Осада Лярошели.
Осада Лярошели была однимъ изъ важныхъ политическихъ событій царствованія Людовика XIII и однимъ изъ великихъ военныхъ предпріятій кардинала. Интересно, даже необходимо, чтобы мы сказали о ней нѣсколько словъ. Къ тому же многія подробности этой осады были такъ тѣсно связаны съ исторіей, которую мы разсказываемъ, что мы не можемъ пройти ихъ молчаніемъ. Политическія причины, которыя имѣлъ кардиналъ, предпринимая эту осаду, имѣли большое значеніе. Изложимъ ихъ прежде всего, а затѣмъ перейдемъ къ частнымъ причинамъ, которыя имѣли, можетъ быть, на его высокопреосвященство не меньшее вліяніе, чѣмъ первыя.
Изъ большихъ городовъ, данныхъ Генрихомъ IV гугенотамъ, какъ мѣсто, вполнѣ обезпеченное отъ всякой опасности, оставалась только одна Лярошель. Слѣдовательно, нужно было уничтожить это послѣднее гнѣздо кальвинизма -- опасную закваску, въ которой постоянно зарождались внутреннія возмущенія и къ которой примѣшивались внѣшнія войны.
Недовольные испанцы, англичане, итальянцы, авантюристы всѣхъ націй, отставные солдаты, принадлежавшіе къ разнымъ сектамъ, сбѣгались при первомъ призывѣ подъ знамена протестантовъ, и организовывался родъ обширной ассоціаціи, вѣтви которой распространялись по всей Европѣ.
Итакъ, Лярошель, которая пріобрѣла еще большее значеніе послѣ паденія другихъ городовъ кальвинистовъ, была очагомъ междоусобицъ и честолюбивыхъ замысловъ. И даже еще того болѣе: портъ Лярошели оставался послѣднимъ открытымъ портомъ Франціи для англичанъ, и, прекращая въ него доступъ Англіи, ея исконному врагу, кардиналъ довершалъ дѣло Іоанны д'Аркъ и герцога Гиза.
А потому Бассомпьеръ, бывшій одновременно протестантомъ и католикомъ: протестантомъ -- по убѣжденію, католикомъ -- по своему званію командора ордена св. Духа, Бассомперъ, нѣмецъ по рожденію и французъ сердцемъ, однимъ словомъ, Бассомпьеръ, начальникъ отдѣльнаго отряда при осадѣ Лярошели, говорилъ въ присутствіи многихъ другихъ протестантскихъ вельможъ, подобныхъ ему:
-- Вы увидите, господа, что мы окажемся настолько глупы, что возьмемъ Лярошель.
И Бассомпьеръ не ошибся: по пушечному обстрѣливанію острова Ре онъ предсказалъ преслѣдованія протестантовъ, которымъ они подверглись при Севеннахъ, а взятіе Лярошели было предисловіемъ Нантскаго эдикта.
Но, какъ мы уже сказали, на ряду съ обширными планами министра, принадлежащими исторіи, все упрощающей и нивелирующей, лѣтописецъ поневолѣ принужденъ упомянуть и о другихъ болѣе мелкихъ цѣляхъ человѣка, влюбленнаго и ревниваго соперника.
Ришелье, какъ всѣмъ извѣстно, былъ влюбленъ въ королеву; была ли у него эта любовь просто какимъ-нибудь политическимъ расчетомъ, или это была, совершенно естественно, одна изъ тѣхъ глубокихъ страстей, какія Анна Австрійская внушала всѣмъ, окружавшимъ ее,-- мы не сумѣемъ сказать этого, но во всякомъ случаѣ было видно изъ предшествовавшихъ событій этой исторіи, что Букингамъ одержалъ верхъ надъ кардиналомъ въ двухъ или трехъ случаяхъ, и въ особенности въ дѣлѣ съ наконечниками, благодаря преданности трехъ мушкетеровъ и храбрости д'Артаньяна, жестоко его одурачилъ.
Итакъ, для Ришелье важно было не только избавить Францію отъ врага, но отомстить за себя сопернику; впрочемъ, мщеніе должно было быть великимъ и блистательнымъ, во всемъ достойнымъ человѣка, который держитъ въ своихъ рукахъ вмѣсто шпаги силы цѣлаго королевства. Ришелье зналъ, что, сражаясь съ Англіей, онъ сражается съ Букингамомъ, что, торжествуя надъ Англіей, онъ торжествуетъ надъ Букингамомъ; однимъ словомъ, унижая Англію въ глазахъ всей Европы, онъ унижаетъ Букингама въ глазахъ королевы.
Со своей стороны и Букингамъ, ставя выше всего честь Англіи, былъ руководимъ совершенно одинаковыми съ кардиналомъ мотивами: Букингамъ тоже искалъ честнаго мщенія; онъ ни подъ какимъ предлогомъ не могъ явиться во Францію какъ посланникъ, а потому хотѣлъ войти туда побѣдителемъ.
Изъ этого слѣдуетъ, что настоящей ставкой этой партіи, которую оба могущественныя государства разыгрывали по прихоти двухъ влюбленныхъ, былъ только благосклонный взглядъ Анны Австрійской.
Первый успѣхъ былъ на сторонѣ Букингама.
Подойдя внезапно и совершенно неожиданно къ острову Ре съ девятью кораблями и приблизительно съ двадцатью тысячами человѣкъ, онъ напалъ врасплохъ на графа де-Туарака, начальствовавшаго за короля на этомъ островѣ, и послѣ кровопролитнаго сраженія высадился. Скажемъ, между прочимъ, что въ этой битьѣ погибъ баронъ де-Шанталь; баронъ оставилъ послѣ себя маленькую сиротку, восьмимѣсячную дѣвочку. Эта маленькая дѣвочка была впослѣдствіи г-жа де-Севинье.
Графъ де-Туаракъ отступилъ съ гарнизономъ въ крѣпость св. Мартына и оставилъ сотню людей въ маленькомъ фортѣ, извѣстномъ подъ именемъ форта де-ла-Пре.
Это событіе ускорило рѣшимость кардинала, и на то время, пока ни король, ни онъ не могли отправиться, чтобы принять начальство и руководить осадой Лярошели, которая была уже рѣшена, онъ послалъ брата короля, чтобы направить первыя дѣйствія, и приказалъ стянуть на театръ войны всѣ войска, которыми могъ располагать. Въ отрядѣ, посланномъ авангардомъ, и находился нашъ другъ д'Артаньянъ.
Король, какъ мы уже сказали, имѣлъ намѣреніе тотчасъ же послѣ, засѣданія въ парламентѣ послѣдовать за войскомъ, но 23-го іюня онъ почувствовалъ приступъ лихорадки; тѣмъ не менѣе, онъ все-таки хотѣлъ ѣхать, но дорогой ему сдѣлалось худо и онъ вынужденъ былъ остановиться въ Виллеруа.
Когда останавливался король, останавливались и мушкетеры, вслѣдствіе чего д'Артаньянъ, служившій въ гвардіи, былъ разлученъ, по крайней мѣрѣ временно, со своими добрыми друзьями -- Атосомъ, Портосомь и Арамисомъ; это разлука, которая была только непріятна, внушила бы ему, конечно, серьезное безпокойство, если бы онъ могъ знать, какими непредвидѣнными опасностями онъ былъ окруженъ.
Тѣмъ не менѣе онъ добрался безъ всякихъ приключеній до лагеря, расположеннаго передъ Лярошелью, около 10 сентября 1627 года. Все было въ томъ же положеніи: герцогъ Букингамъ со своими англичанами овладѣлъ островомъ Ре и продолжалъ осаждать, хотя и безуспѣшно, крѣпость св. Мартына и фортъ де-ла-Ире; военныя дѣйствія открыты были за два или за три дня передъ тѣмъ изъ-за небольшого укрѣпленія, только что возведеннаго герцогомъ Ангулемскимъ около города. Гвардейцы, подъ командой Дезессара, расположились на квартирахъ въ Минимѣ.
Но, какъ намъ извѣстно, д'Артаньянъ, преобладающей честолюбивой мечтой котораго было перейти въ мушкетеры, мало дружилъ со своими товарищами, а потому онъ очутился одинокимъ, предоставленный собственнымъ размышленіямъ!
Эти размышленія были далеко не веселаго характера: съ тѣхъ поръ, какъ онъ пріѣхалъ въ Парижъ, тому два года назадъ, онъ только и сдѣлалъ, что впутался въ политическія дѣла, а его личныя дѣла не очень-то подвинулись впередъ какъ относительно любви, такъ и карьеры; единственная женщина, которую онъ любилъ, г-жа Бонасье, исчезла, такъ что онъ не могъ узнать, что съ ней сдѣлалось, а карьеры онъ не только не сдѣлалъ, но еще умудрился -- онъ, такое ничтожество -- сдѣлаться врагомъ кардинала, то есть человѣка, передъ которымъ дрожали высшіе міра сего, не исключая самого короля!
Этотъ человѣкъ могъ его раздавить, а между тѣмъ не сдѣлалъ этого; для такого проницательнаго ума, какимъ обладалъ д'Артаньянъ, такая снисходительность къ нему была просвѣтомъ, сквозь который онъ видѣлъ лучшее будущее.
Затѣмъ онъ создалъ себѣ еще врага, менѣе опаснаго думать онъ, но которымъ, впрочемъ,-- онъ инстинктивно это чувствовалъ,-- нельзя было пренебрегать: этотъ врагъ -- милэди.
Взамѣнъ всего этого онъ пріобрѣлъ покровительство и благосклонность королевы, но благосклонность королевы въ то время служила только лишнимъ поводомъ къ преслѣдованіямъ, а она, какъ извѣстно, мало могла защитить отъ нихъ, примѣромъ чему могли служить Шале и г-жа Бонасье
Единственный выигрышъ, имѣвшій значеніе и пріобрѣтенный имъ во все это время, былъ брильянтъ, стоившій пять или шесть тысячъ ливровъ, который онъ носилъ на пальцѣ, да и то этотъ брильянтъ,-- предположивъ, что д'Артаньянъ въ своихъ честолюбивыхъ замыслахъ захотѣлъ бы его сохранить, чтобы при случаѣ съ его помощью найти доступъ къ королевѣ, имѣлъ пока, разъ онъ не могъ сдѣлать изъ него никакого употребленія, не большую цѣнность, чѣмъ булыжники, попадавшіеся ему подъ ноги.
Мы сказали: чѣмъ булыжники, попадавшіеся ему подъ ноги потому, что д'Артаньянъ размышлялъ обо всемъ этомъ, одиноко гуляя по неширокой, хорошенькой дорожкѣ, которая вела изъ лагеря въ деревню Ангутенъ; его размышленія завели его дальше, чѣмъ онъ предполагалъ; день склонялся къ вечеру, какъ вдругъ при послѣднемъ лучѣ заходящаго солнца ему показалось, будто за изгородью блеснуло дуло мушкета.
У д'Артаньяна былъ зоркій глазъ и сообразительный умъ; ему сейчасъ же пришло въ голову, что мушкетъ не могъ попасть туда одинъ, самъ по себѣ, и что тотъ, кто держалъ его, прятался за изгородью ужъ, конечно, не съ дружескимъ намѣреніемъ. Онъ рѣшился дать тягу, какъ вдругъ по другую сторону дороги, за скалой, онъ замѣтилъ конецъ другого мушкета.
Очевидно, ему устроили западню. Молодой человѣкъ бросилъ взглядъ по направленію перваго мушкета и съ нѣкоторымъ безпокойствомъ замѣтилъ, что оно было направлено въ его сторону; какъ только онъ увидѣлъ, что дуло мушкета стало неподвижно, онъ бросился ничкомъ на землю. Въ эту самую минуту раздался выстрѣлъ, и онъ слышалъ, какъ пуля просвистѣла у него надъ головой. Нельзя было терять времени; д'Артаньянъ вскочилъ на ноги, и въ ту же минуту пуля, пущенная изъ другого мушкета, разбросала въ сторону камешки на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ онъ лежалъ.
Д'Артаньянъ не былъ изъ тѣхъ людей, которые безразсудно храбрятся и ищутъ глупой смерти для того, чтобы о нихъ говорили, что они ни на шагъ не отступили; къ тому же, здѣсь не могло быть и рѣчи о храбрости: д'Артаньянъ просто попался въ ловушку.
-- Если только будетъ третій выстрѣлъ, подумалъ онъ,-- я погибъ.
И тотчасъ пустился бѣжать по направленію къ лагерю съ той быстротой, которой отличаются уроженцы Беарна, извѣстные легкостью на бѣгу. Но какъ скоро онъ ни бѣжалъ, первый изъ людей, выстрѣлившихъ въ него, успѣлъ снова зарядить ружье и пустилъ ему въ догонку пулю, на этотъ разъ такъ мѣтко, что она пробила его фетровую шляпу, сорвала ее съ головы, и шляпа отлетѣла на десять шаговъ.
Такъ какъ у д'Артаньяна не было другой шляпы, онъ поднялъ ее на бѣгу, прибѣжалъ, страшно запыхавшись и ужасно блѣдный, къ себѣ, сѣлъ, не сказавъ никому ни слова, и задумался.
Этотъ случай можно было объяснить троякимъ образомъ: первое и самое естественное объясненіе этого происшествія было, что это -- западня, устроенная жителями Лярошели, которые были очень не прочь убить гвардейца его величества, во-первыхъ, ужъ потому, чтобы имѣть однимъ врагомъ меньше, а затѣмъ у этого врага могъ найтись въ карманѣ туго набитый кошелекъ.
Д'Артаньянъ снялъ шляпу, осмотрѣлъ со всѣхъ сторону дыру, пробитую пулей, и покачалъ головой. Пуля была пущена не изъ мушкета, а изъ пищали, а вѣрность выстрѣла еще и раньше навела его на мысль, что онъ былъ сдѣланъ не изъ обыкновеннаго оружія: очевидно, это не была военная западня, такъ какъ пуля была не калиберная.
Это могло быть и напоминаніемъ кардинала. Читатель помнитъ, что въ ту самую минуту, какъ д'Артаньянъ замѣтилъ, благодаря послѣднему лучу заходящаго солнца, направленное на него дуло мушкета, онъ удивлялся долготерпѣнію его высокопреосвященства по отношенію къ нему.
Д'Артаньянъ снова отрицательно покачалъ головой: съ людьми, которыхъ онъ могъ уничтожить однимъ мановеніемъ руки, его высокопреосвященство рѣдко прибѣгалъ къ такимъ средствамъ.
Это могло быть мщеніемъ милэди, и это было вѣроятнѣе всего. Онъ совершенно безуспѣшно старался припомнить черты и костюмы убійцъ: онъ убѣжалъ отъ нихъ такъ быстро, что не имѣлъ возможности ничего замѣтить.
-- Ахъ, бѣдные друзья мои! прошепталъ д'Артаньянъ,-- гдѣ-то вы теперь и какъ мнѣ васъ недостаетъ!
Д'Артаньянъ провелъ очень тревожную ночь. Три или четыре раза онъ просыпался и вскакивалъ; ему все казалось, что къ его кровати подходитъ какой-то человѣкъ, чтобы убить его, но ночь прошла безъ всякаго приключенія.
Все-таки д'Артаньянъ нисколько не сомнѣвался въ томъ, что дѣло только отложено, а не вовсе прекращено.
Д'Артаньянъ весь день провелъ дома, оправдываясь передъ самимъ собой тѣмъ, что погода ужасная. На третій день послѣ этого происшествія, въ девять часовъ утра, ударили тревогу: герцогъ Орлеанскій объѣзжалъ посты. Гвардейцы бросились къ ружьямъ и выстроились, и д'Артаньянъ занялъ свое мѣсто въ ряду товарищей.
Брать короля проѣхалъ вдоль фронта всего полка; затѣмъ всѣ старшіе офицеры столпились около него для привѣтствія и, между прочимъ, вмѣстѣ съ другими подошелъ Дезессаръ, капитанъ гвардіи. Минуту спустя д'Артаньяну показалось, что Дезессаръ сдѣлалъ ему знакъ приблизиться къ нему; боясь ошибиться, онъ ждать новаго знака своего начальника, и когда знакъ повторился, д'Артаньянъ вышелъ изъ строя и приблизился, чтобы выслушать приказаніе.
-- Герцогъ вызываетъ охотниковъ на рискованное предпріятіе, которое доставитъ случай отличиться тѣмъ, кто исполнитъ его, и я вызвалъ васъ съ цѣлью предупредить васъ, чтобы вы были готовы.
-- Благодарю васъ, капитанъ, отвѣтилъ д'Артаньянъ, ничего такъ не желавшій, какъ отличиться въ глазахъ генералъ-лейтенанта.
Оказалось, что лярошельцы сдѣлали ночью вылазку и отбили бастіонъ, взятый два дня тому назадъ королевской арміей; предстояло сдѣлать очень опасную рекогносцировку, чтобы узнать, сколько войска охраняетъ этотъ бастіонъ.
Черезъ нѣсколько минутъ герцогъ возвысилъ голосъ и сказалъ:
-- Мнѣ нужно для этого порученія трехъ или четырехъ охотниковъ подъ руководствомъ вѣрнаго, надежнаго человѣка.
-- Человѣкъ надежный у меня есть, доложилъ Дезессаръ, указывая на д'Артаньяна:-- а затѣмъ вашему высочеству остается только приказать, и пять-шесть такихъ людей всегда найдутся.
-- Вызываются четыре охотника, которые бы согласились идти на смерть со мной! объявилъ д'Артаньянъ, поднимая свою шпагу.
Двое изъ его товарищей-гвардейцевъ тотчасъ же выступили впередъ, затѣмъ къ нимъ присоединились еще два солдата, и требуемое число людей было готово; д'Артаньянъ отказалъ всѣмъ остальнымъ, не желая нарушать право очереди, чтобы не обходить тѣхъ, кто вызвался первымъ.
Было неизвѣстно, какъ поступили лярошельцы послѣ взятія бастіона: очистили ли они его отъ войска, или оставили тамъ гарнизонъ, и чтобы провѣрить это, надо было произвести рекогносцировку вблизи. Д'Артаньянъ отправился со своими четырьмя товарищами вдоль траншеи: два гвардейца шли съ нимъ рядомъ, а солдаты позади. Прикрываясь каменной кладкой траншеи, они добрались до бастіона и очутились не далѣе, какъ въ ста шагахъ отъ него. Тогда д'Артаньянъ обернулся и замѣтилъ, что оба солдата исчезли.
Онъ подумалъ, что они струсили и остались позади, и скомандовалъ двинуться далѣе.
При поворотѣ контръ-эскарпа они очутились въ шестидесяти шагахъ отъ бастіона. Никого не было видно, и бастіонъ казался покинутымъ.
Трое отчаянно смѣлыхъ юношей раздумывали, идти ли имъ впередъ, какъ вдругъ облако дыма опоясало гигантскіе камни бастіона, и съ дюжину пуль просвистѣло вокругъ д'Артаньяна и его двухъ товарищей.
Они узнали, что имъ было нужно знать: бастіонъ охраняли. Оставаться далѣе въ этомъ опасномъ мѣстѣ было бы безполезной неосторожностью; д'Артаньянъ и оба гвардейца повернули назадъ и начали отступать, что скорѣе походило на бѣгство.
Подходя къ углу траншеи, которая могла нѣсколько защитить ихъ, одинъ изъ гвардейцевъ упалъ, пораженный пулею въ грудь. Другой, оставшійся здравъ и невредимъ, продолжалъ путь къ лагерю.
Д'Артаньяну не хотѣлось покинуть такъ своего товариша; онъ наклонился, чтобы поднять его и помочь гы у добраться до пограничной черты, но въ эту самую минуту раздались два выстрѣла: одинъ изъ нихъ раскроилъ голову раненому гвардейцу, а другой, пролетѣвъ въ двухъ дюймахъ отъ д'Артаньяна, ударилъ въ утесъ.
Молодой человѣкъ быстро обернулся, потому что эти выстрѣлы не могли быть изъ бастіона, который скрывался за угломъ траншеи; тогда у него блеснула мысль объ отставшихъ солдатахъ и напомнила позавчерашнихъ его убійцъ; онъ рѣшился на этотъ разъ узнать, съ кѣмъ имѣетъ дѣло, и съ этой цѣлью бросился на тѣло своего товарища, притворившись убитымъ.
Онъ тотчасъ же увидѣлъ, что изъ-за неоконченнаго земляного вала, находившагося въ тридцати шагахъ отъ него, показались двѣ головы: это были два отставшихъ солдата. Д'Артаньянъ не ошибся: эти два человѣка вызвались слѣдовать за нимъ только для того, чтобы убить его, надѣясь, что его смерть будетъ приписана непріятелю. Но все-таки, такъ какъ онъ могъ быть только раненъ и впослѣдствіи могъ донести на нихъ, то они подошли, чтобы покончить съ нимъ; къ счастью, обманутые хитростью д'Артаньяна, они не позаботились зарядить ружья.
Когда они были всего въ десяти шагахъ отъ него, д'Артаньянъ, который, падая, обратилъ особенное вниманіе на то, чтобы не выпустить изъ рукъ шпаги, однимъ прыжкомъ вскочилъ и очутился передъ ними.
Убійцы поняли, что если они убѣгутъ въ лагерь, не убивши д'Артаньяна, онъ обвинитъ ихъ, а потому первой ихъ мыслью было дезертировать къ непріятелю. Одинъ изъ нихъ схватилъ ружье за стволъ и вооружился имъ, какъ палицей; онъ собирался нанести ужасный ударъ д'Артаньяну, который избѣжалъ его, отскочивъ въ сторону, но этимъ движеніемъ онъ открылъ дорогу разбойнику, стремительно бросившемуся къ бастіону. Такъ какъ лярошольцамъ было неизвѣстно, съ какимъ намѣреніемъ онъ направляется къ нимъ, то они открыли по немъ огонь, и онъ упалъ, пораженный пулей, раздробившей ему плечо.
Д'Артаньянъ со шпагой въ рукѣ бросился на второго солдата; борьба продолжалась недолго: негодяй имѣлъ для своей защиты только разряженное ружье; шпага гвардейца скользнула по дулу ружья, на этотъ разъ совершенно безполезнаго оружія, и пронзила бедро убійцѣ, который упалъ. Д'Артаньянъ тотчасъ же приставилъ ему остріе шпаги къ горлу.
-- О, не убивайте меня! вскричалъ разбойникъ,-- смилуйтесь, смилуйтесь, г. офицеръ, и я вамъ все разскажу.
-- Да стоитъ ли еще твоя тайна, по крайней мѣрѣ, того, чтобы я оставилъ тебѣ жизнь? спросилъ молодой человѣкь, сдерживая руку.
-- Да, если вы сколько-нибудь цѣните жизнь! вамъ всего двадцать два года и вы можете достигнуть всего, будучи такимъ красивымъ и храбрымъ.
-- Негодяй, проговорилъ д'Артаньянъ:-- ну, говори скорѣе, кто поручилъ тебѣ убить меня?
-- Женщина, которую я не знаю, но которую называютъ милэди.
-- Если ты не знаешь этой женщины, какъ можешь ты знать ея имя?
-- Мой товарищъ зналъ ее и называлъ такъ: это съ нимъ она сговаривалась, а не со мной; у него въ карманѣ есть даже письмо этой особы, которое, должно быть, имѣетъ большое значеніе для васъ, судя по тому, что я отъ него слышалъ.
-- Какъ же случилось, что ты принимаешь участіе въ этой ловушкѣ?
-- Онъ предложилъ мнѣ помочь ему убить васъ, и я согласился.
-- А сколько она дала вамъ за это блестящее предпріятіе?
-- Сто луидоровъ.
-- Хорошо еще, замѣтилъ молодой человѣкъ, смѣясь:-- что она цѣнитъ меня во что-нибудь: сто луидоровъ -- это крупная сумма для такихъ двухъ негодяевъ, какъ вы, а потому я не удивляюсь, что ты согласился, и тебя помилую, но съ однимъ условіемъ.
-- Съ какимъ? спросилъ съ безпокойствомъ солдатъ, видя, что еще не все покончено.
-- Съ тѣмъ, чтобы ты досталъ мнѣ письмо, которое находится у твоего товарища въ карманѣ.
-- Вѣдь это, вскричалъ разбойникъ,-- только другой способъ убить меня! Какъ же вы хотите, чтобы я досталъ это письмо подъ выстрѣлами бастіона?
-- Необходимо, чтобы ты сдѣлалъ это, или иначе, клянусь тебѣ, ты умрешь отъ моей руки!
-- Пощадите, г. офицеръ, сжальтесь надо мной во имя той молодой женщины, которую вы любите и считаете, можетъ быть, мертвой и которая жива! вскричалъ разбойникъ, бросаясь на колѣни и опираясь на руку, такъ какъ отъ потери крови его силы начали уже измѣнять ему
-- А откуда ты знаешь, что есть женщина, которую я люблю, и что я считалъ эту женщину умершей? спросилъ д'Артаньянъ.
-- Изъ письма, которое у товарища въ карманѣ.
-- Ты самъ теперь видишь, что мнѣ необходимо имѣть это письмо; итакъ, нечего ждать, нечего колебаться, или, какъ мнѣ ни противно второй разъ обагрить мою шпагу кровью такого негодяя, какъ ты, но я клянусь честью честнаго человѣка...
И при этихъ словахъ д'Артаньянъ сдѣлалъ такой выразительный, угрожающій жестъ, что раненый всталъ.
-- Остановитесь, остановитесь! вскричалъ онъ, отъ испуга дѣлаясь храбрѣе, я пойду... пойду!..
Д'Артаньянъ взялъ пищаль у солдата, заставилъ его пройти впередъ и началъ подталкивать его по направленію къ товарищу, покалывая его остріемъ своей шпаги.
Ужасно было видѣть этого несчастнаго, оставлявшаго за собой по дорогѣ кровавый слѣдъ, поблѣднѣвшаго отъ страха предстоящей смерти, старавшагося дотащиться незамѣченнымъ до тѣла своего сообщника, распростертаго въ двадцати шагахъ отъ него.
Ужасный страхъ такъ ясно написанъ былъ на его лицѣ, покрытомъ холоднымъ потомъ, что д'Артаньянъ сжалился надъ нимъ и, смотря на него съ презрѣніемъ, сказалъ:
-- Ну, такъ я тебѣ покажу разницу между человѣкомъ храбрымъ и такимъ трусомъ, какъ ты; оставайся, я пойду самъ.
И, проворно осматриваясь кругомъ и наблюдая за всѣми движеніями непріятеля, пользуясь всѣми средствами къ защитѣ, предоставляемыми ему мѣстностью, д'Артаньянъ добрался до второго солдата.
Было два способа достигнуть цѣли: обыскать его на мѣстѣ, или унести, прикрывшись, въ видѣ щита, его тѣломъ, и обыскать его въ траншеѣ.
Д'Артаньянъ предпочелъ послѣдній способъ и взвалилъ разбойника себѣ на плечи въ ту самую минуту, какъ по немъ открыли огонь.
Легкое сотрясеніе, глухой звукъ трехъ пуль, пронизавшихъ тѣло, послѣдній крикъ, предсмертная дрожь агоніи доказали д'Артаньяну, что тотъ, кто хотѣлъ убить его, спасъ ему теперь жизнь.
Д'Артаньянъ снова вернулся въ траншею и сбросилъ тѣло около раненаго, блѣднаго какъ смерть.
Онъ тотчасъ же принялся за осмотръ: кожаный бумажникъ, кошелекъ, въ которомъ, очевидно, хранилась часть суммы, полученной разбойникомъ, рожокъ и кости составляли все наслѣдство послѣ умершаго.
Онъ оставилъ рожокъ и кости лежать на томъ мѣстѣ, гдѣ они упали, бросилъ кошелекъ раненому и жадно набросился на бумажникъ.
Между нѣсколькими незначительными бумажками онъ нашелъ слѣдующее письмо -- то самое письмо, за которымъ онъ ходилъ, рискуя своей жизнью:
"Такъ какъ вы потеряли слѣдъ этой женщины и она находится теперь въ полной безопасности въ монастырѣ, куда вы никогда не должны были допустить ее, постарайтесь, по крайней мѣрѣ, не упустить еще и этого человѣка: въ противномъ случаѣ вамъ извѣстно, что я имѣю большую власть и заставлю васъ дорого заплатить за сто луидоровъ, полученныхъ отъ меня".
Подписи не было. Тѣмъ не менѣе было очевидно, что письмо это отъ милэди, вслѣдствіе чего д'Артаньянъ спряталъ его, какъ улику, въ безопасное мѣсто за угломъ траншеи, и принялся за допросъ раненаго. Послѣдній признался, что онъ взялся со своимъ товарищемъ, тѣмъ самымъ, который былъ только что убитъ, похитить одну молодую женщину, которая должна была выѣхать изъ Парижа черезъ заставу ля-Виллетъ, но, остановившись на минутку выпить въ кабакѣ, они опоздали на десять минутъ и пропустили карету.
-- Но что же вы сдѣлали бы съ этой женщиной? спросилъ д'Артаньянъ съ томительнымъ ожиданіемъ.
-- Мы должны были доставить ее въ одинъ отель на Королевской площади, отвѣчалъ раненый.
-- Да, да, прошепталъ д'Артаньянъ:-- именно такъ, къ самой милэди.
Тогда молодой человѣкъ съ ужасомъ понялъ, какая страшная жажда мщенія толкала эту женщину погубить его и всѣхъ тѣхъ, кого онъ любилъ, и какъ хорошо были ей извѣстны всѣ придворныя интриги, такъ же, какъ все было извѣстно ей. Безъ сомнѣнія, она была обязана кардиналу этими свѣдѣніями.
Но онъ съ искренней радостью узналъ, что, въ концѣ концовъ, королева узнала, въ какой тюрьмѣ томится г-жа Бонасье за свою преданность къ ней, и освободила ее изъ этой тюрьмы.
Тогда письмо, полученное имъ отъ молодой женщины, и ея проѣздъ по дорогѣ Шальо, гдѣ она промелькнула, какъ видѣніе, стали ему понятными.
Съ этой минуты, какъ предсказалъ Атосъ, являлась возможность отыскать г-жу Бонасье: вѣдь монастырь мѣсто не неприступное.
Эта мысль окончательно склонила его къ милосердію. Онъ повернулся къ раненому, съ безпокойствомъ слѣдившему за выраженіемъ его лица, и протянулъ ему руку.
-- Пойдемъ, сказалъ онъ: я не хочу въ такомъ положеніи покинуть тебя. Обопрись о мою руку и пойдемъ въ лагерь.
-- Да, сказалъ раненый, который не могъ повѣрить такому великодушію:-- но не для того ли, чтобы велѣть меня повѣсить?
-- Я далъ тебѣ слово, и теперь вторично дарю тебѣ жизнь.
Раненый опустился на колѣни и поцѣловалъ ноги своего спасителя, но д'Артаньянъ, не имѣвшій больше никакой нужды оставаться такъ близко къ непріятелю, прекратилъ изъявленія его благодарности.
Гвардеецъ, вернувшійся въ лагерь послѣ первыхъ выстрѣловъ съ бастіона, объявилъ о смерти своихъ четырехъ товарищей, а потому въ полку были въ одно и то же время и очень удивлены, и очень обрадованы, когда увидѣли молодого человѣка цѣлымъ и невредимымъ.
Д'Артаньянъ, для объясненія раны товарища, нанесенной шпагой, выдумалъ, что на нихъ сдѣлана была вылазка.
Онъ разсказалъ о смерти другого солдата и о тѣхъ опасностяхъ, которымъ они подвергались. Этотъ разсказъ обратился для него въ настоящее торжество: вся армія говорила о немъ цѣлый день, и герцогъ поручилъ отъ себя поздравить его.
Вообще, всякое хорошее дѣло вознаграждается, и добрый поступокъ д'Артаньяна имѣлъ послѣдствіемъ то, что вернулъ ему спокойствіе, которое онъ было утратилъ.
Дѣйствительно, съ этой минуты д'Артаньянъ могъ быть совершенно спокоенъ, такъ какъ одинъ изъ его враговъ былъ убитъ, а другой -- преданъ ему.
Это спокойствіе было доказательствомъ того, что д'Артаньянъ не зналъ милэди.