ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

ГЛАВА XVI.

Теперь мы должны разсказать, что дѣлалъ Маннерсъ съ минуты своего отъѣзда изъ Морлей-гоуза до прибытія къ лорду Дьюри, то есть въ продолженіи восьми часовъ. Покамѣстъ сѣдлали лошадей, онъ, какъ уже намъ извѣстно, распрашивалъ крестьянина, слышавшаго въ лѣсу выстрѣлы; онъ убѣдился, что случай этотъ, по всей вѣроятности, не состоитъ въ связи съ отсутствіемъ де Во. Выстрѣлы были сдѣланы совсѣмъ не въ той сторонѣ, куда, какъ можно было предполагать, ушелъ де Во; самъ крестьянинъ говорилъ, что, по его мнѣнію, это стрѣляли браконьеры, и что онъ слышалъ выстрѣлы и въ предъидущую ночь.

Убѣжденный, что де Во отправился на гору къ цыганамъ, Маннерсъ рѣшился ѣхать прямо туда, не теряя времени на обыскъ лѣса, гдѣ сдѣланы были выстрѣлы. Это намѣреніе еще болѣе утвердилъ въ немъ краткій разговоръ съ садовникомъ, котораго онъ встрѣтилъ при выѣздѣ изъ воротъ.

Увидѣвши его, Маннерсъ остановилъ лошадь и спросилъ:

-- Скажи, пожалуйста, не замѣтилъ ли ты сегодня по-утру въ саду слѣдовъ, идущихъ къ калиткѣ, по направленію къ Морлей-доуну?

-- Нѣтъ, отвѣчалъ садовникъ: -- только ключъ отъ калитки оказался въ замкѣ снаружи, такъ-что въ садъ можно было войти кому угодно. Впрочемъ, все цѣло. А что, вы слышали развѣ, что кто-нибудь ночью входилъ?

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Маннерсъ и пришпорилъ лошадь, спѣша поскорѣе отъискать цыганъ.-- Полковникъ Маннерсъ былъ не тотъ человѣкъ, чтобы останавливаться надъ вопросомъ, какія дѣла могутъ быть у Эдварда де Во съ главою шайки мошенниковъ, и потерять драгоцѣнное время. Продолжая ѣхать, онъ удивлялся, однако же, странному сближенію лицъ и дѣлалъ разныя предположенія, стараясь объяснить себѣ обстоятельства, значеніе которыхъ уже извѣстно читателю. Подымаясь на гору, онъ безпрестанно шпорилъ свою лошадь, что дѣлалъ только въ случаяхъ крайней необходимости. Лошадь пыхтѣла; но Маннерсъ, опасаясь, не слишкомъ ли уже много потерялъ онъ времени, не давалъ ей отдыха и говорилъ ей мысленно: "за стаей собакъ ты летѣла бы безъ принужденія, а теперь дѣло поважнѣе."

Утреннее солнце согнало съ почвы легкій морозъ. Дорога, по которой ѣхалъ Маннерсъ, была тяжела. На горизонтѣ поднимался легкій туманъ, обѣщавшій дождь. Маннерсъ спѣшилъ, не потому, чтобы боялся дождя, но потому, что долго прослужилъ среди племенъ, умѣющихъ итти за врагомъ по едва примѣтнымъ слѣдамъ на росистой травѣ или песку; Маннерсъ зналъ, что сильный дождь уничтожаетъ всякую надежду преслѣдователей.

Наконецъ онъ достигъ плоскости на вершинѣ горы; указывая на могильный холмъ, онъ сказалъ своимъ спутникамъ:

-- Вильямъ! въѣзжай на этотъ холмъ и осмотри хорошенько всю окрестность. Если увидишь, что кто-нибудь бродитъ по равнинѣ или выглядываетъ, подай мнѣ тотчасъ знакъ. Если я кликну, скачи ко мнѣ.-- Ты поѣдешь со мной, сказалъ онѣ своему слугѣ.

Онъ пришпорилъ лошадь и поскакалъ прямо къ песчаной ямѣ, гдѣ видѣлъ на-канунѣ цыганъ. Кусты закрывали закраину ямы, въ которой стоялъ таборъ, и онъ не могъ видѣть ничего, не доѣхавши до самого углубленія.

Онъ былъ немало озадаченъ, увидѣвши на мѣстѣ табора только обыкновенные слѣды цыганской стоянки: нѣсколько тряпокъ, листокъ изъ какой-то старой книги, птичьи перья, шкуры разныхъ животныхъ, нѣсколько выжженныхъ на землѣ пятенъ и два-три чурбана. Больше не было ничего, и Маннерсъ остановился въ раздумьи, что ему дѣлать.

-- Ступай назадъ шаговъ на сто, сказалъ онъ наконецъ своему слугѣ: -- объѣзжай на этомъ разстояніи вокругъ ямы и смотри, не увидишь ли гдѣ свѣжихъ слѣдовъ.

Слуга поѣхалъ и черезъ нѣсколько минутъ закричалъ:

-- Слѣды! вотъ здѣсь, на дорогѣ, которая идетъ въ ту сторону съ горы. Слѣды отъ копытъ и колесъ.

-- Объѣзжай дальше, отвѣчалъ Маннерсъ.-- Что еще?

-- Здѣсь тоже много слѣдовъ, сказалъ слуга, доѣхавши до мѣста, лежавшаго между Маннерсомъ и могильнымъ холмомъ. Только невидно, чтобы они шли куда-нибудь въ одну сторону.

Маннерсъ подъѣхалъ къ этому мѣсту. Слѣды были направлены во всѣ стороны; одни были больше, другіе меньше, одни свѣжи, другіе полустерты. Изъ этого ничего нельзя было заключить. Но такъ-какъ Маннерсъ имѣлъ причины думать, что де Во пришелъ въ таборъ съ этой стороны, то сошелъ съ лошади и началъ ходить на извѣстное разстояніе за каждой парой слѣдовъ въ разныя стороны. Но и это было напрасно: слѣды были такъ перепутаны, что онъ не могъ добиться толку, и хотѣлъ уже сѣсть опять на лошадь, когда слуга де Во прискакалъ къ нему съ словами:

-- Тамъ, на опушкѣ лѣса, кто-то ходитъ: то выглянетъ, то спрячется. Вонъ, вонъ.... видите? Вонъ, теперь вышелъ.

Если бы Маннерсъ могъ спрятаться съ слугами отъ взоровъ приближавшагося человѣка, онъ спрягался бы; но лошадей нельзя было скрыть, и потому онъ счелъ за-лучшее спокойно стоять на мѣстѣ. Неизвѣстный подходилъ все ближе и ближе, но вдругъ остановился и потомъ быстро поворотилъ къ лѣсу.

Въ мгновеніе ока Маннерсъ сидѣлъ уже въ сѣдлѣ, и если бы дѣло зависѣло только отъ поспѣшности, то человѣкъ, очевидно старавшійся скрыться, не ушелъ бы отъ него. Но неизвѣстный отошелъ отъ лѣса не дальше какъ шаговъ на сто, и прежде, нежели Маннерсъ доскакалъ до опушки, пропалъ и слѣдъ его. Лабиринтъ деревъ и кустовъ препятствовалъ поискамъ. Маннерсъ остановился; вскорѣ потомъ подъѣхали къ нему слуги; слуга де Во, приподнявши шляпу, обратилъ вниманіе Маннерса на слѣды, замѣченные ими на пути къ лѣсу. Маннерсъ въ ту же минуту повернулъ назадъ и увидѣлъ въ лощинѣ, наполненной полузасохшимъ иломъ, ясные слѣды двухъ человѣкъ. Тутъ прошли, очевидно, не крестьяне: ступни были довольно узки; но одни слѣды были явно отъ подошвы моднаго сапога, и слуга де Во готовъ былъ клясться, что это слѣды его господина.

Оставалось итти по этимъ слѣдамъ какъ можно дальше; это было довольно трудно, потому-что почва, исключая лощины, была усѣяна мелкою травою. Наконецъ, однако же, шаговъ за пятьдесятъ отсюда, по тому направленію, куда указывали друrie слѣды, Маннерсъ отъискалъ слѣдъ каблука и пошелъ дальше. Иногда слѣды почти совершенно исчезали, и Маннерсъ принужденъ былъ возвращаться назадъ и итти за ними снова. Слуга продолжалъ утверждать, что это слѣды де Во, и Маннерсу удалось дойти за ними до закраины скалы, куда, какъ намъ извѣстно, цыганъ, дѣйствительно, повелъ Эдварда.

Опасенія Маннерса усилились. Де Во, какъ должно было предполагать, пришелъ сюда съ кѣмъ-то, но добровольно, потому-что слѣды не представляли ни малѣйшаго признака насилія; а между тѣмъ именно недалеко отсюда слышали въ лѣсу выстрѣлы, по тому направленію, куда вели слѣды. Что за надобность была Эдварду -- подумалъ онъ -- итти въ такое уединенное мѣсто, по тропинкѣ, которая никуда больше не ведетъ, среди глухой ночи, и съ человѣкомъ, повидимому вовсе ему чужимъ? и что за цѣль имѣлъ незнакомецъ вести его ночью въ такое мѣсто?

Онъ не могъ дать себѣ на эти вопросы никакого отвѣта и началъ серьёзно опасаться за участь де Во. Онъ оглядывался съ такимъ стѣсненнымъ сердцемъ, съ такимъ страхомъ, какого никогда не испытывалъ на полѣ сраженія.

Наконецъ глаза его остановились на тропинкѣ, по которой Эдвардъ и цыганъ спустились съ горы. Маннерсъ пошелъ по ней. Слѣды двухъ человѣкъ были видны и здѣсь; они вели къ спиленному дубу. Другіе слѣды шли на-верхъ, но, очевидно, принадлежали не Эдварду. Нѣсколько капель крови бросились въ глаза Маннерсу, когда онъ сходилъ по тропинкѣ; потомъ еще и еще, и багровыя пятна привели его къ мѣсту, гдѣ было столько слѣдовъ, что тутъ, очевидно, прошло много людей. Но всего важнѣе было то, что какъ разъ возлѣ того мѣста, гдѣ цыганъ разговаривалъ съ де Во, песокъ всосалъ въ себя значительное количество крови, и мелкая трава, росшая тутъ разбросанными лунками, алѣла кровавыми пятнами.

Маннерсъ съ ужасомъ и скорбью увидѣлъ ясные признаки печальной участи своего друга; ему было жаль Эдварда, но еще болѣе жаль той, которая готова была сдѣлаться его женою. Сердце его облилось кровью. Тяжелое чувство усилилось еще болѣе, когда онъ подумалъ, что самъ былъ нѣкоторымъ образомъ орудіемъ въ рукахъ врага, заманившаго друга его въ ловушку. Тѣмъ тверже рѣшился онъ не оставлять поисковъ до тѣхъ поръ, пока не найдетъ и не отдастъ въ руки правосудія убійцу. Онъ рѣшился посвятить этому всего себя, совсѣмъ своимъ имуществомъ и жизнью, слѣдя за убійцей съ упорствомъ злого пса, преслѣдующаго волка,

Мщеніе было тяжелою обязанностью для человѣка съ такимъ сердцемъ, какъ Маннерсъ; но ему предстояло дѣло еще болѣе тяжелое: сообщить свое печальное открытіе родственникамъ Эдварда. Онъ подумалъ о слезахъ Маріанны, о глубокой скорби мистриссъ Фальклепдъ и ея дочери, и невольно вздрогнулъ.

Но онъ скоро отогналъ отъ себя эти мысли. Нельзя было терять времени: Маннерсъ былъ человѣкъ не только чувствительный, но и дѣятельный, и въ туже минуту принялъ мѣры для отысканія убійцы.

Онъ началъ съ того, что снялъ мѣрки съ слѣдовъ и съ точностью записалъ въ памятной книжкѣ всѣ обстоятельства своихъ поисковъ.

Онъ былъ увѣренъ, что человѣкъ, выглядывавшій изъ лѣсу, замѣшанъ въ дѣло, если не самъ былъ въ немъ главнымъ дѣйствующимъ лицомъ. Между цыганами, безъ всякаго сомнѣнія были соучастники въ преступленіи. Переговоривши съ слугами о сдѣланномъ ими открытіи, онъ спросилъ, какъ называется ближайшее къ помѣстью лорда Дьюри мѣстечко; слуга де Во назвалъ деревню Баргольмъ, и Маннерсъ отдалъ слугамъ слѣдующія приказанія.

-- Ты, Вильямъ, ступай назадъ къ песчаной ямѣ: ты найдешь тамъ слѣды колесъ и ногъ; они идутъ въ противную сторону отъ дороги, по которой мы пріѣхали, и указываютъ, куда отправились цыгане. Поѣзжай по этимъ слѣдамъ какъ можно скорѣе и разспрашивай вездѣ о цыганахъ. Слѣди за ними шагъ за шагомъ, пока не настигнешь ихъ. Потомъ найми крестьянъ, чтобы день и ночь не спускали съ нихъ глазъ; заплати имъ, что потребуютъ, впередъ, и накажи имъ слѣдить за цыганами, куда бы они ни ушли. Вотъ тебѣ банковый билетъ. Не жалѣй денегъ и не теряй времени. Распорядившись всѣмъ этимъ, пріѣзжай ко мнѣ въ Баргольмъ. Я буду туда на ночь. Ступай!

Слуга уѣхалъ, и Маннерсъ обратился къ другому.

-- Ты, Джонъ, сказалъ онъ: -- спустись сейчасъ на дорогу и скачи въ деревню. Набери, сколько можешь и за какую бы то ни было цѣну, дюжихъ молодцовъ и разставь патрули вокругъ лѣса, какъ ставили мы ихъ прошлый годъ вокругъ лѣса у Монреаля. Не забудь, что все зависитъ отъ поспѣшности. Вотъ тебѣ деньги; если понадобится больше, пришли людей ко мнѣ въ Морлей-гоузъ. Когда разставишь патрули, поручи команду кому-нибудь, кто посмышленѣе, и пріѣзжай ко мнѣ.

-- А сказать имъ, зачѣмъ все это дѣлается? спросилъ слуга.

Маннерсъ подумалъ съ минуту, и сказалъ:

-- Да; этого требуютъ обстоятельства. Крестьяне любятъ мистриссъ Фальклендъ и ея семейство. Они будутъ усерднѣе, узнавши, въ чемъ дѣло. Не теряй времени, Джонъ, чтобы онъ не успѣлъ убѣжать изъ лѣсу. Онъ вѣроятно просидитъ въ немъ еще съ полчаса, ожидая, что мы уѣдемъ, а потомъ постарается уйти. Дозорныхъ надо будетъ набрать человѣкъ двадцать пять; тогда на каждаго придется по полумили. Я думаю, столько-то ихъ наберется въ деревнѣ; впрочемъ, сдѣлай, что можешь.

Слуга спустился съ горы, а Маннерсъ поворотилъ къ Морлей-гоузу. Онъ зналъ, что не долженъ терять напрасно времени и не имѣетъ права оставлять въ неизвѣстности родственниковъ Эдварда; но открытіе его было такъ печально, что онъ невольно замедлилъ шагъ своей лощади и возвращался домой не такъ быстро, какъ ѣхалъ оттуда.

-- Гдѣ миссъ де Во? спросилъ онъ у слуги, подошедшаго взять его лошадь.

Ему стало легче, когда онъ услышалъ, что она сошла внизъ. Онъ пошелъ въ гостиную, но въ залѣ встрѣтила его Изидора; веселость исчезла съ ея лица, и на немъ выражались только страхъ и тревожное ожиданіе.

-- Вы смотрите не весело, сказала она Маннерсу.-- Ради Бога, что вы узнали?

-- Ничего вѣрнаго, отвѣчалъ Маннерсъ, стараясь сообщить ей извѣстіе какъ можно осторожнѣе. Все это очень странно; впрочемъ я надѣюсь....

-- Надѣюсь! прервала его Изидора.-- О, вы знаете больше, нежели можете сказать! Бѣдная Маріанна! Скажите, скажите мнѣ все, умоляю васъ. Право, эта неизвѣстность хуже всего.

-- Мнѣ почти нечего вамъ сказать, миссъ Фальклендъ, отвѣчалъ онъ: -- хотя я и долженъ признаться, что не могу васъ ничѣмъ успокоить.

-- А цыгане? Видѣли вы ихъ?

-- Нѣтъ. Они ушли. Я, впрочемъ, отъискалъ ихъ слѣдъ, и послалъ за ними въ погоню слугу де Во.

-- А сами остались! воскликнула Изидора, но сейчасъ же прибавила: -- впрочемъ, да, я знаю васъ, Маннерсъ! Вы не отправили бы на поиски слугу, если бы не открыли чего-нибудь такого, почему присутствіе ваше здѣсь необходимѣе. Вотъ и маменька. Ради Бога, скажите намъ все.

-- Надѣюсь, миссъ де Во теперь лучше? сказалъ Манрерсъ, обращаясь къ вошедшей мистриссъ Фальклендъ.

-- Она уснула; ей дали опіуму, отвѣчала мистриссъ Фальклендъ: -- и сколько могу судить по выраженію вашего лица, такъ она заснула очень кстати. Скажите же прямо, что вы узнали? Безъ предисловія.

-- Я не скрою отъ васъ, что участь де Во меня сильно безпокоить, сказалъ Маннерсъ.-- Цыганскаго табора я уже не нашелъ. Нашелъ только слѣды колесъ и ногъ, указавшіе мнѣ, въ которую сторону они отправились. Въ другой сторонѣ мы нашли другіе слѣды, и человѣкъ Эдварда утверждаетъ, что это слѣды его господина. Я пошелъ по этимъ слѣдамъ сколько могъ дальше. Они вели въ ту сторону, гдѣ сегодня ночью слышали выстрѣлы.

-- Боже мой! воскликнула Изидора, заплакавши.-- Бѣдный Эдвардъ! Бѣдная Маріанна!

-- Не плачьте, миссъ Фальклендъ, сказалъ Маннерсъ: -- глядя на ваши слезы, я не въ состояніи докончить разсказа. Подумайте, что вѣдь мы не открыли ничего вѣрнаго; подобные признаки очень часто обманываютъ.

-- Оставьте ее: пусть плачетъ, сказала мистриссъ Фальклендъ.-- Мужчины не понимаютъ, какое облегченіе доставляютъ намъ слезы. Я очень сожалѣю, что слишкомъ много испытаннаго горя лишило меня способности плакать. Продолжайте: куда же вели эти слѣды?

-- Къ скалѣ надъ поворотомъ дороги, отвѣчалъ Маннерсъ:-- съ милю въ ту сторону отъ деревни.

-- А! сказала мистриссъ Фальклендъ, въ сильномъ волненіи.-- Тамъ былъ убитъ братъ мой!

-- Нѣтъ, не совсѣмъ тамъ, отвѣчалъ Маннерсъ.-- Эдвардъ показывалъ мнѣ это мѣсто, когда мы ѣхали сюда. Мѣсто, о которомъ я говорю, близко оттуда, но не то. На этой скалѣ слѣды Эдварда исчезли, и я могъ отъискать только чьи-то другіе, ведшіе оттуда обратно.

Изидора продолжала плакать. Мистриссъ Фальклендъ, замѣтивши, что Маннерсъ вдругъ остановился, устремила на него испытующій взоръ. Маннерсъ взглянулъ на Изидору, приподнялъ брови и слегка покачалъ головою. Мистриссъ Фальклендъ поняла этотъ знакъ, взяла дочь свою за руку и сказала:

-- Поди, душа моя, посиди у Маріапны. Полковнику Маннерсу надо, можетъ быть, переговорить со мною наединѣ.

Изидора вышла, и мистриссъ Фальклендъ обратилась къ Маннерсу съ словами:

-- Теперь говорите все. Что вы открыли?

-- Съ прискорбіемъ долженъ я сказать вамъ, что песокъ на этомъ мѣстѣ былъ залитъ кровью.

Мистриссъ Фальклендъ закрыла глаза рукою и нѣсколько минутъ не произносила ни слова. Наконецъ она опустила руки, и Маннерсъ продолжалъ:

-- Теперь я сказалъ намъ все. Я принялъ мѣры для отъисканія виновнаго. Но я все-таки повторяю, что подобные признаки часто бываютъ обманчивы. Однако же, надо распорядиться такъ, какъ-будто дѣло не подлежитъ сомнѣнію. Кто тутъ ближайшій судья? Я сейчасъ пошлю къ нему.

-- Ближе всѣхъ старикъ Арденъ, отвѣчала мистриссъ Фальклендъ.-- Онъ человѣкъ дѣятельный и распорядительный,-- только немножко строгій,-- тотъ самый, который съ такой энергіей производилъ слѣдствіе о смерти брата.

-- Такъ я ему напишу сейчасъ же, сказалъ Маннерсъ.-- Потомъ мнѣ надо будетъ уѣхать. Я возвращусь завтра къ утру. Мнѣ не слѣдовало бы безпокоить васъ въ такія минуты, но я считаю моимъ долгомъ....

-- И, полноте, прервала его мистриссъ Фальклендъ.-- Вы сдѣлаете мнѣ величайшее одолженіе, если возьметесь за это дѣло отъ моего лица. Вы не должны покидать насъ въ такое время, когда намъ нужны ваша помощь и совѣтъ. Я хочу попросить васъ еще объ одномъ, хотя это и будетъ вамъ, можетъ быть, непріятно: отецъ де Во,-- его надобно бы извѣстить. Онъ всей душой привязанъ къ сыну, и я увѣрена, что вы будете столько великодушны, что забудете въ минуты общей горести объ оскорбленіи, которое....

-- Я самъ думалъ поѣхать къ лорду Дьюри, написавши письмо къ мистеру Ардену. Слуга де Во будетъ меня дожидаться въ Баргольмѣ. Повѣрьте, что маленькій споръ мой съ отцомъ Эдварда не помѣшаетъ мнѣ постараться смягчить жестокое для него извѣстіе.

-- Отъ вашей доброты можно ожидать всего, отвѣчала мистрцссъ Фальклендъ.-- Не умѣю вамъ выразить, какъ ободряетъ меня ваше присутствіе. Извините, если я, можетъ быть, плохо исполняю долгъ хозяйки; вамъ не мѣшало бы закусить передъ отъѣздомъ.

-- Нѣтъ, благодарю васъ, сказалъ Маннерсъ.-- Я васъ не задерживаю. Вамъ тоже предстоитъ горькая необходимость сообщить это извѣстіе той, которую поразитъ оно больше всѣхъ.

-- Право, я сама не знаю, какъ это сдѣлать, отвѣчала мистриссъ Фальклендъ.-- Маріанна кажется холодною, но она, напротивъ того, очень чувствительна. Сердце у нея пылкое и горячее; она сама это знаетъ, и потому-то именно, можетъ быть, и де даетъ воли своимъ чувствамъ. Это извѣстіе можетъ ее убить.

-- Такъ не говорите ей, сказалъ Маннерсъ.-- Я не защитникъ тайнъ и благонамѣренныхъ умолчаній. Кто можетъ выслушать печальную вѣсть, тому надо сообщить ее; но мы должны сообразоваться съ натурой каждаго. Я совѣтовалъ бы вамъ -- если вы позволите -- сказать только миссъ де Во, что я еще не отыскалъ Эдварда и отправился искать его въ другую сторону.

-- Я такъ и сдѣлаю, отвѣчала мистриссъ Фальклендъ: -- я постараюсь приготовить ее къ извѣстію по-немногу. Неизвѣстность будетъ для нея мучительна, но не поразитъ ее такъ, какъ внезапное подтвержденіе всѣхъ опасеній. Позвольте мнѣ вамъ только замѣтить, что братъ мой вынесетъ это извѣстіе не такъ твердо, какъ вы, можетъ быть, предполагаете. Любовь его къ сыну ее слабѣе другихъ его страстей.

-- Не безпокойтесь, отвѣчалъ Маннерсъ, взявши ее за руку.-- Я буду остороженъ.

-- Вполнѣ увѣрена, что полковникъ Маннерсъ ни къ кому не будетъ жестокъ. Къ какому часу приказать приготовить экипажъ?

-- Экипажа вовсе не надо, отвѣчалъ Маннерсъ.-- Я поѣду верхомъ. Только напишу письмо, и дождусь моего человѣка. Я не хочу васъ дольше задерживать. Дай Богъ, чтобы мы ошиблись.

ГЛАВА XVII.

Ничто, можетъ быть, не доказываетъ человѣческой слѣпоты такъ ясно, какъ безпрестанныя ошибки въ расчетѣ самыхъ простыхъ, но не подлежащихъ нашей власти событій. Вамъ подаютъ письмо; адресъ написанъ знакомою рукою, и прежде нежели письмо распечатано, воображеніе уже разсказало вамъ его содержаніе; но печать сломана,-- и вы читаете совершенно не то. Къ вамъ пріѣхалъ знакомый или незнакомый; еще не успѣли вы выйти къ нему въ пріемную, какъ воображеніе уже нарисовало вамъ его образъ и разсказало причину его прихода. Вы ожидаете пріятной встрѣчи, веселаго извѣстія -- и узнаете о смерти близкаго человѣка.

Такъ и лордъ Дьюри, идя въ комнату, куда велѣлъ пригласить Маннерса, думалъ о причинѣ его пріѣзда. "Онъ пріѣхалъ или просить извиненія, думалъ лордъ: -- и въ такомъ случаѣ я выскажу ему все мое презрѣніе, или изъявить готовность дать мнѣ удовлетвореніе, и въ такомъ случаѣ я буду имѣть поводъ требовать у Эдварда немедленнаго прекращенія ихъ дружбы."

Онъ отворилъ дверь въ салонъ, среди котораго стоялъ Маннерсъ въ пыли, въ сапогахъ со шпорами, съ спокойнымъ выраженіемъ лица.

-- Я по неволѣ долженъ былъ васъ обезпокоить, сказалъ Маннерсъ, увидѣвши входящаго лорда: -- мнѣ очень непріятно тревожить васъ въ такое время дня; но дѣло, по которому я пріѣхалъ, не терпитъ отлагательства.

-- Не понимаю, отвѣчалъ лордъ, нахмуривши брови: -- какое можетъ быть у насъ дѣло послѣ нашей послѣдней встрѣчи, когда вамъ угодно было

-- Теперь, прервалъ его Маннерсъ, желая не возобновлять стараго: -- теперь я пріѣхалъ къ вамъ совсѣмъ по другому дѣлу; мнѣ чрезвычайно досадно, что между нами случились вещи, которыя дѣлаютъ присутствіе мое для васъ непріятнымъ.

-- Сожалѣніе ваше опоздало; это обыкновенно такъ случается, возразилъ лордъ. Но въ чемъ же ваше дѣло? Говорите. Чѣмъ скорѣе мы его кончимъ, тѣмъ лучше.

Въ упорной грубости лорда было что-то оскорбительное; но Маннерсъ не далъ воли своему сердцу. Въ груди его было другое чувство, сильнѣе гнѣва; сожалѣніе къ осиротѣвшему старику заглушало въ немъ прочія чувства до такой степени, что онъ приступилъ къ своему дѣлу очень кротко и осторожно, какъ-будто обмѣнялся съ лордомъ самыми обыкновенными привѣтствіями.

-- Я пріѣхалъ къ вамъ какъ къ одному изъ главныхъ начальствующихъ лицъ графства, какъ къ лорду лейтенанту....

-- Напрасно вы не обратились къ другимъ властямъ, которымъ присутствіе ваше было бы пріятнѣе.

-- Я такъ и сдѣлалъ бы, если бы дѣло, по которому я принужденъ обратиться къ должностному лицу, не касалось такъ близко именно васъ; я написалъ уже письмо къ ближнему мирному судьѣ, мистеру Ардену, но счелъ моимъ долгомъ лично попросить васъ помочь нашимъ розыскамъ.

Маннерсъ замѣтилъ, что лордъ измѣнился въ лицѣ и слегка поблѣднѣлъ. Онъ и не думалъ, разумѣется, приписывать этого сознанію вины, и слѣдовательно личной опасности, но увидѣлъ, что первый шагъ сдѣланъ, и что лордъ приготовленъ уже нѣкоторымъ образомъ выслушать роковое извѣстіе. Но лордъ Дьюри сдѣлалъ такой отвѣтъ, который едва не заставилъ Маннерса сейчасъ же высказать ему все.

-- Смѣю спросить, сказалъ онъ: -- почему, если встрѣтилось важное, касающееся до меня дѣло, почему извѣщаетъ меня объ этомъ не сынъ мой?

-- Потому, что онъ не могъ васъ объ этомъ извѣстить. Его нѣтъ въ Морлей-гоузѣ.

-- Нѣтъ въ Морлей-гоузѣ! Гдѣ же онъ?

-- Не могу вамъ сказать; я самъ не знаю.

-- Боже мой, какъ это странно! сказалъ лордъ Дьюри, встревоженный больше голосомъ, какимъ сказаны были эти слова, нежели самыми словами.-- Изъяснитесь, ради Бога! Гдѣ мой сынъ? Въ чемъ ваше дѣло? Садитесь, сдѣлайте одолженіе. Чего вы желате?

Маннерсъ увидѣлъ, что ему надо быть осторожнѣе.

-- Позвольте спросить, сказалъ онъ: -- слышали ли вы когда-нибудь о нѣкоемъ Фарольдѣ, цыганѣ?

Онъ думалъ этимъ вопросомъ отвлечь вниманіе лорда на посторонній предметѣ, но только удвоилъ его безпокойство. Съ минуту мысли лорда были въ страшномъ безпорядкѣ; онъ не зналъ къ чему ведетъ вопросъ Маннерса, и боялся, не узналъ ли человѣкъ, оскорбленный имъ такъ глубоко, какую-нибудь изъ его тайнъ. Онъ поднесъ руку къ головѣ, какъ-то дико взглянулъ на спрашивающаго, но въ ту же минуту, вспомнивши принятыя мѣры, успокоился и отвѣчалъ съ улыбкою:

-- Вы встревожили меня, заговоривши о моемъ сынѣ. Вы спрашиваете, знаю ли я цыгана Фарольда? Знаю; этотъ человѣкъ, къ несчастью, дался знать нашей фамиліи.

-- Имѣете вы причины думать, что онъ готовъ вредить вашему семейству?

-- Имѣю, и очень сильныя.... Онъ доказалъ это на дѣлѣ и ищетъ нашей погибели.

-- Не имѣетъ ли онъ особенно чего-нибудь противъ вашего сына?

-- Нѣтъ, нѣтъ, отвѣчалъ лордъ, вскакивая со стула:-- нѣтъ! Да что вы хотите этимъ сказать? тутъ что-то кроется; что случилось съ Эдвардомъ? гдѣ онъ?

-- Очень жалѣю, что не могу вамъ этого сказать. Я пріѣхалъ къ вамъ именно затѣмъ, чтобы условиться на-счетъ мѣръ къ его отъисканію. Онъ ушелъ, кажется, повидаться съ этимъ Фарольдомъ и съ тѣхъ поръ не возвращался.

Нимало не подозрѣвая того, что происходило въ груди лорда, Маннерсъ думалъ, что, умолчавши сначала о доказательствахъ смерти Эдварда, онъ постепенно приготовитъ несчастнаго отца къ роковому извѣстію. Вышло иначе. Мысль, что сынъ его пошелъ на свиданіе съ свидѣтелемъ его преступленія, была для лорда убійственнѣе извѣстія о его смерти. Забывши, что онъ не одинъ, онъ всплеснулъ руками и началъ ходить по комнатѣ, говоря въ-полголоса: "мерзавецъ! негодяй! теперь все кончено!" Потомъ, вспомнивши, что онъ въ присутствіи посторонняго человѣка, онъ сдѣлалъ надъ собою усиліе и постарался приписать свое волненіе безпокойству объ участи сына.

-- Вы меня ужасно встревожили, сказалъ онъ:-- ради-Бога, разскажите мнѣ все подробно. Тутъ случилось что-нибудь поважнѣе обыкновеннаго отсутствія, если безпокоится воинъ, привыкшій къ опасностямъ. Сестра моя тоже нелегко поддается пустому страху. Скажите же, что случилось съ моимъ сыномъ, и почему вы предполагаете, что у него есть какія-нибудь сношенія съ человѣкомъ, котораго я больше нежели подозрѣваю въ ужасномъ преступленіи, и который не задумается повредить члену облагодѣтельствовавшаго его семейства?

-- Дѣло вотъ въ чемъ.... впрочемъ, несмотря на странныя обстоятельства, я все-таки думаю, что отсутствіе вашего сына зависитъ отъ случайной и неважной причины да, такъ дѣло вотъ въ чемъ: эту ночь де Во не ложился спать; онъ вышелъ изъ Морлей-гоуза ночью и до сихъ поръ не возвращался. Вчера еще онъ говорилъ миссъ де Во, что намѣренъ пойти къ цыгану, по имени Фарольду, отъ котораго получилъ по-утру письмо. Но онъ хотѣлъ итти въ таборъ, расположенный на Морлей-доунѣ, днемъ, а не ночью. Долгое отсутствіе его, естественно, безпокоитъ мистриссъ Фальклендъ и ея семейство.

-- И развѣ его не искали? не нашли слѣдовъ? спросилъ лордъ Дьюри, опасеніе котораго приняло другое направленіе. Не надо было терять времени.

-- Мы и не теряли его, отвѣчалъ Маннерсъ: -- я самъ ѣздилъ намѣсто, гдѣ стоялъ таборъ. Но цыганъ уже не было; они ушли ночью или на-зарѣ. Мы нашли, однако же, на землѣ слѣды, вѣроятно отъ ногъ человѣка, сопутствовавшаго ему на ночной прогулкѣ.

-- Кудаже они вели? спросилъ лордъ въ страшномъ волненіи: -- говорите все, ради Бога! вы знаете больше; куда вели они?

-- Къ крутой возвышенности надъ дорогою, съ милю на западъ отъ Морлей-гоуза, вблизи лѣсистаго мыса, гдѣ рѣка дѣлаетъ крутой поворотъ.

Лордъ Дьюри затрепеталъ всѣми членами, но сдѣлалъ надъ собою усиліе и сказалъ:

-- Продолжайте, продолжайте. Говорите все.

-- Мнѣ мало остается прибавить, отвѣчалъ Маннерсъ: -- На этой возвышенности слѣды исчезали, и....

Онъ остановился, и лордъ спросилъ торопливо:

-- И что?

Надо же наконецъ сказать, подумалъ Маннерсъ.

-- Песокъ былъ обагренъ кровью, сказалъ онъ,

Лордъ застоналъ.

-- Сынъ мой! несчастный сынъ мой! воскликнулъ онъ, и потомъ замолчалъ на нѣсколько минутъ.

Легче вообразить себѣ, нежели описать, что происходило въ душѣ лорда, пока Маннерсъ разсказывалъ ему о своихъ поискахъ. Чувства смѣнялись въ немъ каждую минуту; съ каждымъ словомъ раждались въ немъ новыя опасенія. Онъ боялся, не узналъ ли сынъ о его преступленіи, не заставилъ ли онъ самъ своими поступками цыгана отомстить ему открытіемъ его тайны. Лордъ былъ убѣжденъ, что Фарольдъ способенъ на всякое преступленіе: это убѣжденіе было результатомъ страннаго, но обыкновеннаго въ человѣческомъ умѣ процесса, вслѣдствіе котораго виновный старается самъ передъ собою скрыть свою порочность тѣмъ, что рисуетъ себѣ и другихъ въ такихъ же черныхъ краскахъ. Онъ думалъ, что цыганъ узналъ, можетъ быть, о ловушкѣ, приготовленной для него Гарвеемъ, и, желая отомстить, убилъ Эдварда или открылъ ему преступленіе отца.

Когда Маннерсъ окончилъ свой разсказъ, лордъ заключилъ, что Фарольдъ убилъ его сына.. Воображенію его представился наслѣдникъ его имени, лежащій безъ дыханія на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ убилъ онъ своего брата. Всѣ чувства его слились въ глубокой скорби. Онъ любилъ своего сына, онъ удивлялся ему. Любовь и гордость отвели Эдварду единственное живое мѣстечко въ сердцѣ лорда,-- оазисъ среди пустыни страстей. Теперь лордъ былъ круглый сирота. До сихъ поръ онъ плылъ по морю жизни среди бурь и валовъ какъ мореходецъ, которому свѣтитъ еще на небѣ одна яркая точка; теперь и ее застлали тучи,-- прошедшее и будущее слилось въ одну безвыходную тьму. Жизнь не стоила труда жить; на минуту овладѣло имъ отчаянье; но сильнѣйшая изъ людскихъ страстей не замедлила проснуться и снова зажгла полупогасшій факелъ надежды. Мщеніе пробудилось въ его сердцѣ; онъ вспомнилъ, что Фарольдъ завтра будетъ у него въ рукахъ, и эта мысль доставила ему минуту наслажденія. Жажда мести заглушила въ немъ все остальное.

"Онъ поразилъ меня въ самое сердце, думалъ онъ:--я поражу его еще глубже; онъ узнаетъ, что значитъ поднять руку на моего сына!"

Мрачныя картины мести возникли передъ его воображеніемъ, и онъ наслаждался созерцаніемъ будущихъ сценъ,-- долгимъ тюремнымъ заключеніемъ,-- процессомъ, -- допросами,-- яростью, которая закипитъ въ груди цыгана, когда его выведутъ на позоръ передъ людьми ненавистнаго ему племени,-- эшафотомъ, на которомъ онъ умретъ.

Занятый этими мыслями, лордъ Дьюри молчалъ; но лицо его говорило, и члены вздрагивали отъ силы внутренняго чувства. Маннерсъ видѣлъ, что онъ въ сильномъ волненіи, но не зналъ причины и приписалъ все это горести. Онъ обратился къ лорду какъ къ должностному лицу только затѣмъ, чтобы сообщить ему извѣстіе не вдругъ, а постепенно, какъ можно осторожнѣе; теперь онъ счелъ за-лучшее призвать его къ дѣятельному участію въ поимкѣ виновнаго, зная, что всякое занятіе отвлекаетъ человѣка отъ пассивнаго, тяжелаго созерцанія своего несчастія.

-- Повѣрьте, сказалъ онъ: -- что никто больше меня не сочувствуетъ вашему горю, но позвольте вамъ напомнить, что должно немедленно распорядиться средствами къ поимкѣ убійцы. Я рѣшился преслѣдовать его до тѣхъ поръ, пока онъ не будетъ преданъ суду.

Лордъ Дьюри горячею рукою пожалъ руку Маннерса, своего недавняго врага. Обстоятельства связали ихъ теперь странными узами. Они оба любили Эдварда, и смерть его, разумѣется, еще болѣе усилила эту любовь; оба они желали также схватить и предать убійцу въ руки правосудія. Пожимая руку Маннерса, лордъ сказалъ:

-- Благодарю васъ; я долженъ еще просить у васъ извиненія за прошедшее, но...

-- Не вспоминайте объ этомъ, прервалъ его Маннерсъ.-- Это дѣло прошлое, забытое. Соединимте лучше наши усилія къ открытію истины; важнѣе всего арестовать этого Фарольда, на котораго падаетъ сильное подозрѣніе.

Худое, жолтое лицо лорда сіяло радостью побѣды.

-- Если я не ошибаюсь, сказалъ онъ:-- этотъ Фарольдъ будетъ взятъ сегодня же ночью. Онъ и товарищи его занимаются не одними убійствами. Нѣсколько дней тому назадъ, мой сторожъ въ Димденѣ доложилъ мнѣ, что цыгане собираются воровать у меня въ паркѣ дичь, и я немедленно распорядился, чтобы ихъ переловили на самомъ дѣлѣ. Я имѣлъ при этомъ въ виду не только спасеніе дичи, полковникъ Маннерсъ: я хочу расчитаться съ ними за другое, болѣе важное преступленіе.

Онъ остановился. Ему хотѣлось смѣло и рѣшительно обвинить цыгана въ убійствѣ брата въ разговорахъ съ частными лицами, прежде нежели обвинить его передъ судомъ; но ему все-таки стоило усилій выговорить въ первый разъ клевету, для которой онъ подготовилъ столько ложныхъ доказательствъ. Въ душѣ его не засыпала мысль о шаткости человѣческихъ расчетовъ, и онъ боялся отрѣзать себѣ обратную дорогу, разъ высказавши обвиненіе кому бы то ни было. Это обвиненіе было его Рубикономъ; за нимъ его ожидалъ лабиринтъ, изъ котораго нельзя будетъ выбраться назадъ, и который приведетъ его неизвѣстно куда. А между тѣмъ онъ чувствовалъ, что надо же сдѣлать первый шагъ: цыганъ, какъ только его арестуютъ, непремѣнно обвинитъ его въ убійствѣ. Много зависѣло оттого, чтобы явиться обвинителемъ, а не обвиненнымъ. Онъ зналъ, что защищаться труднѣе, нежели нападать, и что люди гораздо больше вѣрятъ обвиненію, нежели оправданію. Заговоривши съ Маннерсомъ, онъ рѣшился высказать ему свое обвиненіе, но когда дошло до словъ, онъ поколебался и замолчалъ. Черезъ минуту, однако же, онъ продолжалъ:

-- Полковникъ Маннерсъ! Такъ-какъ виновный почти въ нашихъ рукахъ, и никто не передастъ ему моихъ подозрѣній преждевременно, то скажу вамъ откровенно, что я имѣю много, очень много причинъ думать, что этотъ Фарольдъ убилъ не только моего сына, но и брата. Съ цѣлью обвинить его въ этомъ передъ судомъ, я принялъ сегодня по-утру вѣрныя мѣры къ его поимкѣ; а воровство дичи тутъ дѣло постороннее, на которое я смотрѣлъ бы сквозь пальцы.

-- Въ-самомъ-дѣлѣ? сказалъ Маннерсъ, съ изумленіемъ глядя на лорда. Какое странное бываетъ иногда стеченіе обстоятельствъ!

-- Можетъ быть, вамъ неизвѣстны подробности смерти моего брата, сказалъ лордъ, замѣтивши его удивленіе. (Желаніе доказать основательность своего обвиненія заставило его распространиться о тяжеломъ для него предметѣ.) -- Онъ былъ убитъ много лѣтъ тому назадъ, неизвѣстно кѣмъ. На Фарольда падало тогда сильное подозрѣніе, и судья Арденъ позвалъ бы его къ суду, если бы я не имѣлъ глупости заступиться за цыгана, считая его человѣкомъ честнымъ. Съ сѣхъ поръ я долженъ былъ отказаться отъ этого мнѣнія, и имѣю неопровержимыя доказательства его вины.

Вотъ на какое объясненіе вызвало лорда удивленіе, изобразившееся на лицѣ Маннерса. Удивленіе это проистекало отчасти изъ того, что обвиненіе цыгана въ новомъ преступленіи было для Маннерса совершенно неожиданно, и отчасти изъ слабости, общей всѣмъ людямъ, и въ томъ числѣ Маннерсу.

Открывши слѣды и кровь на песку, Маннерсъ питалъ еще надежду, что участь Эдварда, можетъ быть, не такъ ужасна, какъ кажется; эта надежда основывалась на томъ, что лицо, пріемы и рѣчи Фарольда не изобличали въ немъ человѣка, знакомаго съ преступленіями. Маннерсъ, впрочемъ, слишкомъ хорошо зналъ людей и не измѣнилъ отъ этого своихъ распоряженій. Онъ зналъ, что на свѣтѣ есть лицемѣры всѣхъ возможныхъ родовъ, но это не охладило его сердца, и характеръ его представлялъ рѣдкую смѣсь горячей энергіи съ разсудительностью и спокойнымъ расчетомъ въ дѣлахъ, что и отличало его отъ окружавшей его толпы. Онъ подмѣтилъ въ цыганѣ какую-то возвышенность образа мыслей, противорѣчившую его цыганскому происхожденію, и которую трудно было бы пріобрѣсти въ таборѣ, если бы она не была дана ему отъ природы, если бы она не проистекала изъ душевнаго спокойствія и сознанія собственной доблести. Лицо Фарольда казалось ему открытымъ, хотя и дикимъ, а Маннерсъ былъ того мнѣнія, что порочность болѣе или менѣе имѣетъ вліянія на выраженіе лица. Все это его поразило; и хотя онъ, какъ сказано, не отмѣнилъ поэтому своихъ распоряженій, однако же что-то говорило ему, что цыганъ не способенъ на убійство. Послѣ этого понятно, почему смѣлое обвиненіе лорда озадачило его до такой степени. Онъ не имѣлъ никакого повода думать, чтобы лордъ захотѣлъ взводить на него небылицу, и заключилъ, что самъ былъ обманутъ притворствомъ Фарольда.

-- Я слышалъ кое-что объ этомъ, отвѣчалъ онъ лорду:-- меня поразило ваше обвиненіе только потому, что оно сильно увеличиваетъ подозрѣніе, падающее на цыгана въ настоящемъ случаѣ. Надѣюсь, что принятыя вами мѣры окажутся успѣшны, но позвольте замѣтить, что несчастная новость, которую я, къ сожалѣнію, долженъ былъ вамъ сообщить, требуетъ, кажется, еще дальнѣйшихъ распоряженій о поимкѣ цыгана; это новое престуступленіе измѣняетъ всѣ обстоятельства; теперь цыгане можетъ быть раздумаютъ итти воровать дичь.

Лордъ Дьюри ударилъ рукою по столу, пораженный вѣрностью этого замѣчанія, и вообразилъ уже, что цыганъ спасся, или укрылся до пріѣзда Рейдера, когда всѣ его хитрости не поведутъ ни къ чему и даже сдѣлаются для него опасны.

-- Онъ будетъ взятъ, если бы это стоило мнѣ даже жизни! воскликнулъ онъ.-- Но какъ его взять? Вотъ въ чемъ вопросъ, полковникъ Маннерсъ. Ваше замѣчаніе справедливо: убійство моего несчастнаго сына заставить ихъ удалиться отъ мѣста преступленія, и они, вѣроятно, уже ушли. Что намъ дѣлать? какъ ихъ отъискать? Научите, Маннерсъ, если вы любите вашего товарища.

Волненіе его было ужасно; Маннерсъ увидѣлъ, что его можетъ успокоить только надежда на поимку цыгана.

-- Я готовъ подать вамъ совѣтъ и помощь, сказалъ онъ.-- Вамъ легче будетъ обдумать, что дѣлать, когда я вамъ разскажу, что уже сдѣлано. Я распорядился по-солдатски, и можетъ быть отъ этого дѣло не выйдетъ хуже.

-- Напротивъ того, лучше, сказалъ лордъ Дьюри -- Разскажите же мнѣ все подробно.

-- Во-первыхъ, я отправилъ слугу де Во, расторопнаго малаго, отъискать цыганъ по слѣдамъ, найденнымъ нами на Морлей-доунѣ. Я снабдилъ его деньгами, для найма помощниковъ и для другихъ надобностей, и приказалъ ему, исполнивши мое порученіе, пріѣхать ко мнѣ въ Баргольмъ. Когда я проѣзжалъ мимо гостинницы, его еще не было, и я приказалъ сказать ему, чтобы онъ пріѣхалъ сюда.

-- Благодарю васъ, сказалъ лордъ Дьюри.-- А вы надѣетесь, что онъ узнаетъ, куда пошли цыгане?

-- Непремѣнно, отвѣчалъ Маннерсъ: -- во-первыхъ, слѣды ногъ и колесъ ясно указывали, куда двинулись цыгане. Дорога эта ведетъ къ деревушкѣ, гдѣ ихъ не могли не видѣть, и слуга мой узнаетъ тамъ, куда пошли они дальше. Но я принялъ и другія мѣры. Разсматривая песчаную яму, въ которой стоялъ таборъ, мы замѣтили, что кто-то разглядываетъ изъ лѣсу окрестность. Не знаю, принялъ ли онъ насъ за кого-нибудь изъ своихъ или нѣтъ, только онъ пошелъ прямо на насъ. Но потомъ онъ повернулъ назадъ въ лѣсъ; я поскакалъ за нимъ, но, къ несчастью не успѣлъ его нагнать, а только удостовѣрился, что это никто иной, какъ Фарольдъ, котораго однажды я уже имѣлъ случай видѣть. Я тотчасъ же распорядился, что бы лѣсъ былъ окруженъ верховыми, и приказалъ всякаго, кто бы ни показался на опушкѣ, хватать и вести къ мистеру Ардену, котораго немедленно извѣстилъ о случившемся.

-- Если Фарольда приведутъ прямо къ Ардену, подумалъ лордъ, то онъ пожалуй обвинитъ меня прежде, нежели я объ этомъ узнаю, и притомъ передъ такимъ человѣкомъ, который лучше всякаго другого можетъ сообразить это обвиненіе съ прошедшими обстоятельствахъ. Что цыганъ, рано или поздно, сдѣлаетъ на меня доносъ, это не подлежитъ сомнѣнію. Важно первое впечатлѣніе, надо явиться обвинителемъ, а не обвиненнымъ.

-- Я самъ напишу къ мистеру Ардену, сказалъ онъ наконецъ: -- напишу сегодня же. Прошу извинить меня на нѣсколько минутъ, полковникъ Маннерсъ. Я сейчасъ возвращусь.

Онъ ушелъ въ библіотеку и поспѣшно написалъ рѣшительное обвиненіе цыгана, которое разомъ должно было покончить ихъ борьбу. Теперь онъ уже не колебался. Обвиненіе уже было высказано Маннерсу; а между первой и второй ложью страшная разница. Письмо вылилось у него безъ принужденія, просто и ловко: онъ ссылался на мнѣніе самого Ардена о виновности цыгана, порицалъ себя за прежнее сомнѣніе, говорилъ, что послѣдующія событія доказали прозорливость почтеннаго судьи, и заключалъ письмо яснымъ обвиненіемъ цыгана въ томъ преступленіи, въ которомъ Арденъ только подозрѣвалъ его; лордъ не сомнѣвался, что самолюбіе убѣдитъ судью въ виновности подсудимаго, и что онъ съ самого начала постарается дать процессу неблагопріятный для цыгана ходъ.

Написавши письмо, онъ перечелъ его; запечаталъ, отослалъ и возвратился къ Маннерсу. Теперь ему уже невозможно было отступить. Недоставало только смерти сына, чтобы придать его рѣшимости энергію отчаянья. Онъ переступилъ Рубиконъ и съ этой минуты уже не испытывалъ внутренняго колебанія. Твердо и смѣло шелъ онъ своимъ путемъ, зная, что преступленіе можно скрыть только преступленіемъ.

-- Извините, что я васъ оставилъ, сказалъ онъ, возвратившись къ Маннерсу: -- я, право, въ такомъ волненіи, что вы должны меня извинить. Чтобы Арденъ не отпустилъ какъ-нибудь этого Фарольда, я формально его обвинилъ въ убійствѣ моего брата, что, надѣюсь, и докажу. Теперь, прошу васъ, посовѣтуйте, что намъ дѣлать, если принятыя нами мѣры не удадутся?

-- Я бы не дожидался, а сейчасъ же принялъ бы еще какія-нибудь мѣры, отвѣчалъ Маннерсъ:-- ваше графство граничитъ, кажется, только двумя другими; такъ не послать ли сейчасъ же къ шерифамъ ихъ съ извѣстіемъ о случившемся и просьбою о задержаніи всякихъ цыганъ, какіе бы ни показались въ ихъ вѣдомствахъ, или, по-крайней-мѣрѣ, сообщить имъ примѣты Фарольда? На добрыхъ лошадяхъ вѣстовые непремѣнно обгонятъ убійцу и его соучастниковъ.

Лордъ въ ту же минуту согласился съ мнѣніемъ Маннерса и немедленно написалъ письма. Онъ принялся за дѣло съ жаромъ и дѣятельностью юноши. Это было въ его характерѣ. Потеря сына огорчила его очень глубоко, но скорбь не повергла его въ уныніе, а воспламенила къ мести. Какъ голодъ не усмиряетъ, а раздражаетъ тигра и волка, такъ и его горесть сдѣлала жесточе и злѣе. Энергія и дѣятельность его поразили Маннерса, и будь онъ въ веселомъ расположеніи духа, онъ улыбнулся бы, вспомнивши, что отказался скрестить шпагу съ человѣкомъ, который сохранилъ въ себѣ еще столько юношескаго жару.

Письма не были еще запечатаны, когда доложили о пріѣздѣ слуги де Во изъ Баргольма. Его позвали. Поклонившись лорду, онъ отдалъ отчетъ въ своихъ дѣйствіяхъ Маннерсу.

-- Ну, что, удались ли твои поиски? спросилъ Маннерсъ.

-- Да, отвѣчалъ слуга: -- я отъискалъ цыганъ и поручилъ сторожить ихъ людямъ, которые не станутъ зѣвать.

Наслажденіе мести выразилось на лицѣ лорда; онъ кивнулъ головой въ знакъ своего одобренія и слушалъ внимательно. Маннерсъ продолжалъ:

-- Разскажи все подробно. Какъ отъискалъ ты ихъ?

-- Прежде всего, отвѣчалъ слуга:-- я воротился къ песчаной ямѣ и съѣхалъ по слѣдамъ колесъ съ горы на дорогу въ Ньютоунъ. Слѣды повели меня вверхъ по зеленой лощинѣ къ такъ называемому Ньютоунъ-лону; тамъ кто-то уже успѣлъ выстроить хижину,-- прежде я ея не видалъ; въ хижинѣ нашелъ я женщину и спросилъ ее, не видѣла ли она цыганъ, и куда они отправились.. Она сказала, что видѣла ихъ по-утру, на-зарѣ, и что они, увидѣвши тутъ хижину, поворотили назадъ по другой сторонѣ лощины къ большой дорогѣ за Ньютоуномъ. Я поѣхалъ по указанію и слѣдилъ за ними по дорогѣ до того мѣста, гдѣ она раздѣляется надвое,-- одна ведетъ внизъ къ рѣкѣ, а другая -- вверхъ къ Димденъ-парку. Слѣды были на обѣихъ дорогахъ; я поѣхалъ къ рѣкѣ; я думалъ, что они расположились таборомъ на берегу, но проискалъ ихъ цѣлый часъ -- и не нашелъ никого.

-- Гдѣ же наконецъ ты нашелъ ихъ? спросилъ лордъ въ нетерпѣніи. Маннерсъ же, зная, какъ важны бываютъ иногда въ такихъ случаяхъ самыя мелочныя обстоятельства, слушалъ многословный докладъ слуги съ величайшимъ вниманіемъ.

-- Я воротился опять назадъ, продолжалъ слуга: -- къ тому мѣсту, гдѣ дорога расходится н а двое, и поѣхалъ по дорогѣ къ Димдену, все слѣдя за колеями почти до самого димденскаго поля. Тугъ въ копыто моей лошади попалъ камешекъ; я всталъ, чтобы вынуть его, и вдругъ слышу, что кто-то говоритъ тихонько; "Вильямъ! Вильямъ Бутлеръ!" Я оглянулся, не вижу никого и говорю: "что тебѣ? Выходи изъ кустовъ, если что надо". Изъ-за дерева вышелъ Гарвей, димденскій главный сторожъ, спросилъ меня о здоровьи и началъ распрашивать, что видѣлъ я въ чужихъ земляхъ. Я отвѣчалъ, что разскажу въ другой разъ, а теперь прошу сказать мнѣ, что онъ тутъ выглядываетъ. Онъ отвѣчалъ, что "ничего; такъ-только, смотритъ, все ли въ порядкѣ". Я спросилъ, не видалъ ли онъ, не проходили ли тутъ цыгане? А онъ отвѣчаетъ: зачѣмъ тебѣ?-- Я ему все и разсказалъ. "Такъ нечего ихъ и искать, отвѣчалъ онъ. Они здѣсь, между оградою парка и полвімъ. Ихъ-то я и стерегу". Онъ сказалъ, что они собираются воровать дичь сегодня ночью, и что онъ приготовилъ имъ ловушку. Я, однако же, не хотѣлъ уѣхать, не видавши ихъ собственными глазами, спросилъ, давно ли они сюда пришли, и просилъ указать мнѣ, гдѣ ихъ найти. Дикъ отвѣчалъ, что они пришли съ часъ тому назадъ, и увелъ меня въ кусты. Оттуда я могъ ихъ видѣть; они стали шаговъ за триста отъ парка; одни раскидывали палатки, другіе сидѣли на оградѣ и смотрѣли въ паркъ.

-- А сторожъ былъ одинъ? спросилъ Маннерсъ.

-- Одинъ, отвѣчалъ слуга: -- но онъ сказалъ мнѣ, что недалеко спрятаны еще пятеро, которые могутъ явиться на свистъ, и что онъ послалъ еще за другими. Солнце уже садилось, и Дикъ сказалъ, что цыгане не тронутся съ мѣста, не попытавшись поживиться дичью. Я сказалъ ему, чтобы онъ ихъ не пускалъ, если они вздумаютъ уйти. Онъ отвѣчалъ, чтобы я не безпокоился,-- что не позже перваго часу ночи они будутъ сидѣть въ арестантской, въ Димденъ-гоузѣ. Я и отправился къ вамъ съ докладомъ, только не спѣшилъ, потому-что лошадь крѣпко устала.

-- И хорошо сдѣлалъ, замѣтилъ лордъ. Поди, съѣшь чего-нибудь.-- Мнѣ кажется, полковникъ Маннерсъ, сказалъ онъ, когда слуга удалился: -- что они у насъ въ рукахъ; теперь не уйдутъ. Эти письма, я думаю, не для чего отсылать.

-- Не думаю, отвѣчалъ Маннерсъ. Цыгане стали таборомъ близь Димденъ-парка, но неизвѣстно, тамъ ли Фаролъдъ. Если глаза меня не обманули на-счетъ человѣка, скрывшагося въ лѣсъ, такъ онъ не былъ съ ними по-утру.

-- Это правда, это правда, сказалъ лордъ: -- въ такомъ дѣлѣ никакія предосторожности не помѣщаютъ. Я сейчасъ это шлю эти письма.

Онъ позвонилъ и приказалъ развезти письма по адресамъ, какъ можно скорѣе.

Лордъ Дьюри вспомнилъ, что и Маннерсъ желаетъ, можетъ быть, подкрѣпить свои силы, и извинился, что не подумалъ объ этомъ раньше. Маннерсъ усталъ, но не былъ голоденъ и попросилъ только зеленаго чаю. Чай скоро былъ готовъ, и когда его подали, часы пробили десять. Маннерсъ всталъ.

-- Если вы не ожидаете сегодня извѣстій изъ Димдена, сказалъ онъ,-- такъ позвольте проститься. Въ случаѣ надобности, прошу васъ прислать за мною въ Баргольмъ, гдѣ я велѣлъ себѣ приготовить въ гостинницѣ комнату.

На свѣтѣ не было, кажется, людей болѣе между собою различныхъ, какъ лордъ Дьюри и полковникъ Маннерсъ; а между тѣмъ лорду не понравилось, что онъ хочетъ его оставить. Они преслѣдовали, правда, одну цѣль, но если бы вы могли заглянуть въ ихъ сердца, васъ поразила бы разность побудительныхъ причинъ и желаній. Лорду Дьюри было непріятно, что Маннерсъ хочетъ уѣхать; отчасти это происходило оттого, что ему не хотѣлось провести наединѣ часы долгаго ожиданія, пока онъ не узнаетъ, что первый шагъ сдѣланъ благополучно. Но была и другая причина, поглубже этой. Маннерсъ помогалъ ему съ жаромъ и умѣньемъ; по странному стеченію обстоятельствъ, онъ, человѣкъ прямой, честный, благородный, стремился къ одной и той же цѣли съ лордомъ, къ цѣли, для достиженія которой лордъ принужденъ былъ подкупать людей продажныхъ и негодныхъ. Присутствіе и помощь Маннерса ободряли лорда больше тысячи Миллингтоновъ. Если бы онъ долженъ былъ изъяснить Маннерсу свои виды и надежды, какъ изъяснилъ ихъ сэру Роджеру, онъ сгорѣлъ бы отъ стыда и страха; но Маннерсъ добровольно предлагалъ ему свою помощь, и это какъ-будто облагораживало его поступки.

-- Вамъ покажется это странно, сказалъ онъ Маннерсу: -- но я, право, не могу васъ пустить; я сейчасъ прикажу приготовить вамъ комнату, и вы меня истинно утѣшите, если останетесь. Я не лягу, пока не получу извѣстій изъ Димдена, прибавилъ онъ нерѣшительнымъ голосомъ, какъ-будто приглашая и Маннерса сдѣлать тоже: -- по извѣстіе не можетъ притти раньше втораго часа ночи; вы устали, и я не смѣю просить васъ просидѣть до тѣхъ поръ со мною.

-- О, съ большимъ удовольствіемъ, отвѣчалъ Маннерсъ: -- я усталт, это правда, но спать мнѣ не хочется, и я самъ съ нетерпѣніемъ жду извѣстій.

Имъ пришлось, однако же, прождать ихъ дольше, нежели они думали. Пробило три часа, пробило четыре, а извѣстія не было. Бесѣда ихъ была, однако же, спокойнѣе, нежели можно было предполагать. Лордъ Дьюри могъ разговаривать съ Маннерсомъ весьма о немногомъ, не разноглася съ нимъ въ чувствахъ и взглядахъ, но о одномъ предметѣ онъ могъ распространяться совершенно безопасно и свободно. Предметъ этотъ былъ его сынъ, и объ немъ-то проговорили онъ большую часть ночи, изглаживая изъ памяти своего собесѣдника непріятное впечатлѣніе ихъ первой встрѣчи.

ГЛАВА XVIII.

Отъ захожденія солнца до девяти часовъ вечера шелъ дождь,-- не холодный, осенній дождь, отъ котораго все въ природѣ становится мрачно и сыро, но дождь пріятный и теплый, низпадающій прозрачными каплями, едва пригибающими траву; росинки сверкали сперва пурпуромъ вечерней зари, а потомъ лучами яркой звѣзды, мерцавшей среди разорванныхъ тучь. Около девяти часовъ туманъ на возвышенностяхъ началъ свѣтлѣть, и, какъ-будто одаренный властью разгонять передъ собою мракъ, великолѣпный мѣсяцъ выглянулъ изъ-за горизонта, убѣляя и разгоняя облака, носившіяся по небу.

Прекрасно было зрѣлище появленія свѣтила, измѣняющаго видъ всѣхъ предметовъ на небѣ и на землѣ. Въ Димденъ-паркѣ это зрѣлище было, можетъ быть, прекраснѣе нежели гдѣ-нибудь. Паркъ, принадлежащій джентльмену, есть одна изъ особенностей, которыя можно видѣть только въ Англіи. По-крайней-мѣрѣ можно смѣло утверждать, что въ трехъ четвертяхъ міра нѣтъ ничего подобнаго,-- широкія поляны травы, группы величественныхъ деревъ, рѣчка или озерцо, бесѣдки и мѣста для отдыха, развалины стараго дома, гдѣ жили наши предки, и который потомъ сдѣлался достояніемъ времени, но котораго не касается ничья другая рука,-- дорожки, неожиданно приводящія васъ на мѣста, откуда открывается далекій видъ на окрестность -- всюду природа и искусство! Въ мірѣ нѣтъ ничего подобнаго, и немного вещей прекраснѣе.

Въ эту ночь мѣсяцъ ярко освѣщалъ паркъ; лучи его сверкали на мокрой травѣ, разливались по извилистымъ песчанымъ дорожкамъ, и между толстыми стволами дубовъ и вязовъ. Осень была еще почти въ началѣ и зелень на деревьяхъ порѣдѣла очень мало; только съ нѣжныхъ растеній начали опадать листья, свободнѣе пропуская сквозь вѣтви лучи мѣсяца, и давая зрителю возможность обнимать взоромъ далекое пространство; онъ могъ видѣть въ одну сторону господскій домъ, въ другую хижину сторожа; но, стоя въ лучахъ мѣсяца, почти невозможно было разглядѣть людей, которые захотѣли бы укрыться въ тѣни другихъ деревъ, особенно когда мѣсяцъ поднялся выше, тѣни укоротились, и свѣтъ падалъ въ большемъ количествѣ на поляны.

Часовъ около одиннадцати послышался шелестъ въ сторонѣ ограды, отдѣляющей паркъ отъ поля, и черезъ минуту надъ оградой показалась чья-то голова и плечи. Онъ взглянулъ въ паркъ, приподнялся и спрыгнулъ. Тутъ онъ остановился, осмотрѣлся еще внимательнѣе, и тихо свиснулъ. Никто не являлся; вошедшій, молодой человѣкъ лѣтъ одиннадцати или девятнадцати, осторожно перешелъ черезъ дорожку и сталъ въ тѣни стараго вяза. Каждыя двѣ или три минуты онъ останавливался и озирался; но глаза его чаще смотрѣли въ землю, нежели въ сторону; казалось, онъ болѣе опасается потерять дорогу, нежели встрѣтиться съ кѣмъ-нибудь. Напѣвая тихонько какую-то пѣсню, онъ достигъ до тои части парка, откуда, какъ мы уже сказали, былъ видѣнъ господскій домъ и хижина сторожа. Здѣсь, устремивши глаза на хижину, онъ сѣлъ подъ старымъ орѣхомъ, недалеко отъ опушки лѣса.

Бѣлый дымокъ клубился изъ мирнаго жилища сторожа; два окна было ярко освѣщены; жильцы, очевидно, еще не ложились. Съ полчаса молодой человѣкъ терпѣливо оставался на своемъ постѣ, переставши напѣвать пѣсни и не сводя глазъ съ хижины сторожа.

Наконецъ онъ всталъ и сказалъ: "я не хочу тутъ дольше оставаться; могъ бы провести это время съ Леной. Если бы Дикъ захотѣлъ подождать до часу, всѣ улеглись бы."

Онъ пошелъ, но, сдѣлавши нѣсколько шаговъ, оглянулся еще разъ. Свѣтъ въ хижинѣ погасъ; онъ остановился на-минуту, чтобы увѣриться, потомъ поспѣшилъ къ тому мѣсту ограды, гдѣ перелѣзъ въ паркъ, и засвистѣлъ громче прежняго. Нѣсколько минутъ все было тихо; онъ свиснулъ еще разъ, и ему отвѣчали тѣмъ же за оградой. Чей-то голосъ спросилъ:

-- Что, все благополучно?

-- Да, перелѣзай, отвѣчалъ онъ.

Надъ оградой показались другая голова и плечи; цыганъ, разговаривавшій съ теткой Грей о кражѣ дичи, вскочилъ на стѣну и началъ озираться.

Потомъ онъ передалъ стоявшему внизу два ружья, спрыгнулъ въ паркъ и началъ оглядываться боязливѣе, нежели можно было ожидать послѣ его смѣлыхъ рѣчей. Онъ былъ, впрочемъ, не одинъ: вслѣдъ за нимъ перелѣзли еще трое другихъ, тоже вооруженные старыми ружьями, и всѣ начали вполголоса совѣтоваться.

-- Гдѣ паслись они сегодня ввечеру, Вилль, то есть при закатѣ солнца? спросилъ предводитель.

-- Тамъ, на томъ концѣ парка, отвѣчалъ Вилль: -- съ милю отсюда или дальше, вонъ въ ту сторону.

-- Чѣмъ дальше, тѣмъ лучше, сказалъ Дикконъ.-- Всѣ ли ружья зьряжены?

Отвѣтъ былъ утвердительный. Предводимые Диккономъ и Виллемъ, цыгане начали красться по дорожкѣ вдоль ограды къ противоположному концу парка. Разъ или два Дикконъ останавливался, слушалъ, и разъ спросилъ шепотомъ: "слышали, что-то зашумѣло? Вонъ тамъ, влѣвѣ?" Но спутники его не слышали ничего. Легкій вѣтерокъ качалъ верхушки деревъ и сносилъ иногда увядшій листъ съ вѣтки; впрочемъ, все было спокойно, и цыгане шли впередъ все смѣлѣе и смѣлѣе, съ каждымъ шагомъ все больше и больше освоиваясь съ своимъ предпріятіемъ. Дошедши до конца ограды, они начали совѣтоваться, уже погромче; потомъ пошли въ глубину парка, по тропинкамъ, никому изъ нихъ хорошо неизвѣстнымъ; они частію принуждены были останавливаться, возвращаться назадъ, отъискивая мѣсто, на которомъ рѣшили открыть кампанію противъ дичи.

Вилль, разсмотрѣвшій паркъ, по-видимому, днемъ, вывелъ ихъ наконецъ на настоящую дорогу, и, поворотивши по тропинкѣ на востокъ, они очутились вдругъ на опушкѣ пролѣска, черезъ который протекалъ свѣтлый ручеекъ. Тутъ, на пространствѣ пяти акровъ, не было ни одного дерева; но вокругъ поляны росли густыя купы орѣшника, а съ восточной стороны ея -- частый кустарникъ. Теперь было необходимо узнать направленіе вѣтра, чтобы дичь не почуяла охотниковъ и не пошла другой дорогой: Дикконъ омочилъ свой палецъ въ водѣ и поднялъ руку вверхъ. Потомъ онъ разставилъ своихъ товарищей по-одиначкѣ, подъ орѣхами, и въ такомъ другъ отъ друга разстояніи, что дичь не могла перебѣжать черезъ поляну, не подвергаясь многимъ выстрѣламъ. Эта охота была, казалось, для Диккона дѣло привычное.

Разставивши товарищей, онъ сталъ самъ на выгодное мѣсто, отъискалъ на землѣ древесный листъ, перегнулъ его по-поламъ и приложилъ къ губамъ. Листъ въ ту же минуту издалъ звукъ, совершенно схожій съ голосомъ молодой лани. Дикконъ замолкъ и весь превратился въ-слухъ; все было тихо: рогатые обитатели парка не слышали или не обратили вниманія на эти звуки. Дикконъ повторилъ свой опытъ и опять началъ прислушиваться, но опять напрасно. Черезъ нѣсколько минутъ онъ снова приложилъ листокъ къ губамъ, и на этотъ разъ услышалъ легкій шелестъ въ кустахъ.. Онъ продолжалъ: шелестъ приближался; но вдругъ все затихло. Дикконъ подумалъ, что олень почуялъ присутствіе охотниковъ и поворотилъ назадъ.

Но черезъ минуту выбѣжалъ на поляну, не изъ кустовъ, но съ противоположной стороны, изъ орѣшника, великолѣпный олень, понуривъ вѣтвистую голову свою къ землѣ, какъ-будто стараясь наслѣдить лань, голосъ которой слышалъ въ этой сторонѣ. Выбѣжавши на свѣтъ мѣсяца, онъ остановился, поднялъ голову и устремилъ глаза прямо впередъ. Потомъ онъ началъ осматриваться вправо и влѣво, какъ-будто стараясь отъискать глазами лань, которой не могъ найти чутьемъ. Онъ остановился, однако же, слишкомъ далеко отъ охотниковъ, и Дикконъ рѣшился еще разъ издать тихій звукъ посредствомъ листа. Олень пробѣжалъ еще шаговъ пятьдесятъ и остановился, обративши голову въ ту сторону, гдѣ стоялъ браконьеръ. Дикконъ спокойно поднялъ ружье, приложился очень внимательно и выстрѣлилъ въ ту самую минуту, когда олень хотѣлъ тронуться дальше. Пуля попала прямо между роговъ; олень прянулъ фута на четыре отъ земли и палъ мертвый.

Цыгане бросились-было къ добычѣ, но Дикконъ велѣлъ имъ воротиться; онъ обошелъ ихъ, самъ скрываясь въ тѣни деревъ, и сказалъ каждому изъ нихъ: "надо убить еще одного. Этотъ пусть-себѣ лежитъ. Выстрѣлъ былъ негромкій и не спугнетъ остальныхъ; тамъ, въ чащѣ, я увѣренъ, ихъ цѣлое стадо. Надо непремѣнно убить еще одного. Если начнемъ возиться съ этимъ, перепугаемъ другихъ. Вилль! обойти подъ этими деревьями шаговъ на пять или шесть сотъ, заберись въ чашу, и спугни ихъ съ мѣста."

Вилль повиновался неохотно и ворча, утверждая, что на него взваливаютъ всѣ труды, а себѣ предоставляютъ только забаву. Но его легко уговорили, и онъ пошелъ. Всѣ стали по мѣстамъ и на этотъ разъ должны были прождать дольше прежняго; Вилль не спѣшилъ. Черезъ четверть часа послышался, однако же, въ кустахъ шелестъ, и вслѣдъ за тѣмъ цѣлое стадо оленей пронеслось по полянѣ. По нимъ выстрѣлили изъ двухъ ружей. Одинъ олень былъ убитъ, другой только раненъ и хотѣлъ подняться, когда всѣ цыгане бросились и доканали его ножами.

-- Теперь довольно на одинъ разъ! сказалъ Дикконъ, поспѣшно заряжая ружье.-- Надо поскорѣе убраться. Добычу можно перебросить вотъ здѣсь черезъ ограду. Говоря это, онъ оборотился въ ту сторону, но глазамъ его представилось внезапно такое зрѣлище, что онъ едва не выронилъ изъ рукъ пороховницы, изъ которой насыпалъ въ эту минуту порохъ на полку.

Изъ орѣшника, гдѣ онъ самъ только-что стоялъ, вышло съ дюжину здоровыхъ, молодцовъ, хорошо вооруженныхъ, и онъ тотчасъ же увидѣлъ, что ни ему, ни товарищамъ его нельзя спастись безъ драки: сторожа вышли между ними и полемъ; съ другой стороны росъ густой кустарникъ, гдѣ ихъ непремѣнно переловятъ, если они вздумаютъ бѣжать туда; а на западѣ, за орѣшникомъ, текла рѣка и стоялъ домикъ сторожа. Въ эту минуту Дикконъ выказалъ больше рѣшимости.

-- Держись, ребята! закричалъ онъ.-- Насъ наслѣдили! Бѣжать нельзя; надо пробиться вонъ къ тому углу, или мы пропали.

Товарищи оглянулись на эти слова, и, что бы ни чувствовали они въ душѣ, они выказали только рѣшимость биться до послѣдней возможности. Цыганъ, сдѣлавшій послѣдній выстрѣлъ, поспѣшно опустилъ пулю въ дуло своего ружья. Оставивши добычу, браконьеры двинулись дружно къ углу лѣса, примыкавшему къ оградѣ, мимо фронта сторожей. Сторожа поспѣшили заступить имъ дорогу и едва успѣли отрѣзать ихъ отъ чащи. Въ минуту ихъ встрѣчи, лѣсъ былъ по лѣвую руку цыганъ, и по правую сторожей; но всѣ шансы были на сторонѣ сторожей.

-- Бросайте ружья! сказалъ имъ Гарвей.-- Что тутъ храбриться; развѣ не видите, что насъ двое на одного?

Въ отвѣтъ на это приглашеніе, цыгане опустили ружья, и сторожа отступили на нѣсколько шаговъ: въ такихъ случаяхъ никто не можетъ сказать, кому выпадетъ печальный жребій, и мысль о смерти гнететъ душу, пока не разогрѣется кровь.

-- Прочь! сказалъ рѣшительно Дикконъ.-- Дай намъ уйти спокойно, а нето худо будетъ! Олени остаются вамъ, да еще съ добрыми пулями въ тѣлѣ; мы поподчуемъ и васъ такими же, если вы вздумаете насъ удерживать.

-- Смѣлый малый, клянусь честью! сказалъ сэръ Роджеръ Миллингтонъ, вы шедши впередъ и преспокойно ставши подъ самыя дула ружей.-- Только слушай! Вы пришли за дичью, а мы пришли за вами. Насъ больше, и невѣроятно, чтобы мы дали вамъ уйти; но, чтобы не проливать напрасно крови, я предлагаю вамъ сдѣлку.

-- А! ты тотъ шпіонъ, что приходилъ сегодня къ намъ и спрашивалъ Фарольда? сказалъ Дикконъ.-- Такъ знай же, что первая пуля достанется тебѣ.

-- Однако же, онъ хочетъ предложить сдѣлку, сказалъ одинъ изъ цыганъ, опуская свое ружье.-- Лучше послушаемъ, что онъ скажетъ.

-- Не вѣрьте ему ни на полъ-слова, сказалъ Дикконъ.-- Онъ обманщикъ и непремѣнно васъ надуетъ. Четырехъ мы положимъ на мѣстѣ, а потомъ въ приклады!

-- Нѣтъ, нѣтъ, выслушайте его! закричалъ другой цыганъ.-- Что ты хотѣлъ предложить?

-- А вотъ что, отвѣчалъ сэръ Роджеръ, все еще преспокойно стоявшій въ двухъ шагахъ отъ дула: -- если вы положите оружіе и сдадитесь, то мы отпустимъ всѣхъ тѣхъ изъ васъ, которыхъ не въ чемъ больше обвинить, кромѣ браконьерства.

Сэръ Роджеръ имѣлъ въ виду только поимку Фарольда, но забылъ взять въ расчетъ цыганскую совѣсть. Каждый изъ цыганъ зналъ, что его можно обличить и во многомъ другомъ, и предложеніе имъ не поправилось. Не поправилось оно также и Гарвею съ товарищами, не получившимъ отъ лорда полномочія на такую сдѣлку.

-- Нѣтъ, этого нельзя, сэръ, сказалъ громко Гарвей.-- Лордъ не далъ мнѣ права заключать съ ними такія условія. Я знаю, что вы пришли отъ него, потому-что какъ бы иначе знать вамъ все это дѣло, но на предложеніе ваше я не могу согласиться. Кладите оружіе, или мы будемъ стрѣлять по васъ!

-- Такъ вотъ тебѣ! отвѣчалъ Дикконъ, спуская курокъ; тоже самое сдѣлали и прочіе цыгане, хотя въ эту самую минуту, и даже за секунду передъ выстрѣломъ, послышался вблизи громкій голосъ: "не стрѣлять, негодяи! Дикконъ, я запрещаю тебѣ стрѣлять!"

Сэръ Роджеръ и одинъ изъ сторожей упали; сторожа смѣшались, дали залпъ -- и только слегка ранили одного цыгана. Но они опомнились и ободрились въ ту же минуту: оттащили раненыхъ въ сторону и бросились въ схватку съ цыганами, прежде нежели тѣ успѣли снова зарядить ружья. Но къ цыганамъ явилось на-помощь съ дюжину молодцовъ; Фарольдъ оттолкнулъ Диккона назадъ и закричалъ: "сумасшедшій! ты насъ губишь! Прочь!" продолжалъ онъ тѣмъ же повелительнымъ голосомъ, обращаясьжъ сторожамъ.-- "Прочь, дураки! Насъ слишкомъ много. Гарвей! Вздумавши заманить этимъ молодыхъ безумцевъ въ ловушку, тебѣ слѣдовало бы позаботиться о средствахъ переловить ихъ. Убирайся, пока еще можно. Говорятъ тебѣ, насъ слишкомъ много; а меня ты знаешь: я не люблю шутить.

-- Знаю, давно знаю, Фарольдъ! отвѣчалъ сторожъ, нерѣшительно оглядывая толпу цыганъ: -- Знаю также и то, что не пройдетъ и двухъ мѣсяцовъ, какъ тебя повѣсятъ.

-- Приподымите меня! приподымите! произнесъ слабый голосъ назади.-- Я хочу на него взглянуть.

Двое или трое подняли сэра Роджера и подвели его на нѣсколько шаговъ впередъ, такъ, чтобы онъ могъ видѣть все происходившее. Онъ посмотрѣлъ пристально на Фарольда, стоявшаго впереди другихъ, но не могъ наблюдать его дольше минуты и упалъ въ конвульсіяхъ обратно на землю. Это зрѣлище оказалось не безъ вліянія на сторожей. Если бы они знали сэра Роджера и принимали участіе въ его судьбѣ, это пробудило бы въ нихъ можетъ статься жажду мщенія; но въ страданіяхъ незнакомаго человѣка они видѣли только участь, ожидающую и ихъ, если они вступятъ въ борьбу съ цыганами. Гарвей еще готовъ бы былъ рискнуть, но по лицамъ товарищей увидѣлъ, что они его не поддержатъ и даже, можетъ быть, просто, разбѣгутся.

Не желая, однако же, оставить начатого, подстрекаемый и личной ненавистью и обѣщанной наградой, онъ колебался, и все еще смотрѣлъ на Фарольда и его товарищей, произнося такія слова, которыя вызвали бы ихъ на нападеніе.

-- Мошенники! говорилъ онъ.-- Любо мнѣ было бы взглянуть, какъ васъ перевѣшаютъ всѣхъ рядомъ. Зачѣмъ вы ходите воровать? Вы и дѣтей воруете, кровопійцы! Да не миновать вамъ висѣлицы!

Губы Фарольда задрожали отъ гнѣва. Обратившись къ одному изъ цыганъ постарше, онъ шепнулъ ему что-то на ухо, и цыгане тотчасъ же тронулись съ мѣста. Они отступали тихо и въ порядкѣ. Четверо, подъ предводительствомъ Фарольда, охраняли арріергардъ, обращенные лицомъ къ сторожамъ. Гарвей, ободренный отступленіемъ непріятеля, шелъ за ними съ своимъ отрядомъ; двое или трое остались при раненыхъ.. На каждомъ шагу, впрочемъ, кто-нибудь изъ сторожей отставалъ и уходилъ потомъ къ мѣсту, гдѣ лежали раненые. Когда цыгане достигли ограды, при Гарвеѣ оказалось только три человѣка, и Фарольдъ, нѣсколько раздраженный его упорнымъ преслѣдованіемъ, оборотился къ нему не совсѣмъ съ ласковымъ выраженіемъ лица. Его взяла досада; злой демонъ, гнѣздящійся въ сердце каждаго человѣка, уже возвысилъ-было свой голосъ, но Фарольдъ заставилъ его умолкнуть, подавилъ въ себѣ желаніе мести и сказалъ только сторожу, чтобы онъ не дѣлалъ ни шагу дальше, пока его люди не перелѣзли черезъ ограду. Гарвей отвѣчалъ проклятіемъ, но Фарольдъ спокойно поставилъ на ограду четырехъ человѣкъ съ ружьями, для защиты прочихъ. Цыгане перелѣзли одинъ за однимъ; послѣдній былъ Фарольдъ. Гарвей, разразившись бранью, оборотился и пошелъ назадъ къ своимъ товарищамъ.

Фарольдъ и его спутники шли въ молчаніи къ табору, расположенному не вдалекѣ отъ парка. Ходившіе на промыселъ за дичью удивились, увидя, что тутъ все готово въ путь. Лошади были запряжены въ повозки, палатки собраны, и на мѣстѣ табора горѣлъ только одинъ огонь, возлѣ котораго тетка Грей и другія женщины стояли съ поникшими головами, грустно глядя на одинокій котелъ. Эта группа тотчасъ же дала дорогу Фарольду и его спутникамъ. Фарольдъ, дошедши до средины, остановился, сложилъ на груди руки, грозно посмотрѣлъ на старуху и сказалъ:

-- Вотъ плоды твоихъ наущеній -- драка, кровопролитіе, убійство и, весьма вѣроятно, смерть этого молодого безумца, который послушался твоего совѣта,-- смерть на висѣлицѣ!

-- Чтожь, хорошая смерть, проворчала старуха: -- отецъ его тоже умеръ на висѣлицѣ.

-- Ты же, Дикконъ, продолжалъ онъ, не обращая вниманія на ея слова:-- ты не уйдешь отъ наказанія. Слушай: ты всегда былъ ослушникомъ, ты забылъ законы и обычаи нашихъ предковъ, ты не членъ нашей общины. Таборъ нашъ долженъ раздѣлиться и разойтись въ разныя стороны, чтобы избѣжать послѣдствій твоего проступка; но ты иди отъ насъ прочь, и навсегда. Не отвѣчай, но слушай! Если бы я не возвратился раньше, нежели ты ожидалъ, и не поспѣшилъ остановить тебя и привести назадъ, если бы я не поспѣлъ во-время выручитъ тебя изъ бѣды, въ котрую ты попалъ, благодаря преступному замыслу,-- ты и твои товарищи лежали бы теперь связанные по рукамъ и по ногамъ, ожидая суда людей, питающихъ къ намъ ненависть и презрѣніе. Я спасъ тебя отъ неволи; но ты долженъ бѣжать и укрыться, чтобы спасеніе не было безплодно. Иди прочь отъ насъ, прочь! и къ какому бы племени людей ты ни присталъ,-- отречешься ли ты отъ твоего народа, какъ отрекся отъ его законовъ, пристанешь ли къ другому табору,-- помни, что неповиновеніе властямъ неминуемо влечетъ за собою бѣду, и старайся не дѣлать подобныхъ проступковъ.

Фарольдъ замолчалъ, и одинъ изъ цыганъ шепнулъ ему что-то на ухо.

-- Это правда, сказалъ Фарольдъ: -- ему итти далеко и долго,-- мы всѣ снабдимъ его на дорогу.

-- Нѣтъ, нѣтъ, проговорилъ Дикконъ, склонивши голову и потупивши глаза въ землю: -- не надо, я пойду и такъ.

Но цыгане приступили къ складчинѣ, не слушая его. Каждый далъ что-нибудь изъ полученнаго имъ на вчерашнемъ дѣлежѣ, и сумма накопилась довольно значительная. Фарольдъ, чувствуя, что Диккону будетъ непріятно принять деньги отъ него, велѣлъ отдать ихъ черезъ другого и сказалъ:

-- Иди, Дикконъ, иди! я остерегалъ тебя, я совѣтовалъ, когда совѣтовать было еще можно. Ты не послушалъ меня, теперь поздно. Иди отъ насъ, и на-всегда.

Съ поникшей головой Дикконъ сдѣлалъ шага два прочь, потомъ .остановилсяі, поднялъ голову и устремилъ глаза на Фарольда и хотѣлъ, казалось, что-то сказать. Но слова замерли у него въ груди: грозный, но спокойный и полный упрек;а взглядъ начальника остановилъ его. Дикконъ бросилъ яростный взглядъ на старуху, совратившую его съ прямого пути, послалъ ей горькое проклятіе и бросился прочь.

-- Теперь, сказалъ Фарольдъ, обращаясь къ прочимъ: -- разойдемся на востокъ, западъ, сѣверъ и югъ. Пойдемъ поспѣшно и далеко: за нами будутъ гнаться, не жалѣя ногъ и золота. Ровно черезъ три мѣсяца сойдемся мы на нашемъ старомъ пепелищѣ въ Чевіотѣ, и тогда, можетъ статься, намъ можно будетъ продолжать наше мирное странствованіе по землѣ.

Чья-то легкая рука коснулась его одежды; прекрасные глаза Лены глянули на него въ нерѣшимости, какъ-будто она хотѣла и боялась говорить.

-- Что ты, Лена? спросилъ онъ: -- ты, разумѣется, идешь со мною.

-- А Вильямъ? спросила она робко.

Фарольдъ нахмурился.

-- Онъ идетъ съ Броуномъ, сказалъ онъ отрывисто: -- да тебѣ что изъ этого?

Она покраснѣла и опустила глаза, но отвѣчала:

-- Ничего; я только хотѣла спросить, гдѣ онъ; онъ ушелъ съ Диккономъ и другими -- и не воротился.

Фарольдъ окинулъ взоромъ окружавшую его толпу, причудливо освѣщенную заходящимъ мѣсяцемъ и угасающимъ огнемъ.

-- Гдѣ Вильямъ? спросилъ онъ, обращаясь къ одному изъ спутниковъ Диккона: -- я засталъ только васъ четверыхъ. Гдѣ же былъ Вильямъ?

-- Дикконъ услалъ его въ чащу спугнуть оленей, отвѣчалъ онъ: -- чуть ли его не схватили; я слышалъ въ той сторонѣ какъ-будто шумъ драки, когда мы шли къ оградѣ.

-- Мы не должны его оставить, сказалъ Фарольдъ: -- я, по-крайней-мѣрѣ, готовъ на все, лишь бы его выручить.

-- И я, и я, и я, раздалось въ толпѣ цыганъ.

-- Хорошо, продолжалъ Фарольдъ: -- прежде всего надо подать видъ, будто мы ушли, и чѣмъ ближе мы останемся, тѣмъ лучше ихъ обманемъ. Лѣсъ по ту сторону поля гуще, нежели гдѣ-нибудь. Ступайте туда пѣшкомъ; пятеро же пусть поведутъ повозки за паркомъ къ рѣкѣ. Тамъ отпряжете вы лошадей и перетащите повозки по песку къ броду, такъ-чтобы не было видно слѣдовъ отъ колесъ. Потомъ опять запрягите лошадей.... да не забудьте засыпать слѣды отъ копытъ. Переѣзжайте рѣку въ бродъ. Вода мелка, и вы можете ѣхать вдоль песчанаго берега по ту сторону около мили, не выѣзжая изъ рѣки. Гдѣ станетъ слишкомъ глубоко, выѣзжайте опять на дорогу, поворотите у моста и пріѣзжайте въ лѣсъ по Морлейской дорогѣ. Поняли?

-- Понялъ, отвѣчалъ цыганъ, котораго онъ называлъ Броуномъ:-- я знаю здѣшнія мѣста хорошо. Но самъ ты куда, Фарольдъ?

-- Я пойду въ паркъ искать Вильяма, отвѣчалъ онъ:-- и возвращусь къ вамъ въ лѣсъ до зари. Только, смотрите, не выходить изъ лѣсу: насъ стерегутъ. Я поспѣлъ бы еще во-время, чтобы не допустить до этой продѣлки, если бы меня самого не окружили въ Морлейскомъ лѣсу.

-- Будетъ исполнено, отвѣчалъ Броунъ: -- ты всегда берешь на свою долю опасность.

-- Идите же, нечего терять времени, отвѣчалъ Фарольдъ: -- Сара Броунъ, поручаю тебѣ Лену; смотри, чтобы эта старуха -- онъ указалъ на тетку Грей -- не надѣлала еще бѣдъ. Все посѣянное ею приносило до сихъ поръ дурные плоды. Ты поведешь ихъ въ лѣсъ, Вильсонъ, и разложишь огонь, чтобы я увидѣлъ дымъ, когда буду итти назадъ.

Онъ началъ рыться въ одной изъ повозокъ, досталъ оттуда тесакъ, пристегнулъ его къ поясу, пошелъ къ оградѣ парка, перепрыгнулъ черезъ нее и скрылся изъ виду.

Приказъ его былъ исполненъ также проворно, какъ если бы онъ самъ былъ тутъ. Цыгане, назначенные въ лѣсъ, начали поспѣшно разгружать повозки. Женщины посадили дѣтей за спину и взяли въ руки по узлу; мужчины понесли, что было погяжеле; повозки тронулись по указанной дорогѣ, а пѣшіе пошли черезъ поле къ лѣсу. Они шли молча и въ-разбродъ, чтобы не оставить за собою слишкомъ ясныхъ слѣдовъ. Скоро, однакоже, зашевелился языкъ старухи, шедшей рядомъ съ однимъ цыганомъ. Сначала она заговорила съ нимъ шопотомъ; но мало-по-малу голосъ ея становился все громче и громче.

-- Онъ жестокъ, этотъ Фарольдъ, сказала она, озираясь во всѣ стороны. Сосѣдъ ея не отвѣчалъ ни слова, и она продолжала: -- бѣдняжка Дикконъ умретъ съ голоду или попадетъ на висѣлицу. А за что? за то, что смотритъ на вещи не такъ, какъ Фарольдъ.

Цыганъ продолжалъ молчать.

-- Я часто дивлюсь, заговорила опять старуха: -- какъ столько бравыхъ молодцевъ, изъ которыхъ каждый вдвое лучше Фарольда, позволяютъ помыкать собой этому вору потому только, что онъ потомокъ нашихъ вожатыхъ, о которыхъ давно и помину нѣтъ {Цыгане всѣхъ странъ вѣрятъ, что вышли въ Европу полъ предводительствомъ людей, которыхъ они зовутъ герцогами или властителями верхняго Египта.}. Сами, вы во всемъ виноваты. Если бы двое или трое изъ васъ разсудили да сказали....

-- Молчи, прервалъ ее цыганъ: -- не говори мнѣ такихъ вещей, если не хочешь, чтобы я бросилъ тебя вонъ въ это болото. Укороти свой языкъ.тЯ тебѣ не Дикконъ дался: меня не одурачишь. Если ты скажешь еще хоть слово, такъ я отправлю тебя вслѣдъ за тѣмъ, который изгнанъ, благодаря твоимъ стараніямъ.

Проворчавши что-то въ родѣ эпитета дураковъ и трусовъ, старуха замолчала. Потомъ она начала поглядывать на цыганъ, шедшихъ по полю справа и слѣва; на минуту вниманіе ея остановилось на двухъ или трехъ шедшихъ справа, между которыми былъ одинъ изъ спутниковъ Диккона. Влѣвѣ шла другая группа человѣкъ изъ пяти, большею частью женщинъ, и за ними, шагахъ въ трехъ, Лена, набросившая на голову платокъ, скрывавшій черты ея лица. Голова ея была наклонена; она смотрѣла въ землю. Старуха догадалась, что она плачетъ, и въ туже минуту рѣшила, къ которой изъ двухъ группъ пристать ей. Она отстала отъ своего спутника и почти незамѣтно приблизилась къ Ленѣ. Прошедши рядамъ съ нею нѣсколько шаговъ, она попробовала произнести печальнымъ голосомъ:

-- Бѣдный Вилль, какъ подумаешь!

Лена вздрогнула и сначала не отвѣчала ничего, но потомъ спросила:

-- Такъ ты думаешь, что его схватили?

-- Должно быть, попался, отвѣчала старуха: -- иначе онъ воротился бы. Жаль! что за молодецъ былъ и умница!

Эта похвала въ прошедшемъ времени, какъ-будто его уже не существуетъ, вызвала глубокій вздохъ изъ груди Лены. Старуха, замѣтивши., что попала на настоящую дорогу, продолжала

-- Бѣдный Вилль! между нами только одна годилась ему въ жены, да и ту похитилъ у него коршунъ.

Лена необратила вниманія на этотъ намекъ, довольно ясный, но спросила:

-- А что съ нимъ сдѣлаютъ, если его схватили?

-- Повѣсятъ, отвѣчала старуха: -- или отошлютъ въ колонію на работу. Но Фарольдъ, если захочетъ, можетъ еще его выручить.

-- Если онъ можетъ его выручить, отвѣчала Лена, очнувшись при имени человѣка, котораго если не любила, то по-крайней-мѣрѣ уважала:-- если онъ можетъ его выручить, такъ ему не долго оставаться въ неволѣ.

-- Я сама такъ думаю; Фарольдъ выручитъ его, если это не слишкомъ опасно и стоитъ не слишкомъ много труда и времени. Онъ, ты знаешь, не захочетъ рисковать другими для спасенія Вилля; развѣ кто уговоритъ его.

-- Какъ мнѣ ему объ этомъ сказать? возразила Лена.-- Онъ сдѣлаетъ мнѣ выговоръ, и только.

-- Лена можетъ для Вилля и рискнуть чѣмъ-нибудь, сказала старуха. Вилль для нея рискнулъ бы своею жизнью.

Лена молчала. Черезъ нѣсколько минутъ старуха опять заговорила, но почти шепотомъ:

-- Попробуй, не удастся ли тебѣ уговорить Фарольда. Иначе Вильямъ долго просидитъ въ тюрьмѣ, напѣвая пѣсни о Ленѣ, и потомъ пойдетъ на висѣлицу, жалѣя только о разлукѣ съ Леной. Неужели ты думаешь, что я слѣпа и ничего не вижу?

-- Если ты не слѣпа, такъ должна видѣть, что мнѣ не для чего кривить душою, отвѣчала Лена.

-- Да, продолжала старуха: -- только я видѣла тебя сегодня, какъ ты цѣлыхъ полчаса простояла съ Виллемъ подъ оградою парка. Какъ-будто я не знаю, что происходитъ у тебя въ сердцѣ!

-- Такъ зачѣмъ же мнѣ стараться освободить его изъ тюрьмы? отвѣчала Лена печальнымъ голосомъ.-- Лучше пусть будетъ подальше; знаешь ли что? я сама просила Фарольда услать его съ Броуномъ.

-- Я тебѣ тоже кое-что скажу, возразила старуха.-- Я видѣла васъ, какъ вы стояли подъ оградой, и я увѣрена, что онъ пошелъ на охоту съ Диккономъ съ-горя. Ты была съ нимъ неласкова. Ты виновата, что онъ попалъ въ тюрьму. Ты должна помочь ему.

Богъ-вѣсть, что отвѣчала бы на это Лена,-- разговоръ былъ прерванъ приходомъ другихъ цыганъ. Скоро всѣ они достигли лѣса, и расположились въ самой глухой, малопосѣщаемой его части.

Фарольдъ между тѣмъ пробрался въ паркъ; онъ искалъ Вилля, пока свѣтилъ еще мѣсяцъ; но поиски его остались тщетны. Нѣсколько разъ рѣшался онъ свистнуть, тихо и осторожно; цыганъ тотчасъ узналъ бы этотъ особеннаго рода свистъ, и отвѣчалъ бы тѣмъ же;, но отвѣта не было. Онъ искалъ долго и безпокойно, тѣмъ безпокойнѣе, что съ нѣкотораго времени въ груди его проснулось какое-то непріязненное чувство къ юношѣ, попавшему теперь въ бѣду за чужіе грѣхи. Съ досадой увидѣлъ наконецъ Фарольдъ, какъ начала заниматься заря. Зная, что если бы Вилль былъ на свободѣ, то уже давно успѣлъ бы присоединиться къ своимъ, онъ рѣшился уйти изъ парка, гдѣ ему самому было опасно оставаться дольше.

Неизвѣстность участи Вилля тревожила его однако же такъ сильно, какъ не потревожила бы неволя, достовѣрно извѣстная. Собираясь выйти изъ парка., онъ подошелъ какъ можно ближе къ дому, взглянуть, не замѣтно ли тамъ особеннаго движенія, которое подало бы ему вѣрное извѣстіе о Виллѣ. Остановившись подъ деревьями, онъ увидѣлъ мальчика, быстро вбѣгающаго на крыльцо дома, и тотчасъ же догадался, что онъ спѣшитъ съ какою-нибудь вѣстью. Вслѣдъ затѣмъ изъ дома вышли человѣка четыре, но вмѣсто того, чтобы пойти по которой нибудь изъ дорожекъ, они отправились прямо поперекъ поляны къ оградѣ. На полъ-дорогѣ одинъ изъ нихъ остановился; другіе пошли дальше; но у первыхъ деревъ остановился еще одинъ, и Фарольдъ подумалъ: "меня замѣтили и хотятъ окружить; но это имъ не удастся". Быстрыми, но почти не слышными шагами пошелъ онъ сквозь чащу въ ближній уголъ парка. Чувства его не дремали; не вышедши изъ чащи, онъ услышалъ тихій говоръ въ той сторонѣ, куда шелъ; было ясно, что его замѣтили и преслѣдуютъ, и что люди, голоса которыхъ онъ услышалъ, пришли не изъ дому, а изъ хижины сторожа. Фарольдъ повернулъ назадъ и пошелъ къ самой открытой части парка; но онъ зналъ, что дѣлаетъ, и мѣстность была ему знакома больше, нежели его преслѣдователямъ. Дошедши до пролѣска, онъ вдругъ вышелъ изъ тѣни деревъ и быстрыми шагами пошелъ черезъ поляну. Человѣкъ, сторожившій на опушкѣ, увидѣлъ его и подалъ условленный знакъ. Люди, разставленные полукругомъ, бросились на поляну и словно охватили цѣпью цыгана, отрѣзаннаго съ другой стороны рѣкою. Но онъ почти не прибавлялъ шагу и далъ имъ подойти довольно близко; тогда только главный сторожъ догадался о его намѣреніи и, крикнулъ стоявшему ближе всѣхъ къ берегу, чтобы онъ заслонилъ ему дорогу къ водѣ. Но было уже поздно. Фарольдъ бросился къ берегу, ринулся въ воду и въ нѣсколько взмаховъ руки очутился на другомъ берегу, гдѣ не опасался ничьей погони.

ГЛАВА XIX.

Не знаю, почему бы намъ, т. е. читателю и автору, не оставить теперь людей, которыми мы занимались въ послѣднихъ главахъ, и не возвратиться къ другимъ, неменѣе достойнымъ нашего вниманія. Лучшая форма,-- можно даже сказать, самая классическая,-- въ которой можетъ быть разсказана повѣсть, есть, исключая формы автобіографіи, драматическая. Признавая свободу британскихъ драматурговъ, сбросившихъ съ себя ярмо аристотелевыхъ единствъ, я считаю и себя вправѣ перемѣнять мѣсто дѣйствія и дѣйствующія лица по моему произволу.

Необходимость этихъ перемѣнъ проистекаетъ изъ самой натуры людскихъ отношеній. Каждый день видимъ мы, что въ пяти или шести семействахъ, дѣла которыхъ имѣютъ сильное вліяніе другъ на друга, совершаются событія и произносятся слова, ведущія къ важнымъ для этихъ семействъ послѣдствіямъ, и составляющія ихъ общую исторію, хотя одно семейство не знаетъ, что дѣлается въ тоже время въ другомъ. Задача писателя, если онъ хочетъ избрать себѣ въ руководители природу, состоитъ, слѣдовательно, въ томъ, чтобы найти такую группу семействъ, связанныхъ общею судьбою, и, измѣняя въ своемъ разсказѣ мѣсто дѣйствія, описывать совершающееся единовременно въ разныхъ мѣстахъ. Рядъ такихъ картинъ и составитъ общую ихъ исторію. Безсильно воображеніе и плоха память того читателя, который не безъ труда ловитъ прерванную на-время нить событій и лицъ.

Не имѣй я права перемѣнять сцены дѣйствія, происходившее въ Морлей-гоузѣ и, что еще важнѣе, ошущенія жильцовъ его, остались бы неизвѣстными, или были бы переданы въ длинномъ, неестественномъ resume. А ощущенія, о которыхъ я говорю, достойны вниманія, какъ всѣ ощущенія сердца. Если бы можно было написать внутреннюю исторію человѣческаго сердца, она была бы занимателѣнѣе и поучительнѣе самой блестящей исторіи его дѣлъ, то есть внѣшняго его проявленія.

Нѣсколько времени послѣ отъѣзда Маннерса изъ Морлейгоуза Маріанна наслаждалась искуственнымъ сномъ, произведеннымъ пріемомъ опіума. Хорошо ли поступилъ въ этомъ случаѣ медикъ,-- лучше ли было позволить ей встрѣтиться съ горемъ лицомъ къ лицу, или оградить ее отъ перваго впечатлѣнія,-- предоставляю судить каждому по своимъ чувствамъ. Но медикъ зналъ ее съ самого дѣтства, и зналъ, что слишкомъ грубое прикосновеніе скорби можетъ сокрушить ея сердце. Сонъ прекратилъ на-время ея страданія; но какъ отличался онъ отъ естественнаго сна спокойной души! Макъ придавилъ въ ней свинцовою рукою чувства и мысли, но не освѣжилъ и не облегчилъ ихъ; на спящемъ лицѣ; ея было видно, что сонъ ея нестественъ... Аптекарь далъ ей сильный пріемъ, и она проспала нѣсколько часовъ.. Наконецъ она проснулась блѣдная., истомленная; мысли ея были въ безпорядкѣ, чувства тоже.

-- Кто это? Изидора? спросила она, глядя на окно, возлѣ котораго кто-то стоялъ. Изидора подошла къ ней, и она спросила поспѣшно: "что новаго?"

Она не могла сдѣлать вопроса обстоятельнѣе; вниманіе ея не въ-силахъ было сосредоточиться на какомъ-нибудь данномъ предметѣ.

-- Ничего, отвѣчала Изидора, садясь возлѣ ея постели.-- Полковникъ Маннерсъ не привезъ никакихъ извѣстій и уѣхалъ къ дядюшкѣ, узнать, не объяснится ли тамъ этотъ странный случай.

Изидора старалась только скрыть отъ Маріанны полученное извѣстіе и отклонить вниманіе ея отъ розысковъ Маннерса. Но слова ея произвели дѣйствіе сильнѣе, нежели она ожидала и желала! Она хотѣла только ослабить горе, а не пробудить ожиданія, которыя, по всей, вѣроятности, неисполнятся. Но надежда ловкій дипломатъ и умѣетъ пользоваться каждымъ словомъ, каждымъ обстоятельствомъ. Простыя слова Изидоры воскресили въ сердцѣ Маріанны полупогасшее пламя. Она вспомнила о намекахъ на незаконность происхожденія Эдварда, вспомнила о его пылкости и вообразила себѣ, что опасенія его подтвердились, и что онъ сгоряча отправился прямо къ отцу.

Онъ, правда, ушелъ пѣшкомъ, ночью и, отправляясь къ отцу, вѣроятно, извѣстилъ бы ее объ этомъ письменно; но надежда не останавливается надъ невѣроятностями, и Маріанна успокоилась. Ей хотѣлось бы, чтобы и другіе съ нею согласились; но для этого ей должно было объяснить имъ, на чемъ основывалась ея надежда; а этого нельзя было сдѣлать, не входя въ подробности касательно сношеній Эдварда съ-цыганомъ. Она не знала, имѣетъ ли она на это право. Опіумъ такъ ослабилъ ея умственныя способности, что она долго не рѣшалась, что ей дѣлать, и молчала, слушая утѣшенія Изидоры. Наконецъ, собравши всѣ обстоятельства, она разсудила, что другія причины могутъ потребовать объясненія чувствъ и намѣреній Эдѣарда: можетъ быть, его не найдутъ у отца, начнутъ искать,-- и тогда надо будетъ разсказать., куда и зачѣмъ пошелъ онъ, чтобы поиски не остались тщетны. Она ужасалась мысли выдать Эдварда, довѣрившаго ей свою тайну, но и чувствовала, какъ необходимо разсказать всю истину, для успѣха поисковъ. Она рѣшилась наконецъ разсказать, что происходило между ней и Эдвардомъ на-канунѣ, и не знала только, кого избрать въ повѣренные -- Изидору или мистриссъ Фальклендъ. Она не могла сомнѣваться въ привязанности и здравомъ смыслѣ тетки, но знала и то, что подъ всегдашней веселостью Изидоры скрывается много ума и такту. Кромѣ того, ей она могла высказать сколько хотѣла и умолчать, о чемъ хотѣла, между тѣмъ, какъ проницательные вопросы тётки заставили бы ее разоблачить тайму Эдварда больше, нежели сколько она считала себя въ-правѣ.

-- Знаешь ли, Изидора, сказала она наконецъ: -- я имѣю причины надѣяться, что объ Эдвардѣ узнаютъ что-нибудь въ домѣ его отца. Онъ, вѣроятно, тамъ.

Изидора чувствовала всю трудность своей роли. Она радовалась, что Маріанна спокойнѣе, нежели можно было ожидать, и, разумѣется желала поддержать въ ней это спокойствіе, пока опасенія мало-по-малу не перейдутъ въ дѣйствительное горе; но она чувствовала, что не должна питать въ ней надежды, которая скоро рушится.

-- Очень рада, что ты такъ думаешь, сказала она.-- Странно только, что онъ не извѣстилъ насъ, зная, что ты будешь безпокоиться.

-- Странно, но, кажется, я могу это объяснить, отвѣчала Маріанна.-- Я скажу тебѣ кое-что, Изидора, и предоставляю тебѣ дѣлать, что заблагоразсудится, если Маннерсъ не найдетъ Эдварда въ Дьюри-Галлѣ. Но такъ-какъ Эдвардъ не захотѣлъ-бы говорить объ этомъ дѣлѣ никому, то ты не должна меня распрашивать, а удовольствоваться тѣмъ, что я скажу. Безъ крайней необходимости прошу тебя не говорить объ этомъ никому, кромѣ тетушки.

-- Желаніе твое будетъ исполнено въ точности, сказала Изидора.-- Я вижу, ты хочешь говорить о его свиданіи съ цыганомъ. Это всѣхъ насъ поразило.

-- Я хочу говорить о причинѣ этого свиданія, возразила Маріанна.-- Это объяснитъ дѣло, если Эдвардъ теперь не у отца. Ты помнишь, что полковникъ Маннерсъ ходилъ вчера въ таборъ,-- вслѣдствіе твоей шутки.

-- Да, кажется, его побудила къ этому моя неумѣстная шутка, сказала Изидора со вздохомъ: -- впредь я не буду шутить.

-- Нѣтъ, къ чему это! продолжала Маріанна.-- Маннерсъ принесъ Эдварду письмо отъ одного цыгана, по имени Фарольда, очень его огорчившее. Въ этомъ письмѣ разсказывались ужасныя вещи о нашемъ семействѣ и въ особенности объ Эдвардѣ. Посовѣтовавшись со мною, онъ рѣшился пойти сегодня въ таборъ и разузнать истину. Если все это оказалось правдой, такъ я знаю, что онъ, вѣроятно, отправился прямо къ отцу узнать все это подробнѣе, и забылъ думать обо всемъ другомъ.

-- Нѣтъ, Маріанна, о тебѣ онъ не забылъ бы, сказала неосторожно Изидора.

-- Ничего, я готова простить ему его забывчивость, лишь бы его нашли у отца.

-- Дай Богъ! отвѣчала Изидора.-- Если онъ тамъ, то полковникъ Маннерсъ, безъ сомнѣнія, извѣститъ насъ сегодня же ночью.

Въ голосѣ Изидоры, когда она произносила слова дай Богъ, было столько безнадежности, что Маріанна испугалась.

-- Изидора, сказала она, пристально глядя ей въ глаза: -- надѣюсь, что ты меня не обманываешь. Ты нелегко теряешь свою веселость; я не привыкла слышать отъ тебя такіе печальные звуки. Скажи мнѣ правду, Изидора. Узнали вы что-нибудь объ Эдвардѣ?

-- Нѣтъ, отвѣчала Изидора, обрадовавшись, что можетъ дать ей отрицательный отвѣтъ.-- О немъ ничего еще не извѣстно.

-- Мнѣ пріятнѣе было бы узнать истину, продолжала Маріанна: -- и я увѣрена, что ты не захочешь меня обманывать. Ты знаешь, какъ я люблю Эдварда, и я не стыжусь признаться, что едва ли кто на свѣтѣ любимъ такъ сильно. Мое счастье пугало меня, и я пріучила себя къ мысли, что счастье на землѣ непрочно; я готова, утративши его, сказать: да будетъ воля Господня. Когда Эдвардъ вступилъ въ дѣйствующую армію, я поняла, что должна быть готова на все; я не мучила себя воображеніемъ и напрасными опасеніями, но и не забывала, что Всемогущій ежеминутно можетъ потребовать отъ насъ жертвы, и что мы не въ-правѣ на него роптать.

-- Ты чудесное созданіе! сказала Изидора обнимая Маріанну.

Маріанна склонила голову на плечо Изидоры, и заплакала. Но скоро она отерла свои слезы и продолжала:

-- Ты скажешь, что, питая такія мысли, я не должна бы была поддаться горю такъ сильно, какъ это случилось со мною сегодня по-утру. Но дѣло въ томъ, что когда Эдвардъ возвратился, опасенія мои исчезли. Я вообразила себѣ, что всѣ опасности миновались; я забыла, что благополучно вышедшій изъ сраженій можетъ быть похищенъ у меня среди мира. Теперь мнѣ лучше, Изидора; я чувствую себя крѣпче и бодрѣе, и потому прошу тебя, если что узнаешь, тотчасъ же сообщить мнѣ. Вы съ тетушкой принимаете участіе въ Эдвардѣ; но вы не можете чувствовать того, что я.

-- Именно поэтому-то, можетъ быть, лучше не тревожить тебя всѣми слухами и разсказами, которые только растравятъ твои чувства, не давая никакого положительнаго свѣдѣнія.

-- Нѣтъ, нѣтъ, пожалуйста, говорите все, сказала Маріанна.-- Теперь я снова на все готова; я не говорю, что я не буду плакать, что я не буду бояться; но я знаю, чья десница руководитъ всѣмъ въ жизни, и убѣждена, что все имѣетъ благую цѣль.

-- А я увѣрена, отвѣчала Изидора: -- что Онъ не оставитъ безъ награды такую вѣру.

-- Да, отвѣчала Маріанна:-- но, можетъ быть, Онъ, по премудрости своей, захочетъ испытать насъ еще болѣе. Я на все готова и перенесу все безъ ропота.

Разговоръ продолжался въ этомъ тонѣ и много успокоилъ и ободрилъ Маріанну. Она захотѣла встать и попросила Изидору прислать ей горничную. Изидора старалась уговорить ее остаться въ постели и сказала матери о намѣреніи ея одѣться и притти въ гостиную. Мистриссъ Фальклендъ, однако же, одобрила это намѣреніе.

-- Мы должны не допускать до Маріанны внезапныхъ, непріятныхъ извѣстій, сказала она: -- но занятіе принесетъ ей пользу; нѣтъ ничего убійственнѣе страха или горя, которое овладѣваетъ нами въ минуты бездѣйствія, уединенія или безсонницы.

Маріанна не замедлила явиться въ гостиную. Нѣсколько слезъ прокатились по лицу ея, когда мистриссъ Фальклендъ прижала ее къ своей груди; но вообще она казалась довольно спокойною. Мало-по-малу она узнала обо всѣхъ открытіяхъ Маннерса, исключая слѣдовъ крови, и обо всѣхъ дальнѣйшихъ распоряженіяхъ къ отъисканію Эдварда. Изъ принятыхъ мѣръ Маріанна заключила, что Маннерсъ и ея тетка, не-шутя опасаются за Эдварда.

Вскорѣ потомъ возвратился слуга, котораго посылали къ Ардену. Онъ сказалъ, что судьи не было дома, и что онъ воротится только завтра утромъ. Сторожа, разставленные вокругъ лѣса, прислали спросить, оставаться ли имъ тамъ и на ночь; мистриссъ Фальклендъ приказала остаться. Много разныхъ правдоподобныхъ и неправдоподобныхъ слуховъ проникло въ гостиную черезъ посредство стараго дворецкаго.

Такъ прошелъ вечеръ. Отъ Маннерса не было никакихъ извѣстій. Минута уходила за минутой, часъ за часомъ, и надежда угасала все больше и больше. Наконецъ мистриссъ Фальклендъ уговорила Маріанну лечь спать.

На другой день по-утру мистриссъ Фальклендъ получила отъ Маннерса записку, въ которой онъ увѣдомлялъ ее, что о де Во ничего еще неизвѣстно. Мистриссъ Фальклендъ сообщила это Маріаннѣ, и впечатлѣніе было таково, что должно было снова обратиться къ медицинской помощи и къ опіуму. О второй половинѣ письма Маннерса, гдѣ онъ прямо говорилъ объ убіеніи де Во, мистриссъ де Во, разумѣется, не сказала Маріаннѣ ни слова. Маннерсъ писалъ, что когда онъ пріѣхалъ въ Дьюри-галль, тамъ уже были приняты мѣры къ поимкѣ предполагаемыхъ убійцъ, но что пойманъ только одинъ молодой человѣкъ, отъ котораго, по всей вѣроятности, очень мало можно будетъ узнать. "Но -- продолжалъ онъ -- я все-таки поѣду съ лордомъ въ Димденъ, допросить этого человѣка, и оттуда уже явлюсь въ Морлей-гоузъ. Если мистеръ Арденъ -- прибавлялъ онъ въ заключеніе своего письма -- не принялъ еще мѣръ къ объисканію лѣса, то прошу васъ немедленно этимъ распорядиться, потому-что принесшій извѣстіе о стычкѣ въ Димденѣ не знаетъ, былъ ли Фарольдъ при томъ, или нѣтъ".

Мистриссъ Фальклендъ съ нетерпѣніемъ ждала прибытія Ардена. Онъ пріѣхалъ поздно, спросилъ, что новаго, и узналъ содержаніе письма Маннерса. Старикъ Арденъ, несмотря на жосткость своихъ манеръ и упорную привязанность къ буквѣ закона, былъ человѣкъ съ душою и истинно преданный семейству де Во.

Изъявивши свое сожалѣніе обо всемъ случившемся, онъ коснулся и письма, полученнаго имъ отъ лорда Дьюри, и съ торжествомъ сказалъ, что не обманулся въ мнѣніи своемъ на-счетъ Фарольда, котораго считалъ убійцею брата мистриссъ Фальклендъ.

Мистриссъ Фальклендъ съ жаромъ опровергала это мнѣніе различными доводами. Но Арденъ возразилъ, что лордъ Дьюри имѣетъ на это положительныя доказательства. Она замолчала, хотя внутренно и не соглашалась. Что Фарольдъ могъ убить ея племянника въ горячемъ спорѣ, это она считала возможнымъ; но чтобы двадцать лѣтъ тому назадъ, будучи еще молодымъ человѣкомъ, онъ, ради денегъ, убилъ того, къ кому питалъ особенную привязанность,-- съ этой мыслью она никакъ не могла примириться. Что касается до смѣлаго обвиненія со стороны лорда Дьюри, то это она безъ труда изъясняла себѣ изъ его характера: ослѣпленный мщеніемъ и ненавистью, онъ легко могъ принять какое-нибудь подозрительное обстоятельство за неопровержимое доказательство.

Не желая распространяться о слабостяхъ брата, она замолчала, и мистеръ Арденъ приступилъ къ распоряженіямъ для самаго тщательнаго обыска лѣса.

Всѣмъ, кому случалось объискивать лѣсъ, извѣстно, что это дѣло нелегкое. Пока собрали достаточное число людей и сдѣлали всѣ необходимыя распоряженія, было уже довольно поздно. Люди, стоявшіе до сихъ поръ вокругъ лѣса, устали и едва ли согласились бы прокараулить еще одну ночь, поэтому обыска нельзя было откладывать до завтра, и Арденъ отправился къ лѣсу и взявши съ собою кого только могъ изъ людей мистриссъ Фальклендъ.

Во время его отсутствія мистриссъ Фальклендъ и дочь ея были въ сильномъ волненіи. Маріанна все еще спала, и Изидора вышла въ садъ подышать чистымъ воздухомъ. Тамъ подбѣжалъ къ ней мальчикъ лѣтъ девяти, работавшій съ садовниками.-- А я, кажется, что-то нашелъ, сказалъ онъ ей.

-- Что же ты нашелъ, Гарри? спросила Изидора.

-- Да вотъ вчера, господа и слуги цѣлый день толковали все о какихъ-то слѣдахъ.

-- Ты нашелъ слѣды? прервала его Изидора.

-- Да, отвѣчалъ онъ: -- садовникъ, уходя въ лѣсъ, послалъ меня на тотъ колецъ парка за дерномъ, и тамъ, возлѣ самой рѣки, за калиткой, которую ужь года два какъ не отворяли, я увидѣлъ на песку слѣды джентльмена; песокъ тамъ мягкій и поросъ немножко травою.

-- Да почему же ты знаешь, что это слѣды джентльмена? спросила Изидора.-- Можетъ быть, это прошелъ сторожъ, или сасадовникъ, или кто-нибудь изъ рабочихъ.

-- Нѣтъ, нѣтъ, слѣды узенькіе, возразилъ мальчикъ: -- не шире моихъ; а не женскія,-- по пяткамъ видно.

-- Можетъ быть, прошелъ кто-нибудь изъ мальчиковъ, продолжала Изидора.

Мальчикъ почесалъ въ головѣ и сказалъ:

-- Можетъ быть,-- только нѣтъ,-- вѣрно джентльменъ.

Изидора старалась дознаться, почему онъ это думаетъ; но люди, не имѣя яснаго понятія о предметѣ, часто упорствуютъ въ голословномъ утвержденіи и не допускаютъ другихъ проникнуть въ причины ихъ мнѣнія, которыя для самихъ ихъ неясны. Такъ случилось и теперь. Единственный отвѣтъ, котораго она могла добиться на всѣ свои вопросы, состоялъ въ томъ, что онъ, мальчикъ, увѣренъ въ томъ, что это слѣды джентльмена.

Изидора пошла съ этимъ извѣстіемъ, взявши съ собою мальчика, къ матери.

Мистриссъ Фальклендъ выслушала ее со вниманіемъ и сказала, что надо послать дворецкаго изслѣдовать это открытіе.

-- Нѣтъ, пожалуйста, не его! сказала Изидора. Онъ непремѣнно откроетъ, что это слѣды слона. Черезъ него мы во-вѣки не узнаемъ истины.

-- Да кого же послать? отвѣчала мистриссъ Фальклендъ: -- кромѣ него никого нѣтъ дома.

-- Я пойду сама, сказала Изидора: -- я успѣю еще воротиться засвѣтло, и возьму съ собою мальчика.

-- Да, иди, сказала мистриссъ Фальклендъ:-- можетъ быть, все это пустяки, а можетъ быть, и нѣтъ. Во всякомъ случаѣ, надо разузнать. Я пойду съ тобою, если Маріанна спитъ. Подожди меня минуту.

Маріанна все еще спала. Изидора и мать ея ушли съ мальчикомъ. Уходя, Изидора кликнула свою горничную и велѣла ей стать у окна, откуда видно было мѣсто, о которомъ говорилъ мальчикъ. Она приказала ей не отходить отъ этого окна, несли увидитъ, что она или мистриссъ Фальклендъ дѣлаютъ знаки, поспѣшить въ ту же минуту къ нимъ.

-- Я предчувствую, сказала Изидора, что наша экспедиція будетъ имѣть важныя послѣдствія.

Какъ бы то ни было, горничная исполнила ея приказаніе какъ вообще исполняютъ подобныя приказанія, т. е. простояла у окна минуты двѣ и потомъ, увидѣвши, что мистриссъ Фальклендъ и Изидора прошли шаговъ сто по дорожкѣ, подумала: "можно сходить за шляпкой, которую я кончаю; успѣю еще воротиться, покамѣстъ онѣ дойдутъ до того конца парка". Но въ прихожей встрѣтилась она съ дворецкимъ, который остановилъ ее только спросить, куда это ушли господа, и потомъ разсказалъ ей такую ужасную исторію, слышанную имъ въ молодости и похожую, по обстоятельствамъ, на пропажу Эдварда, что волосы стали дыбомъ на головѣ слушательницы. Когда она воротилась къ окну, было уже такъ темно, что нельзя было трудиться надъ шляпкой; поэтому она тотчасъ же устремила глаза, куда было приказано, и смотрѣла, когда уже ничего нельзя было видѣть.