Она рѣшила не сходить къ обѣду... она не желала больше встрѣчаться съ нимъ сегодня. Онъ станетъ еще пить... напьется... кто знаетъ, чего онъ еще наговоритъ. Кромѣ того, она была также и сердита... не на него, но на Селину, и не только сердита, но и возмущена. Она знала, кто такая эта лэди Рингрозъ, она знала теперь то, о чемъ понятія не имѣла, когда была моложе -- и это было такъ недавно -- и не подозрѣвала, что когда-нибудь узнаетъ. Глаза ея широко раскрылись, когда она пріѣхала въ Англію, и ужъ, конечно, раскрылись и насчетъ лэди Рингрозъ. Она слышала про то, какъ она себя вела, но вѣдь то же самое она слышала и про многихъ другихъ женщинъ. Она знала, что Селина бывала у нея; догадывалась, что эта лэди посѣщала также и Селину въ Лондонѣ, хотя сама Лаура съ нею тамъ не встрѣчалась. Но она не знала, что онѣ такъ коротки между собой, что Селина уѣдетъ съ нею въ Парижъ. То, что онѣ уѣхали въ Парижъ, само по себѣ еще не было преступнымъ; могло быть сто причинъ, понятныхъ для женщинъ, любящихъ перемѣну, движеніе, театры и новыя шляпки; но тѣмъ не менѣе, какъ самая экскурсія, такъ и общество, въ которомъ она была предпринята, возбуждали въ Лаурѣ отвращеніе. Она бы не сказала,-- хотя Ліонель, повидимому, такъ думалъ,-- чтобы общество этой именно женщины было хуже, чѣмъ общество двадцати другихъ, которыхъ она видала у сестры въ Лондонѣ и даже въ почтенныхъ покояхъ Меллоу. Но она считала низкимъ и противнымъ въ Селинѣ то, что она уѣхала тайкомъ, точно странствующій приказчикъ, капризно прячась отъ своихъ, никого не предупредивъ и увѣривъ всѣхъ, что пробудетъ два или три дня въ Лондонѣ.

Это было признакомъ дурного тона и дурного воспитанія, это было cabotin и характеризовало безусловное, неисправимое легкомысліе Селины -- худшее обвиненіе (Лаура цѣплялась за это убѣжденіе), какое она могла выставить противъ сестры. Конечно, легкомысліе, котораго человѣкъ не стыдится, все равно, что простуда, отъ которой бы онъ не поберегся,-- отъ него можно нравственно погибнуть, какъ и отъ всего прочаго. Лаура знала это, и вотъ почему она была такъ невыразимо сердита на сестру. Она надѣялась получить въ это утро отъ Селины письмо (м-съ Беррингтонъ, вѣроятно, пощадитъ настолько-то приличія), и это дастъ ей возможность послать отвѣтъ, который она уже сочинила въ умѣ. Ее не могло удержать отъ такого отвѣта представленіе того, какъ Селина съ хохотомъ протягиваетъ ея письмо черезъ столъ, въ ресторанѣ около Мадлэнъ, леди Рингрозъ (которая навѣрное раскрашена; сама Селина, надо отдать ей справедливость, еще не начала краситься), въ то время, какъ французскіе гарсоны въ бѣлыхъ передникахъ созерцаютъ ces dames. Для нашей молодой особы совсѣмъ ново было размышлять о всѣхъ оттѣнкахъ, градаціяхъ, возможностяхъ безпутства, и о томъ, какъ далеко зашла въ немъ лэди Рингрозъ!

За четверть часа до обѣда, Ліонель прислалъ сказать, чтобы она обѣдала безъ него, что у него болитъ голова и онъ не придетъ. Это было неожиданнымъ благополучіемъ и упростило положеніе Лауры, а потому она сошла въ столовую. Но передъ тѣмъ послала сказать миссъ Стэтъ, что проситъ ее придти. Она повела гувернантку съ собой въ столовую (мальчики уже были уложены въ постель) и посадила ее напротивъ себя, разсчитывая, что миссъ Стэтъ будетъ служить ей охраной, еслибы Ліонель передумалъ. Гувернантка была еще болѣе напугана, чѣмъ она сама -- охрана отъ нея могла быть плохая. Обѣдъ прошелъ скучно, и разговоръ не клеился. Миссъ Стэтъ съѣла три оливки и разглядывала рисунки на ложкахъ. Лаура болѣе чѣмъ когда-либо чувствовала близость катастрофы; зловѣщая туча какъ будто нависла надъ домомъ; Лаура вся застыла отъ ужаса. Письмо, которое она умственно сочиняла, улетучилось у нея изъ головы, и она думала теперь объ одномъ только: телеграфировать Селинѣ завтра чуть свѣтъ и совсѣмъ въ другихъ выраженіяхъ. Она почти не говорила съ миссъ Стэтъ, да и гувернанткѣ нечего было ей сказать: она уже такъ часто пересказывала свою собственную исторію. Послѣ обѣда она увела свою подругу въ гостиную, и тамъ онѣ сѣли за фортепіано. Онѣ играли въ четыре руки съ часъ времени, механически, громко. Лаура не знала, что именно онѣ играютъ, но чувствовала только, что исполненіе ихъ отвратительное. Несмотря на то, она вдругъ услышала за спиной голосъ, говорившій:

-- Это послѣднее очень мило!

Лаура догадалась, что зять пришелъ въ гостиную.

Миссъ Стэтъ была трусиха и тотчасъ же удалилась, хотя Ліонель уже позабылъ, что разсердился на нее за дерзость, съ какой она увела дѣтей изъ дѣтской. Лаура тоже ушла бы, еслибы Ліонель не объявилъ, что ему необходимо серьезно поговорить съ нею. Отъ этого ей только сильнѣе захотѣлось уйти, но она вынуждена была выслушать его, когда онъ сталъ извиняться передъ ней, выражая надежду, что она не сердится на него за то, что онъ говорилъ раньше. Онъ не казался ей больше пьянымъ; онъ проспался, вѣроятно; какъ бы то ни было, а и головною болью онъ больше очевидно не страдалъ. Онъ все еще былъ очень веселъ, какъ будто бы только-что получилъ очень хорошія вѣсти и очень имъ обрадовался. Она знала, какія вѣсти онъ получилъ, и могла бы подумать, въ виду его веселости, что эти вѣсти вовсе не такъ худы, какъ онъ увѣрялъ. Но не въ первый разъ она видѣла его довольнымъ тѣмъ, что онъ можетъ выставить фактъ, обличающій жену, и въ настоящемъ случаѣ ей пришлось удостовѣриться, съ какимъ великимъ удовольствіемъ онъ принимаетъ женины провинности.

Она не садилась за фортепіано, но стояла у камина, дѣлая видъ, что грѣетъ ноги. Онъ же принялся ходить по комнатѣ.

-- Я совсѣмъ не умѣю разговаривать съ вами: вы такъ чертовски умны!-- сказалъ онъ.-- Я не могу обращаться съ вами какъ съ дѣвочкой въ коротенькомъ платьицѣ... а между тѣмъ вы вѣдь все-таки молодая дѣвица. И вы такая хорошая... отъ этого только еще труднѣе,-- продолжалъ онъ, останавливаясь передъ нею съ руками въ карманахъ и видомъ добродушнаго, хотя и безпутнаго мальчика, при своемъ маломъ ростѣ, гладкой, жирной рожицѣ, круглыхъ водянистыхъ глазахъ и волосахъ въ дѣтскихъ кудряшкахъ. Онъ лишился одного изъ переднихъ зубовъ и всегда носилъ туго накрахмаленный бѣлый галстухъ съ булавкой, изображавшей какой-то символъ гипподрома или скачки.

-- Я не понимаю, почему она такъ не похожа на васъ. Какъ жаль, что не васъ я выбралъ въ жены!

-- Я не желаю слушать похвалъ въ ущербъ сестрѣ,-- объявила Лаура не безъ величія.

-- О, Лаура, не будьте такой накрахмаленной, какъ говоритъ Селина! Вы знаете свою сестру такъ же хорошо, какъ и я!

Они простояли молча, глядя въ продолженіе нѣсколькихъ секундъ въ лицо другъ другу, и онъ какъ будто прочиталъ нѣчто на ея лицѣ, что заставило его прибавить:

-- Вы знаете, по крайней мѣрѣ, какъ мало мы подходимъ другъ къ другу.

-- Я знаю, что вы не любите другъ друга... это ужасно!

-- Любимъ другъ друга?! Она ненавидитъ меня, точно я горбь на ея спинѣ. Она готова была бы всячески напакостить мнѣ, еслибы могла. Она такъ ненавидитъ меня, что съ радостью раздавила бы меня ногой, какъ таракана, и когда она раскрываетъ ротъ, то только затѣмъ, чтобы оскорблять меня.

Ліонель Беррингтонъ высказывалъ все это безъ сердца, волненія или удивленія отъ своего открытія; въ его тривіальномъ тонѣ звучала веселая нотка, и онъ, казалось, такъ увѣренъ въ томъ, что говоритъ, что не считаетъ даже нужнымъ приводить доказательства.

-- О, Ліонель!-- пробормотала дѣвушка, блѣднѣя.-- Неужели это тѣ серьезныя вещи, какія вы хотѣли мнѣ сообщить?

-- И вы не можете сказать, что это по моей винѣ... вѣдь вы не станете увѣрять меня въ этомъ. Развѣ я не спокоенъ? развѣ я не добръ? развѣ я не смирно веду себя? Развѣ я не даю ей все, чего она только ни попроситъ?

-- Вы не даете ей хорошаго примѣра!-- отвѣчала Лаура съ энергіей.-- Вы ничѣмъ въ мірѣ не интересуетесь, кромѣ удовольствій, и это круглый годъ. Ну, вотъ и она дѣлаетъ то же самое... А для женщины это еще непростительнѣе, конечно. Вы оба эгоисты, какихъ мало; ни въ головѣ, ни въ сердцѣ у васъ ничего нѣтъ, кромѣ жажды пошлыхъ развлеченій; вы оба не способны на уступки, на жертвы!

Она проговорила послѣднее со страстью; ей захотѣлось отвести душу, и это облегчило ее на минуту.

Ліонель вытаращилъ на нее глаза и покраснѣлъ; но минуту спустя, откинулъ голову назадъ съ хохотомъ.

-- Неужели же я не добръ, что стою тутъ и выслушиваю все это? Если я такъ гоняюсь за удовольствіями, то какое удовольствіе доставляете вы мнѣ? Поглядите, Лаура, какъ я добродушно къ этому отношусь. Вы должны отдать мнѣ въ этомъ справедливость. Развѣ я не пожертвовалъ своимъ домашнимъ очагомъ? Какую еще жертву можетъ принести мужчина?

-- Я думаю, вамъ домашній очагъ такъ же мало дорогъ, какъ и Селинѣ. А это такая прекрасная, такая святая вещь! Вы оба слѣпы, безчувственны и безсердечны, и не знаю, что за ядъ течетъ у васъ въ жилахъ. Надъ вами тяготѣетъ проклятіе, и будетъ, будетъ судъ!-- продолжала дѣвушка, вдохновляясь, точно юная пророчица.

-- Что же вы хотите, чтобы я дѣлалъ? сидѣлъ дома и читалъ библію?

-- Что жъ? это бы вамъ не повредило разъ, другой.

-- Судъ будетъ надъ нею -- это вѣрно, и я знаю, гдѣ онъ будетъ происходить,-- сказалъ Ліонель Беррингтонъ съ слабой попыткой на остроуміе.-- Я и въ половину не виноватъ такъ передъ ней, какъ она передо мной. Да что я говорю: въ половину -- въ сотую долю! Отвѣчайте мнѣ откровенно, милая!

-- Я не знаю, что она вамъ сдѣлала,-- съ нетерпѣніемъ отвѣчала Лаура.

-- Вотъ это-то именно я и желаю вамъ сказать, да только не знаю, какъ это сдѣлать. Бьюсь объ закладъ на пять фунтовъ, что вы не угадаете, что она теперь дѣлаетъ?

-- Вы не умѣете заставить уважать себя,-- замѣтила молодая дѣвушка.

Зять на минуту былъ какъ бы задѣтъ ея замѣчаніемъ.

-- Какое отношеніе имѣетъ ея наглость къ тому, внушаю я уваженіе или нѣтъ!-- вскричалъ онъ.-- Никто еще до сихъ поръ не пренебрегалъ мною такъ, какъ она. Вы все про нее знаете,-- продолжалъ онъ другимъ тономъ,-- не увѣряйте, что не знаете. Вы все видите, вы изъ проницательныхъ женщинъ. Безполезно притворяться, Лаура; вы достаточно прожили въ нашемъ безподобномъ домѣ и не такъ наивны, какъ кажетесь. Кромѣ того, вы сами такая хорошая, что вамъ незачѣмъ вопить отъ ужаса, когда человѣкъ говоритъ правду. Зачѣмъ вы опоздали вырости? тогда я бы на васъ женился въ Нью-Іоркѣ, и вы бы уважали меня... не правда ли? Попробуйте сказать, что нѣтъ!

-- Полагаю, что вы не за этимъ держите меня на ногахъ,-- устало проговорила Лаура.

-- Полноте, вы не собираетесь же лечь спать въ девять часовъ вечера? Все это одно притворство. Я хочу, чтобы вы помогли мнѣ.

-- Помогла вамъ? какимъ образомъ?

-- Я скажу вамъ... но вы должны дать мнѣ время сообразить все. Не знаю, что я вамъ говорилъ до обѣда... я слишкомъ много выпилъ передъ тѣмъ водки съ содовой водой. Можетъ, быть, я позволилъ себѣ черезъ-чуръ много вольности; если такъ, то прошу извинить. Я напросился на дерзость гувернантки... Очень пріятно, нечего сказать. Какъ вы думаете, дѣти замѣтили? Мнѣ, впрочемъ, все равно. Я выпилъ шесть или семь рюмокъ; мнѣ страшно хотѣлось пить, и я былъ очень обрадованъ...

-- Кажется, вамъ нечему особенно радоваться?

-- Вотъ тутъ-то вы и ошибаетесь. Не помню, чтобы меня что-нибудь такъ обрадовало, какъ то, что я вамъ сообщилъ.

-- Вы мнѣ сообщили?..

-- Про то, что она въ Парижѣ. Я надѣюсь, что она пробудетъ тамъ мѣсяцъ.

-- Я не понимаю васъ,-- объявила Лаура.

-- Неужели? Душа моя, это входитъ въ мои планы. Вѣдь онъ не первый, вы это знаете.

Лаура молчала; круглые глава зятя упорно глядѣли на нее, и она видѣла въ нихъ необычное выраженіе, какую-то свѣтлую точку, говорившую, что въ нихъ загорѣлась мысль.

-- Онъ?-- повторила она.-- Про кого вы говорите?

-- Какъ про кого? про Чарли Криспина. Чортъ...

И Ліонель страшно выругался.

-- Какое отношеніе онъ...

-- Самое близкое. Развѣ онъ тамъ не съ нею?

-- Почемъ я знаю? Вы говорили про леди Рингрозъ.

-- Лэди Рингрозъ -- только ширма... и очень жалкая. Сожалѣю, что долженъ вамъ это сказать, но онъ ея любовникъ. Я хочу сказать -- Селины. И онъ не первый.

Наступило снова молчаніе, и затѣмъ Лаура спросила -- вопросъ былъ по истинѣ неожиданный:

-- Зачѣмъ вы зовете его Чарли?

-- Вѣдь онъ зоветъ меня Ліонъ, какъ и всѣ другіе,-- отвѣчалъ ея зять, тараща на нее глаза.

-- Вы самый удивительный народъ!.. Я полагаю, что у васъ есть доказательство того, что вы рѣшились мнѣ сказать?

-- Доказательства? у меня цѣлый океанъ доказательствъ. И не только про Криспина, но и про Дипмера.

-- А кто этотъ Дипмеръ?

-- Развѣ вы не слышали про лорда Дипмера? Онъ уѣхалъ въ Индію. Это было до вашего пріѣзда.-- Я говорю все это не изъ удовольствія, Лаура,-- прибавилъ м-ръ Беррингтонъ.

-- Неужели?-- странно засмѣялась дѣвушка. Я думала, вы такъ радуетесь.

-- Я радуюсь тому, что знаю, а не тому, что говорю. Когда я говорю, что радъ, что знаю, то это значитъ, что я радъ тому, что, наконецъ, увѣрился. О! я ее поймалъ на этотъ разъ. Теперь дѣло ясное, и все пойдетъ въ открытую. Я прослѣдилъ всю ея жизнь шагъ за шагомъ. Теперь вѣдь нѣтъ той вещи, какую бы вы не узнали, если обратитесь къ компетентнымъ людямъ. Я ее... я ее...

Онъ колебался съ минуту, затѣмъ продолжалъ:

-- Все равно, что я сдѣлалъ. Я знаю теперь навѣрное то, что мнѣ нужно, и это большое утѣшеніе. Она теперь въ моихъ рукахъ, и мы увидимъ, кто тараканъ и кто кого раздавитъ.

-- Неправда... неправда... неправда,-- медленно проговорила Лаура.

-- Вотъ именно то, что будетъ говорить и она, хотя не такимъ тономъ. О! еслибы только она могла сослаться на ваши слова, душа моя, то, можетъ быть, выпуталась бы... потому что вамъ бы повѣрили.

-- Выпуталась бы... что вы хотите сказать?-- спросила дѣвушка, вся застывъ отъ ужаса и стыда.

-- Какъ? вы все еще не понимаете, что я хочу сказать? Я притяну ее въ судъ, вотъ что!

-- Вы готовитесь сдѣлать скандалъ?

-- Сдѣлать скандалъ? Клянусь честью, не я его дѣлаю! И думаю, что достаточно съ меня скандала! Я готовлюсь обратиться къ законамъ моей страны... вотъ что я сдѣлаю. Она воображаетъ, что я глухъ и слѣпъ ко всему, что она творить. Но вотъ въ этомъ-то она и ошибается.

-- Понимаю... но вы не поступите такъ жестоко,-- проговорила Лаура очень мягко.

-- Жестоко, если вамъ угодно, но тѣмъ не менѣе я такъ поступлю; я и сотой доли не разсказалъ вамъ... и вы поймете, почему. Есть вещи, которыхъ нельзя передавать порядочной дѣвушкѣ, какъ вы... въ особенности про Дипмера. Но когда онѣ случаются, то вѣдь нельзя же не видѣть ихъ,-- какъ вы думаете?

-- Все это неправда... неправда... неправда,-- повторила Лаура Уингъ, такъ же медленно и качая головой.

-- Конечно, вы заступаетесь за сестру... но вотъ объ этомъ именно я и хотѣлъ съ вами поговорить... вы должны пожалѣть и меня, знаете, и быть справедливой. Развѣ я не былъ всегда хорошъ съ вами? развѣ вы слышали отъ меня хоть одно худое слово?

Это обращеніе тронуло дѣвушку; она много мѣсяцевъ ѣла хлѣбъ своего зятя и пользовалась роскошью, какая его окружала, и дѣйствительно, лично съ нею онъ всегда былъ очень добръ. Она, однако, не прямо отвѣтила ему, но только сказала:

-- Успокойтесь, успокойтесь и предоставьте ее мнѣ! Я вамъ за нее ручаюсь.

-- Ручаетесь за нее... Что вы хотите сказать?

-- Она исправится... она станетъ благоразумнѣе, не будетъ больше никакихъ толковъ объ этихъ ужасахъ. Предоставьте ее мнѣ... отпустите ее со мной куда-нибудь подальше.

-- Отпустить васъ съ нею? да я бы не позволилъ вамъ близко подходить къ ней, будь вы моя сестра!

-- Стыдитесь!-- закричала Лаура и бросилась къ двери.

Но Ліонель перехватилъ ее на полпути. Онъ отвелъ ее назадъ и преградилъ ей дорогу, такъ что она по-неволѣ должна была выслушать его.

-- Я еще не сказалъ вамъ, что хотѣлъ... Я сказалъ вамъ, что жду отъ васъ помощи... а вовсе не жестокъ... и совсѣмъ не хочу оскорблять васъ... Я увѣренъ, что въ душѣ вы согласны, что я перенесъ то, чего не вытерпѣлъ бы никто другой. Поэтому-то я и говорю, что вы должны быть справедливы... Конечно, она вамъ сестра, но когда сестра -- совсѣмъ, совсѣмъ дурная женщина, нѣтъ такого закона, который бы обязывалъ прыгать въ грязь за нею. Это грязь, душа моя, и вы въ ней увязнете по горло. Подумайте лучше объ ея дѣтяхъ... Вамъ лучше стать на мою сторону.

-- Неужели вы хотите, чтобы я показывала противъ нея?-- пробормотала дѣвушка, пассивно выслушивая зятя; закрывъ лицо руками, она въ эту минуту взглянула на него, раздвинувъ руки.

Онъ колебался съ минуту.

-- Я прошу васъ не отрицать того, что вы видѣли... того, что вы въ душѣ считаете правдой.

-- Значитъ, у васъ нѣтъ доказательствъ тѣхъ ужасовъ, про которые вы говорили? нѣтъ доказательствъ?

-- Почему вы думаете, что у меня нѣтъ доказательствъ?

-- Если вамъ нужно мое свидѣтельство...

-- Я пойду въ судъ съ неопровержимыми доказательствами. Дѣлайте какъ знаете, но я предупреждаю васъ и прошу не забыть, что я предупредилъ васъ. Прошу не забыть,-- потому что васъ вызовутъ въ судъ,-- что я предупредилъ васъ сегодня вечеромъ, какого рода эта женщина, и какія мѣры я намѣренъ принять.

-- Вызовутъ въ судъ... вызовутъ въ судъ?-- повторяла дѣвушка.

-- Да, разумѣется, для перекрестнаго допроса.

-- О! матушка! матушка!-- закричала Лаура Уингъ.

Она снова закрыла лицо руками, и когда Ліонель Беррингтонъ, раскрывъ дверь, пропустилъ ее, она залилась слезами. Онъ поглядѣлъ ей вслѣдъ смущенный, разстроенный, полупристыженный и воскликнулъ про себя:-- Злая бестія! злая бестія!

Но слова эти относились къ его женѣ.