Въ предыдущихъ главахъ мы ограничились только описаніемъ двухъ главныхъ неудачъ нашего героя; но вмѣстѣ съ тѣмъ, однако, какъ онъ мало но малу подвигался впередъ, осторожно прокладывая себѣ дорогу по трудному пути жизни, онъ испыталъ и достаточное количество успѣховъ. Правда, судьба всякій разъ, какъ по видимому, болѣе всего ему обѣщала, обыкновенно не сдерживала своего слова, но все-таки она одарила его сотнею своихъ даровъ. Такимъ образомъ, еще не достигнувъ сорока-трехъ лѣтъ, Барнаби составилъ уже себѣ очень порядочное состояніе. Волшебное прикосновеніе руки его, какъ прикосновеніе руки царя. Мидаса имѣло свойство превращать въ золото самые пустые предметы. Говорятъ, онъ за богатствомъ своимъ заползалъ въ самые темные углы, но въ такомъ случаѣ тѣмъ большая была его заслуга.
"Умереть отъ разбитаго сердца! надѣюсь, мистеръ Пальмсъ, что вы изъ числа подобныхъ людей?"
Дѣйствительно Барнаби не имѣлъ этой слабости; съ тѣхъ поръ, какъ онъ сталъ сознавать себя мыслящимъ существомъ, онъ всегда крѣпко сомнѣвался въ существованіи этого феномена, о которомъ такъ много толковали; недавнее посѣщеніе анатомическаго музеума еще болѣе утвердило его въ этомъ мнѣніи: сколько помнилось ему, онъ не видалъ тамъ ни одного подобнаго аппарата. Поэтому, должно полагать, что онъ употребилъ выряженіе это только какъ извинительную фигуру рѣчи.
-- Разумѣется, разумѣется, мистеръ Фитчъ! все, что я хотѣлъ сказать, это только то, что если Луиза...
-- Вы, мистеръ Пальмсъ, человѣкъ положительный, практическій; дѣла ваши, что еще важнѣе, идутъ прекрасно; Луизѣ нуженъ мужъ, вамъ нужна жена, я согласенъ на вашу свадьбу, вы тоже отъ нея не прочь, чего жь тутъ толковать?
Человѣкъ, который услаждалъ подобными рѣчами дорогу Барнею, шедшему въ церковь, по общему порядку вещей, самъ долженъ былъ въ непродолжительномъ времени на вѣки поселиться въ окрестностяхъ этого зданія. Не подлежитъ сомнѣнію, что онъ казался помолвленнымъ за гробовщика.
-- Разбитое сердце! ха! ха! ха!
И сѣдой старикъ закрякалъ какъ пѣтухъ при одной мысли о подобной нелѣпости.
Барнэ ободрительно улыбнулся, и вслѣдъ затѣмъ, съ видомъ прилично важнымъ, спросилъ:
-- А... а... состояніе ваше, мистеръ Фитчъ?
-- Все будетъ ваше, все до копѣйки, послѣ моей смерти.
И мистеръ Фитчъ выпрямился, кивнулъ головой и мигнулъ глазомъ, глядя на Барнея, какъ будто говорилъ о календахъ греческихъ или о миленніумѣ. Если бы сама смерть съ косой въ своей костлявой рукѣ, подошла въ эту минуту къ бесѣдовавшимъ, то и она непремѣнно бы разсмѣялась, взглянувъ на веселую самоувѣренность восьмидесятилѣтняго старца.
-- А день когда же, мистеръ Фитчъ, блаженный день?
-- Гм! когда бы? положимъ въ четвергъ. Барнэ, да въ четвергъ, мы отпразднуемъ свадьбу у моего пріятеля Клея, въ гостинницѣ подъ вывѣской "Лисицы и Гуся".
Что касается до Барнея, то онъ послѣ происшествія своего съ вдовой Блондъ, сталъ менѣе увѣренъ въ своей магической власти надъ прекраснымъ поломъ, и съ мудростью, отличавшею его въ продолженіи всей его жизни, проложилъ себѣ дорогу къ нѣжнымъ чувствамъ Луизы чрезъ посредство ея дѣда. Мы совершенно увѣрены въ томъ, что Барнэ во все продолженіе своего знакомства съ невѣстой не подарилъ ее ни однимъ словомъ, ни однимъ взглядомъ даже, выходящимъ изъ границъ самого холоднаго приличія. Ледяная отшельница, и та даже не пожаловалась бы на его горячность. Такъ какъ Луиза, кромѣ дѣда не имѣла никакихъ родныхъ, то, по мнѣнію этою почтеннаго мужа, должна была находиться въ полномъ и неограниченномъ его распоряженіи. Онъ воспитывалъ ее съ самого раннаго дѣтства и думалъ, что могъ сдѣлать изъ нея, что хотѣлъ. Правда, она могла -- мы обязаны сказать читателю, что она даже пыталась -- возражать противъ предстоявшей свадьбы, но, безъ сомнѣнія, старикъ восьмидесятилѣтній лучше зпаеіъ, что годится для восемнадцатилѣтней дѣвочки, чѣмъ она сама. Однимъ словомъ Луиза Фитчъ должна была выйдти замужъ за Барнаби Пальмса; она получила окончательное приказаніе своего дѣда, и четвергъ былъ назначенъ днемъ свадьбы.
Наконецъ Барнэ добрался до пристани, къ которой такъ давно стремился. Онъ уже проложилъ себѣ дорогу болѣе чѣмъ къ порядочному состоянію, а теперь у него почти была въ рукахъ молодая, богатая и хорошенькая невѣста, хотя въ главныхъ дѣлахъ жизни Барнэ и мало обращалъ вниманія на то, что обыкновенно называютъ красотой: онъ былъ слѣпъ до внѣшняго блеска и смотрѣлъ на внутреннее достоинство вещей; а у Луизы послѣ смерти дѣда будетъ десять тысячъ фунтовъ. Барнею слышался уже звукъ гиней.
Пришелъ четвергъ. Мы не станемъ останавливаться на ощущеніяхъ невѣсты: не стоитъ! тѣмъ болѣе, что и самъ герой нашъ не обращалъ на это никакого вниманія; не стоитъ вовсе не согласуется съ важностью нашего предмета. На свадьбѣ присутствовалъ старикъ Фитчъ, съ полдюжиной своихъ пріятелей, веселыхъ и довольныхъ. Барнэ облекся въ свой лучшій нарядъ, а Луизу, какъ слѣдуетъ, одѣли въ бѣлое платье. Обрядъ благополучно кончился. Барнэ обвѣнчался; взявъ невѣсту за руку, холодную какъ мраморъ, онъ вышелъ изъ церкви.
До самой этой минуты старикъ Фитчъ былъ веселъ какъ нельзя болѣе. Во все время, пока онъ упражнялъ благонамѣренную власть свою надъ несчастной жертвой, онъ находился въ самомъ лучшемъ расположеніи духа. Но какъ только узелъ былъ окончательно завязанъ, старикъ, можетъ статься отъ избытка радости, вдругъ страшно поблѣднѣлъ. Его вывели изъ церкви, но прежде чѣмъ успѣли довести до кареты, онъ принужденъ былъ отдохнуть; онъ сѣлъ на могильный камень, Барнаби, подойдя къ нему, смотрѣлъ на него съ радостнымъ трепетомъ ожиданія въ груди. Наконецъ мистеръ Фитчъ, опираясь на друзей, добрался до кареты; отправились въ гостинницу; старикъ быстро оправлялся, и всѣ снова разсчитывали на веселый пиръ. Тщетны всѣ надежды и разсчеты человѣка! Не успѣли еще накрыть стола, какъ старику сдѣлалось опять хуже. Его положили въ постель и чрезъ три часа онъ былъ готовъ хоть въ могилу. Полагали вообще, что холодный и сырой воздухъ въ церкви ускорилъ его кончину. Оставляемъ въ сторонѣ рыданія, горе и слезы и спѣшимъ заключить нашъ разсказъ.
Бараэ получилъ десять тысячъ фунтовъ. Если бы онъ имѣлъ слабость позаботиться о наклонностяхъ своей невѣсты, то деньги эти безъ сомнѣнія, достались бы другому жениху; но онъ, благодаря своей мудрости, проложилъ себѣ дорогу чрезъ посредство дѣда!
Пробило полночь, когда Барнаби отправился къ своему брачному ложу. Онъ уже засунулъ одну ногу въ постель, какъ вдругъ свѣтлая мысль остановила его. Онъ взялъ свѣчу и вышелъ: ему, къ счастью, пришло въ голову, что старикъ, изъ тщеславія, имѣлъ обыкновеніе носить при себѣ одну или двѣ тысячи фунтовъ. Деньги эти могли быть украдены; ему, какъ наслѣднику, не медля, слѣдовало взять ихъ подъ сохраненіе. Въ то время, какъ онъ, половъ этой мысли, спѣшилъ въ комнату покойника, вѣтеръ внезапно задулъ его свѣчу. Долго Барнэ ощупью отыскивалъ дорогу, но "Лисица и Гусь" было зданіе старинное, въ немъ множество было крутыхъ лѣстницъ да узкихъ переходовъ и вотъ вдругъ...
Раздался крикъ, и все замолкло!
Коммиссія, засѣдавшая на другой день по случаю найденнаго въ гостинницѣ "Лисицы и Гуся" мертваго тѣла, произнесла приговоръ: "найденъ мертвымъ". Но это было единственно но недостатку свидѣтельскихъ показаній, а то, безъ сомнѣнія, она нашла бы, что смерть Барнаби Пальмса послѣдовала оттого, что онъ "слишкомъ усердно любилъ прокладывать себ ѣ дорогу".
Бѣдный Барнаби! онъ никакъ не думалъ, что старикъ Фитчъ такъ скоро оставитъ дочь свою сиротою.... а между тѣмъ самъ скорѣе его окончательно "проложилъ себѣ дорогу!"