Въ продолженіе пяти лѣтъ безъ промежутка, Кристоферъ Снёбъ скитался по морямъ. Такъ-какъ онъ родился именно для висѣлицы, то бури морскія не представляли для него ни малѣйшей опасности. Сама судьба застраховала его отъ потопленія: если бы его, какъ пробку, кинули на воду, то онъ все бы плавалъ, и точно такъ же, какъ пробка? никогда не пошелъ бы ко дну. Пять лѣтъ сряду былъ Кристоферъ матросомъ, а потомъ -- смотрите -- онъ вдругъ сдѣлался рабомъ, да, рабомъ-христіаниномъ у африканскаго мавра. Корабль, на которомъ онъ плылъ, былъ захваченъ шайкой морскихъ разбойниковъ, и храбрые матросы были забраны въ плѣнъ и распроданы по частямъ на различныхъ рынкахъ невольниковъ. Въ то время, какъ выставили Кристофера на базаръ для продажи, какъ понялъ онъ, что онъ не болѣе, какъ тюкъ товара, о которомъ будутъ спорить да торговаться, слезы невольно навернулись у него на глазахъ и грезы минувшаго стали возставать предъ его воображеніемъ. Снова видѣлъ онъ зеленую поляну своего роднаго городка, снова слышалъ крикъ своихъ современниковъ гусей; снова предстала глазамъ его колода! Педель Скогсъ величественно проходилъ мимо его, красавица Полли Спайсеръ, какъ нимфа, неслышно мелькала предъ его глазами, Августъ Дёбльбренъ... но, какъ только сталъ Кристоферъ припоминать лисьи черты лица друга своего дѣтства, владѣлецъ его, думавшій о томъ, какъ бы поскорѣе да повыгоднѣе сбыть его съ рукъ, далъ ему знать, что стоитъ не въ Гемпенфильдѣ, а на рынкѣ невольниковъ въ африканскомъ городкѣ.
-- Что, каковъ? спрашиваетъ торговецъ человѣческимъ товаромъ:-- если нуженъ вамъ здоровый, крѣпкій невольникъ, хорошій работникъ, то лучшаго не найдете. Посмотрите-ка, не слишкомъ толстъ и не слишкомъ худощавъ!
Слова эти относились къ старику мавру, почтенной наружности, который съ недовѣрчивостью посматривалъ на предлагаемый товаръ.
-- Англичанинъ, а? гм! есть у меня уже одинъ невольникъ изъ этого народа, лѣнивъ, -- за полцѣны сейчасъ бы отдалъ его охотно. А что просишь за эту собаку-христіанина?
Владѣлецъ Снёба взялъ мавра за рукавъ, отвелъ его въ сторону, и торгъ начался. Очевидно было Кристоферу, что продавецъ возвышалъ его достоинства до небесъ, между тѣмъ какъ покупщикъ съ равной энергіей оспоривалъ и количество ихъ, и качество.
Послѣ продолжительныхъ переговоровъ, торгъ, наконецъ, былъ заключенъ, и продавецъ, передавая Снёба мавру, сказалъ:
-- Ступай, вотъ твой господинъ!
-- Горе мнѣ! воскликнулъ Кристоферъ, снѣдаемыя отчаяніемъ:-- стократъ бы лучше было не уходить съ родины и быть повѣшеннымъ на родной висѣлицѣ, чѣмъ остаться въ живыхъ для того, чтобъ быть проданнымъ старому злодѣю турку и влачить дни свои въ тяжкой неволѣ, подъ палкой.
Справедливость въ отношеніи къ мавру заставляетъ насъ сказать, что мнѣніе о немъ его новаго невольника было неосновательно. Мулей Гассанъ Али Биббуббобъ былъ добрый господинъ; онъ слишкомъ высоко цѣнилъ своихъ невольниковъ, чтобы чрезъ мѣру подвергать ихъ наказаніямъ. Правда, палки, нельзя сказать, чтобъ были вещью совершенно неизвѣстною въ его владѣніяхъ, и отъ времени до времени онъ даже считалъ необходимымъ, впрочемъ, единственно для полезнаго примѣра, вздернуть виновнаго на висѣлицу; но это случалось рѣдко, по крайней мѣрѣ мѣсяцъ прошелъ со времени послѣдней казни, когда Кристоферъ Снёбъ сдѣлался законной собтвенностью Мулея Гассана Али Биббуббоба.
Какъ только Снёба привели въ жилище его новаго господина, то тотчасъ же засадили за работу, заставивъ его копать, рыть и возить землю; съ закатомъ солнца работы прекратились и ему приказано было убираться на покой, въ ту лачугу, въ которой помѣщалась другая собака-невольникъ. Снёбъ отправился по направленію къ указанному мѣсту, но прежде чѣмъ онъ успѣлъ переступить порогъ хижины, какъ невольникъ, его собратъ въ бѣдѣ, съ громкимъ восклицаніемъ выбѣжалъ къ нему на встрѣчу и съ восторгомъ страсти заключилъ его въ свои объятія.
-- Вотъ счастье, вотъ блаженство! О, Кристоферъ, какая благодѣтельная судьба завела тебя сюда?
Снёбъ вздрогнулъ отъ удивленія, услышавъ голосъ своего новаго товарища, и наконецъ, освободившись отъ его объятій, въ исхудаломъ лицѣ, въ изнуренныхъ и измученныхъ чертахъ невольника, узналъ образъ своего ранняго, своего пагубнаго друга, Августа Дёбльбрена. Ему обязанъ былъ Кристоферъ позоромъ, тюрьмой, изгнаніемъ, рабствомъ; но несмотря на то, онъ не могъ удержаться отъ слезъ и обнималъ его какъ роднаго брата.
-- Боже мой! Августъ! ты какъ попалъ сюда? воскликнулъ Кристоферъ.
И Августъ кратко разсказалъ ему плачевную повѣсть о своихъ похожденіяхъ, такъ кратко, что даже совсѣмъ опустилъ многія обстоятельства, которыя въ глазахъ біографа, можетъ быть, значительно оттѣнили бы характеръ повѣствованія. Онъ не находилъ словъ для изображенія всей низости, подлости, всей черной неблагодарности цыгана и мѣдника. Оказалось, что люди эти, опасаясь, чтобы Дёбльбренъ не разсказалъ про нихъ, при случаѣ, на пользу морали, какихъ нибудь непріятныхъ истинъ, заманили его на морской берегъ и выдали въ руки вербовщика. Несчастнаго Дёбльбрена увезли далеко отъ страны его предковъ, на грязномъ, жалкомъ кораблѣ, которому суждено было сдѣлаться добычею шайки морскихъ разбойниковъ. Однимъ словомъ, Дёбльбренъ былъ продинъ своему настоящему господину и прослужилъ уже ему два года.
-- И умремъ мы здѣсь! въ отчаяніе воскликнулъ Кристоферъ.
-- Не думаю, отвѣчалъ Дёбльбренъ: -- чтобъ мнѣ пришлось еще долго здѣсь оставаться; дядя мой разбогатѣлъ, я уже писалъ ему о своемъ несчастій и просилъ прислать за меня выкупъ.
-- Еслибъ онъ прислалъ денегъ за насъ обоихъ! вскрикнулъ обнадеженный Снёбъ.
-- Наврядъ ли это будетъ возможно, отвѣчалъ безутѣшный Августъ.
И тотчасъ же, перемѣнивъ предметъ разговора, попросиль Кристофера, съ своей стороны, разсказать ему свои приключенія. Кристоферъ, ничего не забывая, передалъ ему во всей подробности все, что ни случилось съ нимъ съ самаго времени ихъ разлуки. Въ особенности настаивалъ онъ ни безчеловѣчности ограбившаго его разбойника, хотя бы и могъ вовсе опустить это событіе, такъ какъ Дёбльбренъ имѣлъ случай совершенно хладнокровно наблюдать всю сцену со стороны -- обстоятельство, о которомъ онъ, впрочемъ, счелъ за лучшее не сказать своему другу ни слова.
-- Ты пострадалъ, не спорю, Кристоферъ, сказалъ Августъ, совершенно позабывая, кто былъ источникомъ всѣхъ этихъ страданій: -- но все же, сознайся, утѣшительно, послѣ всѣхъ нашихъ бѣдствій, встрѣтиться, наконецъ, съ старымъ другомъ. Не знаю, какъ ты, а что касается до меня, то я очень радъ, что тебя вижу.
-- Что прошло, то прошло, отвѣчалъ Снёбъ, послѣ нѣкотораго молчанія: -- итакъ, Августъ, вотъ тебѣ опять моя рука! Ну, а каковъ же, скажи мнѣ, нашъ теперешній господинъ?
-- Чудовище, Китъ! хуже, чѣмъ чудовище! онъ уже трехъ женъ своихъ увязалъ въ мѣшки съ того времени, какъ я у него служу.
-- Увязалъ въ мѣшки! воскликнулъ Китъ.
-- Да, ему показалось, что онѣ перемигнулись разъ съ рабами изъ-подъ покрывалъ, такъ онъ увязалъ ихъ въ мѣшки, да и въ море! Таковы здѣсь законы о бракѣ, и всякій мужъ самъ себѣ судья!
-- А что, жены его очень хороши? спросилъ Снёбъ.
Дёбльбренъ вздрогнулъ отъ ужаса, услышавъ этотъ вопросъ.
-- Не видѣлъ, Китъ, ни разу не видѣлъ ни одной! ни за что въ свѣтѣ не рѣшился бы взглянуть на нихъ, если бы даже онѣ сами на колѣняхъ меня умоляли! Говорятъ, онѣ чудно хороши, но я довольствуюсь тѣмъ, что слышу.
Проходятъ дни, недѣли, мѣсяцы, и вотъ уже цѣлый годъ, какъ Кристоферъ Снёбъ сидитъ въ неволѣ. Веселость нрава поддерживаетъ его въ цѣпяхъ, но Дёбльбренъ съ каждымъ днемъ становятся все угрюмѣе и скучнѣе. Не получая никакого извѣстія отъ дяди, онъ, наконецъ, полагаетъ, что ему придется умереть въ неволѣ и утѣшаетъ себя тѣмъ, что бранитъ Кристофера за его веселость.
-- Постыдился бы ты! говоритъ онъ ему: -- ты вѣрно не британецъ и не любишь своего отечества, а то не былъ бы такъ счастливъ съ этими язычниками!
Случилось такъ, что Кристоферу пришлось въ продолженіе цѣлаго мѣсяца работать въ части сада, прилегавшей къ самымъ окнамъ тѣхъ комнатъ, въ которыхъ помѣщались двадцать женъ стараго мавра. Часто забивалось его сердце, когда какая нибудь красавица, подъ покрываломъ, проходила мимо него, и онъ вспоминалъ о милой своей Полли Спайсеръ; часто покушался онъ поднять глаза, но мысль объ опасности постоянно его останавливала. День за днемъ проходилъ у него въ этой борьбѣ любопытства со страхомъ. Но вотъ, въ одинъ вечеръ, предъ окончаніемъ работъ, слухъ его былъ пораженъ звуками прелестнаго голоса, напѣвавшаго нѣжную мавританскую мелодію. Очевидно ему было, что пѣвица находилась въ бесѣдкѣ, отстоявшей отъ него не болѣе, какъ на пятьдесятъ шаговъ. Рѣшено! бояться нечего, взглянетъ онъ, наконецъ, на лицо красавицы! и подойдя на носкахъ къ самой бесѣдкѣ, Кристоферъ поднялъ глаза и увидѣлъ не только одну изъ женъ мавра, но и самого страшнаго старика-мужа, сидѣвшаго на корточкахъ, за трубкой. Женщина вскрикнула, Мулей вскочилъ на ноги, а Кристоферъ Снёбъ пустился бѣжать. Оскорбленная жена замѣтила, чти преступникъ былъ одинъ изъ христіанскихъ невольниковъ, но какой -- не знала. Мулей Гассанъ, со всею готовностью нѣжнаго супруга, тотчасъ поклялся пожертвовать ей головой виновнаго.
Къ невыразимому ужасу Дёбльбрена, его и Снёба немедленно призвали къ Мулею. Китъ увѣрялъ, что ни въ чемъ не виновенъ, а Дёбльбренъ, проливая цѣлые ручьи слезъ, предлагалъ присягнуть, что онъ невиненъ какъ агнецъ. Какой ни былъ турокъ ослѣпленный невѣръ, онъ все же имѣлъ нѣкоторое понятіе о правосудіи. Первою его мыслью было немедленно и безъ дальнѣйшихъ разговоровъ снять головы съ обоихъ невольниковъ; но, наконецъ, онъ рѣшился дать имъ отсрочку на три дня. Если въ продолженіе этого времени виновный сознается, то онъ одинъ умретъ собачьей смертью, то есть будетъ повѣшенъ; если же не сознается никто, то оба погибнутъ. Разговоръ, который произошелъ между друзьями, вслѣдствіе этого рѣшенія, продлился на всю ночь и былъ необыкновенно оживленъ.
-- Ты славный малый, говорилъ Дёбльбренъ: -- всегда былъ славнымъ малымъ и всегда будешь славнымъ малымъ! и потому, милый Кристоферъ, сознайся, скажи правду и спаси друга!
-- По крайней мѣрѣ утѣшительно намъ будетъ умереть вдвоемъ.
-- Но вѣдь низко, подло вѣдь заставлять страдать другого за свою вину, воскликнулъ Дёбльбренъ.
-- Крякай, крякай, крякай, отвѣчалъ Снёбъ; но непріятель, по видимому, совершенно позабылъ про старину и про четырехъ утокъ.
-- Но, милый Китъ, не захочешь же ты напрасно погубить своего друга!
-- А твое предательство? спросилъ Снебъ, живо вспоминая кладбище, колоду и цыгана съ мѣдникомъ.
Всѣ убѣжденія Дёбльбрена были тщетны, и испуганный упорствомъ Снёба, онъ вдругъ опасно заболѣлъ. Мавръ, однако, твердо рѣшившійся привести въ исполненіе свое правосудное рѣшеніе, послалъ къ нему своего доктора. Этотъ ученый мужъ сначала опоилъ Дёбльбрена, потомъ выпустилъ изъ него неслыханное количество крови и наконецъ объявилъ, что онъ непремѣнно умретъ: докторъ оставилъ Дёбльбрена, увѣряя его, что онъ не проживетъ и одного дня.
-- Я умираю, сказалъ Августъ Кристоферу, и въ первый разъ въ жизни, казалось, на лицѣ у него была написана правда.-- Я умираю, и такъ какъ мы когда-то съ тобой не совсѣмъ были въ ладу, то надѣюсь, другъ мой, что ты простишь меня теперь.
-- Изволь,-- отвѣчалъ Китъ: -- охотно прощаю тебѣ все, только окажи мнѣ послѣднюю услугу: милый другъ, такъ какъ уже ты навѣрное умрешь, то возьми на себя этотъ небольшой проступокъ!
-- Какъ, что это, про жену? вскричалъ Августъ.
-- Я сидѣлъ въ колодѣ за тебя; я вынесъ на себѣ всю тяжесть твоихъ украденныхъ утокъ, замѣтилъ Кристоферъ.
-- Можетъ быть, я подымусь, сказалъ Дёбльбренъ.
-- Не можетъ быть! отвѣчалъ Снёбъ.
-- Ну, а если я поправлюсь? спросилъ Августъ.
-- Ты ужь покойникъ, отвѣчалъ Снёбъ.
Больному становилось все хуже и, наконецъ, полагая, что находятся уже при послѣднемъ издыханіи, онъ объявилъ, что онъ виновный, что онъ осмѣлился взглянуть на жену своего господина.
Странно! не успѣлъ Августъ сдѣлать этой исповѣди, какъ въ ту же минуту началъ оправляться. Выздоровленіе его было даже быстрѣе, чѣмъ самая болѣзнь, и черезъ три дня онъ оправился -- для висѣлицы. Тщетно клялся Дёбльбренъ, что онъ солгалъ. единственно для того, чтобы спасти своего друга; тщетно умолялъ онъ Кристофера мужественно сознаться въ своемъ проступкѣ! Старикъ-мавръ стоялъ на своемъ, и Августа Дёбльбрена повѣсили.
Несчастный Дёбльбренъ! Черезъ три дня послѣ его смерти пришелъ выкупъ, посланный его дядей, и мавръ, не говоря ни слова о бѣдствіи, приключившемся покойнику, выдалъ на мѣсто его живаго Кристофера.
Снёбъ вернулся домой, женился на Полли Спайсеръ, сдѣлался зажиточнымъ купцомъ и умеръ -- такъ гласитъ надгробный камень на гемпенфильдскомъ кладбищѣ -- на шестьдесятъ четвертомъ году отъ рожденія.
Пусть же впередъ никто не пророчитъ, что всякій шалунъ "родился для висѣлицы".