VIII.

Ботріонъ.

Дюмарескъ, редакторъ и главный собственникъ "Le Bon Ami", былъ, какъ мы уже видѣли, нетолько литераторъ и дѣловой человѣкъ, но и свѣтскій франтъ, принятый въ лучшемъ обществѣ. Слова мистера Дарвеля, какъ нельзя лучше, характеризовали его. Онъ по преимуществу увлекался впечатлѣніемъ данной минуты, а подобные люди не всегда отличаютъ добро отъ зла. Искренно желая быть религіознымъ, онъ не всегда успѣшно боролся съ соблазнами парижской жизни; онъ любилъ удовольствія, былъ тонкимъ гастрономомъ, легко поддавался женской прелести и гордился дружбой юныхъ представителей спорта. Но въ этомъ именно и заключалась вся его сила. Онъ изучилъ въ корнѣ тѣ стороны современнаго общества, съ которыми боролся, увѣренный, что для пропаганды истинной вѣры труднѣе, борьба съ пороками, чѣмъ съ невѣріемъ или превратными идеями. Такимъ образомъ, газета Дюмареска отличалась свѣтскимъ, остроумнымъ и часто очень легкимъ характеромъ, что привлекало главнымъ образомъ молодежь и старичковъ.

Дюмарескъ былъ въ дружескихъ отношеніяхъ съ многими юными плутократами и, предавшись душой и тѣломъ осуществленію великой идеи Козмо, относительно которой въ его газетѣ уже появилось нѣсколько таинственныхъ замѣтокъ, онъ рѣшилъ необходимымъ пріобрѣсть содѣйствіе молодого человѣка, который своимъ умомъ и богатствомъ могъ имѣть большее вліяніе на золотую молодежь.

Однажды утромъ, дня два послѣ визита къ маркизѣ съ Козмо, онъ въ ранніе, не свѣтскіе часы вошелъ въ изящную квартиру барона Плюмма въ улицѣ Вернель. Баронъ, происходившій отъ богатаго нѣмецкаго банкира, натурализованнаго во Франціи, занималъ роскошное помѣщеніе, достойное жилище холостяка-милліонера.

Камердинеръ барона, Нарциссъ, отлично зналъ всѣхъ посѣтителей своего господина. Дюмарескъ былъ въ числѣ привилегированныхъ друзей и его прямо провели черезъ рядъ изящно меблированныхъ комнатъ въ обширную спальню барона. Въ противоположномъ концѣ стояла громадная низенькая кровать съ балдахиномъ изъ драгоцѣнныхъ тканей; съ обѣихъ ея сторонъ виднѣлись двери, изъ которыхъ правая вела въ ванную комнату, а лѣвая на маленькую лѣстницу, соединявшуюся желѣзной дверью съ улицей. Даже вѣрный Нарциссъ не имѣлъ ключа отъ этой двери, и замокъ въ ней былъ съ сложнымъ секретомъ. Меблировка спальни обнаруживала въ артистѣ, устраивавшемъ ее, замѣчательную оригинальность. Кушетка и кресла различныхъ стилей были разставлены въ живописномъ безпорядкѣ; стѣны были обтянуты шелковой матеріей съ золочеными рамками; единственная въ комнатѣ картина, портретъ прелестной красавицы, матери барона, висѣла надъ мраморнымъ каминомъ противъ высокихъ большихъ оконъ, выходившихъ во дворъ и закрытыхъ кружевными занавѣсями. На узорчатомъ паркетномъ полу были разбросаны старинные, богатые молитвенные коврики изъ Джедды, мягкіе, какъ бархатъ, и блестящіе, какъ шелкъ.

Войдя въ комнату, Дюмарескъ остановился въ изумленіи: передъ зрѣлищемъ, представившемся его глазамъ: у большого средняго окна сидѣли два господина безъ сюртуковъ и жилетокъ, съ засученными рукавами и повязанными на шеѣ полотенцами. У каждаго въ лѣвой рукѣ была ботинка, а въ правой маленькая акварельная кисть; подлѣ на двухъ стульяхъ, сидѣнья которыхъ были покрыты газетами, стояли два фарфоровыхъ блюдечка съ черной жидкостью. Этой жидкостью они старательно обмазывали ботинки, находившіяся у нихъ въ рукахъ. Передъ ними ходилъ по комнатѣ высокаго роста красивый молодой человѣкъ лѣтъ тридцати, въ великолѣпномъ синемъ бархатномъ халатѣ и такой же шапочкѣ, надѣтой на бекрень. Въ зубахъ у него торчала сигара, а въ правой рукѣ онъ держалъ кисть, подобную тѣмъ, какими дѣйствовали его товарищи. У стѣны было выстроено въ рядъ около тридцати паръ сапогъ.

-- Peste! Артусъ! воскликнулъ господинъ въ халатѣ съ отчаяніемъ, размахивая своей кистью:-- если ты будешь такъ продолжать, то я брошу тебя учить. Ты мажешь кистью, какъ деревенскій маляръ! Grand ciel! Грустно видѣть, какими кучами ты валишь на ботинку мою божественную ваксу. Надо покрывать кожу легкимъ, деликатнымъ слоемъ, милліонной частью миниметра. Посмотри на Гаспара. Онъ настоящій артистъ. Какъ нѣжно онъ касается кистью до ботинки; она скользитъ воздушно, точно первый поцѣлуй по алымъ губкамъ невинной дѣвушки. Учись у него! Его ботинка не походитъ на заново осмоленную барку, а сіяетъ ровнымъ, прелестнымъ, не бросающимся въ глаза лоскомъ. Браво, Гаспаръ! Я тебя буду всегда снабжать ваксою моего издѣлія. А тебѣ, Артусъ, я рѣшительно не дамъ ни капли этого божественнаго состава, развѣ ты выкажешь со временемъ большія способности. А, Дюмарескъ, вы здѣсь! Вы видите, я даю урокъ моимъ друзьямъ чистить ботинки знаменитой, несравненной ваксой Плюмма, которая продается только у ея изобрѣтателя. Вы знакомы съ графомъ Тореномъ, но, кажется, вы еще не встрѣчались съ княземъ Артусомъ Бальтазаръ.

Оба господина серьёзно встали, поклонились Дюмареску и снова принялись за свое занятіе.

-- Возьми другую пару, Бальтазаръ! воскликнулъ баронъ:-- ты эту испортилъ. Брось ее. Бери по немногу... слышишь, это мой chef-d'euvre, приготовленія 1867 года. Mon Dieu! Зачѣмъ такъ расточать драгоцѣнное сокровище! А ты, Гаспаръ, можешь и перестать; я тебя принимаю въ число членовъ избраннаго кружка чистильщиковъ сапогъ, но помни, подъ однимъ условіемъ, всегда самому покрывать этой ваксой свои сапоги. Если ты хоть разъ поручишь эту деликатную операцію своему камердинеру, то я навсегда вычеркну твое имя изъ моей торговой книги. Пойди сюда, я тебѣ дамъ составъ, подходящій къ твоей кожѣ. Ты носишь толстые сапоги.

Говоря это, баронъ Плюммъ перешелъ черезъ комнату и, отворивъ дверцу красиваго шкафа, обнаружилъ ряды большихъ бутылокъ, стоявшихъ на полкахъ, каждая съ соотвѣтственнымъ этикетомъ.

-- Семьдесятъ первый годъ былъ сухой, продолжалъ онъ:-- и слишкомъ клейкій. Я примѣшаю тебѣ шестьдесятъ третьяго года, лучшаго и самаго жидкаго изъ моихъ заготовокъ. Въ томъ году шампанское было особенно хорошо. Семьдесятъ второй годъ сдѣланъ былъ на старомъ токайскомъ винѣ.

Дюмарескъ никогда еще не видалъ этой коллекціи, хотя зналъ, что баронъ гордился приготовляемой имъ блестящей ваксой.

-- Позвольте презрѣнному паріи бросить недостойный взглядъ на эти священные сосуды, сказалъ онъ съ улыбкой:-- я не смѣю проситься въ ряды вашего таинственнаго братства.

-- Отчего же нѣтъ? Вы можете вступить въ мой кружекъ, но подъ тѣмъ же условіемъ, какъ Таренъ и Бальтазаръ. Вы должны обязаться честнымъ словомъ, что будете сами покрывать свои сапоги этой священной жидкостью, и никому, даже своей любовницѣ не дадите ни одной капли. Если вы нарушите слово, то будете имѣть дѣло со мной.

-- Хорошо. Я вступаю въ клубъ чистильщиковъ сапогъ, и если моя рѣчь не будетъ блестѣть остроуміемъ, за то сапоги будутъ блестѣть ваксой.

-- Отлично. Поднимите ногу. Кожа у васъ хорошая, но мнѣ не нравится ея ткань. Mon Dieu, у васъ англійская обувь; грубая, громадная.

-- Но удобная и ноги у меня не болятъ.

-- Ба! И вы еще хотите быть свѣтскимъ, élégant. Какъ бы то ни было, вы получите смѣсь семьдесятъ девятаго и восьмидесятаго годовъ. Это самый для васъ подходящій составъ.

И баронъ сталъ наполнять чистую стклянку жидкостью изъ двухъ бутылокъ.

-- Вы могли бы нажить себѣ состояніе этой ваксой, сказалъ Дюмарескъ.-- Подумайте только, какой успѣхъ имѣла бы вакса Плюммъ, приготовляемая на токайскомъ винѣ и шампанскомъ въ двадцать франковъ за бутылку.

-- Неужели? воскликнулъ баронъ, бросивъ жадный взлядъ на Дюмареска:-- еслибы я былъ только въ этомъ увѣренъ... но нѣтъ вы шутите... эта вакса не для толпы, оцѣнить ее можетъ только глубоко развитый умъ. Покрытый ею сапогъ художественнѣе всякой картины.

-- Однако, сказалъ Дюмарескъ:-- я пришелъ къ вамъ, чтобъ поговорить съ вами о колоссальномъ дѣлѣ, которое дастъ вамъ милліоны. Она принимаетъ въ немъ самое горячее участіе.

-- Маркиза! Неужели! Разскажи намъ всѣ подробности этого дѣла. Это кстати тебѣ, Бальтазаръ; ты нуждаешься въ деньгахъ. Брось свои сапоги и кисть. Ну, молчаніе, порядокъ. Слово за г. Дюмарескомъ. Нѣтъ, погодите, намъ сейчасъ подадутъ завтракъ. Позвони, Таренъ. Вамъ надо вымыть руки. Pardon, messieurs, я сейчасъ одѣнусь.

Гости закурили папиросы, а баронъ Плюммъ сталъ одѣваться съ помощью Нарциса, который открылъ громадный шкафъ, занимавшій цѣлую стѣну. Выборъ утренняго костюма оказался не легкой задачей и занялъ много времени.

-- Посмотрите, Дюмарескъ, сказалъ, наконецъ, баронъ:-- какъ вамъ нравятся эти панталоны мышинаго цвѣта? Не правда ли, они великолѣпны. Но трудно рѣшить, какая подойдетъ къ нимъ визитка. Темно-синяя или каштановая? Нѣтъ, я надѣну черную бархатную и посмотрю во время завтрака, идетъ ли она. Если будетъ не хорошо, то я надѣну другую. Ну, теперь дайте галстухи, Нарцисъ. Который подойдетъ къ костюму?

Галстуховъ было нѣсколько сотенъ, и каждый изъ присутствовавшихъ высказывалъ свое мнѣніе. Баронъ колебался около пяти минутъ и, наконецъ, выбралъ галстухъ, который не пришелся по вкусу ни одному изъ его друзей.

-- Я изобрѣлъ новый галстухъ, сказалъ онъ:-- его приготовляютъ для меня у Бертена; онъ будетъ имѣть громадный успѣхъ; никогда не видано было ничего подобнаго. Средина его свѣтлая, а концы широкіе, синіе. Просто прелесть. Нарцисъ, платокъ. Къ черной бархатной визиткѣ надо вышитый шелковый. Попрыскайте духами Peau d'Espagne, да прибавьте три капли Bouquet Indien. Фи! воскликнулъ онъ, бросая платокъ:-- слишкомъ крѣпко пахнетъ. Дайте другой и флаконы съ духами. Вотъ такъ, хорошо. Ну, allons.

И онъ провелъ своихъ гостей въ кокетливый, маленькій будуаръ холостяка, гдѣ черезъ нѣсколько минутъ былъ поданъ роскошный завтракъ.

-- А... а... а! промолвилъ хозяинъ, выпивъ стаканъ шабли и принимаясь за устрицы: -- это обученіе новичковъ въ высшемъ искуствѣ чистить сапоги меня очень утомило.

Сначала разговоръ не вязался, но когда червячекъ былъ заморенъ, баронъ, не забывшій словъ Дюмареска, сказалъ:

-- Ну, разсказывайте вашъ проэктъ. Какую вы открыли Голконду? Маркиза первая дѣловая женщина на свѣтѣ; я не видалъ ничего подобнаго. Говорятъ, что она съ этимъ чортомъ Антуанемъ наживаетъ милліоны. И, однако, она идеалъ всего, что въ женщинѣ есть нѣжнаго и привлекательнаго.

-- Это колоссальное предпріятіе, началъ Дюмарескъ, но баронъ его перебилъ:

-- Вы повторяете, мой другъ. Мы уже слышали, что ваше дѣло колоссальное.

-- Да, оно колоссальное, повторилъ Дюмарескъ, ни мало не смущенный замѣчаніемъ барона.-- Это не болѣе, не менѣе, какъ сліяніе всѣхъ капиталовъ на свѣтѣ въ одно громадное кредитное учрежденіе.

-- Гмъ! медленно промолвилъ баронъ, и лицо его приняло серьёзное, сосредоточенное выраженіе.

Этотъ странный молодой человѣкъ умѣлъ быть серьёзнымъ и сосредоточеннымъ, когда того требовали обстоятельства. Въ настоящую минуту лицо его выражало глубокомысленную и спеціально банкирскую думу. Онъ наслѣдовалъ эти финансовыя способности отъ отца и съ удивительнымъ искуствомъ велъ свои дѣла. Онъ былъ однимъ изъ самыхъ успѣшныхъ спекуляторовъ на биржѣ, но никто не зналъ ни объема, ни результата его финансовыхъ операцій. Онъ былъ самъ и бухгалтеромъ, и маклеромъ; къ тому же, его капиталы были помѣщены во многихъ учрежденіяхъ. Обращаясь къ нему за содѣйствіемъ, Дюмарескъ имѣлъ двойную цѣль, что дѣлало большую честь его сообразительности.

-- Это не очень надежное дѣло, прибавилъ послѣ минутнаго молчанія баронъ:-- оно слишкомъ крупное.

-- Да, оно крупное, но за то и человѣкъ, задумавшій его, крупный геній. Еслибы вы только видѣли, какъ онъ аттаковалъ маркизу и однимъ натискомъ одержалъ побѣду.

-- А!

-- Да; онъ явился къ ней, заставилъ себя слушать и ушелъ побѣдителемъ.

-- Кто этотъ удивительный человѣкъ? спросилъ Бальтазаръ: -- я желалъ бы поучиться у него.

-- А! mon prince! воскликнулъ баронъ: -- вамъ бы лучше прежде научиться чистятъ сапоги, а потомъ уже думать о такой школѣ. Если Дюмарескъ говоритъ правду, то врядъ ли на всемъ свѣтѣ найдется два человѣка, достойные пойти въ ученики къ тому человѣку.

-- Это было при мнѣ, отвѣчалъ журналистъ: -- выслушавъ его, она объявила, что готова всѣми средствами поддерживать его проэктъ.

-- Какъ его зовутъ?

-- Сеньоръ Козмо. Онъ итальянецъ.

-- Хорошо, произнесъ баронъ и, откинувшись на спинку своего стула, приготовился слушать: -- разскажите намъ его проэктъ.

Дюмарескъ объяснилъ очень подробно и обстоятельно планъ Козмо, причемъ баронъ часто перебивалъ его, предлагая вопросы, которые ясно обнаруживали въ немъ его замѣчательныя финансовыя способности.

-- Мнѣ надо самому повидать этого человѣка, сказалъ, наконецъ, баронъ, не высказывая своего мнѣнія ни за, ни противъ: -- это очень смѣлый планъ, и нельзя отрицать, что при теперешнихъ обстоятельствахъ, благодаря ему, можно нажить порядочный кушъ. Съ политической и религіозной точки зрѣнія это просто ахинея, но онъ можетъ имѣть временный успѣхъ и ты, Артусъ, будешь въ состояніи выйти изъ затруднительныхъ обстоятельствъ, а ты, Гаспаръ, получишь возможность отбить Віолетту у г. Де-ла-Гуппа. А что Антуань говоритъ объ этомъ дѣлѣ, Дюмарескъ?

-- Не слыхалъ, отвѣтилъ ловкій журналистъ: -- но меня не удивитъ, если онъ и отнесется враждебно къ этому плану. Ему естественно не можетъ нравится религіозно-финансовое предпріятіе.

-- Признаюсь, и мнѣ оно не нравится, хотя я искренній католикъ, замѣтилъ баронъ.-- Но въ воздухѣ носится жажда спекуляцій, и вы увидите, что вскорѣ наступитъ новая спекулятивная эпоха, народится цѣлый рядъ акціонерныхъ компаній, банковъ, кредитныхъ обществъ и т. д. Соединеніе большихъ капиталовъ въ рукахъ нѣсколькихъ избранныхъ людей можетъ теперь дать громадные барыши. Публика все проглотитъ, только надо снискать ея довѣріе.

Они довольно выпили и были очень веселы. Князь Бальтазаръ, не отличавшійся большимъ умомъ и представлявшій какую-то смѣсь француза съ венгерцемъ, жадно схватился за надежду поправить свои расшатанные финансы.

-- А чѣмъ будетъ заниматься это колоссальное учрежденіе? спросилъ онъ:-- у него будетъ большой домъ... кладовыя... много денегъ. Будутъ ли акціонеры имѣть право получать ссуды на какую угодно сумму? Всесвѣтный католическій кредитъ -- это славная мысль. Я также искренній католикъ.

-- Да, и останешься имъ, Артусъ, пока тебѣ не понадобится венгерскій разводъ, и тогда ты сдѣлаешься унитаріанцемъ. Но твое представленіе объ этомъ предпріятіи, какъ о громадной машинѣ для ссуды денегъ искреннимъ католикамъ, по истинѣ великолѣпно.

-- Что же оно будетъ дѣлать, если не раздавать ссуды? спросилъ князь.

-- Покупать концессіи, желѣзныя дороги, привилегіи, рудники, копи и т. д., учреждать различныя компаніи, поднимать акціи до преміи и потомъ распродавать ихъ. Этимъ путемъ можно выручить милліоны.

-- Неужели? А кому они достанутся?

-- Вамъ, мнѣ, всѣмъ акціонерамъ. Это нѣчто въ родѣ громадной игры въ банкъ.

-- Я не понимаю. Я всегда проигрываю въ банкъ. Лучше бы взять привилегію на какое-нибудь изобрѣтеніе. У моего отца былъ кучеръ, который потомъ управлялъ нашимъ конскимъ заводомъ въ Трансильваніи; онъ изобрѣлъ какое-то лекарство для лошадей. Выстроилъ фабрику для приготовленія этихъ пилюль и сдѣлался богатымъ человѣкомъ. Лучше бы и намъ пуститься въ такую аферу. Продай мнѣ секретъ твоей ваксы.

-- Нѣтъ, мой достолюбезный Артусъ, я ни за что не повѣрю столь важнаго секрета такому плохому чистильщику! Къ тому же, я не хочу продавать черни этотъ единственный плодъ моего геніальнаго ума; я не хочу, чтобъ какой-нибудь глупый лакей, подобно одному моему знакомому князю, сталъ валить кучами это сокровище на грубую обувь лавочниковъ. Нѣтъ, никогда. Если вамъ необходима привилегія на ваксу, то обратитесь къ другому изобрѣтателю.

-- Позвольте мнѣ дать вамъ совѣтъ, сказалъ Дюмарескъ съ иронической улыбкой: -- въ древности былъ господинъ, упоминаемый Плиніемъ, по имени Эсхинъ; онъ изобрѣлъ чудодѣйственныя пилюли подъ названіемъ Ботріонъ.

-- Ботріонъ?

-- Да, какъ вы думаете, изъ чего онѣ были сдѣланы?

-- Изъ травъ, вѣроятно?

-- О, нѣтъ. Господинъ Эсхинъ былъ ученый, и его изобрѣтеніе отличалось глубокомысліемъ. Ботріонъ приготовлялся изъ праха умершихъ.

-- Какое отвращеніе, произнесъ князь съ кислой гримасой.

-- Эврика! воскликнулъ баронъ.-- Напротивъ, любезный Артусъ, это геніальная идея и мы наживемъ милліоны. Составимте тотчасъ: Акціонерное общество Ботріонъ. Новый принципъ жизни. Гарантія безконечнаго существованія. Ребенокъ выздоравливаетъ отъ болѣзни, благодаря двумъ грамамъ праху своей бабушки. Теща становится, послѣ смерти, благодѣяніемъ для семьи, которою она тиранила при жизни. Это удивительная идея развитію. Напримѣръ, вашъ паціентъ расточитель, положимъ, какой-нибудь князь, ну, цыганскаго происхожденія, дайте иму пилюлю изъ стараго жида и онъ становится скрягой. Или возьмите парижскаго бульварнаго франта, женственнаго...

-- Барона, прибавилъ Таренъ.

-- Именно. Дайте ему пилюлю изъ англійскаго боксера, и онъ становится мужественнымъ англичаниномъ, любящимъ боксъ и говорящимъ на каждомъ словѣ God-dam. Вы находите, что ваша жена слишкомъ наивна, дайте ей пилюлю изъ покойной итальянской маркизы -- и она превращается въ прелестную mondaine.

-- Blagueur!

-- Нисколько. Я говорю искренно. Князь Артусъ Бальтазаръ будетъ предсѣдателемъ правленія въ нашемъ обществѣ, а а управляющимъ. Главное мое вниманіе будетъ обращено на объявленія. Я заткну за поясъ шоколадъ Мелье и магазинъ Лувра или Bon Marché. Я ихъ вытѣсню съ послѣдней страницы "Figaro" и на ней только и будетъ красоваться: "Ботріонъ! источникъ жизни! Ботріонъ -- первобытное лекарство! Свидѣтельство старой дѣвы, вылечившейся отъ мизантропіи и дурного характера, благодаря нѣсколькимъ пріемамъ Ботріона, сдѣланнаго изъ праха..."

-- Довольно, перебилъ его Дюмарескъ.-- Уважайте женщинъ. Онѣ украшеніе человѣческаго рода.

-- И наши сердечные друзья, замѣтилъ со смѣхомъ графъ Таренъ.

-- Хорошо, оставимъ ихъ въ покоѣ изъ уваженія къ нашимъ безумнымъ слабостямъ. Вотъ одно изъ ста тысячъ свидѣтельствъ, находящихся въ портфёлѣ общества: "Англійскій лордъ вылечился отъ своего нестерпимаго высокомѣрія и сдѣлался полированнымъ парижаниномъ, благодаря пилюлямъ Ботріона изъ праха знаменитаго gomeux".

-- Браво! Vive la Botrion! воскликнулъ Дюмарескъ:-- оно дѣлаетъ чудеса. Еслибы вы только видѣли, какъ на дняхъ мой другъ Козмо былъ взбѣшенъ англійскимъ высокомѣріемъ и наглостью какого-то мистера Дарвеля.

-- Дарвель! произнесъ баронъ:-- я его знаю. Онъ умный человѣкъ. Но это лавочникъ, и для лавочника у него порядочныя манеры.

-- Но онъ отличался высокомѣріемъ князя, замѣтилъ необдуманно Дюмарескъ.

-- Pardon! произнесъ князь Бальтазаръ, вставая и кланяясь всѣмъ присутствующимъ: -- князь самый скромный и снисходительный изъ людей.

-- Браво, Артусъ! воскликнулъ баронъ, также вставая и кланяясь:-- это единственное остроумное слово, какое ты сказалъ въ своей жизни. Дюмарескъ, краснѣйте; вы побиты. Эти господа сейчасъ отправятся въ свои конюшни, а вы останьтесь на минуту; мнѣ надо съ вами поговорить.

Какъ только друзья удалились, баронъ перемѣнилъ тонъ, пересталъ шутить и сталъ обсуждать проэктъ Козмо самымъ серьёзнымъ тономъ дѣлового человѣка.

Тогда Дюмарескъ объяснилъ причину, которая побудила его обратиться къ содѣйствію барона.

-- Я желалъ бы, сказалъ онъ: -- чтобы вы лично и основательно изучили это дѣло. Если оно пойдетъ въ ходъ -- а я въ этомъ увѣренъ -- то необходимо будетъ имѣть противовѣсъ этому удивительному итальянцу. Представьте себѣ человѣка съ громаднымъ умомъ, съ сердцемъ, какъ огнедышащая гора, и одареннаго силой и быстротой митральезы.

-- Вы путаетесь въ своихъ сравненіяхъ.

-- Это не моя вина; ужь такой диковинный человѣкъ. Онъ совершенно овладѣетъ маркизой.

-- Diable! онъ хорошъ собою?

-- Онъ уродливѣе вашего буфетчика Теофиля. Именно такой человѣкъ, въ котораго можетъ влюбиться очень хорошенькая женщина. Къ тому же, мой другъ, какая у него сила! Я знаю ваши чувства къ маркизѣ. Она прелестна, и тѣмъ прелестнѣе, что недоступна. Она одна изъ немногихъ женщинъ, которыхъ я уважаю. Если она приметъ участіе въ этомъ дѣлѣ -- а она навѣрно это сдѣлаетъ -- то предастся сердцемъ и умомъ, душой и тѣломъ предпріятію или, лучше сказать, сеньору Козмо, который его поведетъ. Мы должны дѣйствовать вмѣстѣ съ вами, чтобы удержать итальянца въ извѣстныхъ границахъ. Если что-нибудь случится, вы будете въ состояніи оказать маркизѣ такую услугу, которая сдѣлаетъ вашей вѣчной должницей.

-- Дюмарескъ! воскликнулъ баронъ, схвативъ его за руку:-- не обманывайте меня. Это единственная на свѣтѣ женщина, которую я люблю и могу любить! Безнадежность моей страсти только усиливаетъ ее. Чтобы оказать ей подобную услугу, я готовъ потерять все мое состояніе, а вы знаете, какъ осторожно я веду свои дѣла, потому что я имъ дорожу.

-- Я высказалъ мое искреннее мнѣніе и обратился къ вамъ, какъ единственному человѣку, который способенъ быть дѣйствительнымъ противовѣсомъ этому итальянцу. Значитъ, мы союзники. Я васъ сведу съ Козмо. Вы прикинитесь, что побѣждены его аргументами, вступаете въ дѣло вмѣстѣ съ маркизой и зорко слѣдите за всѣми дѣйствіями Козмо, ради нея и ради церкви, интересы которой не чужды намъ обоимъ.

Дюмарескъ произнесъ торжественно эти слова, и голосъ его дрожалъ отъ волненія.

-- Я принимаю на себя эту трудную обязанность, отвѣчалъ серьёзно баронъ: -- я заѣду къ ней сегодня. Она, конечно, заговоритъ со мною объ этомъ дѣлѣ. Вы идете въ какую сторону?

Онъ позвонилъ.

-- Да, кстати! воскликнулъ онъ неожиданно: -- я совсѣмъ и забылъ. Я чувствовалъ во время завтрака, что черная бархатная визитка не идетъ къ панталонамъ мышинаго цвѣта. Контрастъ слишкомъ великъ. Притомъ слишкомъ много видно панталонъ при короткой визиткѣ, прибавилъ онъ, смотрясь въ зеркало:-- этотъ мышиный цвѣтъ такой нѣжный, а когда его слишкомъ много видно, онъ мозолитъ глаза. Нѣтъ, къ этимъ панталонамъ необходимъ длинный сюртукъ. У меня есть англійскій темнокоричневый. Онъ подойдетъ отлично. Принесите его, Нарцисъ. А пальто дайте мнѣ среднее, не самое свѣтлое.

Дюмарескъ смотрѣлъ съ удивленіемъ на барона. Несмотря на весь свой умъ, онъ не могъ понять этого человѣка. Онъ невольно сравнивалъ его съ итальянскимъ финансистомъ и спрашивалъ себя: неужели этотъ франтъ, который могъ терять часы на выборъ костюма, былъ въ состояніи служить дѣйствительнымъ противовѣсомъ геніальному Козмо.