XIII.

Ужасное видѣніе.

Кардиналъ локтемъ оперся на рукопись, подперъ щеку рукой и съ минуту глядѣлъ на молодого человѣка. Ни у кого не было такого глубоко-проницательнаго, испытующаго взгляда, какъ у кардинала Ришелье, и д'Артаньянъ почувствовалъ, какъ этотъ взглядъ пронзилъ его насквозь.

Тѣмъ не менѣе, онъ имѣлъ довольно рѣшительный видъ и, держа въ рукѣ фетровую шляпу, безъ излишней гордости, но и безъ излишняго смиренія, ожидалъ, что будетъ отъ него угодно его высокопреосвященству.

-- Милостивый государь, обратился къ нему кардиналъ,-- не одинъ, ли вы изъ беарнскихъ д'Артаньяновъ?

-- Да, монсиньоръ, отвѣтилъ молодой человѣкъ.

-- Въ Тарбѣ и его окрестностяхъ много отраслей д'Артаньяновъ, продолжалъ кардиналъ,-- къ которой вы принадлежите?

-- Я -- сынъ того д'Артаньяна, который участвовать въ религіозныхъ войнахъ вмѣстѣ съ великимъ королемъ Генрихомъ, отцомъ его величества.

-- Именно такъ. Это вы, приблизительно мѣсяцевъ семь или восемь тому назадъ, пріѣхали съ родины искать счастія въ столицѣ?

-- Да, монсиньоръ.

-- Вы пріѣхали черезъ Менгъ, гдѣ съ вами что-то случилось; я хорошо не знаю, что именно, но что-то было.

-- Монсиньоръ, отвѣчалъ д'Артаньянъ,-- со мной вотъ что случилось...

-- Не нужно, не нужно, остановилъ его кардиналъ съ улыбкой, указывавшей, что ему отлично извѣстна вся исторія, которую д'Артаньянъ хотѣлъ ему разсказать: насъ рекомендовали де-Тревилю, не правда ли?

-- Да, монсиньоръ, но именно во время этого несчастнаго приключенія въ Менгѣ...

-- Письмо было потеряно?.. Да, я это знаю, сказалъ его высокопреосвященство:-- де-Тревиль искусный физіономистъ и узнаетъ людей съ перваго взгляда; онъ помѣстилъ васъ въ ротѣ своего зятя, г. Дезессара, обнадеживъ, что со временемъ вы поступите въ мушкетеры?

-- Монсиньоръ имѣетъ точныя свѣдѣнія, сказалъ д'Артаньянъ.

-- Съ тѣхъ поръ у васъ было много всякихъ приключеній: однажды вы прогуливались позади Шартрезскаго монастыря, когда было бы лучше вамъ не ходить туда; затѣмъ вы совершили путешествіе на Форжескія воды, онѣ остались въ сторонѣ, а вы продолжали свой путь. Очень просто, у васъ были дѣла въ Англіи.

-- Монсиньоръ, сказалъ смущенный д'Артаньянъ,-- я ѣхалъ...

-- На охоту въ Виндзоръ, или куда-нибудь въ другое мѣсто, это ни до кого не касается; я знаю это потому, что моя обязанность все знать. По возвращеніи вы были приняты одной августѣйшей особой, и я съ удовольствіемъ вижу, что вы сохранили вещь, которую она вамъ дала на память.

Д'Артаньянъ живо поднесъ руку къ брильянту, данному ему королевой, и повернулъ камнемъ внутрь, но было уже слишкомъ поздно.

-- На слѣдующій день послѣ этого у васъ былъ де-Кавуа, продолжалъ кардиналъ:-- онъ приходилъ просить васъ пожаловать во дворецъ; вы не отдали ему этотъ визитъ и поступили дурно.

-- Монсиньоръ, я боялся, что навлекъ на себя немилость вашего высокопреосвященства.

-- Но за что? За то, что вы исполнили приказаніе вагшего начальства съ такою ловкостью и храбростью, съ которою не сдѣлалъ бы этого другой? Вы боялись навлечь на себя мою немилость, когда вы заслуживали только позвалы! Я наказываю только тѣхъ, которые не повинуются, но не тѣхъ, которые, какъ вы, исполняютъ приказанія... слишкомъ хорошо... Въ доказательство этого вспомните то число, когда я присылалъ звать васъ къ себѣ, и поищите въ вашей памяти, не случилось ли чего-нибудь съ вами въ тотъ самый вечеръ. Это былъ именно тотъ вечеръ, когда произошло похищеніе г-жи Бонасье.

Д'Артаньянъ задрожалъ: онъ вспомнилъ, что полчаса тому назадъ бѣдная женщина, проѣхала мимо него, увлекаемая, безъ сомнѣнія, той же силой, которая была причиной ея исчезновенія.

-- Наконецъ, продолжалъ кардиналъ,-- такъ какъ съ нѣкоторыхъ поръ я ничего не слышу о васъ, мнѣ захотѣлось знать, что вы подѣлываете. Къ тому же, вы обязаны мнѣ нѣкоторой признательностью: вы сами замѣтили, какъ васъ щадили во всѣхъ обстоятельствахъ.

Д'Артаньянъ почтительно поклонился.

-- Это было сдѣлано, продолжалъ кардиналъ,-- не только по чувству естественной справедливости, но еще и въ виду нѣкотораго плана, который у меня былъ относительно васъ.

Удивленіе д'Артаньяна все болѣе и болѣе возрастало.

-- Я имѣлъ въ виду изложить вамъ этотъ планъ въ тотъ день, когда вы получили мое первое приглашеніе. Къ счастью, ничего не потеряно отъ этого замедленія, и сегодня я сообщу вамъ его. Сядьте вонъ тамъ, напротивъ меня, г. д'Артаньянъ: вы дворянинъ достаточно благородной крови, чтобы слушать меня не стоя.

И кардиналъ показалъ рукой на стулъ молодому человѣку, который былъ такъ удивленъ всѣмъ происходившимъ, что повиновался только по второму знаку своего собесѣдника.

-- Вы храбры, г. д'Артаньянъ, продолжалъ его высокопреосвященство,-- и благоразумны, что еще лучше. Я люблю людей съ умомъ и сердцемъ; не пугайтесь, сказалъ онъ, улыбаясь,-- говоря: людей съ сердцемъ, я подразумѣваю людей храбрыхъ, но хотя вы и молоды и несмотря на то, что вы едва вступаете въ свѣтъ, у васъ много сильныхъ враговъ; если вы не будете осторожны, они васъ погубятъ.

-- Увы! монсиньоръ, отвѣтилъ молодой человѣкъ,-- и очень легко, безъ сомнѣнія, потому что они сильны и имѣютъ хорошую поддержку, между тѣмъ какъ я одинъ.

-- Да, это правда, но, несмотря на то, что вы одиноки, вы уже много сдѣлали и сдѣлаете еще гораздо больше, я не сомнѣваюсь въ этомъ. Впрочемъ, я полагаю, что вы нуждаетесь въ руководителѣ на томъ смѣломъ жизненномъ пути, на который вы вступили, потому что, если я не ошибаюсь, вы пріѣхали въ Парижъ съ честолюбивымъ намѣреніемъ -- составить себѣ карьеру и разбогатѣть.

-- Въ мои годы у людей бываютъ иногда безумныя надежды, монсиньоръ.

-- Безумныя надежды бываютъ только у дураковъ, а вы человѣкъ умный. Послушайте: что сказали бы вы, если бы я вамъ предложилъ сдѣлаться прапорщикомъ моей гвардіи и далъ бы роту послѣ войны?

-- Ахъ, монсиньоръ!

-- Вы согласны! не правда ли?

-- Монсьньоръ... пролепеталъ д'Артаньянъ въ страшномъ замѣшательствѣ.

-- Какъ, вы отказываетесь?! вскричалъ кардиналъ съ удивленіемъ.

-- Я служу въ гвардіи его величества, монсиньоръ, и не имѣю никакихъ причинъ быть недовольнымъ.

-- Но мнѣ кажется, продолжалъ его высокопреосвященство,-- что мои собственные гвардейцы въ то же время и гвардейцы его величества, и въ какомъ бы французскомъ полку они ни служили, все равно -- служатъ королю.

-- Ваше высокопреосвященство не такъ поняли мои слова.

-- Вамъ нуженъ какой-нибудь предлогь, не правда ли? Я понимаю. Ну что же, этотъ предлогь у васъ есть: производство, открывшаяся кампанія, удобный случай воспользоваться предложеніемъ, все это для свѣта, а для васъ лично -- необходимо имѣть сильныхъ, надежныхъ покровителей, потому что вамъ не лишнее будетъ знать, г. д'Артаньянъ, что мнѣ представлены большія жалобы на насъ: вы далеко не всѣ дни и ночи посвящаете исключительно службѣ короля.

Д'Артаньянъ покраснѣлъ.

-- Впрочемъ, продолжалъ кардиналъ, кладя руку на связку бумагъ,-- у меня тутъ цѣлое дѣло, касающееся васъ, но прежде, чѣмъ его прочитать, я хотѣлъ поговорить съ вами. Я васъ знаю за человѣка рѣшительнаго, и ваша служба, хорошо направленная, вмѣсто того, чтобы вести васъ къ худому, могла бы принести вамъ много хорошаго. Такъ подумайте же и рѣшайтесь.

-- Ваша доброта смущаетъ меня, монсиньоръ, отвѣтилъ д'Артаньянъ,-- и величіе души вашего высокопреосвященства заставляетъ меня чувствовать мое ничтожество, но такъ какъ вы, монсиньоръ, позволяете мнѣ говорить съ вами откровенно...

Д'Артаньянъ пріостановился.

-- Да, говорите.

-- Въ такомъ случаѣ я скажу вашему высокопреосвященству, что всѣ мои друзья служатъ въ мушкетерахъ гвардіи короля и что всѣ мои враги, по кккому-то непонятному року, служатъ у вашего высокопреосвященства; меня неохотно примутъ тутъ и худо взглянутъ тамъ, если бы я согласился на ваше предложеніе, монсиньоръв

-- Не зародилась ли уже у васъ та мысль, что я оскорбляю вашу гордость, предлагая вамъ худшее мѣсто, чѣмъ вы заслуживаете? сказалъ кардиналъ съ презрительной улыбкой.

-- Ваше высокопреосвященство въ сто кратъ добрѣе ко мнѣ, чѣмъ я этого заслуживаю, и я думаю напротивъ, что я ничего еще не сдѣлалъ, чтобы быть достойнымъ такой доброты. Скоро начнется осада Лярошели, монсиньоръ; я буду служить на глазахъ у вашего высокопреосвященства. Если я буду имѣть счастіе вести себя при этой осадѣ такъ, что привлеку на себя наше вниманіе, тогда, по крайней мѣрѣ, за мной будетъ какой-нибудь блистательный подвигъ, чтобъ оправдать покровительство, которымъ вы захотѣли меня осчастливить. Все должно совершиться въ свое время, монсиньоръ; можетъ быть нѣсколько позже я буду имѣть право сдѣлаться нашимъ слугой, тогда какъ теперь это будетъ имѣть видъ, будто я продалъ себя.

-- Иначе сказать -- вы отказываетесь служить мнѣ, сказалъ кардиналъ съ досадой, но вмѣстѣ съ тѣмъ такимъ тономъ, въ которомъ сквозило нѣкоторое уваженіе: -- оставайтесь же свободнымъ въ вашей ненависти и симпатіи.

-- Монсиньоръ...

-- Хорошо, хорошо, прервачъ кардиналъ:-- я на васъ не сержусь; но хотя вы сами понимаете, что достаточно однихъ друзей, чтобы защищать и вознаграждать ихъ, а относительно враговъ мы ничѣмъ не обязаны, тѣмъ не менѣе я вамъ дамъ совѣтъ: будьте осторожны и держите себя хорошо, г. д'Артаньянъ, потому что съ той минуты, какъ я перестану охранять васъ, я не дамъ за вашу жизнь ни одной полушки.

-- Я постараюсь, монсиньоръ, отвѣтилъ гасконецъ съ благородной увѣренностью.

-- Припомните впослѣдствіи, въ ту минуту, какъ съ вами случится какое-нибудь несчастіе, сказалъ Ришелье съ удареніемъ,-- что я призывалъ васъ къ себѣ и сдѣлалъ все, чтобы съ вами не случилось этого несчастія.

-- Что бы ни случилось, отвѣчалъ д'Артаньянъ, положивъ руку на сердце и низко кланяясь,-- я буду чувствовать вѣчную признательность къ вашему высокопреосвященству за то, что вы дѣлаете для меня въ эту минуту.

-- Итакъ, мы увидимся съ вами, г. д'Артаньянъ, послѣ кампаніи, какъ вы сказали; я буду слѣдить за за потому что я буду тамъ, сказалъ кардиналъ, указывая д'Артаньяну на великолѣпное вооруженіе, предназначенное для него,-- и по нашемъ возвращеніи мы сочтемся.

-- Ахъ, монсиньоръ, не подвергайте меня вашей не милости! вскричалъ д'Артаньянъ,-- оставайтесь, монсиньоръ, безпристрастнымъ, если вы находите, что я поступаю достойно порядочнаго человѣка.

-- Молодой человѣкъ, сказалъ Ришелье,-- если я найду возможность сказать намъ еще разъ то, что я вамъ сказалъ сегодня, я обѣщаю, что я сдѣлаю это.

Эти послѣднія слова Ришелье имѣли ужасный смыслъ: они повергли д'Артаньяна въ большій ужасъ, чѣмъ угроза, потому что были предостереженіемъ: кардиналъ хотѣлъ предохранить его отъ какого-то несчастія, которое ему угрожало. Онъ открылъ ротъ, чтобы отвѣтить, но повелительнымъ, высокомѣрнымъ жестомъ кардиналъ далъ понять ему, чтобы онъ удалился. Д'Артаньянъ вышелъ, но, переступивъ порогъ, онъ струсилъ и чуть было не вернулся назадъ. Однако онъ вспомнилъ серьезное и строгое лицо Атоса: если бы онъ согласился на условія, предложенныя кардиналомъ, Атосъ не подалъ бы ему больше руки, онъ отрекся бы отъ него.

Боязнь этого удержала его: до такой степени велико вліяніе дѣйствительно сильнаго характера на все, его окружающее. Д'Артаньянъ спустился по той же самой лѣстницѣ, по которой взошелъ, и встрѣтилъ Атоса и четырехъ мушкетеровъ, которые ждали его возвращенія и начинали уже безпокоиться. Д'Артаньянъ успокоилъ ихъ, и Плянше побѣжалъ предупредить другіе посты, что больше уже не нужно караулить, такъ какъ его баринъ вышелъ здравъ и невредимъ изъ кардинальскаго дворца.

Вернувшись къ Атосу, Портосъ и Арамисъ справились о причинахъ этого страннаго свиданія, но д'Артаньянъ сказалъ имъ только, что Ришелье призывалъ его къ себѣ, чтобы предложить поступить къ нему прапорщикомъ въ его гвардію, но онъ отказался.

-- Вы хорошо сдѣлали! вскричали въ одинъ голосъ Портосъ и Арамисъ.

Атосъ сильно призадумался и не отвѣтилъ ничего, но когда они остались одни, онъ сказалъ:

-- Вы поступили такъ, какъ вамъ слѣдовало поступить, д'Артаньянъ, но, можетъ быть, вы сдѣлали большую ошибку.

Д'Артаньянъ глубоко вздохнулъ, потому что эти слова вполнѣ согласовались съ тайнымъ голосомъ въ глубинѣ его души, нашептывавшимъ ему, что его ожидаютъ впереди большія несчастія. Весь слѣдующій день прошелъ въ приготовленіяхъ къ отъѣзду; д'Артаньянъ пошелъ проститься съ де-Тревилемъ. Въ то время еще думали, что разлука гвардейцевъ съ мушкетерами будетъ очень недолгая, такъ какъ король въ этотъ самый день присутствовалъ въ парламентѣ и предполагалъ выѣхать на слѣдующій день. Де-Тревиль спросилъ только д'Артаньяна, не нужно ли ему отъ него чего-нибудь, но д'Артаньянъ съ гордостью отвѣтилъ, что у него есть все нужное. Ночью собрались всѣ товарищи гвардейской роты Дезессара и роты гвардейцевъ де-Тревиля, которые были между собою въ дружбѣ. Они разставались, чтобы свидѣться, когда это будетъ угодно Богу. Ночь прошла такъ шумно и бурно, какъ только можно себѣ вообразитъ, потому что въ подобныхъ случаяхъ озабоченное, грустное настроеніе духа побѣждается только крайнею веселостью и безпечностью.

На другой день, при первыхъ звукахъ трубъ, друзья разстались: мушкетеры побѣжали въ отель де-Тревиля, а гвардейцы -- въ отель Дезессара. Каждый изъ капитановъ тотчасъ же повелъ свою роту въ Лувръ, гдѣ король производилъ смотръ.

Король казался грустнымъ и больнымъ, что нѣсколько смягчало его гордый видъ. И дѣйствительно, наканунѣ въ парламентѣ, во время засѣданія, у него сдѣлался приступъ лихорадки. Тѣмъ не менѣе, онъ остался при своемъ рѣшеніи -- выѣхать въ тотъ же самый вечеръ, и, несмотря на всѣ сдѣланныя ему предостереженія, хотѣлъ сдѣлать смотръ, надѣясь этимъ усиліемъ съ перваго шага побѣдить начинавшуюся развиваться болѣзнь. Когда смотръ кончился, гвардейцы выступили одни, такъ какъ мушкетеры должны были тронуться въ путь только съ королемъ, вслѣдствіе чего Портосъ имѣлъ возможность проѣхаться въ своемъ полномъ великолѣпномъ вооруженіи въ Медвѣжью улицу. Прокурорша увидѣла его въ новомъ мундирѣ, на чудной лошади. Она слишкомъ любила Портоса, чтобы тактъ разстаться съ нимъ, и сдѣлала ему знакъ сойти съ лошади и зайти къ ней.

Портосъ былъ великолѣпенъ: его шпоры гремѣли, каска блестѣла, а шпага гордо била по ногамъ. У Портоса былъ такой внушительный видъ, что у писцовъ на этотъ разъ не было ни малѣйшаго желанія смѣяться. Мушкетера ввели въ кабинетъ г. де-Кокенара, маленькіе сѣрые глаза котораго блеснули гнѣвомъ при видѣ кузена, сіявшаго во всемъ новомъ. Впрочемъ, одно соображеніе успокоивало его, а именно: всѣ говорили, что война будетъ очень тяжелая, и въ глубинѣ своего сердца онъ таилъ надежду, что Портосъ будетъ убитъ во время войны.

Портосъ сказалъ Кокенару нѣсколько любезныхъ словъ и простился съ нимъ; г-нъ Кокенаръ пожелалъ ему всякаго благополучія. Что касается до г-жи Кокенаръ, она не могла удержаться отъ слезъ, но ея печаль не имѣла никакихъ дурныхъ послѣдствій, такъ какъ была извѣстна ея сильная привязанность ко всѣмъ роднымъ, изъ-за которыхъ она имѣла постоянно горячіе споры съ мужемъ. Но настоящее прощаніе произошло въ комнатѣ г-жи Кокенаръ и было трогательно: до той минуты, пока прокурорша могла слѣдить глазами за своимъ возлюбленнымъ, она махала платкомъ, высунувшись изъ окна, точно хотѣла изъ него выброситься. Портосъ принималъ всѣ эти изъявленія любви, какъ человѣкъ, привыкшій къ подобнымъ демонстраціямъ, и только повернувъ за уголъ, онъ приподнялъ свою фетровую шляпу и помахалъ ею въ знакъ прощанія.

Съ своей стороны Арамисъ писалъ длинное письмо.

Къ кому? Это было никому неизвѣстно. Въ сосѣдней комнатѣ его ждала Кэтти, которая въ тотъ же вечеръ должна была ѣхать въ Туръ.

Атосъ маленькими глотками доканчивалъ бутылку испанскаго вина. Между тѣмъ д'Артаньянъ дефилировалъ со своей ротой. Прибывъ въ предмѣстье св. Антонія, онъ весело оглянулся на Бастилію. Но такъ какъ онъ смотрѣлъ только на Бастилію, то совсѣмъ не замѣтилъ милэди, ѣхавшей на лошади соловой масти; она указывала на него пальцемъ какимъ-то двумъ людямъ очень подозрительной наружности, которые тотчасъ же подошли къ рядамъ, чтобы лучше его разсмотрѣть. На ихъ вопросительныя взглядъ милэди отвѣтила утвердительнымъ знакомъ, что это именно онъ. Затѣмъ, увѣренная, что не могло быть ошибки при исполненіи ея приказаній, она ударила лошадь хлыстомъ и исчезла. Двое неизвѣстныхъ послѣдовали за ротой и, пройдя предмѣстье св. Антонія, сѣли на приготовленныхъ для нихъ лошадей, которыхъ, въ ожиданіи ихъ, держалъ слуга безъ ливреи.