-- Вы толкуете, сэръ, о стеченіяхъ обстоятельствъ, такъ разсуждалъ однажды храбрый капитанъ миддльсекской милиціи: -- вотъ вамъ, сэръ, самое замѣчательное стеченіе обстоятельствъ: въ тотъ самый день, какъ Наполеонъ убѣжалъ съ острова Эльбы, я съ полкомъ своимъ выступилъ въ Вормвудъ Скрёбсъ.
Мы постараемся тотчасъ перещеголять это замѣчательное стеченіе обстоятельствъ нашего славнаго воина. Итакъ, да будетъ извѣстно, что въ тотъ самый день, какъ Барнаби Пальмсъ былъ изгнанъ изъ торговаго дома гг. Нокса и Стайльза, Петръ Блондъ, торговецъ вязальными товарами въ Бишопсгэтской улицѣ, покинулъ нашу обитель тлѣнія. Изъ разсчетовъ, сдѣланныхъ впослѣдствіи вдовою, съ достовѣрностью стало извѣстнымъ, что Петръ Блондъ умеръ въ ту самую минуту, какъ Барнаби вышелъ изъ дома Стайльза; да, въ то мгновеніе, какъ Бетти, выпустивъ Барнея на улицу, повернула въ замкѣ ключъ, Блондъ испустилъ послѣднее дыханіе. Кто же, прочитавъ разсказъ нашъ, станетъ утверждать, что фортуна не заглядываетъ иногда поверхъ своей повязки, для того, чтобы взглянуть на скромную заслугу? Кто станетъ называть ее рѣзвой шалуньей, вѣчно играющей въ жмурки да бросающейся не всегда на достойныхъ людей? Или, допустивъ даже, что богиня эта и подходитъ къ достойнымъ иногда, неужели скажетъ кто, что она подходитъ къ нимъ только для того, чтобы показать свои прекрасныя руки, да пройдти мимо? Сознаемся, что мы напрасно клевещемъ на Фортуну: оттого, что это мудрое и благодѣтельное божество не исполняетъ всегда всѣхъ нашихъ прихотей, мы хотимъ только отмстить ей тѣмъ, что бранимъ ее. Намъ пріятно объявить читателю, что Барнаби вовсе не принадлежалъ къ числу подобныхъ людей. Впрочемъ, поспѣшимъ сообщить дальнѣйшіе успѣхи на томъ поприщѣ, которое легкомысленная толпа называетъ обыкновенно счастіемъ.
На другой день послѣ полученнаго отказа, Барнаби, съ духомъ, помраченнымъ сомнительной перспективой будущихъ обѣдовъ, зашелъ, правильнѣе сказать, заведенъ былъ своимъ добрымъ геніемъ въ Бишопсгэтскую улицу. Тоска овладѣвала имъ; черныя и мрачныя мысли тѣснились въ его головѣ: такъ-то самыя благія намѣренія его были разстроены невѣжествомъ и горячностью его хозяевъ; надежды на выгодное товарищество разрушены, можетъ статься, даже самое имя его въ ложномъ и невыгодномъ свѣтѣ представлялось теперь предъ его собратами людьми! Въ глазахъ у него темнѣло. Въ эту минуту онъ ощущалъ такое отвращеніе къ земнымъ благамъ, которыхъ не могъ достать, что во всей своей жизни никогда не ощущалъ такой потребности къ самоуглубленію. Въ то самое время, какъ онъ находился въ этомъ мрачномъ и торжественномъ настроеніи духа, мимо него прошелъ носильщикъ гробовщика, съ гробовой крышкой, приличной наружности, въ рукахъ. Вотъ вамъ случай, или, какъ пріятель нашъ капитанъ сказалъ бы, стеченіе обстоятельствъ! Не успѣлъ Барнаби взглянуть на мѣдную дощечку, прибитую къ крышкѣ, какъ лицо его прояснилось. Барнаби прочелъ гробовую надпись, повеселѣлъ, съ силой ударилъ себя по ногѣ и быстрыми шагами пошелъ впередъ. Краткое извѣстіе (необходимая и кратчайшая повѣсть о самыхъ шумныхъ изъ насъ) Петръ Блондъ, 64 л ѣ тъ, объяснило Барнаби, что мистриссъ Блондъ осталась одинокой вдовой, безъ дѣтей, но съ значительными связями.
Стыдитесь, Барнаби! пусть бы исчезли, наконецъ, навсегда всѣ эти грязные и низкіе разсчеты, которые только помрачаютъ нашъ прекрасный, нашъ роскошный міръ. Неужели всегда намъ искать собственныхъ своихъ выгодъ на могилахъ нашихъ сосѣдей? Въ короткихъ словахъ: не успѣли похоронить покойника, какъ Барнаби сдѣлался главнымъ прикащикомъ вдовы.
Въ продолженіе трехъ лѣтъ Барнаби съ примѣрнымъ искусствомъ велъ дѣла покойнаго Блонда. Въ теченіе всего этого времени онъ безостановочно прокладывалъ себѣ дорогу къ уваженію, какъ онъ думалъ. всѣхъ торговцевъ, къ нѣжнымъ чувствамъ -- такъ онъ надѣялся по крайней мѣрѣ -- своей хозяйки, которая, замѣтимъ, была около двадцати-пяти лѣтъ моложе своего покойнаго супруга. Дѣла процвѣтали; вдова давно покинула трауръ; Барнэ вылощился какъ боберъ; все казалось шло, какъ нельзя лучше; но все-таки одно сомнѣніе, одинъ страхъ не переставали тревожить героя. По какому-то странному предразсудку, Барнаби считалъ все вокругъ себя шаткимъ и невѣрнымъ., пока не женится на хозяйкѣ. Кромѣ того, отдадимъ же ему, наконецъ, и справедливость, онъ былъ человѣкъ съ правилами. Вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ его обстоятельства поправлялись, онъ болѣе и болѣе заботился о своей репутаціи. Но и не о себѣ только хлопоталъ онъ, онъ понималъ положеніе вдовы. Въ доказательство нашихъ словъ приведемъ слѣдующій разговоръ:
-- А что касается до людей, то повѣрьте мнѣ, мистриссъ Блондъ, они все становятся хуже и хуже.
Съ этими словами Барнэ подвинулся ближе къ вдовѣ, на добромъ лицѣ которой не выражалось, однако, большого сочувствія къ мизантропіи ея прикащика.
Разговоръ происходилъ въ гостиной вдовы, тотчасъ послѣ ужина. Наѣвшись, Барнаби, по видимому, глубоко сознавалъ ничтожность всего мірскаго, и въ эти минуты нравственныя размышленія, въ родѣ вышеприведеннаго, обыкновенно ручьемъ лились изъ его устъ.
-- Послѣ этого, право, стоитъ всякому молодому человѣку уйдти въ лѣсъ, да сдѣлаться, отшельникомъ.
-- Что такое случилось, мистеръ Пальмсъ? въ шестой разъ спрашивала вдова.
-- Оно покажется, можетъ быть, преувеличеннымъ, но, право, мнѣ кажется, что всѣ люди дурны.
(Какъ только кто либо произноситъ подобное сужденіе, снисходительный читатель, будьте увѣрены, что онъ непремѣнно считаетъ себя избраннымъ исключеніемъ изъ общаго правила.)
-- Какъ! всѣ, мистеръ Пальмсъ!
-- Почти всѣ, сударыня, отвѣчалъ Барнэ, оскаливъ зубы.-- Люди! змѣи они двуногія, сударыня, а не люди!
-- Что же, что такое случилось? спрашивала вдова, и личико ея отъ любопытства еще похорошѣло.
-- Увѣряю васъ, сударыня, если бы въ домѣ вашемъ потолки были серебряные, а стѣны золотыя, мнѣ бы въ немъ не было лучше, чѣмъ теперь. Послѣ смерти супруга вашего никто не былъ такъ счастливъ, какъ я.
-- Мистеръ Пальмсъ!
-- Я.... я не говорю: совсѣмъ никто, но, право, жаль разстаться съ домомъ, въ которомъ былъ очень, очень счастливъ!
-- А.... понимаю, мистеръ Пальмсъ, спокойно возразила вдова: -- вы, вѣрно, нашли себѣ лучшее мѣсто?
-- Лучшее мѣсто! воскликнулъ Барнаби безнадежнымъ голосомъ и потомъ съ упрекомъ повторилъ: -- лучшее мѣсто!
-- Что же заставляетъ васъ меня оставить!
-- Вы, мистриссъ Блондъ, вы заставляете меня.
И Барнэ чуть не задохся отъ нѣжности.
-- Я, мистеръ Пальмсъ?
-- Что касается до меня, сударыня, то я не забочусь о людскихъ толкахъ. Я самъ хитеръ и не боюсь людской клеветы. Но я не могу, сударыня, называть себя мужчиной и терпѣть, чтобы оскорбляли васъ. Что и богатство безъ добраго имени!
-- Объяснитесь же, мистеръ Пальмсъ, сдѣлайте одолженіе, скажите однимъ словомъ, что такое.
-- Сосѣди, мистриссъ Блондъ, сосѣди, медленнымъ и убѣдительнымъ голосомъ произнесъ Барнэ.
-- Чтожь такое сосѣди? поспѣшно спросила мистриссъ Блондъ. Барнаби, съ изысканной деликатностью избѣгая прямаго отвѣта, продолжалъ:
-- Я привелъ въ порядокъ всѣ ваши дѣла, свелъ всѣ счеты до послѣдней полушки. Съ тѣхъ поръ, какъ я принялъ дѣла ваши, съ увѣренностью могу сказать, что они ничего не потерпѣли.
-- Лучшаго дѣльца я не видывала, мастеръ Пальмсъ; но, сэръ, вы начали о сосѣдяхъ, что они говорятъ, что она осмѣливаются говорить?
-- А вотъ, сударыня, съ принужденіемъ произнесъ Барнаби: -- сосѣдка ваша, что живетъ по правую руку, разсказываетъ всѣмъ и каждому -- прости ей, Господь!-- будто бы мы то есть вы да я, давно ужь обвѣнчались!
-- Обвѣнчались! вскрикнула мистриссъ Блондъ голосомъ, выражавшимъ полное сознаніе всей важности этого обряда: -- обвѣнчались!
-- Это еще не все. (Мистриссъ Блондъ посмотрѣла на него вопросительно.) А вотъ другая сосѣдка -- та, что налѣво живетъ, изо всей силы споритъ, говоритъ, что это вздоръ. Она говорить....
Маленькая мистриссъ Блондъ чуть не задыхалась отъ негодованія на людскую злобу.
-- Чтожь она говоритъ?-- Она клянется, что мы еще не обвѣнчаны, но вмѣстѣ съ тѣмъ клянется точно также, что намъ давно пора бы обвѣнчаться.
Мистриссъ Блондъ покраснѣла. Разсчетливый Барнэ, принимая румянецъ оскорбленной красоты за невольное смущеніе сердца, котораго тайну нечаянно обнаружилъ. у налъ на колѣни передъ вдовой и схватилъ ее за руку. Въ это мгновеніе, свѣча, какъ бы по заговору, погасла и въ ту же минуту, для вящшаго смущенія вдовы, мальчикъ Бобби подошелъ къ дверямъ и спросилъ;
-- Что, мистеръ Пальмсъ ушелъ, сударыня? Можно запирать двери?
Барнаби вскочилъ на ноги, а вдова приказала подать огня. Удивленный мальчикъ тотчасъ принесъ свѣчу, и хозяйка приказала ему проводить Барнея до дверей. Пальмсъ пошелъ было въ слѣдъ за Бобби, но вдругъ остановился и вернулся назадъ.
-- Какъ я говорилъ уже вамъ, милая мистриссъ Блондъ, какъ я вамъ уже говорилъ, сударыня, что и богатство безъ добраго имени?
Мистриссъ Блондъ ничего не отвѣчала. Барнаби, пользуясь ея молчаніемъ, прямо и открыто объяснилъ свое предложеніе. Ясно было, что послѣднія событія возымѣли должное вліяніе на благоразуміе вдовы: потому что послѣ нѣсколькихъ усердныхъ сътего стороны убѣжденій она рѣшилась выйдти за него за мужъ. Чтобы обрядъ этотъ возбудилъ менѣе толковъ и сплетенъ со стороны ея болтливыхъ сосѣдокъ, мистриссъ Блондъ предложила, чтобы бракъ совершенъ былъ въ одномъ небольшомъ городкѣ на суссекскомъ берегу. Всѣ эти переговоры заняли не болѣе десяти минутъ, и Бобби въ продолженіе всего времени стоялъ у наружныхъ дверей, готовясь выпустить Барнея на улицу. Барнаби, распростясь съ вдовой, восторженный, пошелъ по направленію къ тому мѣсту, гдѣ ожидалъ его мальчикъ въ прелестномъ chiaro'oscuro, и взглянувъ на него, за мѣтилъ, что въ глазахъ у него выражалось какъ будто знаніе какой-то тайны, и что онъ съ трудомъ подавлялъ улыбку на лицѣ. Вслѣдствіе этого, Барнаби, нѣсколько преждевременно воспользовавшись своими владѣльческими правами, далъ ему двѣ оплеухи и назвалъ его "дерзкимъ мальчишкой". Затѣмъ онъ вышелъ на улицу и, какъ влюбленный, глядѣлъ на луну и вздыхалъ. Блѣдный мѣсячный лучъ упадалъ на домъ вдовы; Барнаби взглянулъ на вывѣску "Блондъ" и -- можетъ статься грезилось ему -- но онъ ясно видѣлъ, какъ слово это мало по малу исчезало и на мѣсто его, въ полномъ блескѣ, являлось глазамъ его магическое имя "Пальмсъ".
Прошло нѣсколько дней, и Барнаби, мечтая о предстоявшей свадьбѣ, прогуливался на суссекскомъ берегу. Они сговорились съ вдовой выѣхать изъ города въ разное время, съ тѣмъ, чтобы сойдтись въ условный часъ у церковныхъ дверей. Барнаби нанялъ лучшія комнаты въ гостинницѣ; еще двое сутокъ, и онъ назоветъ вдову своею, да, своею, со всѣмъ ея богатствомъ, со всѣми ея капиталами въ банкѣ, въ товарахъ и въ долгахъ. Предстоявшее событіе сильно дѣйствовало на его чувство, и потому онъ постоянно и съ наилучшими намѣреніями посѣщалъ приходскую городскую церковь. Но куда слабому человѣку скрыться отъ искушенія? Когда мы бываемъ поставлены непосредственно подъ разрушительнымъ вліяніемъ глазъ прекрасной женщины, развѣ самыя лучшія намѣренія наши, будь они тверды какъ гранитъ, не таютъ скорѣе воска? Такъ случилось и съ Барнаби; и его глаза эти поколебали, и его сдѣлали они невѣрнымъ.... но довольно! сладкій голосъ шепнулъ ему: "сегодня вечеромъ.... въ одиннадцать часовъ.... на кладбищѣ!" и прелестный искуситель исчезъ.
Если есть въ жизни человѣка часы тяжелой, скучной пустоты, то это именно тѣ двадцать четыре часа, которые предшествуютъ свадебному обряду. Барнаби, хотя и преисполненный любви, все-таки былъ въ чужомъ мѣстѣ, и дѣлать ему было нечего какъ только считать, какъ шло время. Итакъ, если онъ въ одиннадцать часовъ вечера и отправился на кладбище, то это было единственно для того, чтобы какъ нибудь убить время, и нисколько не могло помрачить вѣрности его своей невѣстѣ. А спать? да развѣ могъ онъ спать наканунѣ такого радостнаго дня? Итакъ, онъ пошелъ на кладбище. Ночь была темная, вѣтеръ рѣзкій; онъ прислушивался, надѣясь услышать "голосъ очаровательницы" и слышалъ только крикъ совы съ сосѣдней колокольни. Подумавъ, что его обманули, онъ вспомнилъ вдову, и совѣсть заговорила въ немъ; краснѣя о своемъ поступкѣ, онъ повернулъ уже было, чтобъ отправиться обратно въ гостинницу, какъ вдругъ кто-то схватилъ его за руку, и онъ услышалъ шопотъ: "тише!" Прежде чѣмъ онъ успѣлъ отвѣчать, ноги его подкосились, онъ упалъ, и въ одинъ мигъ на глазахъ и на лицѣ у него очутилась повязка, а руки накрѣпко были связаны веревками. Еслибъ Барнэ могъ быть безпристрастнымъ судьей, то онъ самъ бы отдалъ справедливость рѣдкой быстротѣ, съ которой произведена была вся эта операція. Еще минута, и онъ чувствовалъ, что лежитъ въ лодкѣ: плескъ волнъ и шумъ веселъ ясно доказывали ему его ошибку; онъ плылъ "по широкому, синему морю".
Опасность быть проданнымъ въ неволю менѣе всего тревожила Барнаби; можетъ статься, доведется ему быть собственностью самого султана! а тамъ повышенія! повышенія! онъ будетъ смотрителемъ сераля! Барнэ вспомнилъ о вдовѣ, и морозъ подернулъ его по кожѣ. На глазахъ у него была повязка, но онъ очень ясно различалъ шайку морскихъ разбойниковъ съ огромными усами, величиной съ обыкновенныя косы на парикахъ. Лодка скоро остановилась у борта очень подозрительнаго судна. Къ счастью, Барнэ не могъ его совершенно хорошо разглядѣть. Его подняли на палубу и, безъ чиновъ, какъ тюкъ товару, кинули въ порожній чуланъ. Поступокъ этотъ, казалось, былъ сигналомъ для бури и волнъ; потому что почти въ то же мгновеніе сильный вѣтеръ подулъ съ сѣверо запада; волны вздымались горами, и судно, легкое какъ пробка, перепрыгивало, съ одного вала на другой. Въ этомъ смятенія чего могъ Барнэ ожидать отъ своего желудка, который совсѣмъ не имѣлъ свойствъ амфибія. Очевидно было, что стражи поняли его слабость, потому что изъ чувства человѣколюбія, будемъ справедливы и къ нимъ, сняли повязку съ его рта.
Буря, какъ своенравное дитя, скоро успокоилась, и утро, свѣтлое и роскошное, встало надъ волнами. Это былъ день свадьбы Барнаби Пальмса, и лежа, свернувшись въ углу своемъ, онъ считалъ, какъ били часы на городской колокольцѣ и думалъ о томъ, какъ неутѣшная невѣста въ слезахъ будетъ ожидать его понапрасну. Барнаби вздыхалъ; время шло, онъ охалъ; прошелъ еще часъ -- онъ кричалъ; другой, третій, четвертый -- и онъ шумѣлъ, бѣсновался и громко требовалъ, чтобъ его отвезли назадъ на берегъ. Какъ ни были грубы и жестоки его враги, они все-таки были людьми, и войдя, наконецъ, въ его положеніе, положеніе, которое скорѣе можно понять, чѣмъ описать, какъ выразились бы непремѣнно мѣстные журналы, еслибъ событіе это было имъ извѣстно, они открыли дверь его темницы и позволили ему пробраться на палубу. Глазамъ Барнея представился не корабль невольниковъ, а куттеръ контробандистовъ "Джемайма" изъ Гайта.
-- Къ берегу! къ берегу! кричалъ Барнэ, устремляя взоры свои на сосѣднія скалы.
-- Ладно, ладно, ваше благородіе, отвѣчалъ одинъ изъ упрямыхъ моряковъ: -- повремените немного!
-- Можетъ быть, баринъ не бывалъ никогда въ Флиссингенѣ, замѣтилъ другой: -- пожалуй, свеземъ его даромъ.
-- Послушайте, друзья мои, говорилъ Барнэ, котораго тревожное состояніе духа дѣлало совершенно нечувствительнымъ къ холоднымъ насмѣшкамъ его враговъ: -- я охотно прощаю вамъ вашу шутку, я.... ха! ха! вы прекрасно, отлично ее смастерили, но полно! пора перестать! мнѣ пора домой!
Одинъ изъ матросовъ подошелъ къ нему и пріятельскимъ тономъ спросилъ:
-- Умѣете плавать?
-- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! кричалъ Барнэ, едва удерживаясь отъ слезъ.
-- Жаль, а лишней-то лодки у насъ нѣтъ! подымайте якорь, ребята!
-- Господа, я нешутя говорю вамъ, меня ждутъ, меня будутъ искать, я.... я сегодня женюсь!
-- А! закричали трое или четверо изъ людей, какъ будто тотчасъ поняли его положеніе: -- онъ сегодня женится, братцы, давайте подаримъ ему свадебный нарядъ!
Прежде чѣмъ Барнэ успѣлъ освѣдомиться о сущности этого щедраго предложенія, къ ногамъ его поставили ведро съ дегтемъ.
-- Ну, сударь, сказалъ съ принужденной вѣжливостью одинъ изъ матросовъ, вмѣстѣ съ тѣмъ взявъ въ руку щетку, обмокнутую въ деготь: -- ну, сударь, что прикажете подать прежде, жилетку или брюки?
Барнэ открылъ было ротъ, безъ сомнѣнія для того, чтобы выразить свое предпочтеніе, какъ щетка, удачно направленная, закрыла ему это отверстіе, и въ одно мгновеніе, Барнаби, кривляясь и морщась самымъ жалостнымъ образомъ, покрылся дегтемъ съ головы до пятокъ. Часы пробили еще разъ въ ту самую минуту, какъ операція кончилась.
-- Уфъ! охъ! разбой! чуть не задыхаясь, кричалъ Барнэ: -- пустите меня! я убѣгу.... улечу....
-- Джекъ, баринъ хочетъ летѣть, подай ему крылья!
Съ великодушнымъ вниманіемъ къ желаніямъ посѣтителя на палубу принесли единственную перину, имѣвшуюся на всемъ суднѣ. Матросы мигомъ ее распороли и рачительно осыпали Барнея перьями съ ногъ до головы. Въ этомъ видѣ, стараясь отдѣлить перья, прилипавшія къ его глазамъ и губамъ, Барнаби представлялъ собой какую-то чудовищную смѣсь обезьяны и пингвина.
-- Ну вотъ! вскричалъ одинъ изъ его лакеевъ: -- толкуйте тутъ о свадьбѣ! Ступайте, сватайтесь теперь хоть на дочери Нептуна!
Лодку спустили на воду, и Барнэ, немедля, поспѣшилъ на ней помѣститься, а четверо изъ людей взялись доставить его на берегъ.
-- Хотѣлъ бы я знать, сказалъ одинъ изъ нихъ: -- куда дѣвался этотъ мошенникъ -- Барнаби Пальмсонъ, кажется, его звали -- тотъ, что донесъ о французскихъ кружевахъ, какъ выгнали его изъ торговаго лома Нокса и Стайльза. Хотѣлъ бы я знать, куда онъ дѣвался!
Тутъ Барнэ, можетъ быть, въ состояніи былъ бы сообщить самыя свѣжія новости объ этой особѣ, но онъ промолчалъ и только тряхнулъ перьями.
Добравшись до берега, друзья непремѣнно хотѣли довести его до самого кладбища, съ котораго взяли, до того самаго мѣста, гдѣ онъ ожидалъ измѣнившую красавицу, которая, какъ впослѣдствіи можно было догадываться, была никто иная какъ законная жена одного изъ контробандистовъ.
Въ одно мгновеніе ока заговорщики исчезли, и Барнаби остался одинъ между могилами. Онъ слышалъ вблизи говоръ голосовъ, и стыдясь своего смѣшнаго положенія, кинулся было бѣжать, во, запутавшись въ травѣ, упалъ въ могилу, какъ будто нарочно вырытую въ то самое утро. Въ то время, какъ онъ лежалъ, оглушенный паденіемъ, вдругъ раздался веселый, звонъ колоколовъ, и Барнэ очнулся. Онъ вскочилъ на ноги и, хватаясь о края могилы, успѣлъ высунуть полъ-головы на свѣтъ. Глазамъ его представилась толпа людей, провожавшихъ невѣсту, которая вмѣстѣ съ женихомъ выходила изъ церкви. Барнэ присмотрѣлся, и узналъ въ невѣстѣ хозяйку свою мистриссъ Блондъ, шедшую вмѣстѣ съ новообрученнымъ супругомъ, своимъ сосѣдомъ-купцомъ, торговцемъ шелковыми товарами. Дѣло въ томъ, что мистриссъ Блондъ долго размышляла о тайныхъ предложеніяхъ Барнея, но наконецъ его мудрость, рѣдкое искусство, съ которымъ онъ медленно и осторожно прокладывалъ себѣ дорогу, окончательно ее убѣдили. Купецъ шелъ женихомъ: Барнаби стоялъ на своемъ мѣстѣ, но прежнему, холостымъ. Соперникъ его женился: Барнаби только высмолился и оперился.