Съ тысячью безмолвныхъ прощальныхъ привѣтствій медовымъ сотамъ, мистриссъ Клиръ вошла въ почтовую карету; одно благоуханіе жасмина, какъ она плѣнительно выражалась, привязывало ея сердце къ этимъ мирнымъ мѣстамъ. По прибытіи въ Лондонъ, супружеская чета увидѣла, что пламенныя поздравленія уступили мѣсто тепленькимъ комплиментамъ, которые въ свою очередь совершенно остыли. Черезъ семь недѣль счастливая чета обратилась въ разсудительныхъ супруговъ, доказательствомъ чему служитъ слѣдующій разговоръ за завтракомъ:
-- Душа моя, сказалъ Матью:-- я думалъ, что ты ужь отдала эту гадкую птицу?
Только-что Матью кончилъ эти слова, какъ громкій хохотъ и неприличное восклицаніе, со стороны большаго сѣраго попугая, раздались надъ самымъ ухомъ недовольнаго супруга.
-- Другъ мой, отвѣчала жена съ супружескимъ безпристрастіемъ: -- неужели я виновата, если набобъ служитъ для меня источникомъ счастія?
Раздался другой пронзительный хохотъ большаго сѣраго попугая.
-- Счастія! вскричалъ Матью, какъ будто подруга его души произнесла что-то измѣнническое.-- Счастіе!
И Матью отдернулъ свой стулъ, выразивъ на лицѣ своемъ удивленіе при видѣ такой дерзости со стороны женщины.
-- Ха! ха! ха! прохохоталъ попугай: -- ха! ха! ха! Поймали на крючокъ!
Теперь, весьма кстати представить нашимъ читателямъ краткую исторію набоба. Еще въ молодыхъ лѣтахъ онъ подаренъ былъ мистриссъ Клиръ миловиднымъ офицеромъ остъ-индской арміи, который пережилъ свой подарокъ не болѣе мѣсяца, будучи сраженъ туземной горячкой. Во время нереѣзда Джуліи Лакъ въ Англію, попугай обратилъ на себя вниманіе начальника гротъ-мачты, и такъ какъ Джулія всю дорогу хворала, то набобъ былъ передавъ на попеченіе его обожателя. Мистеръ Джонъ Роджерсъ имѣлъ нѣжное сердце и твердую руку. Подобно всѣмъ морякамъ, онъ отъ природы былъ закоснѣлымъ врагомъ акулы. Во всякое свободное время онъ старался овладѣть своимъ непріятелемъ, и набобъ всегда присутствовалъ при подобныхъ случаяхъ. Мы уже сказали, что Джонъ Роджерсъ былъ знатокъ своего дѣла и въ нѣкоторой степени тщеславенъ; мы утверждаемъ это потому, что онъ никогда не поражалъ, акулу, не прокричавъ: "Xa! xa! ха! попала на крючокъ!" Чего же можно было ожидать отъ попугая, поставленнаго на бортъ корабля и постоянно слушавшаго эти побѣдныя восклицанія! Попугай миссъ Джуліи Лакъ имѣлъ острую память, такъ-что менѣе чѣмъ черезъ три недѣли, къ восхищенію команды и, надобно прибавить, къ развлеченію своей госпожи, онъ хохоталъ и кричалъ голосомъ торжествующаго рыболова. Правда, что въ кратковременный періодъ возраждавшейся любви къ Матью, мистриссъ Клиръ рѣшалась разстаться съ набобомъ, и въ самомъ дѣлѣ, раза два или три, когда Матью искалъ ея руки, хохотъ и восклицаніе этого животнаго весьма неблагозвучно нарушали совѣщанія, заставляли Матью останавливаться на самыхъ патетическихъ мѣстахъ и вызывали яркій румянецъ на ланиты встревоженной невѣсты. Но при окончательномъ свиданіи, когда Матью смѣло сдѣлалъ предложеніе и, не смѣя перевести духъ, стоялъ въ ожиданіи жизни или смерти, вѣчно смѣющійся и вѣчно кричащій попугай предупредилъ миссъ Джулію въ отвѣтѣ и тѣмъ окончательно навлекъ за себя негодованіе самаго добраго и кроткаго существа. Какъ залогъ будущаго повиновенія Матью, она изъявила полное согласіе пожертвовать набобомъ. Но тогда она была миссъ Джулія Лакъ, а теперь она была мистриссъ Матью Клиръ.
-- Сударыня, возможно ли это?... я васъ спрашиваю, возможно ли...
Какой-то великій государственный сановникъ, въ перепискѣ своей съ молодыми посланниками, совѣтуетъ имъ нюхать табакъ; во время остановки за словомъ, какъ онъ замѣчаетъ, или когда понадобится минута смутить безотвязнаго вопросителя, табакерка удивительно какъ помогаетъ. Матью остановился на послѣднемъ словѣ, и не будучи потребителемъ нюхательнаго табаку, набросился на пирожки. Мистриссъ Клиръ не могла говорить, но, повернувъ свою голову отъ набоба къ мужу, она бросила на послѣдняго взглядъ, исполненный невыразимаго удивленія. Мы говоримъ, что она не могла говорить; дѣйствительно, она не могла, потому что въ эту минуту держала въ губахъ своихъ кусокъ сахару, уже шестой, для сластолюбиваго клюва попугая. Сострадательный читатель, представьте себѣ молодую жену, которая смотритъ на васъ съ суровымъ упрекомъ въ глазахъ и кускомъ сахару въ зубахъ! Что касается до Матью, то видѣніе смерти, скрежещущей зубами, не поразило бы его такъ сильно!
Завтракъ уже оканчивался, когда въ столовой показался лакей съ двумя письмами. Письма были адресованы на имя господина, а лакей распорядился вручить ихъ госпожѣ. Мистриссъ Клиръ сорвала печать. Еслибъ въ то же время она разорвала свое сердце, ей бы не выразить мучительной боли болѣе громкимъ воплемъ. Матью соскочилъ со стула и подбѣжалъ, или, вѣрнѣе, проскользнулъ по паркету, къ своей страдалицѣ-женѣ. Бѣдняжка! Подъ вліяніемъ душевной пытки, лицо ея приняло блѣдные и синіе оттѣнки! Матью хотѣлъ было схватить ее въ свои объятія, но мистриссъ Кляръ съ необыкновенной силой отклонила его намѣреніе и въ одинъ моментъ принудила его очутиться у отдаленной софы. Матью перевелъ духъ, и хотя смотрѣлъ выпуча глаза, но ничего не видѣлъ: онъ находился въ положеніи, въ которомъ рѣшительно не зналъ, что дѣлаетъ. Мистриссъ Клиръ, возвративъ свое самообладаніе, вскричала: "злодѣй!"
Здѣсь намъ опять нужно приступить къ нѣкоторымъ объясненіямъ. Роковое письмо было прислано отъ адвоката, которому поручено было ходатайство о возмездіи за душевныя страданія одной леди, на которой Матью, какъ джентльменъ, далъ обѣщаніе жениться. Эта леди, покинутая однимъ человѣкомъ, не видѣла другого средства къ своему облегченію, какъ только обратиться къ двѣнадцати джентльменамъ. Короче сказать, завязалась тяжба, и сердечныя поврежденія покинутой скромно оцѣнены были въ три тысячи фунтовъ стерлинговъ. Чтожь больше оставалось дѣлать мистриссъ Клиръ, какъ не воскликнуть: "Злодѣй!"? Еслибъ Матью съ перваго раза сообщилъ своей будущей женѣ о жертвахъ, которыя онъ готовился принести, еслибъ онъ только намекнулъ ей, что современемъ на него возникнутъ жалобы, она, мы убѣждены, обнаружила бы великодушіе и, на зло всему, сочеталась бы съ нимъ бракомъ. Но сдѣлаться посмѣшищемъ, вступивъ въ бракъ съ человѣкомъ, изъ-за котораго шесть или семь сердецъ изливаются кровью во всѣ п о ры -- скажите, какая женщина, съ нѣжной душой, въ состояніи перенести это? Мистриссъ Клиръ ушла за другимъ платкомъ; Матью началъ исчислять всѣ шансы. Потери могли быть еще тяжелѣе; могли возникнуть новыя жалобы -- вѣдь женщины такъ мстительны! Но все же развѣ онъ, послѣ всѣхъ соображеній, не женился на богатѣйшей изъ пяти невѣстъ? Развѣ индѣйскія владѣнія его жены, развѣ ея брилліанты не стоятъ болѣе, чѣмъ самое лучшее изъ всѣхъ прочихъ предложеній? Въ подтвержденіе своихъ убѣжденій онъ улыбнулся, покачалъ головой, потеръ ладонь о ладонь. Принявъ это все въ соображеніе, онъ вполнѣ убѣдился, что зналъ, что дѣлаетъ.
"Въ этомъ пріятномъ настроеніи духа", какъ гласитъ одинъ поэтъ, Матью бросилъ взглядъ на другое письмо, еще не распечатанное. Съ легкимъ трепетомъ, пробѣгавшимъ по всему тѣлу, онъ сорвалъ печать, и въ то время, какъ онъ срывалъ ее, вошла мистриссъ Клиръ съ заплаканными глазками. Матью, не замѣчая присутствія оскорбленной, но все еще внимательной жены, приступилъ къ чтенію письма. Въ слѣдъ затѣмъ, съ лицомъ совершенно свинцовымъ, онъ воскликнулъ... Нѣтъ! мы не въ состояніи омрачить нашихъ страницъ такой ужасной клятвой. Читатель не долженъ однакожь, думать, что эта клятва не долетѣла до нѣжнаго слуха мистриссъ Клиръ. Еслибъ демонъ злобы внезапно вцѣпился въ него своими когтями и провалился съ нимъ сквозь землю, безъ сомнѣнія, она бы не вскрикнула такъ громко, или всплеснувъ руками и опустившись на кресло, не изобразила бы собою столь краснорѣчиваго смущенія! Несмотря на то, невозмутимый Матью подошелъ къ изумленной женѣ, и поставивъ этого безъискусственнаго, этого безмолвнаго вопросителя, передъ глазами подруги, которая должна раздѣлять съ нимъ и его счастіе, и его горе, сказалъ:
-- Ма'мъ, что это такое?
-- Мистеръ Клиръ! вскричала леди, и весь ея гнѣвъ, вся ея злоба сосредоточились въ глазахъ.
-- Посмотрите сюда, ма'мъ; съ меня требуютъ пять-сотъ фунтовъ за брилліантовое ожерелье!
-- Такъ что же, мистеръ Клиръ?
-- Какъ что? Вѣдь вы показывали мнѣ ожерелье, но... но... развѣ это не такъ?
-- Вы сами сказали, что брилліанты весьма хороши, и... и я согласовалась съ вашимъ мнѣніемъ и вкусомъ.
-- Чортъ возьми ваши мнѣнія и вкусы! (Мистриссъ Клиръ затрепетала.) Развѣ брилліанты не были ваши собственные?
Мистриссъ Клиръ, граціозно какъ лебедь выгнувъ свою шею, сказала:
-- Нѣтъ.
-- Нѣтъ! Какъ! такъ это не ваши чудные брилліанты, это не ваша фамильная собственность! заревѣлъ Матью, приведенный въ ужасъ.
Не получивъ отвѣта, онъ снова закричалъ:
-- Такъ это не ваши?
-- Нѣтъ.
-- Ха! ха! ха! попался на крючокъ! ха! ха! ха! раздалось неожиданное и безвременное восклицаніе безхитростнаго попугая.
Матью, схвативъ ножикъ, бросилъ взглядъ мясника на птицу, которая, какъ будто предугадывая убійственныя намѣренія, полетѣла въ распростертыя объятія своей госпожи. Матью постоялъ съ минуту, потомъ, какъ пораженный въ сердце, упалъ въ кресло. Онъ то блѣднѣлъ, то краснѣлъ; то бросало его въ холодъ, то въ жаръ; барабанилъ по столу пальцами, сильно потиралъ себѣ подбородокъ, подергивалъ свой галстухъ, и ротомъ, съ видомъ совершеннаго отчаянія, рѣшился вникнуть, для узнанія дальнѣйшихъ подробностей, въ лицо своей жены, въ то самое время, когда она брала седьмой кусокъ сахару для самоотверженнаго попугая. Матью простоналъ.
Надобно сказать, что Матью не былъ такой человѣкъ, чтобы стонать безъ основательной причины; не прошло нѣсколькихъ секундъ послѣ того, какъ набобъ разразился своимъ краснорѣчіемъ, а уже Матью успѣлъ сообразить тысячу обстоятельствъ, разрѣшилъ дюжину запутанныхъ загадокъ, приноровилъ фактъ съ фактомъ, предложилъ вопросы самому себѣ, отвѣтилъ на нихъ, сравнилъ и сдѣлалъ надлежащіе выводы. То, что онъ потерялъ, въ сравненіи съ тѣмъ, чего не пріобрѣлъ, представлялось ему въ ужасномъ контрастѣ; и увѣренный, что не зналъ, что дѣлать, онъ простоналъ! Но, пожалуй, другіе скажутъ: сердиться, выговаривать за ожерелье богатой невѣсѣѣ, женщинѣ, обладающей почти цѣлой провинціей въ Индіи -- это признакъ закоснѣлаго скряги. Весьма справедливо; но по какому-то утонченному соображенію, брилліантовое ожерелье для Матью служило основнымъ звеномъ къ восточнымъ владѣніямъ его жены, и онъ, въ отчаяніи, смотрѣлъ на свою безвинную подругу взоромъ каннибала. И въ самомъ дѣлѣ ни одна женщина менѣе ея не заслуживала такого взгляда.
-- Пять-сотъ фунтовъ на брилліанты для такой шеи!
И Матью растиралъ каждый слогъ каждаго слова на своихъ зубахъ.
-- Ухь! Да я бы лучше бросилъ всѣ свои деньги на на вѣтеръ!
Мистриссъ Клиръ вздрогнула, и какъ женщина, непритворно чувствительная, залилась слезами.
Матью остался въ комнатѣ одинъ съ попугаемъ. Набобъ очевидно ощущалъ щекотливость своего положенія; закинувъ назадъ голову, прищуривъ глаза и работая своимъ чернымъ языкомъ, онъ увертывался отъ Матью, который, какъ коршунъ, старался напасть на свою добычу. Матью заперъ дверь, чтобъ вѣрнѣе достичь своей цѣли, подкрадывался къ набобу, который, перелетая со стула на диванъ, съ дивана на столъ, со стола на экранъ, всячески увертывался отъ своего преслѣдователя, и наконецъ, запутавшись въ шаль своей госпожи, наброшенную на него въ минуту отчаянной рѣшимости Матью, онъ скоро затрепеталъ въ рукахъ своего преслѣдователя. Мы съ увѣренностію можемъ сказать, что набобъ окончательно приготовился къ смерти; на своей шеѣ онъ уже чувствовалъ сжатіе двухъ пальцевъ. "Зачѣмъ его казнить, пусть лучше томится онъ въ изгнаніи", рѣшилъ милосердый Матью. Приподнявъ окно, Матью освободилъ себя отъ самаго несноснаго напоминателя, и прежде чѣмъ успѣлъ успокоиться въ своей уборной, набобъ преспокойно сидѣлъ на трубѣ сосѣдняго дома и размышлялъ о пробномъ полетѣ на холмы лондонскихъ окрестностей.