Мертвая душа.
Парадъ 14 іюля блестящими образомъ доказалъ успѣхи, сдѣланные арміей. Но по этой праздничной, искуственно подготовленной церемоніи, въ которой принимали участіе только войска, заранѣе обученныя своей роли, нельзя было судить о достоинствахъ или недостаткахъ системы, принятой правительствомъ для того, чтобы перевести войска съ мирнаго положенія на военное. Конечно парламентъ предоставилъ предъидущему военному министру средства, необходимыя- для мобилизаціи одного корпуса; но волненіе, произведенное въ странѣ однимъ только объявленіемъ о такой мѣрѣ, вынудило правительство оставить эти деньги безъ употребленія. Такимъ образомъ распространилось мнѣніе, что этотъ проектъ совершенно оставленъ. Косталла напротивъ рѣшилъ, что для чести Франціи необходимо произвести подобный опытъ, какъ бы ни возмущались ея сосѣди этимъ проявленіемъ самостоятельности.
Опытъ мобилизаціи отдѣльныхъ частей былъ рѣшенъ въ совѣтѣ министровъ, а чтобы онъ далъ дѣйствительно практическіе результаты и былъ генеральной репетиціей настоящей военной мобилизаціи, согласились держать все втайнѣ. Время, корпусъ и планъ военныхъ операцій должно было обнародовать только въ послѣднюю минуту, именнымъ приказомъ военнаго министра. Знали объ этомъ лишь нѣсколько офицеровъ главнаго штаба, которые вмѣстѣ съ военнымъ министромъ вырабатывали всѣ подробности дѣла. Вдругъ за два дня до означеннаго числа парижская газета "Звѣзда" возвѣстила, что черезъ день будетъ мобилизованъ 12-й корпусъ и опубликовала точную программу предстоявшихъ маневровъ.
Это разглашеніе сильно удивило и разгнѣвало Косталлу. Полицейскій префектъ и генеральный прокуроръ получили приказаніе начать немедленное разслѣдованіе, съ помощью самыхъ ловкихъ тайныхъ агентовъ.
Прежде, всего открылось, что свѣдѣнія были проданы "Звѣздѣ" какимъ-то Обри, называвшимъ себя "дѣльцомъ", въ дѣйствительт ности же бывшимъ только авантюристомъ и сообщникомъ г-жи Годфруа, очень опасной, по отзывамъ полиціи, интригантки.
Казалось, газета не имѣла въ этомъ дѣлѣ другихъ побужденій, кромѣ желанія доставить своимъ подписчикамъ достовѣрную новость. Но все-таки ясно было, по точности и полнотѣ напечатанныхъ свѣдѣній, что секретные документы, касающіеся пробной мобилизаціи, были выписаны или выкрадены. Поэтому слѣдствіе продолжалось и вскорѣ напали на слѣдъ одного изъ виновныхъ, но очевидно еще многихъ надо было разыскать, въ особенности если -- какъ склоненъ былъ думать судебный слѣдователь -- сообщеніе было сдѣлано газетѣ съ цѣлью возбудить биржевую панику, которою, безъ сомнѣнія воспользовался бы тотъ, кто придумалъ эту продѣлку, не компрометируя самого себя.
13 сентября начальникъ сыскной полиціи явился къ Косталлѣ съ отчетомъ объ обыскахъ, произведенныхъ у Обри и г-жи Годфруа. Что касается перваго, то до сихъ поръ не удалось разыскать постояннаго его мѣстожительства; безъ сомнѣнія онъ гдѣ-нибудь скрывался или уѣхалъ изъ Франціи при первомъ извѣстіи о судебномъ преслѣдованіи "Звѣзды"; напротивъ, г-жу Годфруа, уродливую, сгорбленную женщину, съ раскрашенными губами и подведенными бровями, застали въ ея квартирѣ, мишурная роскошь которой вполнѣ подходила къ ея подозрительной личности.
Когда пришли полицейскіе агенты, она нахально разсмѣялась и сказала, указывая на каминъ, полный сожженной бумагой: "Я васъ ждала: вы явились поздно!.." Не вѣря ея словамъ, агенты сдѣлали подробный обыскъ и одному изъ нихъ удалось найти, тщательно скрытую за рѣзбою стѣнного щкафа, толстую связку писемъ и разныхъ бумагъ, которая тотчасъ же была доставлена судебному слѣдователю. Увидя, что ея тайникъ открытъ, эта женщина страшно озлилась, начала бранить агентовъ, кричала, грозила упечь ихъ. всѣхъ, увѣряла, что ей "плевать на законы!" Невѣроятнаго труда, стоило доставить ее въ тюрьму, куда ее наконецъ и заперли.
Начальникъ тайной полиціи былъ пораженъ ея смѣлостью. Онъ заключалъ изъ этого, что у ней долженъ быть какой-то таинственный покровитель, на котораго она разсчитывала. Это предположеніе подтверждалось тѣмъ обстоятельствомъ, что, приговоренная недавно къ трехмѣсячному тюремному заключенію за попытку подкупить чиновника на торгахъ, г-жа Годфруа никогда не была арестована, что можно было объяснить только вмѣшательствомъ въ ея пользу какого-нибудь тайнаго могущественнаго вліянія...
Въ этотъ день Косталла обѣдалъ у брата. Онъ ушелъ изъ министерства раньше семи часовъ и пріѣхалъ въ Ѳаворскую улицу задумчивый, озабоченный. Увидя невѣстку и племянниковъ, которыхъ онъ очень любилъ, онъ развеселился. За столомъ онъ разговаривалъ о различныхъ предметахъ, совершенно не относящихся къ политикѣ, болталъ съ племянниками, импровизировалъ имъ волшебную сказку, чего они требовали отъ него каждый разъ, когда онъ бывалъ у нихъ... Затѣмъ послѣ обѣда онъ сталъ вмѣстѣ съ ихъ матерью мечтать о будущности дѣтей. Этотъ будетъ военнымъ, тотъ поступитъ въ академію художествъ; онъ самъ всегда сожалѣлъ, что не былъ художникомъ или скульпторомъ, поэтому очень желалъ, чтобы кто-нибудь изъ его близкихъ избралъ артистическое поприще. Какъ всегда, Морганъ молчалъ, едва произнося нѣсколько словъ.
Смотря на нихъ: одного холоднаго, молчаливаго, шагающаго но комнатѣ, заложивъ руки за спину, въ застегнутомъ до верху, безукоризненно чистомъ сюртукѣ,-- а другого, развалившагося въ креслѣ, съ полуразстегнутымъ жилетомъ, съ восторгомъ говорящаго о Рубенсѣ, его любимомъ живописцѣ, безъ всякой заботы о пеплѣ, который сыпался съ сигары на его одежду -- легко было замѣтить существовавшую антитезу между инстинктами, чувствами и идеями этихъ, къ удивленію, единоутробныхъ братьевъ.
-- Ну, а что дѣло со "Звѣздой"? неожиданно спросилъ Морганъ:-- Правда-ли, что вы намѣрены поднять исторію изъ за обнародованнаго плана мобилизаціи?
-- Непремѣнно. Мы хотимъ знать, кто зачинщикъ, и мы этого добьемся.
-- Развѣ очень важное дѣло сообщить публикѣ сегодня то, что вы сообщили бы ей завтра?
-- Какъ же не важное дѣло! Секретныя бумаги украдены изъ военнаго министерства! Всѣ надежды, возлагаемыя на эту мобилизацію, рушились съ разглашеніемъ плана, который долженъ былъ оставаться въ тайнѣ до послѣдней минуты. И все это для грязной биржевой игры! А ты еще спрашиваешь "развѣ это такъ важно"?.. Это не только важно, мой милый, это преступно!
-- Ну, ладно!.. Такъ значитъ слѣдствіе идетъ?
-- Да; негодяй, который продалъ планъ въ газету, еще не арестованъ; по ты, конечно, знаешь изъ сегодняшнихъ вечернихъ газетъ, что арестована какая-то Годфруа...
-- Да, знаю... Но у нея не могли найти ничего важнаго.
-- Какъ не могли?.. Что ты хочешь этимъ сказать?..
-- Очень просто... Газеты говорятъ, что она успѣла сжечь всѣ свои бумаги, когда къ ней пришла полиція: поэтому, я и думаю, что у нея ничего нельзя было найти.
-- Ахъ, вотъ что... Ну, ты ошибаешься... Она не все сожгла. Она довольно много оставила документовъ про запасъ и они найдены. Объ этомъ еще неизвѣстно: не разсказывай никому...
-- А! просто отвѣтилъ Морганъ, послѣ минутнаго молчанія и прибавилъ, сухо: -- такъ... нашли у нея бумаги... Интересныя конечно?
-- Какъ же я могу это знать? Онѣ переданы судебному слѣдователю.
-- Ахъ, да, это правда... Но развѣ ты не полюбопытствовалъ узнать, что въ нихъ заключается?
-- Это до тебя не касается... Какъ министръ юстиціи, я имѣю право слѣдить за слѣдствіемъ; но не знаю воспользуюсь-ли этимъ правомъ: я ничѣмъ не хочу мѣшать дѣлу правосудія.
-- И прекрасно!..
На слѣдующее утро Косталла работалъ въ своемъ кабинетѣ, когда ему доложили, что генеральный прокуроръ желаетъ видѣть его. Онъ былъ тотчасъ же принятъ и доложилъ взволнованнымъ голосомъ, что счелъ своимъ долгомъ немедленно извѣстить министра о новомъ оборотѣ дѣла. Едва началъ судебный слѣдователь разбирать бумаги, найденныя у Годфруа, какъ ему попались документы, очень компрометирующіе одно лицо, занимающее видное мѣсто въ военномъ министерствѣ.
-- Офицеръ! воскликнулъ Косталла: вы навѣрно ошибаетесь!
-- Къ сожалѣнію тутъ невозможно ошибаться, господинъ министръ!
И прокуроръ разсказалъ, что бригадный генералъ Эгбель, помощникъ начальника одного изъ самыхъ важныхъ департаментовъ военнаго министерства, имѣлъ дѣловыя сношенія съ Годфруа, что нѣсколько прочтенныхъ писемъ доказывали ясно, что онъ за одно съ Годфруа предавался темнымъ интригамъ, что, преслѣдуемый кредиторами, онъ изворачивался много разъ, благодаря деньгамъ, которыя Годфруа платила ему за оказанныя ей услуги; что, повидимому, эти услуги состояли главнымъ образомъ въ покровительствѣ поставщикамъ на армію, платившимъ, за полученные заказы, Годфруя большія суммы, изъ которыхъ онъ получалъ свою часть. Короткія сношенія генерала съ Обри позволяли предполагать,-- хотя еще не было найдено никакихъ уликъ въ этомъ отношеніи,-- что огласка плана мобилизаціи произошла при его участіи; его постоянная нужда въ деньгахъ достаточно объясняла, какъ, тщетно испробовавъ всѣ средства къ добычѣ денегъ, онъ рѣшился попытать счастья на биржѣ, искусственно вызвавъ пониженіе курса.
-- Какой срамъ!.. Какой срамъ!.. повторялъ Косталла:-- Теперь все понятно: смѣлость Годфруа, ея угрозы полиціи... Вотъ таинственный покровитель, о которомъ говорилъ мнѣ начальникъ тайной полиціи...
Онъ всталъ взволнованный и началъ большими шагами ходить по кабинету.
-- Лишить должности и уволить въ отставку... это первое дѣло... Затѣмъ преслѣдовать судомъ!..
Онъ остановился, какъ бы самъ, испугавшись своихъ словъ.
-- Генералъ на скамьѣ подсудимыхъ, рядомъ съ авантюристкой!.. Это невозможно!.. Какъ тутъ поступить?.. Замять дѣло?.. Дать Эгбелю возможность спастись бѣгствомъ?.. Но если онъ убѣжитъ, то тогда всѣ поймутъ, что онъ сообщникъ Годфруа, едвали скандалъ выйдетъ меньше и мы напрасно совершимъ беззаконіе... Господинъ прокуроръ, помогите мнѣ придумать выходъ изъ этого затруднительнаго положенія.
Прокуроръ покачалъ головой.
-- Если вы обращаетесь ко мнѣ, какъ къ человѣку, господинъ министръ, то я вамъ отвѣчу, что для меня, какъ и для васъ, оскорбительно и горько видѣть одного изъ начальниковъ нашей арміи замѣшаннымъ въ такомъ позорномъ дѣлѣ; но если вы обращаетесь ко мнѣ, какъ къ прокурору, то я могу только сказать, что, дозволивъ скрыться одному виновнику, вы теряете право карать остальныхъ.
-- Это правда... Но если надо соблюсти справедливость, то тѣмъ болѣе необходимо сохранить честь арміи... Есть, можетъ быть, одно средство спасти ее... Господинъ прокуроръ, пройдите, пожалуйста, въ эту дверь и подождите... Черезъ нѣсколько времени я пришлю за вами.
Прокуроръ поклонился и вышелъ въ сосѣднюю комнату.
Косталла сѣлъ къ столу, написалъ нѣсколько строкъ, позвонилъ и сказалъ дежурному:
-- Послать это письмо къ военному министру съ коннымъ вѣстовымъ и живо!
Генералъ Эгбель прекрасно началъ военную карьеру. Едва не убитый въ Крыму, онъ былъ раненъ при Маджентѣ и при осадѣ Пуэблы, а въ 1870 году онъ былъ извѣстенъ какъ блестящій офицеръ. Послѣ войны его назначили командиромъ полка въ одинъ большой городъ на югѣ. Привыкнувъ съ самаго выхода изъ Сенсирскаго училища колесить свѣтъ, побывавъ въ Крыму, Италіи, Африкѣ и Мексикѣ, онъ полюбилъ сильныя ощущенія и безспокойную, полную приключеній, жизнь, а потому ему трудно было удовлетвориться мирнымъ, монотоннымъ гарнизоннымъ существованіемъ. Изъ своихъ далекихъ экспедицій среди племенъ, различныхъ по обычаямъ, религіи, понятію о добрѣ и злѣ,-- изъ почти ежедневнаго, въ теченіи двадцати лѣтъ, зрѣлища торжествующей силы, грабежа и безнаказаннаго удовлетворенія животныхъ страстей -- этотъ храбрый рубака вынесъ надмѣнное презрѣніе въ требованіямъ обыденной нравственности. Понятіе о долгѣ не исчезло у него совершенно, какъ это случилось впослѣдствіи, но оно сильно съузилось. Совѣсть не требовала отъ него ничего свыше внѣшняго соблюденія дисциплины и условной чести.
Чтобы разсѣяться и испытывать сильныя ощущенія, которыя составляли для него необходимую приправу жизни, Эгбель сталъ играть. Игра овладѣла имъ, какъ одна изъ тѣхъ страстей, которыя охватываютъ человѣка на сорокъ пятомъ году и прожигаютъ его до костей. Постепенно спустилъ онъ свое небольшое состояніе, затѣмъ деньги родственниковъ и друзей. Тогда со ступеньки на ступеньку несчастный сталъ опускаться все ниже и ниже. За игрой послѣдовалъ развратъ, а вмѣстѣ съ развратомъ пьянство. Счастливое обстоятельство, повидимому, явилось къ нему на помощь. Онъ исполнялъ свои служебныя обязательства такъ блистательно, что, пробывъ нѣсколько лѣтъ полковникомъ, получилъ чинъ бригадира и переведенъ на важный постъ въ военномъ министерствѣ. Но было слишкомъ поздно: его три порока крѣпко владѣли имъ и не выпускали своей жертвы. При новомъ положеніи и живя въ столицѣ, ему еще легче было предаваться имъ, чѣмъ въ гарнизонномъ городѣ.
Отбывъ свою службу въ министерствѣ, (онъ исполнялъ ее съ точностью, которая заставляла начальство заблуждаться на его счетъ и смотрѣть сквозь пальцы на его частную жизнь), генералъ проводилъ остальное время до глубокой ночи въ игорныхъ домахъ и вертепахъ разврата. Онъ возвращался домой съ туманной головою, разслабленный, пилъ стаканъ за стаканомъ крѣпкіе напитки и, опьянѣвъ, засыпалъ тяжелымъ сномъ, чтобы завтра возобновить тоже самое. Отъ такой жизни, среди игроковъ, подозрительныхъ личностей и кокотокъ исчезли въ немъ послѣдніе остатки достоинства, гордости, даже храбрости. Ему предлагали мѣсто въ дѣйствующей арміи въ Тунисѣ и Тонкинѣ, но онъ отказался. Опасность и слава его болѣе не привлекали. Физическое разслабленіе щло. рука объ руку съ нравственнымъ паденіемъ. Его движенія стали тяжелы, его вкусы огрубѣли, онъ избѣгалъ общества равныхъ себѣ и ему нравилось, напротивъ, якшаться съ жокеями, гаерами и такими же прогорѣлыми людьми какъ онъ.
Преслѣдуемый кредиторами, которые угрожали наложить арестъ на его жалованье, что сильно его скомпрометировало бы и привлекло-бы вниманіе начальства на его непристойное поведеніе, генералъ принялъ сдѣланное ему предложеніе представить его г-жѣ Годфруа, которая могла достать ему денегъ. Эта женщина тотчасъ-же увидѣла, какую пользу можно было извлечь изъ подобнаго кліента.
Она пустила въ ходъ все свое лукавство, чтобы завладѣть имъ, и съ адскимъ искусствомъ заглушила въ немъ послѣдніе протесты помраченной совѣсти. Ему нужны деньги? она позаботится, чтобы онѣ были ему доставлены честными людьми, которые почтутъ за счастье обязать генерала за маленькія услуги, которыя онъ имъ окажетъ. И какія услуги? Пустяки,-- во-время сказать одно слово тому или другому начальнику, чтобы получить поставку, маленькій заказъ и одобреніе новой модели котловъ, мѣшковъ или носилокъ...
Ему никто болѣе не давалъ въ долгъ; онъ былъ объявленъ несостоятельнымъ всѣми ростовщиками Парижа. Но она взялась помочь ему и спустить его векселя, которыхъ никто болѣе не принималъ. Такимъ образомъ у нея набралось ихъ на двадцать тысячъ и этимъ способомъ она держала его въ рукахъ; а также и компрометирующими письмами, которыя она ловко заставила его написать себѣ. Всѣмъ этимъ она пользовалась какъ уздой, удерживавшей его, когда онъ начиналъ выказывать желаніе освободиться отъ ея власти. И за два года ихъ сношеній послѣдніе признаки нравственнаго чувства, которые еще сохранились въ Эгбелѣ, были до того уничтожены злотворной рукой авантюристки, что несчастный обратился въ бездушное орудіе низкой интригантки.
-- Генералъ Эгбель! доложилъ дежурный, впуская въ дверь высокаго, худощаваго человѣка, съ сѣдоватой бородкой, напомаженными усами, впалыми щеками, отвисшей нижней губой и старческимъ изношеннымъ видомъ.
-- Генералъ, сказалъ Косталла; если я просилъ военнаго министра прислать васъ немедленно ко мнѣ, то потому, что имѣю вамъ сказать нѣчто очень важное. Вы, безъ сомнѣнія, догадались въ чемъ дѣло?
Онъ отвѣтилъ просто и безъ всякаго видимаго волненія:
-- Нѣтъ, господинъ министръ.
-- Вы ничего не знаете?.. Но васъ подозрѣваютъ въ огласкѣ плана мобилизаціи.
Ни одинъ мускулъ не дрогнулъ на его мрачномъ лицѣ. Тяжкое обвиненіе не пробудило въ немъ ни негодованія, ни удивленія, ни стыда; онъ спокойно и равнодушно сказалъ:
-- Я не причастенъ къ этому дѣлу.
Тогда Косталла, котораго, можетъ быть, тронуло-бы чистосердечное раскаяніе,-- не въ состояніи былъ болѣе сдерживать своего негодованія. Онъ разразился горячими упреками; бросилъ генералу въ лицо его сношенія съ Годфруа и доставленіе заказовъ промышленникамъ, которымъ онъ продавалъ свою протекцію.
-- Это невѣрно, прервалъ генералъ: я не продавалъ имъ моей протекціи, я обѣщалъ имъ только содѣйствовать ихъ просьбамъ и за эту услугу они дисконтировали мои векселя...
Въ этомъ отвѣтѣ обрисовался весь человѣкъ: это ребяческое различеніе двухъ степеней гнусности обнаруживало ясно, какъ онъ низко палъ, изыскивая предосудительныя средства добыть денегъ, и переходъ съ одной ступеньки на другую до полнаго забвенія совѣсти, въ отсутствіи которой было что-то ужасающее.
На этотъ разъ Косталла взглянулъ на него скорѣе съ удивленіемъ, чѣмъ съ гнѣвомъ. Эгбель стоялъ передъ нимъ, какъ во фронтѣ, вытянувшись, и смотрѣлъ на полъ мутными, потухшими глазами. И не трудно было догадаться, что этотъ безчувственный взглядъ былъ непритворный: дѣйствительно въ его глазахъ не было болѣе искры огня, потому что его душа была мертва, и онъ представлялъ только подобіе человѣка, какъ встрѣчаются подобія деревьевъ, которыя стоятъ прямо, хотя ихъ сердцевина совершенно сгнила.
Смотря на этого несчастнаго, который не понималъ настоящаго смысла своихъ поступковъ, смотря на эти жалкіе остатки когда-то гордаго и храбраго воина, смотря на это пропащее человѣческое существо, Косталла почувствовалъ къ нему сожалѣніе.
-- Слушайте, генералъ, сказалъ онъ менѣе рѣзкимъ тономъ: одна ваша короткость съ Годфруа и участіе въ ея интригахъ погубили васъ безвозвратно... Вы съ позоромъ выйдете въ отставку, васъ будутъ преслѣдовать судомъ, вычеркнутъ изъ списковъ кавалеровъ "Почетнаго Легіона"...
Впервые признаки волненія появились на лицѣ Эгбеля. Его губы дрогнули, онъ нагнулъ голову и взглянулъ на свой орденъ:
-- Однако, я заслужилъ его, сказалъ онъ.
И эти простыя слова, произнесенныя тихимъ, печальнымъ дрожащимъ голосомъ, болѣе раздирали душу, чѣмъ самыя горькія рыданія.
-- Да, правда, вы его заслужили, отвѣтилъ Косталла: Зачѣмъ-же вы перестали быть достойнымъ его?..
Эгбель молча сдѣлалъ усталый, унылый жестъ человѣка, который не умѣетъ, не хочетъ оправдаться, раздирающій сердце жестъ убитаго жизнью, который все приписываетъ судьбѣ.
Косталла продолжалъ:
-- Я искалъ, нѣтъ-ли средства избавить армію отъ стыда видѣть одного изъ своихъ начальниковъ на позорной скамьѣ между авантюристкой и мошенникомъ. Это средство существуетъ... Подумайте немного... Я полагаю, что вы его найдете такъ же, какъ я.
Эгбель задумался и черезъ нѣсколько минутъ произнесъ:
-- Вы хотите послать меня за границу?..
-- Представителемъ ея новой арміи, которая только что получила свои знамена!.. Чтобы показать міру одного изъ тѣхъ, кто поведетъ ее къ Вогезамъ, а въ ожиданіи будущихъ битвъ учить нашихъ солдатъ примѣромъ собственной жизни, что такое долгъ и честь!.. Мы пошлемъ васъ въ Римъ, Петербургъ, Вѣну, или, можетъ быть, въ Берлинъ, васъ, соумышленника и покровителя Годфруа, а завтра мы дадимъ президенту республики подписать декретъ, замѣняющій десятилѣтнимъ тюремнымъ заключеніемъ смертный приговоръ, произнесенный военнымъ судомъ надъ бѣднымъ солдатомъ, поднявшимъ руку на своего унтера?.. Нѣтъ, нѣтъ, не для васъ существуютъ дипломатическіе посты. Поищите что нибудь другое!..
-- Въ такомъ случаѣ, не знаю, что вы хотите сказать, господинъ министръ.
-- Я сейчасъ вамъ объясню, такъ какъ вы меня къ этому вынуждаете, сказалъ Косталла съ необыкновенной торжественностью: Средство, которое можетъ спасти васъ и всю армію отъ позора, заключается въ одномъ изъ тѣхъ мужественныхъ поступковъ, которые сглаживаютъ вину. Я думаю, вы теперь меня понимаете? Поклянитесь на этомъ крестѣ, который доказываетъ, что вы умѣли безъ страха смотрѣть въ лицо смерти, поклянитесь, что въ двадцать четыре часа васъ болѣе не будетъ на свѣтѣ; а я со своей стороны клянусь вамъ, что ваше имя не будетъ покрыто безчестьемъ.
Эгбель молчалъ. Его выцвѣтшее лицо по прежнему ничего не выражало, кромѣ инстинктивнаго ужаса смерти, которымъ всегда отличаются люди, потерявшіе въ погонѣ за удовольствіями нравственное и физическое мужество. Когда онъ, наконецъ, рѣшился открыть ротъ, то не отвѣтилъ согласіемъ на предложеніе Косталлы, а началъ дрожащимъ голосомъ оправдывать свои поступки. Не онъ продалъ планъ мобилизаціи 12-го корпуса. Можетъ быть, въ нѣкоторыхъ случаяхъ онъ дѣйствовалъ необдуманно; но чтобы оглашать секретныя бумаги, никогда! Онъ рекомендовалъ правительству только полезныя изобрѣтенія. Тутъ не было ничего дурного. Судъ обнаружитъ, что онъ скорѣе жертва, чѣмъ преступникъ.
Косталла слушалъ его нѣсколько минутъ съ удивленіемъ, а потомъ открылъ дверь въ сосѣднюю комнату и безъ гнѣва, но съ какою-то невыразимой печалью сказалъ:
-- Господинъ прокуроръ, министерскій совѣтъ чрезъ два часа займется дѣломъ генерала Эгбеля и вы сегодня получите мои предписанія о судебномъ его преслѣдованіи.
И стараясь не смотрѣть на виновнаго, онъ въ изнеможеніи опустился въ кресло, а генералъ, раскланявшись по военному, скорымъ шагомъ, какъ автоматъ, вышелъ изъ кабинета.