Бетюнскій монастырь кармелитокъ.
Надъ судьбой нѣкоторыхъ преступниковъ царить извѣстнаго рода предопредѣленіе, помогающее имъ преодолѣвать всѣ препятствія, избѣгать всѣ опасности до той минуты, которую испытующее Провидѣніе не положитъ предѣломъ ихъ беззаконнаго счастія.
Такъ было и съ милэди: ей удалось благополучно проѣхать между крейсерами двухъ націй, и она прибыла въ Булонь безъ всякихъ приключеній.
Высадившись въ Портсмутѣ, милэди выдавала себя за англичанку, изгнанную изъ Лярошели преслѣдованіями французовъ, а пріѣхавши въ Булонь послѣ двухдневнаго пути, она начала выдавать себя за француженку, которую англичане изъ ненависти къ Франціи очень тѣснили въ Портсмутѣ. Милэди къ тому же обладала самымъ дѣйствительнымъ паспортомъ, у нея была красота, видъ важной дамы и щедрость, съ которой она награждала всѣхъ пистолями. Избавленная, благодаря любезной улыбкѣ и свѣтскимъ манерамъ стараго губернатора, поцѣловавшаго у ней руку, отъ соблюденія всякихъ формальностей, она осталась въ Булони только на самое короткое время, чтобы послать по почтѣ слѣдующее письмо:
"Его высокопревосходительству, кардиналу Ришелье, въ лагерь передъ Лярошелью,
"Ваше высокопревосходительство можете быть спокойны: его свѣтлость герцогъ Букингамъ не поѣдетъ во Францію.
Лэди де-***."
Булонь, 25 августа.
"P. S. Согласно желанію вашего высокопревосходительства, я отправляюсь въ Бетюнь, въ монастырь кармелитокъ, гдѣ буду ждать приказаній".
Дѣйствительно, въ тотъ же вечеръ милэди пустилась въ дорогу; ее застигла ночь, она остановилась переночевать въ гостиницѣ, затѣмъ на другой день, въ пять часовъ утра, она уѣхала и три часа спустя была уже въ Бетюнѣ. Она попросила указать ей монастырь кармелитокъ и тотчасъ же отправилась туда.
Настоятельница вышла ей навстрѣчу; милэди показала ей приказъ кардинала, и она велѣла отвести милэди комнату и подать ей завтракъ.
Все прошедшее совершенно исчезло изъ памяти этой женщины и, думая исключительно о будущемъ, она видѣла передъ собою только то счастье и высокое положеніе, которое кардиналъ готовилъ ей за услуги, хотя имя ея вовсе не было замѣшано въ этомъ кровавомъ дѣлѣ. Различныя новыя страсти, постоянно волнующія ее, давали ея жизни столько оттѣнковъ, что ее можно было сравнить съ облакомъ, отражающимъ то лазоревый цвѣтъ, то огненно-красный, то черный мракъ бури, оставляющій на землѣ только слѣды опустошенія и смерти.
Послѣ завтрака настоятельница пришла къ ней; въ монастырѣ мало развлеченій, и добрая настоятельница поспѣшила познакомиться со своей новой гостьей.
Милэди хотѣла понравиться настоятельницѣ, чего не трудно было достигнуть этой женщинѣ, дѣйствительно богато одаренной отъ природы; она постаралась быть любезной: была въ высшей степени мила и очаровала добрую настоятельницу разносторонностью своего разговора и прелестью, сквозившею въ каждомъ ея движеніи, въ каждомъ словѣ.
Настоятельница, по своему рожденію принадлежавшая къ дворянской фамиліи, особенно любила придворныя исторіи, такъ рѣдко доходящія до отдаленныхъ частей королевства и еще того рѣже проникающія за монастырскія стѣны, преграждающія доступъ всѣмъ мірскимъ слухамъ.
Милэди, напротивъ, были очень хорошо извѣстны всѣ аристократическія интриги, посреди которыхъ въ продолженіе пяти или шести лѣтъ она жила постоянно, и она начала посвящать добрую настоятельницу во всѣ свѣтскія сплетни французскаго двора, въ которыхъ не послѣднюю роль играло ханжество короля; она разсказала скандальную хронику придворныхъ вельможъ и дамъ, которыхъ настоятельница отлично знала по имени, слегка коснулась любви королевы въ Букингаму и вообще болтала много, чтобы заставить проговориться хоть немного.
Но настоятельница только слушала и улыбалась, не говоря ни слова; тѣмъ не менѣе, милэди, замѣтивъ, что подобнаго рода разсказы, видимо, интересуютъ ее, продолжала въ томъ же тонѣ, свернувъ только разговоръ на кардинала.
Но она очутилась въ очень затруднительномъ положеніи: она не знала, была ли настоятельница роялисткой или кардиналисткой, а потому изъ предосторожности она старалась держаться середины, но настоятельница съ своей стороны была еще осторожнѣе, склоняя низко голову каждый разъ, какъ милэди произносила имя его высокопреосвященства.
Милэди начала думать, что ей придется долго пробыть въ монастырѣ, а потому рѣшилась высказаться посмѣлѣе, чтобы узнать, чего ей ждать и какъ держать себя. Желая узнать, насколько искренна и какъ велика была скромность и сдержанность доброй настоятельницы, она начала передавать сначала очень осторожно, а затѣмъ и болѣе подробно сплетни про кардинала; разсказала о любовныхъ связяхъ министра съ г-жой д'Егильонъ и съ Маріей Делормъ и съ нѣкоторыми другими свѣтскими дамами.
Настоятельница начала слушать внимательнѣе, мало-по-малу оживилась и стала улыбаться.
"Хорошо", подумала милэди,-- "она интересуется тѣмъ, что я ей разсказываю; если она и кардиналистка, то во всякомъ случаѣ безъ фанатизма".
Тогда она перешла къ преслѣдованіямъ, которымъ подвергались враги кардинала.
Настоятельница только перекрестилась, не выражая ни одобренія, ни порицанія.
Это утвердило милэди въ мнѣніи, что монахиня скорѣе роялистка, чѣмъ кардиналистка.
Милэди продолжала далѣе, дѣлаясь все смѣлѣе и смѣлѣе.
-- Я ничего не понимаю во всѣхъ этихъ дѣлахъ, сказала наконецъ настоятельница: -- но какъ мы ни отдалены отъ двора и отъ всѣхъ свѣтскихъ происшествій, у насъ есть очень печальныя доказательства того, что вы разсказываете: одна изъ нашихъ пансіонерокъ очень много выстрадала отъ мщенія и преслѣдованія кардинала.
-- Одна изъ вашихъ пансіонерокъ? сказала милэди. О, Боже мой! Боже мой! бѣдная женщина, какъ мнѣ -- жаль ее.
-- И вы правы, нельзя не пожалѣть ее: тюрьма, всякаго рода угрозы, дурное обхожденіе -- все это она вынесла. Впрочемъ, прибавила настоятельница,-- поступая такъ, кардиналъ, можетъ быть, имѣлъ на это свои причины... Хотя она кажется настоящимъ ангеломъ, но не всегда можно судить о людяхъ по наружности.
"Хорошо!" подумала милэди:-- "кто знаетъ, можетъ быть, я здѣсь и узнаю что-нибудь; кажется, я на дорогѣ къ этому".
И она постаралась придать своему лицу самое невинное выраженіе.
-- Увы! сказала милэди,-- я это знаю; дѣйствительно, говорятъ, что не надо вѣрить наружности, но чему же тогда вѣрить, если не лучшему созданію Творца! Вотъ я такъ, вѣроятно, буду ошибаться всю жизнь и, тѣмъ не менѣе, всегда довѣряюсь тому, чья наружность внушаетъ мнѣ довѣріе и симпатію.
-- Такъ вы повѣрили бы, что эта женщина невинна? спросила игуменья.
-- Кардиналъ не всегда преслѣдуетъ одни только преступленія, отвѣчала она:-- есть нѣкоторыя добродѣтели, за которыя онъ преслѣдуетъ еще строже, чѣмъ за иные пороки.
-- Позвольте мнѣ замѣтить вамъ, сударыня, что это мнѣ кажется очень страннымъ.
-- Что именно? наивно спросила милэди.
-- А то, что вы говорите.
-- Что же вы находите страннаго въ моихъ словахъ? спросила съ улыбкой милэди.
-- Вы -- другъ кардинала, потому что онъ прислалъ васъ сюда, а между тѣмъ...
-- А между тѣмъ я говорю про него худо? спросила милэди, оканчивая мысль игуменьи.
-- Во всякомъ случаѣ вы не говорите про него ничего хорошаго.
-- Это потому, вздыхая произнесла она: -- что я не другъ его, а жертва.
-- А между тѣмъ это письмо, въ которомъ онъ рекомендуетъ мнѣ васъ?..
-- Это приказъ оставаться здѣсь въ заключеніи до тѣхъ поръ, пока меня не выпуститъ отсюда какой-нибудь изъ его тѣлохранителей.
-- Но отчего же вы не бѣжали?
-- Куда я пойду? Развѣ, думаете вы, есть на землѣ такой уголокъ, гдѣ бы кардиналъ не могъ меня найти, если бы только захотѣлъ взятъ на себя трудъ протянуть руку?! Если бы я еще была мужчиной, можно было бы допустить, что это возможно, но женщина -- что, по вашему мнѣнію, можетъ сдѣлать женщина? А эта молодая пансіонерка, которая живетъ у васъ, пыталась бѣжать?
-- Нѣтъ, не пыталась... Но она совсѣмъ другое дѣло; мнѣ кажется, что ее удерживаетъ во Франціи любовь къ кому-то.
-- Въ такомъ случаѣ, сдѣлала выводъ милэди, вздыхая: -- если она любить, то она еще не совсѣмъ не счастна.
-- Итакъ, продолжала игуменья съ большимъ участ. емь,-- я вижу передъ собой еще одну изъ жертвъ кардинала?
-- Увы! да!
Игуменья съ минуту глядѣла на милэди съ безпокойствомъ, какъ будто какая-то новая мысль зародилась у ней въ головѣ.
-- Вы не врагъ нашей святой вѣры? спросила она робко.
-- Я! вскричала милэди,-- я -- протестантка?! О! нѣтъ, беру въ свидѣтели Господа Бога, Который насъ слышитъ, что я, напротивъ, ревностная католичка!
-- Если такъ, сударыня, проговорила игуменья, улыбаясь,-- то успокойтесь: домъ, гдѣ вы находитесь, не будетъ-для васъ слишкомъ суровой тюрьмой, и мы сдѣлаемъ все, что въ состояніи сдѣлать, чтобы вы полюбили ваше заточеніе. Даже болѣе: вы увидите здѣсь эту молодую женщину, гонимую, безъ сомнѣнія, вслѣдствіе какой-нибудь любовной исторіи. Она очень любезна и мила.
-- Какъ ее зовутъ?
-- Она была мнѣ рекомендована одной очень знатной дамой подъ именемъ Кэтти. Я не старалась узнать ея настоящаго имени.
-- Кэтти! вскричала милэди.-- Какъ, вы къ этимъ увѣрены?
-- Что ее такъ зовутъ? Да, сударыня, а развѣ вы ее знаете?
Милэди обрадовалась въ душѣ при одной мысли, что эта молодая женщина можетъ быть ея прежняя камеристка. Съ именемъ этой молодой дѣвушки было связано воспоминаніе, напоминавшее ей весь ея позоръ, и жажда мести исказила черты милэди, которая, впрочемъ, почти тотчасъ же придала спокойное, милое выраженіе своему лицу, которымъ эта женщина, имѣвшая, казалось, въ своемъ распоряженіи сто различныхъ лицъ, такъ ловко управляла.
-- А когда я могу увидѣть эту молодую даму, къ которой я уже чувствую большую симпатію? спросила милэди.
-- Да сегодня же вечеромъ, отвѣчала игуменья,-- даже, если хотите, днемъ. Но вы говорили, что пробыли четыре дня въ дорогѣ, сегодня вы встали въ пять часовъ и вѣрно хотите отдохнуть. Ложитесь и засните, а во время обѣда мы васъ разбудимъ.
Хотя милэди, жаждавшая всякихъ новыхъ интригъ и поддерживаемая сердечнымъ волненіемъ отъ одной мысли о сдѣланномъ ею открытіи, могла бы отлично обойтись безъ сна, но тѣмъ не менѣе она приняла предложеніе игуменьи; въ продолженіе двѣнадцати или пятнадцати послѣднихъ дней она перенесла столько различныхъ испытаній, что если желѣзное ея тѣло и могло еще выдерживать утомленіе, то душа ея нуждалась въ отдыхѣ.
Итакъ, она простилась съ игуменьей и легла, убаюканная пріятными мечтами о мщеніи, которыя вернулись къ ней при имени Кэтти.
Она вспомнила, что ей обѣщано кардиналомъ разрѣшеніе дѣйствовать почти неограниченно, если она успѣетъ въ своемъ предпріятіи. Задуманное ей удалось, и д'Артаньянъ былъ теперь въ ея рукахъ!
Одно только пугало ее -- воспоминаніе о мужѣ; она считала графа де-ла-Феръ умершимъ, или по крайней мѣрѣ удалившимся изъ родины, и вдругъ она встрѣтила его въ лицѣ Атоса, лучшаго друга д'Артаньяна.
Но если онъ былъ другомъ д'Артаньяна, то, вѣрно, онъ ему помогалъ во всѣхъ его проискахъ, посредствомъ которыхъ королева разстроила планы его высокопреосвященства; если онъ былъ другомъ д'Артаньяна, слѣдовательно, онъ былъ врагомъ кардинала, и потому, безъ сомнѣнія, ей удастся опутать его кознями мщенія, въ сѣтяхъ котораго она надѣялась задушить молодого мушкетера.
Всѣ эти надежды были въ высшей степени сладостны милэди, а потому, убаюканная ими, она скоро заснула.
Ее разбудилъ тихій голосъ, раздавшійся у ея постели. Она открыла глаза и увидѣла игуменью, которая пришла въ сопровожденіи молодой женщины съ бѣлокурыми волосами, съ нѣжнымъ цвѣтомъ лица, устремившей на нее взглядъ, полный участія и любопытства.
Лицо этой молодой женщины было ей совершенно незнакомо; обѣ, обмѣнявшись обычными привѣтствіями, смотрѣли другъ на друга съ большимъ вниманіемъ: обѣ были чрезвычайно красивы, но красота ихъ была совершенно различная. Впрочемъ, милэди улыбнулась отъ сознанія, что она далеко превосходила эту молодую женщину своимъ важнымъ видомъ и аристократическими манерами. Правда и то, что платье послушницы, которое было на молодой женщинѣ, не было достаточно красиво, чтобы выдержать сравненіе съ элегантнымъ туалетомъ милэди.
Игуменья представила ихъ одну другой, затѣмъ, когда эта формальность была окончена, игуменья, которую обязанности призывали въ церковь, ушла, оставивъ ихъ однѣхъ.
Послушница, видя, что милэди еще лежитъ, хотѣла послѣдовать за игуменьей, но милэди ее удержала.
-- Какъ, сударыня, сказала она ей,-- вы только что пришли и хотите лишить меня вашего присутствія, а, признаюсь, я надѣялась, что мы будемъ съ вами видѣться въ продолженіе того времени, которое я пробуду здѣсь.
-- Нѣтъ, сударыня, отвѣтила послушница:-- я только боялась, что не во-время пришла: вы спали, вы утомлены съ дороги.
-- Что за важность! Чего могутъ желать спящіе люди? Пріятнаго пробужденія. Вы доставили мнѣ это удовольствіе, и позвольте мнѣ насладиться имъ вполнѣ.
И, взявъ ее за руку, она посадила ее въ кресло, стоявшее около ея постели.
Послушница сѣла.
-- Боже мой! сказала она:-- какъ я несчастна! Я здѣсь вотъ уже шесть мѣсяцевъ и не пользуюсь и тѣнью какого-нибудь удовольствія; теперь вы пріѣхали и ваше очаровательное общество доставило бы мнѣ большое удовольствіе, а я, какъ нарочно, жду, что, вѣроятно, не сегодня -- завтра я покину монастырь!
-- Какъ! спросила милэди:-- вы выходите изъ монастыря?
-- По крайней мѣрѣ, я на это надѣюсь, продолжала послушница съ радостью, которую она нисколько и не старалась скрыть.
-- Я слышала, что вамъ пришлось много выстрадать отъ кардинала; это еще болѣе сблизило бы насъ.
-- Такъ наша добрая мать сказала правду, что и вы также жертва этого злого священника?
-- Тише! предостерегла ее милэди:-- даже здѣсь нельзя такъ говорить о немъ. Всѣ мои несчастія произошли оттого, что я сказала почти то же, что говорите вы, передъ одной женщиной, которую я считала своимъ другомъ и которая мнѣ измѣнила. Такъ и вы также жертва измѣны?
-- Нѣтъ, отвѣчала послушница,-- я -- жертва преданности, преданности женщинѣ, которую любила, за которую я пожертвовала бы своей жизью, пожертвовала бы даже и теперь.
-- И которая васъ покинула, да?
-- Я была несправедлива, что такъ думала, но два или три дня тому назадъ я убѣдилась въ противномъ и благодарю за это Бога: мнѣ горько было думать, что она меня забыла. Но вы, сударыня, продолжала послушница,-- кажется, свободны, и если бы вы хотѣли убѣжать, то это вполнѣ отъ васъ зависитъ.
-- Куда я могу убѣжать безъ друзей, безъ денегъ, въ такой части Франціи, которая мнѣ вовсе незнакома и гдѣ я никогда не бывала прежде?
-- О! вскричала послушница,-- друзья у васъ будутъ вездѣ, гдѣ бы вы ни были: вы кажетесь такой доброй и такъ прекрасны!
-- И все это нисколько мнѣ не мѣшаетъ, сказала милэди съ такой улыбкой, которая придала что-то ангельское выраженію ея лица,-- быть совершенно одинокой и гонимой.
-- Надо, видите ли, надѣяться на Бога: разъ совершенное доброе дѣло, поздно ли, рано ли, всегда явится нашимъ ходатаемъ передъ Богомъ, и, можетъ быть, на ваше счастье мы встрѣтились съ вами, потому что, если я выйду отсюда, какъ я ни ничтожна и какъ ни незначительна моя власть, я найду нѣсколькихъ сильныхъ друзей, которые, вступившись за меня, могутъ также вступиться и за васъ.
-- О! хотя я и сказала, что я одинока, продолжала милэди, надѣясь, что заставить послушницу больше высказаться:-- но у меня тоже есть нѣсколько высокопоставленныхъ знакомыхъ, но эти знакомые сами дрожатъ передъ кардиналомъ; сама королева не осмѣливается никого поддержать передъ страшнымъ министромъ; я имѣю доказательство того, что ея величество, несмотря на все свое доброе сердце, не одинъ разъ принуждена бывала отдавать въ жертву гнѣва его высокопреосвященства лицъ, которыя оказывали ей услуги.
-- Повѣрьте мнѣ, сударыня, что королева можетъ сдѣлать видъ, что она покинула ихъ, но нельзя судить по наружности: чѣмъ больше ихъ преслѣдуютъ, тѣмъ больше она думаетъ о нихъ, и часто въ ту минуту, когда они менѣе всего этого ожидаютъ, они убѣждаются въ томъ, что ихъ не забыли.
-- Да, сказала милэди,-- я вѣрю этому: королева такъ добра!
-- О! такъ вы знаете нашу прекрасную, благородную королеву, если такъ говорите о ней! вскричала послушница съ восторгомъ.
-- То есть, продолжала милэди, замѣтивъ, что она немного увлеклась,-- лично ея я не имѣю чести знать, но я знаю многихъ изъ самыхъ близкихъ ея друзей: я знаю Пютанжа, я знавала въ Англіи Дюжара, я знакома съ де-Тревилемъ.
-- Съ де-Тревилемъ! вскричала послушница:-- вы знакомы съ де-Тревилемъ?
-- Да, хорошо, даже коротко знакома.
-- Съ капитаномъ королевскихъ мушкетеровъ?
-- Съ капитаномъ королевскихъ мушкетеровъ.
-- О! въ такомъ случаѣ вы увидите, вскричала послушница: -- что мы очень скоро близко познакомимся и сдѣлаемся даже друзьями. Если вы знакомы съ де-Тревилемъ, вы, вѣроятно, бывали у него?
-- Часто! сказала милэди, которая, разъ вступивъ на этотъ путь и замѣтивъ, что ложь ей такъ удается, хотѣла довести ее до конца.
-- Вы встрѣчали, вѣроятно, у него какихъ-нибудь мушкетеровъ?
-- Всѣхъ, которыхъ онъ обыкновенно принималъ у себя! отвѣтила милэди, для которой этотъ разговоръ становился дѣйствительно очень интереснымъ.
-- Назовите мнѣ нѣсколькихъ изъ тѣхъ, которыхъ вы знаете, и вы увидите, что они окажутся моими друзьями.
-- Но, сказала милэди въ замѣшательствѣ,-- я знаю де-Севиньи, де-Куртиврона, де-Ферюссака.
Послушница слушала, затѣмъ, видя, что она остановилась, спросила:
-- Не знаете ли вы джентльмена по имени Атоса?
Милэди поблѣднѣла, какъ полотно простыни, на которой она лежала, и какъ она ни умѣла владѣть собой, но не могла удержаться отъ восклицанія, схвативъ за руку свою собесѣдницу и пожирая ее глазами:
-- Что съ вами? О, Боже мой! спросила эта бѣдная женщина:-- не сказала ли я чего-нибудь вамъ непріятнаго?
-- Нѣтъ, но это имя поразило меня, потому что и я тоже знала этого дворянина, и мнѣ показалось страннымъ, что я встрѣтила еще особу, которая, кажется, тоже знаетъ его хорошо.
-- О, да, хорошо, хорошо! Не только его, но и друзей его: гг. Портоса и Арамиса.
-- Въ самомъ дѣлѣ! Я также ихъ знаю, проговорила милэди, чувствовавшая, какъ морозъ пробѣжалъ по всему ея тѣлу.
-- Въ такомъ случаѣ, если вы ихъ знаете, вы должны знать, что это добрые, хорошіе товарищи... Отчего вы не обратитесь къ нимъ, если вамъ нужна помощь?
-- То есть, пробормотала милэди,-- я ни съ кѣмъ изъ нихъ не связана настоящей дружбой: я знаю ихъ, потому что много о нихъ слышала отъ ихъ друга д'Артаньяна.
-- Вы знаете д'Артаньяна? спросила послушница, въ свою очередь схвативъ за руку милэди и пожирая ее глазами.
Затѣмъ, замѣтивъ странное выраженіе лица милэди, она прибавила:
-- Извините, сударыня, если я васъ спрошу, въ качествѣ кого вы его знаете?
-- Я его знаю какъ друга, отвѣчала милэди въ замѣшательствѣ.
-- Вы меня обманываете, сударыня, сказала послушница:-- вы были его любовницей!
-- Это вы были ею, сударыня! въ свою очередь замѣтила милэди.
-- Я?! проговорила послушница.
-- Да, вы! Теперь я васъ знаю: вы -- г-жа Бонасье.
Молодая женщина отступила съ удивленіемъ и ужасомъ.
-- О, не отрицайте этого! настаивала милэди.
-- Такъ что же! Да, сударыня, отвѣчала послушннва:-- не соперницы ли мы съ вами?
Лицо милэди приняло такое дикое выраженіе, что во всякомъ бы другомъ случаѣ г-жа Бонасье убѣжала отъ страха, но она была вся поглощена своей ревностью.
-- Ну, говорите же, сударыня, настаивала г-жа Бонасье съ той энергіей, которой, казалось, нельзя было ожидать отъ нея:-- были ли вы раньше или теперь вы его любовница?
-- О, нѣтъ! вскричала милэди такимъ голосомъ, что нельзя было сомнѣваться въ.ея искренности:-- никогда! никогда!
-- Я вѣрю вамъ, но отчего же вы такъ вскрикнули?
-- Какъ, вы не понимаете? сказала милэди, уже оправившаяся отъ своего смущенія и вернувшая себѣ все присутствіе духа.
-- Какъ же я могу понять, когда мнѣ ничего неизвѣстно?
-- Вы не понимаете, что г. д'Артаньянъ, будучи моимъ другомъ, взялъ меня въ повѣренные своей тайны?
-- Въ самомъ дѣлѣ!
-- Вы не понимаете, что мнѣ извѣстно все: ваше похищеніе изъ маленькаго домика въ Сенъ-Жерменѣ, его отчаяніе, участіе его друзей и ихъ безполезные поиски! И какъ же вы хотите, чтобы я не удивлялась, когда вдругъ, совсѣмъ неожиданно, я сталкиваюсь съ вами, съ вами, о которой мы съ нимъ такъ часто говорили, съ вами, которую онъ любитъ всей душою и которую заставилъ и меня заглазно полюбить. Ахъ, милая Констанція, наконецъ-то я нашла васъ, наконецъ-то я васъ вижу!
И милэди протянула руки г-жѣ Бонасье. Эта, побѣжденная ея словами, увидѣла въ той женщинѣ, на которую за минуту передъ тѣмъ смотрѣла какъ на свою соперницу, искренняго, преданнаго друга.
-- О, простите меня, простите! говорила она, наклоняясь къ ея плечу,-- я такъ его люблю!
Эти двѣ женщины остались нѣкоторое время въ объятіяхъ друга друга. Безъ сомнѣнія, если бы физическія силы милэди равнялись ея ненависти, г-жа Бонасье не осталась бы въ живыхъ послѣ ея объятій.
Но, не имѣя возможности задушить ее, она улыбнулась.
-- О, моя прекрасная, моя дорогая малютка! сказала милэди:-- какъ я счастлива, что вижу васъ! Дайте мнѣ наглядѣться на васъ.
И, говоря это, она пожирала ее глазами.
-- Да, это точно вы. Ахъ! изъ всего, что онъ мнѣ разсказывалъ о васъ, я теперь васъ узнаю, совершенно узнаю.
Несчастная женщина не могла и подозрѣвать жестокой ненависти, скрывавшейся подъ личиной этого добраго выраженія лица, яснаго взгляда этихъ блестящихъ глазъ, въ которыхъ можно было прочесть только участіе и состраданіе.
-- Въ такомъ случаѣ вы знаете, сколько я выстрадала, сказала г-жа Бонасье:-- потому что онъ говорилъ вамъ, какъ онъ самъ страдаетъ... Но страдать изъ-за него -- это блаженство.
Милэди отвѣтила машинально:
-- Да, блаженство.
Она думала совсѣмъ о другомъ.
-- И къ тому же, продолжала г-лса Бонасье,-- мои страданія скоро кончатся: завтра, можетъ быть даже сегодня вечеромъ, я его опять увижу, и тогда все прошедшее исчезнетъ.
-- Сегодня вечеромъ? завтра? переспросила милэди, выведенная изъ своей задумчивости этими словами.-- Что вы хотите этимъ сказать? Развѣ вы ожидаете отъ него какого-нибудь извѣстія?
-- Я жду его самого.
-- Его самого! Вы ждете д'Артаньяна сюда?
-- Его самого.
-- Но это невозможно: онъ при осадѣ Лярошели съ кардиналомъ; онъ можетъ вернуться не раньше того, какъ городъ будетъ взять.
-- Вы такъ думаете? Но развѣ есть на свѣтѣ что-нибудь невозможное для моего д'Артаньяна, благороднаго, честнаго дворянина?!
-- О! я не могу вамъ повѣрить!
-- Если такъ -- читайте! сказала въ экстазѣ своей радости и гордости несчастная женщина, подавая милэди письмо.
-- Почеркъ г-жи де-Шеврезъ! подумала про себя милэди.-- А! я была увѣрена, что черезъ нея у нихъ были сношенія.
И она жадно пробѣжала слѣдующія строки:
"Мое милое дитя, будьте готовы; нашъ другъ скоро будетъ у васъ, и онъ пріѣдетъ къ вамъ затѣмъ, чтобы освободить изъ тюрьмы, въ которой вы должны были скрыться для вашей безопасности; приготовьтесь же къ отъѣзду и никогда не отчаивайтесь въ нашей помощи.
"Нашъ милый гасконецъ показалъ себя храбрымъ и преданнымъ намъ, какъ всегда; скажите ему, что ему гдѣ-то очень благодарны за данное имъ предостереженіе".
-- Да, да, сказала милэди,-- да, письмо очень ясно написано. Не знаете ли вы, что это было за предостереженіе?
-- Нѣтъ, но я только догадываюсь, что онъ предупредилъ королеву о какомъ-нибудь новомъ замыслѣ кардинала.
-- Да, безъ сомнѣнія, это такъ! сказала милэди, возвращая письмо г-жѣ Бонасье и снова задумчиво склоняя на грудь голову.
Въ эту минуту раздался быстрый лошадиный топотъ.
-- О! вскричала г-жа Бонасье, бросаясь къ окну,-- не имъ ли ужъ это?
Милэди осталась лежать въ постели, окаменѣлая отъ изумленія: въ такое короткое время случилось столько неожиданнаго, что въ первый еще разъ она совсѣмъ растерялась.
-- Онъ! онъ! шептала она,-- неужели онъ? и она лежала, устремивъ глаза впередъ.
-- Къ несчастію, нѣтъ! сказала г-жа Бонасье,-- это какой-то человѣкъ, котораго я совсѣмъ не знаю, а между тѣмъ онъ ѣдетъ сюда; да, онъ поѣхалъ тише; онъ остановился у воротъ и позвонилъ.
Милэди вскочила съ постели.
-- Вы вполнѣ увѣрены, что это не онъ? спросила она.
-- О, да, вполнѣ увѣрена!
-- Вы, можетъ быть, не разсмотрѣли?
-- О! по одному перу его шляпы, по кончику его плаща я узнала бы его!
Милэди продолжала одѣваться.
-- Все равно: вы говорите, что этотъ человѣкъ вошелъ сюда?
-- Да, онъ вошелъ.
-- Это или къ вамъ, или ко мнѣ.
-- О, Боже! какъ вы взволнованы!
-- Да, признаюсь, я не такъ довѣрчива, какъ вы, и всего жду отъ кардинала.
-- Тс! сказала г-жа Бонасье,-- сюда идутъ.
Дверь отворилась, и вошла игуменья.
-- Это вы пріѣхали изъ Булони? спросила она у милэди.
-- Да, я, отвѣтила послѣдняя, стараясь сохранить хладнокровіе:-- кто меня спрашиваетъ?
-- Господинъ, который пріѣхалъ отъ имени кардинала, но не хочетъ назвать себя.
-- Онъ хочетъ говорить со мной? спросила милэди.
-- Онъ хочетъ видѣть даму, пріѣхавшую изъ Булони.
-- Въ такомъ случаѣ, пожалуйста, попросите его войти, сударыня.
-- О, Боже! Боже! проговорила г-жа Бонасье:-- не привезъ ли онъ какого-нибудь дурного извѣстія?!
-- Боюсь, что да.
-- Я оставлю васъ съ этимъ незнакомцемъ, но какъ только онъ уѣдетъ, если позволите, я приду къ вамъ.
-- Конечно, прошу васъ.
Игуменья и г-жа Бонасье вышли.
Милэди осталась одна, устремивъ взглядъ на дверь; минуту спустя на лѣстницѣ раздался звукъ шпоръ, затѣмъ шаги приблизились, отворилась дверь, и незнакомецъ вошелъ.
Милэди вскрикнула отъ радости: этотъ человѣкъ былъ графъ де-Рошфоръ, зловѣщая тѣнь его высокопреосвященства.