Видѣніе.
Итакъ, въ четыре часа четверо друзей сошлись у Атоса.
Ихъ заботы объ экипировкѣ были покончены, и лицо каждаго изъ нихъ носило слѣды тайныхъ личныхъ безпкойствъ, потому что за всякимъ настоящимъ счастьемъ кроется опасеніе за будущее.
Вдругъ вошелъ Плянше съ двумя письмами, адресованными на имя д'Артаньяна.
Одно изъ нихъ было маленькой длинной формы записочкой, красиво сложенной и запечатанной хорошенькой печатью изъ зеленаго воска, на которой былъ изображенъ голубь, несущій зеленую вѣтку.
Другое было большое, четырехугольнаго формата посланіе, украшенное страшными гербами его высокопреосвященства герцога-кардинала.
При видѣ маленькой записочки сердце д'Артаньяна радостно забилось, потому что ему показалось, что онъ узналъ почеркъ, и хотя онъ видѣлъ его всего одинъ разъ, но память о немъ сохранилась у него въ глубинѣ сердца.
Итакъ, онъ взялъ маленькое посланіе и быстро его распечаталъ.
"Отправляйтесь въ будущую среду,-- писали ему,-- между шестью и семью часами вечера гулять по дорогѣ въ Шальо и заглядывайте въ проѣзжающія кареты; но если вы дорожите вашей жизнью и жизнью тѣхъ людей, которые васъ любятъ, не произносите ни слова и удерживайтесь отъ малѣйшаго движенія, по которому можно бы было догадаться, что вы узнали ту особу, которая подвергается опасности и идетъ на всякій рискъ, чтобы только хоть одну минуту взглянуть на васъ".
Подписи не было никакой.
-- Это какая-нибудь западня, сказалъ Атосъ:-- не ходите туда, д'Артаньянъ.
-- А между тѣмъ мнѣ кажется, возразилъ д'Артаньянъ:-- что почеркъ мнѣ знакомъ.
-- Онъ можетъ быть поддѣланъ, убѣждалъ Атосъ:-- въ шесть, въ семь часовъ по дорогѣ въ Шальо совершенно безлюдно; это все равно, что идти гулять въ лѣсъ Бонди.
-- Но если бы мы пошли всѣ вмѣстѣ, сказалъ д'Артаньянъ,-- чортъ возьми! не съѣдятъ же насъ всѣхъ четверыхъ, да еще съ четырьмя слугами, лошадьми и со всѣмъ оружіемъ.
-- И къ тому же это былъ бы удобный случай щегольнуть нашими лошадьми, вмѣшался Портосъ.
-- Но если это пишетъ женщина, сказалъ Арамисъ,-- желающая при этомъ, чтобы ее не видѣли, то подумайте, д'Артаньянъ, что вы ее компрометируете, что вовсе недостойно дворянина.
-- Мы останемся позади, сказалъ Портосъ,-- и онъ одинъ поѣдетъ впередъ.
-- Да, но немного потребуется времени для того, чтобы выстрѣлить изъ пистолета изъ кареты, ѣдущей въ галопъ.
-- Вотъ еще! Да въ меня и не попадутъ, возразилъ д'Артаньянъ.-- Мы догонимъ тогда карету и убьемъ всѣхъ сидящихъ въ ней. По крайней мѣрѣ, все-таки нѣсколькими врагами будетъ меньше.
-- Онъ правъ, сказалъ Портосъ,-- предстоитъ сраженіе; надо къ тому же испытать наше оружіе.
-- Ну что же, доставимте себѣ это удовольствіе, сказалъ Арамисъ, сохраняя свой кроткій, безпечный видъ.
-- Какъ хотите, произнесъ Атосъ.
-- Господа, сказалъ д'Артаньянъ,-- теперь четыре часа съ половиной, и у насъ едва хватить времени поспѣть къ шести часамъ на дорогу въ Шальо.
-- И притомъ же, если мы выѣдемъ слишкомъ поздно, сказалъ Портосъ,-- насъ не увидятъ, что было бы очень жаль. Пойдемте же собираться въ путь, господа.
-- Но вы забыли о второмъ письмѣ, напомнилъ Атосъ:-- а между тѣмъ мнѣ кажется, судя по печати, что оно заслуживаетъ того, чтобы его вскрыли; что касается меня, скажу вамъ прямо, дорогой д'Артаньянъ, что оно безпокоитъ и занимаетъ меня гораздо болѣе, чѣмъ маленькая пустая записочка, которую вы съ такой нѣжностью спрятали у себя на сердцѣ.
Д'Артаньянъ покраснѣлъ.
-- Вотъ мы, сказалъ молодой человѣкъ,-- и посмотримъ, господа, чего желаетъ отъ меня его высокопреосвященство.
Д'Артаньянъ распечаталъ письмо и прочиталъ:
"Г. д'Артаньяна, гвардейца королевской гвардіи, роты Дезессара, просятъ пожаловать сегодня въ восемь часовъ вечера въ кардинальскій дворецъ.
Ля-Гудиньеръ, капитанъ гвардіи".
-- Чортъ возьми! замѣтилъ Атосъ,-- вотъ это свиданіе поважнѣе перваго.
-- Я пойду на второе послѣ перваго, сказалъ д'Артаньянъ:-- одно въ семь часовъ, а другое въ восемь, на все хватитъ времени.
-- Гмі я бы не пошелъ, сказалъ Арамисъ:-- порядочный человѣкъ не можетъ не пойти на свиданіе, назначенное ему дамой, но благоразумный и осторожный джентльменъ можетъ найти предлогъ для извиненія, чтобы не явиться къ его высокопреосвященству, въ особенности, когда у него есть нѣкоторое основаніе предполагать, что его приглашаютъ вовсе не для любезностей.
-- Я согласенъ съ мнѣніемъ Арамиса, сказалъ Портосъ.
-- Господа, объяснилъ д'Артаньянъ:-- я уже и раньше черезъ г. Кавуа получилъ такое же приглашеніе отъ его высокопреосвященства, на которое не обратилъ вниманія, и на слѣдующій же день со мной случилось большое несчастіе: исчезла Констанція... Что бы ни случилось, я пойду.
-- Если вы такъ рѣшили, идите, сказалъ Атосъ.
-- А Бастилія? спросилъ Арамисъ.
-- Ну что же, вы меня изъ нея освободите, отвѣтилъ д'Артаньянъ.
-- Безъ сомнѣнія, сказали въ одинъ голосъ Арамисъ и Портосъ съ удивительной самоувѣренностью, точно дѣло шло о самой простой вещи,-- безъ сомнѣнія, мы васъ освободимъ, а пока, такъ какъ вы должны послѣзавтра уѣзжать, вы сдѣлаете лучше, если не станете рисковать попасть въ Бастилію.
-- Лучше вотъ что сдѣлаемъ, посовѣтовалъ Атосъ:-- не будемъ оставлять его одного сегодня цѣлый вечеръ; каждый изъ насъ будетъ ждать его у одной изъ дверей дворца съ тремя мушкетерами позади; если мы увидимъ, что выѣдетъ какая-нибудь подозрительная карета съ опущенной занавѣской и съ запертой дверцой, мы нападемъ на все: давно ужъ у насъ не было стычекъ съ гвардейцами. Кардиналъ и г. де-Шревиль думаютъ, что насъ нѣтъ уже въ живыхъ.
-- Положительно, Атосъ, сказалъ Арамисъ,-- вы созданы для того, чтобы быть командиромъ арміи; что вы скажете, господа, относительно этого плана Атоса?
-- Превосходно-хорошъ! отвѣтили молодые люди.
-- Итакъ, сказалъ Поргосъ,-- я бѣгу въ отель и предупрежу, чтобы они были готовы къ восьми часамъ; общее свиданіе состоится на площади кардинальскаго дворца, а вы тѣмъ временемъ велите слугамъ сѣдлать лошадей.
-- Но у меня нѣтъ лошади, сказалъ д'Артаньянъ:-- я пошлю, впрочемъ, къ де-Тревилю взять лошадь.
-- Не нужно, сказалъ Арамисъ,-- возьмите одну изъ моихъ.
-- Сколько же ихъ у васъ? спросилъ д'Артаньянъ.
-- Три, улыбаясь отвѣтилъ Арамисъ.
-- Дорогой Арамисъ, замѣтилъ Атосъ,-- вы навѣрно самый богатый поэтъ во всей Франціи и въ Наваррѣ!-- Послушайте, Арамисъ, вы, конечно, не будете знать, что дѣлать съ тремя лошадьми, не правда ли? я даже не думаю, что вы сами купили всѣхъ трехъ лошадей?
-- Нѣтъ, третью привелъ мнѣ сегодня утромъ лакей безъ ливреи, не хотѣвшій сказать, отъ кого онъ, и увѣрялъ меня, что получилъ приказаніе отъ своего барина...
-- Или отъ своей барыни, прервалъ его д'Артаньянъ.
-- Не въ этомъ дѣло... сказалъ Арамисъ, краснѣя,-- и который увѣрялъ меня, говорю я, что получилъ приказаніе отъ своей барыни доставить лошадь въ мою конюшню, не говоря, отъ кого она прислана.
-- Только съ поэтами случаются подобные сюрпризы, серьезно замѣтилъ Атосъ.
-- Въ такомъ случаѣ, сдѣлаемте лучше вотъ какъ, сказалъ д'Артаньянъ:-- на которой лошади вы поѣдете: на той, что купили, или на той, которую вамъ подарили?
-- Конечно, на той, которую мнѣ подарили... Вы понимаете, д'Артаньянъ, что не могу же я нанести обиду...
-- Неизвѣстному дарителю, прибавилъ д'Артаньянъ.
-- Или таинственной дарительницѣ, поправилъ Атосъ.
-- Слѣдовательно, купленная вами лошадь больше вамъ не нужна?
-- Почти нѣтъ.
-- А вы выбрали ее сами?
-- И притомъ осмотрѣвши ее съ большимъ вниманіемъ; безопасность всадника, сами знаете, зависитъ, главнымъ образомъ, почти всегда отъ лошади.
-- Такъ уступите мнѣ ее за ту цѣну, которую вы за нее заплатили!
-- Я только что хотѣлъ предложить вамъ ее, дорогой д'Артаньянъ, съ тѣмъ, чтобы вы отдали этотъ пустяшный долгъ когда-нибудь со временемъ.
-- А сколько вы за нее заплатили?
-- Восемьсотъ ливровъ.
-- Вотъ вамъ сорокъ двойныхъ пистолей, милый мой другъ, сказалъ д'Артаньянъ, вынимая ихъ изъ кармана:-- мнѣ извѣстно, что этою монетою вамъ платятъ за ваши поэмы.
-- Такъ вы богаты деньгами?
-- Богатъ, страшно богатъ, мой милый!
И д'Артаньянъ позвенѣлъ въ карманѣ остальными пистолями.
-- Пошлите ваше сѣдло въ казармы мушкетеровъ, и лошадь приведутъ вамъ вмѣстѣ съ остальными.
-- Отлично, но скоро уже пять часовъ, поспѣшимъ.
Четверть часа спустя Портосъ показался въ концѣ улицы Феру на чрезвычайно красивомъ испанскомъ жеребцѣ; за нимъ ѣхалъ Мусксетонъ на маленькой, но очень красивой овернской лошадкѣ. Портосъ сіялъ отъ радости и гордости.
Въ то же самое время на другомъ концѣ улицы появился Арамисъ на чудномъ англійскомъ скакунѣ; за нимъ слѣдовалъ Базенъ на руанской лошади, ведя за собой сильную мекленбургскую лошадь: эта предназначалась д'Артаньяну.
Оба мушкетера съѣхались одновременно: Атосъ и д'Артаньянъ смотрѣли на нихъ изъ окна.
-- Чортъ возьми! замѣтилъ Арамисъ:-- у васъ великолѣпная лошадь, мой милый Портосъ.
-- Да, отвѣчалъ Портосъ,-- это именно та самая лошадь, которую хотѣли мнѣ прислать сначала, но, желая подшутить, мужъ замѣнилъ ее другой, за что онъ и былъ наказанъ, а я достигъ своего.
Плянше и Гримо появились, тоже ведя лошадей своихъ господъ; д'Артаньянъ и Атосъ сошли внизъ, вскочили въ сѣдла, и всѣ четверо товарищей пустились въ путь: Атосъ на лошади, которой обязанъ былъ своей женѣ, Арамисъ -- любовницѣ, Портосъ -- прокуроршѣ, а д'Артаньянъ -- только своему счастью, лучшей любовницѣ въ мірѣ.
Слуги послѣдовали за ними.
Какъ и предполагалъ Портосъ, кавалькада произвела очень хорошее впечатлѣніе, и если бы имъ попалась по дороіѣ г-жа Кокенаръ и увидѣла, какой красивый и важный видъ имѣлъ Портосъ, возсѣдая на своемъ чудномъ испанскомъ жеребцѣ, она не пожалѣла бы о кровопусканіи, произведенномъ ею въ сундукѣ мужа. Близъ Лувра четверо друзей встрѣтили де-Тревиля, возвращавшагося изъ Сенъ-Жермена; онъ остановилъ ихъ, чтобы поздравить съ такой блестящей экипировкой, и эта маленькая остановка въ одну минуту собрала вокругъ нихъ цѣлую толпу ротозѣевъ.
Д'Артаньянъ воспользовался этимъ обстоятельствомъ и сказалъ де-Тревилю о письмѣ съ большой красной печатью и съ гербами кардинала; понятно, что о другомъ онъ не сказалъ ни слога.
Де-Тревиль одобрилъ принятое имъ рѣшеніе и успокоилъ его, сказавши, что если онъ не явится къ нему на другой день, то онъ сумѣетъ найти его всюду, гдѣ бы онъ ни былъ. Въ эту самую минуту часы самаритянки пробили шесть; четыре друга извинились, говоря, что они спѣшатъ на свиданіе, и простились съ де-Тревилемъ. Они проскакали нѣкоторое время галопомъ и пріѣхали на дорогу въ Шальо; день уже склонялся къ вечеру, кареты ѣхали одна за другой; д'Артаньянъ, стоявшій нѣсколько поодаль и охраняемый товарищами, пристально смотрѣлъ въ глубину каретъ и не видѣлъ ни одного знакомаго лица.
Наконецъ, черезъ четверть часа, когда уже настали сумерки, показалась карета, ѣхавшая галопомъ по дорогѣ изъ Севра; какое-то предчувствіе подсказало д'Артаньяну заранѣе, что въ этой каретѣ находилась особа, назначившая ему свиданіе; молодой человѣкъ удивился самъ, почувствовавъ, какъ сильно забилось его сердце Почти въ ту самую минуту изъ дверцы кареты высунулась женская головка, держа два пальца у рта, какъ бы совѣтуя молчать или посылая поцѣлуй; д'Артаньянъ слегка вскрикнулъ отъ радости -- эта женщина, или, лучше сказать, это видѣніе, потому что карета промчалась съ быстротой молніи, была г-жа Бонасье.
Невольнымъ движеніемъ, несмотря на сдѣланное ему предостереженіе, д'Артаньянъ пустился въ галопъ и въ нѣсколько скачковъ догналъ карету, но стекло въ дверцѣ кареты было герметически закрыто -- видѣніе исчезло.
Д'Артаньянъ вспомнилъ тогда данный ему совѣта: "если вы дорожите вашей жизнью и жизнью тѣхъ, кто васъ любить, оставайтесь неподвижны, точно вы ничего не видѣли". Онъ остановился, дрожа не за себя, но за бѣдную женщину, которая, очевидно, подвергалась большому риску, назначая ему это свиданіе.
Карета, продолжая свой путь все съ тою же скоростью, въѣхала въ Парижъ и скрылась.
Д'Артаньянъ остался на томъ же мѣстѣ, страшно смущенный, не зная, что ему дѣлать. Если это была г-жа Бонасье и если она возвращалась въ Парижъ, то для чего было это мимолетное свиданіе, для чего былъ этотъ бѣглый обмѣнъ взглядовъ, для чего этотъ брошенный поцѣлуй? Если, съ другой стороны, это была не она, что было тоже возможно, такъ какъ въ сумеркахъ угасавшаго дня было легко ошибиться, если это была не она, то не было ли это началомъ нападенія на него съ помощью приманки въ лицѣ этой женщины, которую, какъ было извѣстно, онъ любилъ?
Три товарища подъѣхали къ нему. Всѣ трое отлично видѣли женскую головку, показавшуюся въ окошечкѣ кареты, но никто изъ нихъ, кромѣ Атоса, не зналъ г-жи Бонасье. По мнѣнію Атоса, впрочемъ, это была она, но, менѣе занятый, чѣмъ д'Артаньянъ, этимъ хорошенькимъ личикомъ, онъ замѣтилъ въ глубинѣ кареты еще другое лицо -- лицо мужчины.
-- Если тамъ въ самомъ дѣлѣ сидѣлъ мужчина, соображалъ д'Артаньянъ,-- то навѣрно они перевозятъ ее изъ одной тюрьмы въ другую. Но что же они хотятъ сдѣлать съ этимъ бѣднымъ созданіемъ и увижу ли я ее когда-нибудь?
-- Другъ мой, серьезно замѣтилъ Атосъ,-- помните, что только съ мертвыми нельзя встрѣтиться на землѣ. Вамъ кое-что извѣстно, такъ же, какъ и мнѣ, относительно этого, не такъ ли? А потому, если ваша любовница не умерла и если мы ее видѣли сейчасъ, рано или поздно вы ее найдете. И, Господи, можетъ быть гораздо скорѣе, чѣмъ вы этого желали бы, прибавилъ онъ съ той мизантропіей, которая была присуща его характеру.
Пробило половину восьмого; карета опоздала на двадцать минутъ на мѣсто назначеннаго свиданія.
Друзья д'Артаньяна напомнили ему, что ему предстоитъ еще одинъ визитъ, причемъ замѣтили, что еще не поздно и есть время отказаться отъ него. Но д'Артаньянъ былъ упрямъ. Онъ забралъ себѣ въ голову, что непремѣнно пойдетъ въ кардинальскій дворецъ и узнаетъ, что нужно отъ него кардиналу. Ничто не могло поколебать его рѣшенія.
Они пріѣхали въ улицу Сентъ-Оноре и на площади кардинальскаго дворца встрѣтили двѣнадцать приглашенныхъ мушкетеровъ, ожидавшихъ своихъ товарищей. Тамъ только имъ объяснили, въ чемъ дѣло.
Въ почтенномъ полку королевскихъ мушкетеровъ всѣ знали д'Артаньяна; всѣмъ было извѣстно, что со временемъ онъ будетъ зачисленъ къ нимъ, а потому на него заранѣе смотрѣли, какъ на товарища. Слѣдствіемъ всего этого было то, что каждый изъ мушкетеровъ охотно согласился принять участіе въ дѣлѣ, для котораго ихъ пригласили; къ тому же, рѣчь шла о томъ, чтобы, по всей вѣроятности, сыграть злую шутку съ кардиналомъ и его людьми, а на подобныя похожденія эти достойные джентльмены всегда были готовы.
Атосъ раздѣлилъ ихъ на три группы: надъ одной принялъ начальство самъ, надъ другой поручилъ командованіе Арамису и надъ третьей -- Портосу.
Д'Артаньянъ, въ свою очередь, храбро вошелъ въ главную дверь.
Хотя онъ и чувствовалъ за собой сильную поддержку, но тѣмъ не менѣе молодой человѣкъ не безъ нѣкотораго волненія поднимался шагъ за шагомъ по ступенямъ большой лѣстницы. Его поведеніе относительно милэди отчасти походило на измѣну, и онъ подозрѣвалъ, что между этой женщиной и кардиналомъ существуютъ какія-то политическія сношенія; къ тому же де-Вардъ, съ которымъ онъ не поцеремонился, былъ однимъ изъ преданныхъ людей его высокопреосвященства, и д'Артаньяну было извѣстно, что если кардиналъ былъ страшенъ и безпощаденъ относительно враговъ, то въ то же время онъ былъ очень привязанъ къ друзьямъ.
-- Если де-Вардъ разсказалъ про наше столкновеніе кардиналу, что очень сомнительно, и если онъ меня узналъ, а это очень вѣроятно, я долженъ считать себя человѣкомъ почти погибшимъ, разсуждалъ самъ съ собой д'Артаньянъ, качая головой.-- Это совершенно ясно: милэди пожаловалась на меня съ тѣмъ лицемѣрно печальнымъ видомъ, который такъ къ лицу ей, и это преступленіе переполнило чашу. Къ счастью, мои добрые друзья внизу и не позволятъ меня увезти, продолжалъ онъ размышлять: -- они защитятъ и не позволятъ меня увезти. Вѣдь рота мушкетеровъ де-Тревиля можетъ одна начать войну съ кардиналомъ, располагающимъ силами цѣлой Франціи и передъ которымъ сама королева безсильна и король не властенъ. Д'Артаньянъ, другъ мой, ты храбръ, ты разсудителенъ, у тебя много достоинствъ, но тебя погубятъ женщины.
Съ этими печальными мыслями онъ вошелъ въ переднюю. Онъ передалъ письмо дежурному приставу, который провелъ его въ пріемную залу и ушелъ во внутреннія комнаты дворца.
Въ этой пріемной залѣ находились пять или шесть гвардейцевъ кардинала, которые узнали д'Артаньяна и, зная, что это онъ ранилъ Жюссака, посматривали на него съ какою-то загадочной улыбкой.
Эта улыбка показалась д'Артаньяну дурнымъ предзнаменованіемъ; только нашего гасконца не легко было напугать, или, лучше сказать, благодаря природному самообладанію, присущему жителямъ его провинціи, онъ не такъ-то легко показывалъ, что творится у него на душѣ, въ особенности, когда это чувство походило на страхъ; онъ съ гордымъ видомъ прошелъ мимо гвардейцевъ и, подбоченясь, сталъ въ ожидательную позу, не лишенную величія.
Вошелъ приставъ и знакомъ пригласилъ д'Артаньяна слѣдовать за нимъ. Молодому человѣку показалось, что гвардейцы, видя, что онъ удаляется, стали перешептываться другъ съ другомъ. Онъ прошелъ по коридору, затѣмъ большую залу, вошелъ въ библіотеку и очутился передъ человѣкомъ, который сидѣлъ у бюро и писалъ.
Приставъ ввелъ его и удалился, не сказавъ ни слова. Д'Артаньянъ вообразилъ сначала, что передъ нимъ какой-нибудь судья, разсматривающій дѣла, но онъ скоро замѣтилъ, что человѣкъ, сидящій у бюро, писалъ или, вѣрнѣе, исправлялъ строки неравной длины, разсчитывая стопы по пальцамъ. Минуту спустя поэтъ свернулъ рукопись, на оберткѣ которой было написано: "Мирань", трагедія въ пяти дѣйствіяхъ, и поднялъ голову. Д'Артаньянъ узналъ кардинала...