, ни подъ воротами. Д'Артаньяну пришлось самому отыскать лѣстницу и маленькую комнатку Кэтти, гдѣ она сидѣла, закрывши голову руками, и плакала.
Она не слышала, какъ вошелъ д'Артаньянъ; молодой человѣкъ подошелъ къ ней, взялъ ее за руки; тогда она разразилась рыданіями. Какъ д'Артаньянъ и ожидалъ милэди, получивъ письмо, въ порывѣ радости все разсказала своей горничной и затѣмъ въ награду за порученіе, которое она такъ удачно на этотъ разъ исполнила, милэди дала ей кошелекъ.
Вернувшись въ свою комнату, Кэтти бросила кошелекъ въ уголъ, гдѣ онъ и оставался открытымъ, а на коврѣ, подлѣ него лежали три или четыре золотыя монеты.
Бѣдная дѣвушка, почувствовавъ ласки д'Артаньяна, подняла голову. Самъ д'Артаньянъ испугался перемѣны, происшедшей въ ея лицѣ; она сложила руки съ умоляющимъ видомъ, но не осмѣливалась вымолвить ни слова.
Какъ ни мало чувствительно было сердце д'Артаньяна, онъ былъ тронутъ этой нѣмой мольбой, но онъ слишкомъ твердо держался своихъ плановъ, и въ особенности послѣдняго, чтобы рѣшиться измѣнить что-нибудь въ программѣ, раньше имъ предначертанной. Поэтому онъ не подалъ Кэтти ни малѣйшей надежды, что ей удастся поколебать его намѣренія, а только увѣрилъ ее, что поступокъ его просто слѣдствіе одного мщенія.
Это мщеніе, впрочемъ, должно было достаться ему тѣмъ болѣе легко, что милэди, вѣроятно для того, чтобы скрыть свою стыдливость отъ любовника, велѣла Кэтти потушить всѣ свѣчи въ квартирѣ и даже въ ея собственной комнатѣ: графъ де-Вардъ долженъ былъ оставаться до разсвѣта все въ той же темнотѣ.
Черезъ нѣсколько минутъ слышно стало, какъ милэди пришла въ свою комнату.
Д'Артаньянъ тотчасъ же бросился въ шкапъ; едва онъ успѣлъ тамъ спрятаться, какъ раздался звонокъ. Кэтти вышла къ барынѣ и затворила дверь, но перегородка, отдѣлявшая обѣ комнаты, была такъ тонка, что можно было слышать почти весь разговоръ двухъ женщинъ.
Милэди, казалось, была внѣ себя отъ радости; она заставила Кэтти нѣсколько разъ повторить себѣ малѣйшія подробности предполагаемаго свиданія субретки съ Вардомъ, какъ онъ получилъ письмо, что онъ отвѣтилъ, какое было у него выраженіе лица и казался ли онъ очень влюбленнымъ; на всѣ эти вопросы бѣдная Кэтти, принужденная имѣть веселый видъ, отвѣчала задыхающимся голосомъ, но ея госпожа не замѣчала даже грустнаго тона ея голоса, до такой степени счастье эгоистично. Наконецъ, такъ какъ приближалось время свиданія съ графемъ, милэди въ самомъ дѣлѣ приказала все потушить у себя и велѣла Кэтти уйти къ себѣ и ввести графа де-Варда тотчасъ же, какъ только онъ придетъ. Кэтти пришлось ждать недолго. Какъ только д'Артаньянъ увидѣлъ въ щелку своего шкапа, что все погрузилось въ мракъ, онъ выскочилъ изъ своей засады въ ту самую минуту, какъ Кэтти затворила дверь.
-- Что это за шумъ? спросила милэди.
-- Это я, шопотомъ сказалъ д'Артаньянъ,-- это я, графъ де-Вардъ.
-- Ахъ! Боже мой, Боже мой! прошептала Кэтти,-- онъ не могъ даже дождаться того часа, который самъ назначилъ.
-- Ну, что жъ, сказала милэди дрожащимъ голосомъ,-- отчего же онъ не входитъ? Графъ, графъ, прибавила она,-- вы вѣдь хорошо знаете, что я васъ жду.
При этомъ приглашеніи д'Артаньянъ осторожно отстранилъ Кэтти и устремился въ комнату.
Если чувства досады и печали мучительны для души, то больше всего долженъ страдать любовникъ, выслушивающій подъ чужимъ именемъ увѣренія въ любви, предназначаемыя его счастливому сопернику.
Д'Артаньянъ находился въ этомъ мучительномъ положеніи, котораго онъ не предвидѣлъ; ревность терзала его сердце, и онъ страдалъ почти такъ же, какъ и бѣдная Кэтти, которая въ это время плакала въ сосѣдней комнатѣ.
-- Да, графъ, говорила милэди своимъ пріятнымъ голосомъ, нѣжно сжимая его руку въ своихъ,-- да, я счастлива любовью, которую ваши взгляды и слова выражали мнѣ каждый разъ, какъ мы съ вами встрѣчались. Я тоже люблю васъ. О, завтра, завтра я непремѣнно хочу получить отъ васъ какое-нибудь доказательство того, что вы обо мнѣ думаете, и такъ какъ вы можете меня забыть, возьмите это.
И она сняла съ своей руки кольцо и одѣла его д'Артаньяну.
Д'Артаньянъ вспомнилъ, что онъ видѣлъ это кольцо на рукѣ милэди: это былъ чудный сапфиръ, съ брильянтами кругомъ.
Первымъ движеніемъ д'Артаньяна было желаніе возвратить его ей, но милэди прибавила:
-- Нѣтъ, нѣтъ, сохраните это кольцо изъ любви ко мнѣ. Къ тому же, принявъ его, продолжала она взволнованнымъ голосомъ,-- вы оказываете мнѣ гораздо большую услугу, чѣмъ вы думаете.
-- Эта женщина полна таинственности, подумалъ д'Артаньянъ.
Въ эту минуту онъ почувствовалъ, что готовъ все ей открыть. Онъ уже открылъ ротъ, чтобы сказать милэди, кто онъ такой и съ какой мстительной цѣлью пришелъ къ ней, но она прибавила:
-- Бѣдный ангелъ, котораго это гасконское чудовище чуть не убило!
Чудовище -- это былъ онъ самъ.
-- Вы все еще продолжаете страдать отъ вашихъ ранъ? продолжала милэди.
-- Да, очень, сказалъ д'Артаньянъ, не зная хорошо, что ей отвѣчать.
-- Будьте покойны, прошептала милэди,-- я отомщу за васъ и жестоко.
-- Чортъ возьми! подумалъ д'Артаньянъ,-- время довѣриться еще не совсѣмъ наступило.
Д'Артаньяну нужно было нѣкоторое время, чтобы придти въ себя отъ этого разговора, но всякая мысль о мщеніи, съ которою онъ явился сюда, исчезла совершенно. Эта женщина имѣла на него какую-то непостижимую власть; онъ ненавидѣлъ и обожалъ ее въ одно и то же время; онъ никогда не воображалъ, что два такія противоположныя одно другому чувства могутъ совмѣститься въ одномъ сердцѣ и образовать такую странную, сатанинскую любовь.
Между тѣмъ пробило часъ; нужно было разстаться. Д'Артаньянъ, уходя отъ милэди, не чувствовалъ ничего, кромѣ крайняго сожалѣнія о необходимости удалиться; въ страстныхъ взаимныхъ поцѣлуяхъ при прощаніи назначено было новое свиданіе на слѣдующей недѣлѣ.
Бѣдная Кэтти надѣялась, что ей удастся сказать нѣсколько словъ д'Артаньяну, когда онъ будетъ проходить чрезъ ея комнату, но милэди проводила его сама въ темнотѣ и разсталась съ нимъ только на лѣстницѣ.
Надругой день утромъ д'Артаньянъ побѣжалъ къ Атосу. У него завязалась такая странная интрига, что онъ хотѣлъ посовѣтоваться. Онъ все ему разсказалъ; Атосъ нѣсколько разъ хмурилъ брови.
-- Ваша милэди, сказалъ онъ ему,-- кажется мнѣ какой-то низкой тварью, но тѣмъ не менѣе вы худо дѣлаете, что обманываете ее: теперь у васъ, такъ или иначе, явился злѣйшій врагъ.
Говоря съ нимъ, Атосъ со вниманіемъ разглядывать сапфиръ, окруженный брильянтами, который замѣнялъ на рукѣ д'Артаньяна перстень королевы, тщательно спрятанный имъ въ футляръ.
-- Вы смотрите на это кольцо, сказалъ гасконецъ, сіяющій гордостью, что онъ можетъ похвастать передъ своими друзьями такимъ богатымъ подаркомъ.
-- Да, сказалъ Атосъ,-- оно напоминаетъ мнѣ одну фамильную драгоцѣнность.
-- Не правда ли, какъ оно прекрасно? замѣтилъ д'Артаньянъ.
-- Великолѣпно, отвѣтилъ Атосъ,-- я никогда не думалъ, что на свѣтѣ существуютъ два сапфира такой чудной воды. Развѣ вы его промѣняли на вашъ брильянтъ?
-- Нѣтъ, сказалъ д'Артаньянъ,-- это подарокъ моей прекрасной англичанки, или, скорѣе, моей прекрасной француженки, потому что хотя я у нея никогда и не спрашивалъ, но убѣжденъ, что она родилась во Франціи.
-- Вы получили это кольцо отъ милэди! вскричалъ Атосъ такимъ голосомъ, въ которомъ ясно замѣчалось сильное волненіе.
-- Отъ нея самой: она мнѣ дала его сегодня ночью.
-- Покажите же мнѣ кольцо, сказалъ Атосъ.
-- Вотъ оно, отвѣчалъ д'Артаньянъ, снимая его со своего пальца.
Атосъ разсмотрѣлъ его и страшно поблѣднѣлъ; затѣмъ онъ попробовалъ надѣть его на безымянный палецъ лѣвой руки; кольцо пришлось, точно оно было сдѣлано для него.
Облако гнѣва и мести омрачило обыкновенно столь спокойное лицо Атоса.
-- Не можетъ быть, чтобы это было оно; какъ это кольцо могло очутиться въ рукахъ милэди Кларикъ? А между тѣмъ очень трудно допустить, чтобы между двумя драгоцѣнными вещами было такое сходство.
-- Вамъ знакомо это кольцо? спросилъ д'Артаньянъ.
-- Я думаю, что знаю его, сказалъ Атосъ,-- но, безъ сомнѣнія, я ошибаюсь.
И онъ передалъ кольцо д'Артаньяну, не переставая глядѣть на него.
-- Постойте, д'Артаньянъ, сказалъ онъ черезъ минуту,-- снимите кольцо съ пальца, или поверните его камнемъ внутрь: оно напоминаетъ мнѣ такія ужасныя вещи, что я не въ состояніи ни о чемъ говорить съ вами. Вы, кажется, пришли ко мнѣ о чемъ-то посовѣтоваться; не говорили ли вы мнѣ, что находитесь въ затрудненіи относительно того, что вамъ дѣлать? Но погодите... дайте мнѣ опять этотъ сапфиръ; тотъ, о которомъ я вамъ говорилъ, долженъ быть съ одной стороны исцарапанъ вслѣдствіе одного случая...
Д'Артаньянъ вторично снялъ съ пальца кольцо и подалъ его Атосу. Атосъ задрожалъ.
-- Вотъ, сказалъ онъ,-- смотрите, не правда ли, какъ это странно.
И онъ показалъ д'Артаньяну ту самую царапину, которая, онъ помнилъ, должна была быть на немъ.
-- Но отъ кого же вамъ достался этотъ сапфиръ, Атосъ?
-- Отъ моей матери, которая тоже получила его отъ своей матери. Какъ я вамъ и сказалъ, это старая фамильная драгоцѣнность, которая не должна была никогда выходить изъ нашего рода...
-- И вы ее... продали? робко спросилъ д'Артаньянъ.
-- Нѣтъ, отвѣтилъ Атосъ съ какой-то странной улыбкой:-- я подарилъ его въ одну изъ любовныхъ ночей, точно такъ же, какъ получили его и вы.
Д'Артаньянъ, въ свою очередь, призадумался; ему казалось, что въ душѣ милэди скрывается глубокая, мрачная пропасть.
Взявши кольцо, онъ не надѣлъ его, а положилъ къ себѣ въ карманъ.
-- Послушайте, сказалъ Атосъ, взявъ его за руку:-- вы знаете, люблю ли я васъ, д'Артаньянъ: если бы у меня былъ сынъ, я не могъ бы любить его больше, чѣмъ васъ. Послушайте, повѣрьте мнѣ, откажитесь отъ этой женщины. Я не знаю ея, но что-то ясно говорить мнѣ, что это погибшее созданье и что въ ней кроется что-то роковое.
-- Вы правы, а потому я разстанусь съ ней; я вамъ признаюсь, что эта женщина пугаетъ даже меня самого.
-- Достанетъ ли на это у васъ твердости?
-- Достанетъ, отвѣчалъ д'Артаньянъ: -- я готовъ на это хоть сію минуту.
-- Да, дитя мое, вы правы, сказалъ Атосъ, сжимая руку гасконца съ почти родительской нѣжностью,-- и дай Богъ, чтобы эта женщина, только что встрѣтившаяся съ вами на жизненномъ пути, не оставила бы на немъ ужасныхъ слѣдовъ.
Атосъ поклонился д'Артаньяну, какъ человѣкъ, дающій понять, что ему хотѣлось бы остаться со своими мыслями наединѣ.
Вернувшись домой, д'Артаньянъ засталъ у себя Кэтти, которая дожидалась его. Если бы бѣдный ребенокъ проболѣлъ цѣлый мѣсяцъ лихорадкой, навѣрное бы онъ такъ не измѣнился, какъ измѣнила ее одна эта безсонная и мучительная ночь. Ее послали къ мнимому Варду. Ея госпожа была безъ ума отъ любви, внѣ себя отъ радости; она хотѣла знать, когда ея любовникъ придетъ къ ней на слѣдующее свиданіе.
Бѣдная Кэтти, блѣдная и дрожащая, о леи дал а отвѣта д'Артаньяна.
Атосъ имѣлъ огромное вліяніе на молодого человѣка, и совѣты друга, присоединившись къ голосу его собственнаго сердца, заставили его рѣшиться -- теперь, когда его гордость была спасена и мщеніе удовлетворено -- болѣе не видѣться съ милэди. Вмѣсто всякаго отвѣта, онъ взялъ перо и написалъ слѣдующее:
"Не разсчитывайте, сударыня, на будущее свиданіе со мною: со времени моего выздоровленія у меня столько развлеченій подобнаго рода, что я долженъ внести въ нихъ нѣкоторый порядокъ. Когда настанетъ ваша очередь, я буду имѣть честь извѣстить васъ объ этомъ.
Цѣлую ваши ручки.
Графъ де-Вардъ".
О сапфирѣ -- ни слова: хотѣлъ ли гасконецъ сохранить его въ видѣ орудія противъ милэди, или -- будемъ откровенны -- не оставилъ ли онъ его, какъ послѣднее средство для экипировки?
Было бы ошибочно судить о фактахъ той эпохи съ точки зрѣнія нравовъ нашего времени. То, что современный порядочный человѣкъ счелъ бы для себя стыдомъ, въ то время казалось совершенно простымъ и естественнымъ, и молодые люди лучшихъ фамилій большею частью были на содержаніи у своихъ любовницъ.
Д'Артаньянъ передалъ письмо Кэтти незапечатаннымъ, которая, прочитавъ его, прежде всего ничего не поняла, и затѣмъ, прочитавъ его вторично, чуть не сошла съ ума отъ радости.
Кэтти не вѣрила своему счастью: д'Артаньянъ долженъ былъ повторить на словахъ и увѣрить ее въ томъ, что она уже знала изъ содержанія письма, и какъ ни была велика опасность при вспыльчивомъ характерѣ милэди вручить ей эту записку, но она, тѣмъ не менѣе, со всѣхъ ногъ бросилась бѣжать къ Королевской площади.
Сердце лучшей изъ женщинъ остается нетронутымъ печалью своей соперницы.
Милэди съ такой же поспѣшностью распечатала записку, съ какой Кэтти принесла ее, но при первыхъ прочитанныхъ ею словахъ она сдѣлалась прозрачной отъ блѣдности, затѣмъ смяла бумагу и съ гнѣвомъ въ глазахъ обратилась къ Кэтти.
-- Что это за письмо? сказала она.
-- Это отвѣтъ, сударыня, на ваше письмо, сказала вся трепещущая Кэтти.
-- Не можетъ этого быть! вскричала, милэди.-- Не можетъ быть, чтобы джентльменъ могъ написать женщинѣ такое письмо.
Затѣмъ, вдругъ задрожавъ, она прошептала:
-- Боже мой! не узналъ ли онъ... и она остановилась.
Она заскрежетала зубами и сдѣлалась блѣдна, какъ трупъ; хотѣла сдѣлать шагъ, чтобы подойти къ окну освѣжиться, но не могла этого сдѣлать; она протянула только руки, колѣни подогнулись у нея, и она упала въ кресло.
Кэтти вообразила, что ей дурно, и подбѣжала къ ней, чтобы разстегнуть корсажъ, но милэди быстро встала:
-- Что вамъ отъ меня нужно? сказала она,-- и зачѣмъ вы поднимаете на меня руку?
-- Я думала, сударыня, что вамъ дурно, и хотѣла помочь вамъ, отвѣтила горничная, испуганная страшнымъ выраженіемъ лица своей госпожи.
-- Мнѣ дурно? мнѣ! мнѣ! Развѣ вы принимаете меня за какую-нибудь слабонервную женщину! Когда меня оскорбляютъ, я не падаю въ обморокъ, я мщу за себя, слышите ли?
И она сдѣлала Кэтти знакъ, чтобы та вышла.