ЧЕЛОВѢКЪ, "КОТОРЫЙ ЗНАЕТЪ, ЧТО ДѢЛАЕТЪ".
ГЛАВА I.
-- Съ такимъ прекраснымъ, независимымъ состояніемъ! Ахъ, сэръ, сэръ!
И въ то время, какъ говорящій касался словъ "независимое состояніе", его голосъ дрожалъ, и изъ каждаго глаза выступала слеза, какъ брилліантъ самой лучшей воды.
-- Ахъ, Боже мой! хоть бы мистеръ Клиръ только заглянулъ въ себя; потому что съ такимъ состояніемъ....
Дѣло въ томъ, что Матью, хотя и самая слѣпоглазая сова, имѣлъ, по своимъ понятіямъ, орлиную силу взгляда. Улитка, которая носитъ глаза на оконечностяхъ своихъ рожковъ, не могла похвастаться такою зоркостью. Ничего не видя, онъ, къ полному своему удовольствію, могъ видѣть предметы насквозь. Но, допуская вмѣстѣ съ разсуждающимъ вышеприведеннымъ джентльменомъ (въ надлежащее время мы вернемся къ нему), что Матью никогда не заглядывалъ въ себя, не должны ли мы остановиться прежде, чѣмъ начнемъ удивляться ему или осуждать его? Случалось ли вамъ когда нибудь спускаться въ угольныя копи, въ оловянные рудники, или, такъ какъ вы имѣете видъ путешественника, въ краковскія соляныя копи? У васъ внезапно захватываетъ духъ; ваши пальцы судорожно сжимаются, обхватывая перила лѣстницы, которая уноситъ васъ отъ небеснаго свѣта; голова ваша кружится при одной мысли о томъ, что ожидаетъ васъ впереди. Но что значитъ это углубленіе на нѣсколько футовъ въ землю, въ сравненіи съ торжественнымъ углубленіемъ человѣка въ самого себя? Что значитъ этотъ переходъ чрезъ допотопный слой земли, въ теченіе самаго мрачнаго, сопряженнаго съ множествомъ опасностей промежутка времени, что значитъ это въ сравненіи съ страшнымъ переходомъ въ глубину нашей души? Передъ самымъ устьемъ въ рудокопню ростетъ зеленая трава, красуются цвѣты, но кто знаетъ, съ чѣмъ встрѣтится, на чемъ остановится нашъ взоръ внизу? Во время нашего спуска не ужасаетъ ли насъ непроницаемый мракъ? Тамъ, гдѣ мы надѣялись собирать драгоцѣнные камни, не видимъ ли мы однихъ наростовъ самыхъ простыхъ и грубыхъ предметовъ? и, наконецъ спустившись на самое дно, тамъ, гдѣ мы надѣялись увидѣть потокъ живительной воды и лучъ отраднаго свѣта, мы не находимъ и капли, чтобъ омочить наши засохшія губы; наше сердце сжимается отъ страха; мы бродимъ въ темнотѣ, въ осязаемой ночи!
Матью Клиръ былъ единственный сынъ умнаго биржеваго маклера. Хотя онъ и наслѣдовалъ деньги своего отца, но не получилъ въ наслѣдство родительской мудрости; а изъ этого слѣдуетъ, что деньги для него были золотымъ облакомъ. Правда, Матью отъ природы былъ одаренъ неистощимымъ запасомъ воображенія, которому недоставало только счастія, чтобъ переработаться и превратиться въ проницательность. Выпадали, какъ покажетъ впослѣдствіи наша исторія, черные дни, когда нѣкоторые люди безъ зазрѣнія совѣсти называли его дуракомъ, между тѣмъ какъ выдернись для него другая карта, и его, при тѣхъ же самыхъ способностяхъ, назвали бы мудрецомъ. Такова уже участь смертнаго, такова награда выпадаетъ на его долю! Счастіе, одно только счастіе можетъ превратить и безуміе въ мудрость. Нашъ Матью не былъ счастливъ.
На двадцать-девятомъ году Матью не имѣлъ, за исключеніемъ десяти тысячъ фунтовъ стерлинговъ, ни одной заботы въ мірѣ. Богатый и безъ родственниковъ, онъ стоялъ въ отдаленіи, блестящій и одинокій, какъ золоченый флюгеръ. Къ занятіямъ, къ прямому дѣлу онъ не имѣлъ способностей, и не удивительно: въ его положеніи такого недостатка можно было ожидать. Его отцу -- добрый покойникъ трудился цѣлые полвѣка!-- опредѣлено было и назначено исключительно копить деньги для единственнаго сына, а этотъ единственный сынъ, съ своей стороны, явился на свѣтъ для единственной цѣли -- проживать нажитое богатство.
Ничто не можетъ быть такъ интересно для наблюдательнаго человѣка, какъ неопытный, довѣрчивый молодой человѣкъ, одинъ одинешенекъ, съ десятью тысячами фунтовъ. При самомъ вступленіи въ жизнь въ одно и то же время Матью начали преслѣдовать двѣ презрѣлыя дѣвы и три опытныя вдовушки. Шутка ли пять женщинъ! А не забудьте, Матью было всего только двадцать-восемь лѣтъ.
-- Чудные, право чудные брильянты! вскричалъ Матью, принимая фермуаръ изъ сухощавой, длинной и желтоватой руки:-- самые чудные брилльянты!
И онъ взглянулъ на блестящую, горѣвшую разноцвѣтными огнями, приманку своимъ особеннымъ взглядомъ, къ которому онъ постоянно прибѣгалъ, когда желалъ показать, что "онъ знаетъ, что дѣлаетъ". Матью полулежалъ на диванѣ въ прекрасной комнатѣ; вблизи его, на разстояніи руки, сидѣла робкая, желто блѣдная дщерь Евы. Хотя эта леди казалась тридцати-четырехъ лѣтъ, но мы утвердительно можемъ сказать, что ей было только тридцать-три. Словомъ, это была самая обыкновенная, но тщательно усовершенствованная женщина. Да; миссъ Джулія Лакъ обладала самой вѣрной и самой продолжительной красотой. Губы подернуты блѣдностью, кожа сморщена, глаза тусклы... Но къ чему пускаться во всѣ эти подробности? довольно сказать, что Джулія Лакъ была не что иное, какъ дѣвственный свертокъ человѣческой папиросы.
Матью сидѣлъ, или полулежалъ, и, перевѣсивъ ожерелье черезъ правую ладонь, продолжалъ воображать, что зналъ, что дѣлаетъ. О, еслибъ мы могли изобразить тысячи предметовъ, мелькавшихъ въ его воображеніи! Но мы ограничимъ это изображеніе нѣсколькими женщинами, которыя, присѣдая и жеманясь, смотрѣли на Матью, готовыя помѣняться съ нимъ обручальнымъ кольцомъ. Одна весьма выразительно указывала на прекрасное помѣстье, надлежащимъ образомъ разбитое на лѣсистыя мѣста, ручьи и поемные луга; исчезала она, исчезала эта сцена, и на ея мѣсто являлась другая, съ длиннымъ спискомъ капиталовъ, сохраняемыхъ въ банкахъ. Являлись третья и четвертая, и Матью продолжалъ сидѣть и воображать, что зналъ, что дѣлаетъ. Приведенный въ восторгъ, онъ слегка провелъ пальцомъ по ожерелью; и какъ будто отъ волшебнаго прикосновенія, передъ нимъ возникла самая восхитительная перспектива. Богатство и красота, которыми славится Индія, заблистали передъ нимъ. Онъ видѣлъ волшебный край съ несмѣтнымъ богатствомъ Соломона и съ его баснословными подчиненными духами. Наконецъ все исчезло. Передъ нимъ стояла одна только Джулія Лакъ; одна рука ея лежала на ея дѣвственномъ сердцѣ, а другой она указывала на свою недвижимость, и говорила весьма внятно, по крайней мѣрѣ внятно для Матью, ибо любовь повременамъ имѣетъ весьма тонкій слухъ: "И, сердце и имѣнье -- все, все принадлежитъ тебѣ!" Матью заморгалъ глазами, и когда прекратились эти судороги зрѣнія, онъ -- чудное видѣніе!-- онъ увидѣлъ себя возсѣдающимъ на самомъ бѣломъ слонѣ.
Увѣряемъ читателя, что Матью видѣлъ все это, точно видѣлъ, и даже болѣе: это онъ не только все видѣлъ, но и зналъ, что дѣлаетъ. Въ подтвержденіе нашихъ словъ мы можемъ представить самое вѣрное свидѣтельство, именно, свидѣтельство о законномъ бракѣ Матью съ миссъ Джуліей Лакъ -- событіе, совершившееся аккуратно черезъ три недѣли съ нѣсколькими днями послѣ его дневныхъ грезъ. Всѣ знакомые Матью называли его счастливцемъ; онъ не отрицалъ этого, но, напротивъ, прищуривалъ одинъ глазъ, ласкалъ свой подбородокъ, вкратцѣ исчислялъ прелести мистриссъ Клиръ, и заключалъ все это съ большею увѣренностью, чѣмъ до женитьбы, словами "онъ зналъ, что дѣлаетъ, и видѣлъ все насквозь".
Упоенная счастіемъ, преданная другъ другу чета покинула Лондонъ, на медовый мѣсяцъ, чтобъ, подъ тѣнію миртъ, созерцать сельскую природу. Мистриссъ Клиръ, даже въ концѣ четвертой недѣли, съ самой плѣнительной нѣжностью, увѣряла своего супруга, что она готова остаться тамъ навсегда. Какимъ невыносимо скучнымъ становился для нея городъ какимъ жалкимъ, какимъ ничтожнымъ, какимъ пошлымъ! Почему бы не остаться въ этомъ укромномъ уголкѣ еще на нѣсколько недѣль? Кровь Матью волновалась, горячилась и закипала при такихъ намекахъ, отъ которыхъ такъ и вѣяло счастіемъ; онъ плавалъ по морю любви и супружескаго блаженства; но Джулія не должна забыть... были дѣла, которыя требовали устройства... она не получала писемъ о своемъ имѣніи, имъ нужно теперь заботиться не только о себѣ, но... И при этомъ Матью съ злобной насмѣшкой заглянулъ въ глаза своей жены... "Имъ нужно позаботиться не только о себѣ -- повторилъ Матью -- имъ нельзя больше бродить тутъ въ потьмахъ." Матью хотѣлъ этимъ сказать, что они должны наконецъ знать, что дѣлаютъ.