Семейное дѣло.
Атосъ придумалъ названіе: семейное дѣло. Семейное дѣло не подлежало вѣдѣнію кардинала; семейное дѣло не касалось никого, о семейномъ дѣлѣ можно было говорить передъ всѣми.
Итакъ, Атосъ придумалъ названіе: семейное дѣло.
Арамисъ подалъ идею относительно слугъ.
Портосъ нашелъ средства: брильянтъ.
Одинъ только д'Артаньянъ, обыкновенно самый изобрѣтательный изъ всѣхъ четверыхъ, не подалъ никакого совѣта, но надо признаться, что одно уже имя милэди парализовало всѣ его мысли.
Ахъ, нѣтъ, мы ошибаемся: онъ нашелъ покупщика брильянта.
Завтракъ у де-Тревиля прошелъ необыкновенно весело и оживленно. Д'Артаньянъ былъ уже въ новой формѣ: такъ какъ онъ былъ приблизительно одного роста съ Арамисомъ, а у послѣдняго, получившаго, какъ помнятъ, изрядный кушъ отъ книгопродавца за свою поэму, все было сдѣлано въ двухъ экземплярахъ, то онъ и уступилъ своему другу дубликатъ полной обмундировки.
Д'Артаньяну не оставалось желать ничего больше, если бы только не милэди, которая, точно черная туча, омрачала его горизонта. Послѣ завтрака условились собраться вечеромъ въ квартирѣ Атоса и тамъ покончить дѣло.
Д'Артаньянъ провелъ весь день, разгуливая по всѣмъ улицамъ лагеря въ своей новой мушкетерской формѣ.
Собрались вечеромъ, въ назначенный часъ, всѣ четверо; оставалось рѣшить только три вещи:
1) что написать брату милэди,
2) что написать ловкой особѣ въ Турѣ
3) и кому изъ слугъ поручить доставить письма?
Каждый предлагалъ своего: Атосъ говорилъ о скромности Гримо, который говоритъ только тогда, когда получаетъ разрѣшеніе барина разинуть рогъ; Портосъ выхвалялъ силу и ловкость Мускетона, такого ражаго, что онъ быль бы въ состояніи уложить четырехъ людей обыкновеннаго роста; Арамисъ, довѣряя ловкости Базена, сильно стоялъ за своего кандидата; наконецъ, д'Артаньянъ, безусловно вѣрившій и полагавшійся на храбрость Плянше, выставлялъ на видъ его поведеніе въ затруднительномъ дѣлѣ въ Булони.
Эти четыре добродѣтели долго оспаривали первенство другъ у друга, и по этому случаю были произнесены прекрасныя рѣчи, которыхъ мы не передаемъ изъ опасенія, чтобы онѣ не показались слишкомъ длинными и утомительными.
-- Къ несчастью, закричалъ Атосъ,-- необходимо, чтобы нашъ посланецъ соединялъ въ себѣ всѣ четыре качества!
-- Гдѣ же найти такого слугу?
-- Невозможно, согласился Атосъ,-- я самъ знаю это: такъ возьмите Гримо.
-- Нѣтъ, Мускетона.
-- Лучше Базена.
-- По-моему, Плянше; онъ и ловокъ, и храбръ: вотъ уже два качества изъ четырехъ.
-- Господа, произнесъ Арамисъ: -- главное, что намъ нужно знать, это не то, который изъ нихъ скромнѣе, сильнѣе, ловчѣе и храбрѣе, а который изъ нихъ больше всѣхъ любитъ деньги.
-- Замѣчаніе Арамиса вполнѣ справедливо, согласился Атосъ:-- надо больше разсчитывать на недостатки людей, чѣмъ на ихъ добродѣтели. Г. аббатъ большой психологъ!
-- Безъ сомнѣнія, продолжалъ Арамисъ:-- потому что намъ не только нужно вполнѣ надежнаго посланца для успѣха нашего предпріятія, но очень важно не потерпѣть неудачи, такъ какъ въ такомъ случаѣ отвѣитъ своей головой не слуга, а...
-- Тс, Арамисъ! остановилъ его Атосъ.
-- Да, не слуга, продолжалъ Арамисъ -- а господинъ, и даже господа! Такъ ли намъ преданы наши слуги, чтобы изъ-за насъ рисковать своей жизнью? Нѣтъ.
-- Ну, нѣтъ, возразилъ д'Артаньянъ:-- я почти ручаюсь за моего Плянше.
-- Если такъ, любезный другъ, прибавьте къ его безкорыстной преданности вамъ еще кругленькую сумму денегъ, которая доставила бы ему нѣкоторыя удобства, и тогда вы можете за него ручаться вдвойнѣ.
-- Эхъ, Боже мой! все-таки васъ обманутъ, замѣтилъ Атосъ, который былъ оптимистомъ, когда дѣло шло о вещахъ, и пессимистомъ, когда рѣчь шла о людяхъ.-- Они пообѣщаютъ все, чтобы получить деньги, и дорогой страхъ помѣшаетъ имъ дѣйствовать. Разъ они будутъ пойманы, ихъ прижмутъ, а прижатые они во всемъ признаются. Чортъ возьми! вѣдь мы не дѣти! Чтобы попасть въ Англію (Атосъ, говоря это, понизилъ голосъ), надо проѣхать всю Францію, усѣянную шпіонами и креатурами кардинала; надо имѣть свободный пропускъ, чтобы сѣсть на корабль, надо знать англійской языкъ, чтобы найти дорогу въ Лондонъ. Я нахожу, что это дѣло очень трудное.
-- Вовсе уже не такое трудное, возразилъ д'Артаньянъ, который настаивалъ на томъ, чтобы этотъ планъ былъ приведенъ въ исполненіе:-- я нахожу, напротивъ, что все это очень легко. Нечего и говорить, что если предъявить лорду Винтеру какія-нибудь чрезмѣрныя требованія, написать объ ужасахъ кардинала...
-- Тс! предостерегъ опять Атосъ.
-- ...объ интригахъ и тайнахъ государственныхъ, продолжалъ д'Артаньянъ, вслѣдствіе предостереженія Атоса говоря уже тише,-- конечно, насъ колесуютъ; но, ради Бога, не забывайте, Атосъ, что мы ему напишемъ, какъ вы сами сказали, о семейномъ дѣлѣ, что мы ему напишемъ съ единственною цѣлью -- просить его лишить милэди возможности по пріѣздѣ въ Лондонъ вредить намъ. Я ему напишу письмо приблизительно такого содержанія...
-- Послушаемъ, вставилъ слово Арамисъ, заранѣе принимая на себя роль критика.
-- "Милостивый государь и любезный другъ...".
-- Да, нечего сказать: любезный другъ -- англичанинъ! перебилъ его Атосъ,-- начало хорошее! Браво, д'Артаньянъ! Ни изъ-за чего больше, какъ только за это слово, насъ не колесуютъ, а четвертуютъ.
-- Не годится -- согласенъ; я напишу просто: милостивый государь.
-- Вы можете написать даже -- милордъ, прибавилъ Атосъ, очень придерживавшійся всякихъ приличій.
-- "Милордъ, помните ли вы маленькое огороженное мѣсто для козъ за Люксембургомъ?.."
-- Хорошо! Теперь Люксембургъ! Подумаютъ, что это намекъ на королеву-мать! Вотъ это неостроумно, замѣтилъ Атосъ.
-- Ну, такъ мы просто напишемъ: "Милордъ, помните ли вы то маленькое загороженное мѣсто, гдѣ вамъ даровали жизнь?"
-- Дорогой д'Артаньянъ, замѣтилъ Атосъ,-- вы никогда не будете хорошимъ писателемъ: "Гдѣ вамъ даровали жизнь!" Фуй! это просто неприлично. О такого рода услугахъ человѣку порядочному не напоминаютъ. Напомнить о сдѣланномъ благодѣяніи -- обида.
-- Ахъ, мой милый, проговорилъ д'Артаньянъ: -- вы невыносимы, и если необходимо писать подъ вашей цензурой, я отказываюсь.
-- Вы хорошо сдѣлаете. Орудуйте мушкетомъ и шпагою, мой милый: въ этихъ двухъ искусствахъ вы ловко выпутаетесь изъ бѣды, а перо предоставьте г. аббату, это по его части.
-- Что правда, то правда, подтвердилъ Портосъ:-- передайте перо Арамису, который пишетъ латинскія диссертаціи.
-- Будь по-вашему, согласился д'Артаньянъ:-- составьте намъ записку, Арамисъ, но, ради святого отца нашего папы, будьте осторожны, потому что и я тоже раскритикую васъ въ пухъ и прахъ -- предупреждаю васъ.
-- Только этого я и желаю, отвѣчалъ Арамисъ съ той наивной самоувѣренностью, которая свойственна каждому поэту.-- Но разскажите мнѣ, въ чемъ дѣло: я отовсюду слышу, что эта невѣстка милорда большая плутовка, и мы убѣдились въ этомъ, подслушавши ея разговоръ съ кардиналомъ...
-- Говорите же тише, чортъ возьми! остановилъ его Атосъ.
-- Но, продолжалъ Арамисъ,-- подробностей я не помню.
-- И я тоже, сказать Портосъ.
Д'Артаньянъ и Атосъ нѣкоторое время молча глядѣли другъ на друга. Наконецъ Атосъ, собравшись съ мыслями и поблѣднѣвъ нѣсколько болѣе обыкновеннаго, кивнулъ въ знакъ согласія; д'Артаньянъ понялъ, что онъ можетъ говорить.
-- Итакъ, вотъ о чемъ слѣдуетъ написать, сказалъ д'Артаньянъ:-- "Милордъ, ваша сестра -- злодѣйка: она хотѣла велѣть васъ убить, чтобы получить отъ васъ наслѣдство. Однако, она не могла выйти замужъ за вашего брата, такъ какъ-была уже замужемъ во Франціи и была..."
Д'Артаньянъ пріостановился, точно подыскивая слово, и глядѣлъ на Атоса.
-- "Прогнана своимъ мужемъ", прибавилъ Атосъ.
-- "Вслѣдствіе того, что она заклеймена..." продолжалъ д'Артаньянъ.
-- Ба! вскричалъ Портосъ,-- невозможно! Она хотѣла убить своего шурина?
-- Да.
-- Она была уже замужемъ? переспросилъ Арамисъ.
-- Да.
-- И ея мужъ видѣлъ у нея на плечѣ клеймо -- лилію? спросилъ Портосъ.
-- Да.
Эти три "да" были произнесены Атосомъ, и съ каждымъ разомъ голосъ его дѣлался мрачнѣе.
-- А кто видѣлъ этотъ знакъ? спросилъ Арамисъ.
-- Д'Артаньянъ и я, или, вѣрнѣе, соблюдая хронологическій порядокъ: я и д'Артаньянъ, отвѣтилъ Атосъ.
-- А мужъ этого ужаснаго созданья живъ еще? спросилъ Арамисъ.
-- Онъ еще живъ.
-- Вы въ этомъ увѣрены?
-- Увѣренъ.
Наступило минутное, томительное молчаніе, во время котораго каждый изъ друзей переживалъ произведенное на нихъ впечатлѣніе по-своему.
-- На этотъ разъ, сказалъ Атосъ, первый прервавшій молчаніе,-- д'Артаньянъ начертилъ намъ прекрасную программу и именно это и нужно написать прежде всего.
-- Чортъ возьми! ваша правда, Атосъ, согласился Арамисъ,-- редакція этого письма очень затруднительна. Самъ канцлеръ сталъ бы втупикъ при составленіи подобнаго посланія, а между тѣмъ канцлеръ отлично составляетъ протоколы. Впрочемъ, все равно, замолчите, я начну писать.
Арамисъ въ самомъ дѣлѣ взялъ перо, на нѣсколько минутъ задумался, написалъ прелестнымъ мелкимъ женскимъ почеркомъ восемь или десять строчекь и зачѣмъ тихимъ голосомъ, медленно, точно взвѣшивая каждое слово, прочелъ слѣдующее:
"Милордъ!
"Особа, пишущая замъ эти нѣсколько строкъ, имѣла честь скрестить съ вами шпаги въ маленькомъ загороженномъ мѣстѣ въ улицѣ Ада. Такъ какъ съ тѣхъ поръ вы много разъ называли себя другомъ этой особы, то она считаетъ себя обязаннымъ доказать эту дружбу добрымъ совѣтомъ. Два раза вы чуть не сдѣлались жертвой вашей близкой родственницы, которую вы считаете своей наслѣдницей, такъ какъ вамъ неизвѣстно, что до вступленія въ бракъ въ Англіи она уже была замужемъ во Франціи. Но въ третій разъ, то есть теперь, вы можете пасть. Ваша родственница выѣхала изъ Лярошели въ Англію этой ночью. Наблюдайте за ней по ея пріѣздѣ, потому что ея замыслы велики и ужасны. Если вы пожелаете непремѣнно знать, на что она способна, взгляните на ея лѣвое плечо, и вы узнаете ея прошлое".
-- Вотъ это такъ чудесно написано! замѣтилъ Атосъ.-- Вы пишете точно государственный секретарь, мой милый Арамисъ. Лордъ Винтеръ учредитъ теперь за ней хорошій надзоръ, если только предостереженіе придетъ во время, а если бы даже оно и попало въ руки самого кардинала, мы не были бы скомпрометированы. Но такъ какъ слуга, который повезетъ его, можетъ остановиться въ Шательро и сказать, что онъ былъ въ Лондонѣ, то мы дадимъ ему съ письмомъ только половину суммы, пообѣщавъ другую половину вручить ему по полученіи отвѣта. Съ вами вашъ брильянтъ? спросилъ Атосъ.
-- Со мною лучше этого, отвѣчалъ д'Артаньянъ,-- у меня деньги,-- и онъ бросилъ мѣшокъ съ золотомъ на столъ. При звукѣ золота Арамисъ поднялъ голову, Портосъ вздрогнулъ, а Атосъ остался безстрастнымъ.
-- Сколько въ этомъ маленькомъ мѣшкѣ? спросилъ онъ.
-- Семь тысячъ ливровъ луидорами по двѣнадцать франковъ.
-- Семь тысячъ ливровъ! вскричалъ Портосъ.-- Этотъ маленькій негодный брильянтъ стоитъ семь тысячъ ливровъ?
-- Повидимому, сказалъ Атосъ:-- такъ какъ и деньги налицо; я не думаю, чтобы нашъ другъ д'Артаньянъ прибавилъ еще своихъ.
-- Но, господа, началъ снова д'Артаньянъ:-- мы вовсе не думаемъ о королевѣ: позаботимтесь немного о здоровьѣ милаго ей Букингама. Это-то немногое мы во всякомъ случаѣ обязаны для нея сдѣлать.
-- Совершенно справедливо, присоединился Атосъ,-- но это по части Арамиса.
-- Если такъ, отвѣтилъ послѣдній, краснѣя,-- то что же долженъ я сдѣлать?
-- Очень просто, сказалъ Атосъ: -- составить другое письмо къ очень ловкой особѣ, проживающей въ Турѣ.
Арамисъ снова взялся за перо, опять немного задумался и написалъ слѣдующія строчки, которыя тотчасъ же представилъ на одобреніе друзей:
"Моя милая кузина...
-- Ага! проговорилъ Атосъ,-- эта ловкая особа ізаша кузина.
-- Моя двоюродная сестра, подтвердилъ Арамисъ.
-- Пусть ее будетъ кузина.
Арамисъ продолжалъ:
"Моя милая кузина! Его высокопреосвященство, г. кардиналъ, да сохранитъ его Богъ для счастья Франціи и на устрашеніе враговъ королевства, почти окончилъ дѣло съ непокорными еретиками Ллрошели; очень вѣроятно, что англійскому флоту, идущему на помощь, не удастся даже и подойти близко; я даже осмѣлюсь сказать, что увѣренъ, что какое-нибудь важное событіе помѣшаетъ г. Букингаму выѣхать. Его высокопреосвященство -- самый великій и прозорливый изъ политиковъ прошедшаго, настоящаго и, вѣроятно, будущаго. Онъ потушилъ бы солнце, если-бъ оно ему мѣшали. Сообщите эти новости вашей сестрѣ, любезная кузина. Я видѣлъ во снѣ, что этотъ проклятый англичанинъ умеръ; не могу припомнить -- отъ кинжала или яда, но знаю только, что мнѣ снилось, что онъ умеръ, а вы знаете -- мои сны никогда не обманываютъ. Будьте же увѣрены, что скоро меня увидите".
-- Прекрасно! вскричалъ Атосъ,-- вы царь поэтовъ; вы говорите точно ясновидящій и правдиво, какъ сама природа. Теперь остается только написать на этомъ письмѣ адресъ.
-- Это очень легко, сказалъ Арамисъ.
Онъ красиво сложилъ письмо и надписалъ:
"Дѣвицѣ Мишинъ, прачкѣ въ Турѣ".
Три друга, смѣясь, переглянулись: ихъ перехитрили.
-- Теперь, продолжалъ Арамисъ,-- вы понимаете, господа, что только одинъ Базенъ можетъ доставить это письмо въ Туръ: моя кузина знаетъ только Базена и довѣряетъ только ему одному, всякій другой можетъ потерпѣть неудачу. Къ тому же, Базенъ ученъ и самолюбивъ; Базенъ знаетъ исторію, господа; онъ знаетъ, что Сикстъ Пятый сдѣлался папой, а прежде пасъ свиней. И такъ какъ онъ разсчитываетъ поступить въ духовное званіе въ одно время со мной, онъ не теряетъ надежды въ свою очередь сдѣлаться папой или, по меньшей мѣрѣ, кардиналомъ; вы понимаете, что человѣкъ съ подобными видами на будущее не дастъ схватить себя, а если это и случится, никакая пытка не заставитъ его проговориться.
-- Хорошо, хорошо, уступилъ д'Артаньянъ:-- я съ удовольствіемъ соглашаюсь относительно вашего Базена, но согласитесь же и вы со мною относительно Плянше; милэди однажды выгнала изъ своего дома Плянше палками, а у Плянше хорошая память, и я вамъ ручаюсь, что если онъ найдетъ возможность отомстить, то скорѣе позволитъ исколотить себя, чѣмъ откажется отъ удовольствія исполнить свою мечту. Если дѣла въ Турѣ касаются васъ, Арамисъ, то дѣла въ Лондонѣ касаются лично меня. Итакъ, я прошу, чтобы выбрали Плянше, который, къ тому же, былъ уже со мной въ Лондонѣ и умѣетъ совершенно правильно сказать: "London, sir, if you please" и "my master lord d'Artagnen", а зная это, будьте спокойны, онъ отлично найдетъ дорогу туда и обратно.
-- Въ такомъ случаѣ, рѣшилъ Атосъ,-- дадимъ Плянше семьсотъ ливровъ при его отъѣздѣ и семьсотъ по его возвращеніи, а Базену -- триста туда и триста по возвращеніи; это сократитъ сумму до пяти тысячъ ливровъ; каждый изъ насъ возьметъ по тысячѣ ливровъ и употребить ее какъ кому вздумается, а остальную тысячу мы оставимъ въ запасъ, передавъ на сохраненіе г. аббату, на непредвидѣнные или общіе расходы. Согласны вы на это?
-- Дорогой Атосъ, сказалъ Арамисъ,-- вы говорите, какъ Несторъ, который былъ, какъ всѣмъ извѣстно, мудрѣйшій изъ грековъ.
-- Итакъ, рѣшено, продолжалъ Атосъ:-- поѣдутъ Плянше и Базенъ; сказать правду, я радъ оставить при себѣ Гримо: онъ уже освоился съ моими привычками, и я дорожу имъ; вчерашній день повліялъ на него, а предстоящее путешествіе и вовсе погубило бы его.
Позвали Плянше и дали ему необходимыя инструкціи; онъ уже раньше былъ предупрежденъ д'Артаньяномъ, который прежде всего сказалъ ему, что его ожидаетъ слава, затѣмъ деньги и уже послѣ этого упомянулъ объ опасности.
-- Я повезу письмо, зашивъ его подъ подкладку платья, сказалъ Плянше,-- и проглочу его, если меня схватятъ.
-- Тогда ты не исполнишь порученія, замѣтилъ ему д'Артаньянъ.
-- Вы мнѣ дадите сегодня вечеромъ копію съ него, которую я выучу наизусть.
Д'Артаньянъ взглянулъ на своихъ друзей, какъ бы говоря:
-- Ну, что? Правду я вамъ говорилъ?
-- Теперь, продолжалъ онъ, обращаясь къ Плянше,-- тебѣ дается восемь дней, чтобы доѣхать до лорда Винтера, и восемь дней на обратный путь, всего шестнадцать дней; если въ шестнадцатый день но твоемъ отъѣздѣ въ восемь часовъ вечера ты не пріѣдешь, то останешься безъ денегъ, хотя бы ты опоздалъ всего на пять минутъ.
-- Въ такомъ случаѣ, баринъ, сказалъ Плянше,-- купите мнѣ часы.
-- Возьми вотъ эти, отдалъ ему Атосъ свои со свойственнымъ ему небрежнымъ великодушіемъ,-- и будь храбрымъ малымъ. Думай о томъ, что если ты проговоришься, проболтаешься или гдѣ-нибудь прошатаешься, то ты погубишь тѣмъ своего барина, который такъ довѣряетъ тебѣ, что поручился намъ за тебя. И помни еще, что если по твоей винѣ случится какое-нибудь несчастіе съ д'Артаньяномъ, я всюду найду тебя, чтобы распороть себѣ животъ.
-- О, Боже! вскричалъ Плянше, обиженный подозрѣніемъ и испуганный спокойнымъ тономъ мушкетера.
-- А я, сказалъ Портосъ, поводя своими огромными глазами,-- сдеру съ тебя съ живого шкуру.
-- О, сударь!
-- А я, прибавилъ Арамисъ, своимъ тихимъ мелодичнымъ голосомъ,-- помни: сожгу тебя на медленномъ огнѣ, какъ дикаря.
-- Ахъ, сударь!
И Плянше заплакалъ; мы не сумѣемъ сказать, было ли это слѣдствіемъ страха, причиненнаго ему угрозами, или слѣдствіемъ умиленія при видѣ такой тѣсной дружбы четырехъ друзей.
Д'Артаньянъ взялъ его за руку и поцѣловалъ.
-- Видишь ли, Плянше, сказалъ онъ ему:-- эти господа говорятъ тебѣ все это изъ дружбы ко мнѣ, но въ сущности они тебя любятъ.
-- О, баринъ! сказалъ Плянше:-- или мнѣ все удастся, или меня изрѣжутъ на куски, но и въ такомъ случаѣ, будьте увѣрены, ни одинъ кусочекъ моего тѣла не проговорится.
Было рѣшено, что Плянше уѣдетъ на слѣдующій день въ восемь часовъ утра, чтобы дать ему время, какъ онъ хотѣлъ, въ продолженіе ночи выучить письмо наизусть; онъ долженъ былъ вернуться на шестнадцатый день, въ восемь часовъ вечера.
Утромъ, въ ту минуту, какъ онъ готовъ былъ сѣсть на лошадь, д'Артаньянъ, питавшій въ глубинѣ сердца слабость къ герцогу Букингаму, отвелъ Плянше въ сторону.
-- Слушай, сказалъ онъ ему,-- когда ты отдашь письмо лорду Винтеру и онъ прочтетъ его, ты ему еще скажешь: "Оберегайте лорда Букингама, его хотятъ убить". Но это, видишь ли, Плянше, такъ важно и настолько серьезно, что я не хотѣлъ признаться даже моимъ друзьямъ, и я довѣряю лишь тебѣ эту тайну; я не написалъ бы этого, хотя бы обѣщали за это сдѣлать меня капитаномъ.
-- Будьте спокойны, сударь, отвѣчалъ Плянше: -- вы увидите, можно ли на меня положиться.
И, вскочивъ на прекрасную лошадь, которую долженъ былъ оставить черезъ двадцать льё, чтобы взять затѣмъ почтовыхъ, Плянше помчался галопомъ съ грустью на сердцѣ при воспоминаніи объ угрозахъ трехъ мушкетеровъ, но все-таки въ самомъ хорошемъ расположеніи духа и съ надеждами на будущее.
Базенъ уѣхалъ на слѣдующій день утромъ въ Туръ; ему дано было восемь дней для исполненія возложеннаго на него порученія.
Четыре друга въ продолженіе всего времени въ отсутствіи двухъ гонцовъ, понятно, болѣе чѣмъ когда-нибудь были насторожѣ и держали ухо востро. Они проводили цѣлые дни, подслушивая, что говорится кругомъ, слѣдя за дѣйствіями кардинала и разспрашивая пріѣзжавшихъ гонцовъ. Много разъ ими невольно овладѣвала дрожь, когда, случалось, ихъ неожиданно требовали ло какимъ-нибудь служебнымъ дѣламъ. Къ тому же они должны были внимательно слѣдить и за своей личной безопасностью: милэди была привидѣніемъ, и разъ она являлась къ кому-нибудь, то ужъ не давала тому больше спокойно спать. Утромъ восьмого дня Базенъ, благодушный какъ всегда и, по своему обыкновенію, улыбающійся, вошелъ въ залу гостиницы Парпильо въ то время, какъ четыре друга собирались завтракать, и сказалъ, какъ было условлено:
-- Г. Арамисъ, вотъ отвѣтъ вашей кузины.
Четыре друга радостно переглянулись между собою: половина дѣла было уже сдѣлана; правда, что эта половина была болѣе легшія и требовала меньше времени.
Арамисъ, невольно покраснѣвъ, взялъ письмо, написанное грубымъ почеркомъ, съ орѳографическими ошибками.
-- Боже мой! вскричалъ онъ, засмѣявшись,-- я положительно прихожу въ отчаяніе: эта бѣдная Мишонъ никогда не научится писать, какъ Вуатюръ.
-- Кто это бѣдная Мишонъ? спросилъ швейцарецъ, разговаривавшій съ друзьями въ ту минуту, какъ пришло письмо.
-- О, мой Боже! Менѣе чѣмъ никто, сказалъ Арамисъ:-- маленькая, очаровательная прачка, которую я очень любилъ и которую я просилъ написать мнѣ на память нѣсколько строкъ.
-- Если она, сказалъ швейцарецъ,-- настолько же знатная, насколько крупенъ ея почеркъ, то вы очень счастливы, товарищъ.
Арамисъ прочиталъ письмо и передалъ его Атосу:
-- Посмотрите-ка, Атосъ, что она пишетъ.
Атосъ бѣглымъ взглядомъ пробѣжалъ содержаніе, чтобы уничтожить всякія могущія возникнуть подозрѣнія, прочелъ вслухъ:
"Мой кузенъ, моя сестра и я умѣемъ очень хорошо разгадывать сны и мы очень боимся ихъ, но про вашъ можно, надѣюсь, сказать только: всякій сонъ есть ложь. Прощайте, будьте здоровы и отъ времени до времени давайте знать о себѣ.
Аглая Мишонъ".
-- А о какомъ снѣ пишетъ она? спросилъ драгунъ подошедшій во время чтенія письма.
-- Да, о какомъ снѣ? спросилъ швейцарецъ.
-- Эхъ, чортъ возьми! отвѣчалъ Арамисъ,-- да очень просто: о снѣ, который я видѣлъ и разсказалъ ей.
-- О, конечно, Боже мой, совершенно естественно разсказать свой сонъ, но у меня никогда не бываетъ сновъ.
-- Вы очень счастливы, замѣтилъ Атосъ, вставая,-- и я очень желалъ бы имѣть возможность сказать то же, что и вы.
-- Никогда! повторилъ швейцарецъ въ восторгѣ отъ того, что такой человѣкъ, какъ Атосъ, хоть въ этомъ позавидовалъ ему,-- никогда, никогда!
Д'Артаньянъ, увидѣвъ, что Атосъ всталъ, послѣдовалъ его примѣру, взялъ его подъ руку и вышелъ. Портосъ и Арамисъ остались отвѣчать на шутки и болтовню драгуна и швейцарца.
Базенъ отправился, чтобы прилечь на кучу соломы, и такъ какъ его воображеніе было гораздо живѣе, чѣмъ у швейцарца, то ему и приснился сонъ, что Арамисъ, сдѣлавшись папой, возлагаетъ на него кардинальскую шапку.
Но Базенъ своимъ счастливымъ возвращеніемъ снялъ только часть безпокойства, тяготившаго четырехъ друзей. Дни ожиданій тянутся долго, и въ особенности это чувствовалъ д'Артаньянъ, который побился бы объ закладъ, что теперь каждыя сутки имѣютъ сорокъ восемь часовъ. Онъ забывалъ о медленности водяного сообщенія и преувеличивалъ могущество милэди. Онъ думалъ, что у этой женщины, казавшейся ему демономъ, такіе же сверхъестественные помощники, какъ и она сама; при малѣйшемъ шумѣ онъ воображалъ, что его хотятъ арестовать, или ведутъ Плянше на очную ставку съ нимъ и его друзьями. И даже болѣе того: когда-то большая увѣренность его въ вѣрности пикардійца съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе уменьшалась. Его безпокойство стало настолько велико, что оно сообщилось даже Портосу и Арамису. Одинъ только Атосъ попрежнему сохранялъ хладнокровіе, точно кругомъ его не было ни малѣйшей опасности и ничто не нарушало обычнаго порядка вещей. На шестнадцатый день, въ особенности, признаки этого безпокойства были настолько замѣтны у д'Артаньяна и его двухъ друзей, что они не могли оставаться на мѣстѣ и блуждали точно тѣни по дорогѣ, по которой долженъ былъ вернуться Плянше.
-- Право, говорилъ имъ Атосъ:-- вы не мужчины, а дѣти, разъ какая-то женщина можетъ навести на васъ такой страхъ. И чего вы въ сущности боитесь? Что васъ посадятъ въ тюрьму? Если бы это и случилось, насъ освободятъ оттуда: вѣдь освободили же г-жу Бонасье. Боитесь, что отрубятъ голову? Но каждый день въ траншеяхъ мы съ самымъ веселымъ видомъ подвергаемся гораздо большей опасности, потому что пуля можетъ раздробить ногу, и я увѣренъ, что хирургъ заставитъ насъ страдать гораздо болѣе, отрѣзая ногу, чѣмъ палачъ, отрубая голову. Ждите же спокойно: черезъ два часа, черезъ четыре, черезъ шесть или позже, Плянше будетъ здѣсь; онъ обѣщалъ быть, и я очень довѣряю обѣщаніямъ Плянше, который кажется мнѣ очень порядочнымъ и храбрымъ малымъ.
-- Однако, если онъ не пріѣдетъ? сказалъ д'Артаньянъ.
-- Ну, что же, если онъ не пріѣдетъ, это будетъ значить, что онъ опоздалъ,-- вотъ и все. Онъ могъ свалиться съ лошади, могъ провалиться сквозь мостъ, можетъ быть ему случилось гдѣ-нибудь такъ скоро бѣжать, что онъ схватилъ воспаленіе легкихъ. Эхъ, господа, надо принимать во вниманіе всѣ случайности. Жизнь представляетъ рядъ маленькихъ несчастій, которыя философъ встрѣчаетъ со смѣхомъ. Будьте, подобно мнѣ, философами, садитесь за столъ и выпьемте; никогда будущее не кажется въ такомъ розовомъ свѣтѣ, какъ когда смотришь на него сквозь стаканы, наполненные шамбертеномъ.
-- Совершенно вѣрно, отвѣтилъ д'Артаньянъ:-- но мнѣ ужасно надоѣло, раскупоривая каждую новую бутылку, опасаться, не изъ погреба ли она милэди!
-- Вы очень требовательны, отозвался Атосъ:-- она такая красивая женщина!
-- Заклейменная женщина! сказалъ Портосъ со своимъ громкимъ смѣхомъ.
Атосъ вздрогнулъ, провелъ рукой по лбу, точно вытирая потъ, и всталъ въ нервномъ волненіи, которое онъ былъ не въ силахъ скрыть. Между тѣмъ день прошелъ и медленно наступилъ вечеръ, но наконецъ онъ все-таки наступилъ; трактиры наполнились посѣтителями; Атосъ, получившій свою долю отъ продажи брильянта, совсѣмъ не выходилъ изъ трактира Парпильо. Въ лицѣ Бюзиньи, который къ тому же угостилъ ихъ чуднымъ обѣдомъ, онъ нашелъ отличнаго партнера, вполнѣ достойнаго себя. Итакъ, они играли, по обыкновенію, вдвоемъ, когда пробило семь часовъ; слышно было, какъ прошелъ патруль, чтобы усилить посты; въ семь часовъ съ половиною пробили зорю.
-- Мы погибли, прошепталъ д'Артаньянъ на ухо Атосу.
-- Вы хотите сказать, что мы проиграли, спокойно возразилъ Атосъ, вынимая изъ кармана четыре пистоля и бросая ихъ на столъ.-- Пойдемте, господа, продолжалъ онъ:-- бьютъ зорю, пора спать.
И Атосъ вышелъ изъ трактира Парпильо въ сопровожденіи д'Артаньяна. Арамисъ шелъ сзади подъ руку съ Портосомъ. Арамисъ скандировалъ какіе-то стихи, а Поргосъ отъ времени до времени дергалъ себя въ отчаяніи за волосы.
Вдругъ въ темнотѣ обрисовалась тѣнь, очертаніе которой показалось знакомымъ д'Артаньяну, а еще болѣе знакомый голосъ сказалъ ему:
-- Я принесъ вамъ, баринъ, вашъ плащъ, потому что сегодня довольно свѣжо.
-- Плянше! вскричалъ д'Артаньянъ внѣ себя отъ радости.
-- Плянше! повторили Портосъ и Арамисъ.
-- Ну, что же! да, Плянше, сказалъ Атосъ: -- что же тутъ удивительнаго? Онъ обѣщалъ вернуться въ восемь часовъ, и теперь бьетъ восемь. Браво, Плянше, ты малый, умѣющій держать слово, и если когда-нибудь ты оставишь своего барина, я возьму тебя къ себѣ.
-- О! нѣтъ, никогда, сказалъ Плянше:-- я никогда не оставлю г. д'Артаньяна.
Въ эту самую минуту д'Артаньянъ почувствовалъ, что Плянше сунулъ ему въ руку записочку.
Д'Артаньяну ужасно хотѣлось обнять Плянше по его возвращеніи, какъ онъ это сдѣлалъ при его отъѣздѣ, но онъ боялся, чтобы такой знакъ расположенія, выказанный среди улицы, не показался бы страннымъ кому-нибудь изъ прохожихъ, и удержался.
-- Записка у меня, шепнулъ онъ Атосу и своимъ друзьямъ.
-- Хорошо, сказалъ Атосъ:-- пойдемъ домой и прочитаемъ.
Записка просто жгла руку д'Артаньяну; онъ хотѣлъ ускорить шагъ, но Атосъ взялъ его подъ руку, такъ что молодой человѣкъ поневолѣ принужденъ былъ замедлить шагъ.
Наконецъ вошли въ палатку, зажгли лампу, и въ то время, какъ Плянше стоялъ у входа на стражѣ, чтобы никто не засталъ четырехъ друзей врасплохъ, д'Артаньянъ дрожащей рукой сломалъ печать и вскрылъ ожидавшееся съ такимъ нетерпѣніемъ письмо.
Оно заключало полстроки чисто британскаго почерка и было самаго лаконическаго содержанія:
"Thank you, be easy".
Что означаетъ: "Благодарю васъ, будьте спокойны".
Атосъ взяль письмо изъ рукъ д'Артаньяна, поднесъ его къ лампѣ, зажегъ и держалъ его, пока оно все не обратилось въ пепелъ.
Затѣмъ позвали Плянше.
-- Теперь, любезный, ты можешь требовать свои семьсотъ ливровъ, но ты немногимъ рисковалъ съ такимъ письмомъ!
-- Но, несмотря на это, я очень старался получше спрятать его, отвѣчалъ Плянше.
-- Ну-ка, сказалъ д'Артаньянъ,-- разскажи намъ, какъ ты это дѣлалъ.
-- Нѣтъ, сударь, не теперь, потому что слишкомъ долго разсказывать.
-- Совершенно вѣрно, Плянше, замѣтилъ Атосъ: -- къ тому же уже пробили зорю, и если у насъ огонь будетъ горѣть дольше, чѣмъ у другихъ, это замѣтятъ.
-- Пусть будетъ такъ, согласился д'Артаньянъ.-- Ляжемте спать. Спи хорошо, Плянше!
-- Могу васъ увѣрить, баринъ, что я усну спокойно въ первый разъ послѣ шестнадцати дней.
-- И я тоже! проговорилъ д'Артаньянъ.
-- И я тоже! произнесъ Портосъ.
-- И я тоже! сказалъ Арамисъ.
-- Сказать по правдѣ, и я тоже! присоединился къ нимъ Атосъ.