V.

-- Истинную ли правду говоришь ты мнѣ, утверждая, что капитана Криспина тамъ не было?

-- Истинную правду.

И м-съ Беррингтонъ выпрямилась во весь ростъ, закинула назадъ голову и смѣрила собесѣдницу съ ногъ до головы. Надо думать, что ей хорошо было извѣстно, что это одна изъ позъ, которыя особенно къ ней идутъ. Собесѣдница была ея сестра, но даже и съ нею она не могла не практиковаться въ красивыхъ позахъ. Въ настоящемъ случаѣ она разсчитывала повліять на сестру своимъ величественнымъ видомъ, но послѣ минутнаго размышленія рѣшила пустить въ ходъ иныя пружины. Она измѣнила презрительное выраженіе лица (презрительное, потому что осмѣливались сомнѣваться въ ея правдивости) въ улыбку веселой насмѣшки; она терпѣливо улыбалась, какъ бы сообразивъ, что Лаура сама не понимаетъ, въ какой дерзости она передъ нею провинилась. Ея американская сестрица никакъ не умѣла, по ея мнѣнію, усвоить себѣ тонкость обращенія и деликатность чувствъ. Чопорность и почти варварское прямодушіе дѣвушки ослѣпляли ее насчетъ необходимости соблюдать извѣстныя правила вѣжливости.

-- Мое бѣдное дитя! какія ты вещи говоришь! Нельзя спрашивать человѣка: говоритъ ли онъ правду, съ такимъ видомъ, какъ будто бы хотѣлъ ему сказать, что онъ лжетъ. Но такъ какъ я съ тобой не церемонюсь, то, пожалуй, удовлетворю твое глупое любопытство. Я понятія не имѣю о томъ, гдѣ былъ и гдѣ не былъ капитанъ Криспинъ. Я не слѣжу за его дѣйствіями, и онъ мнѣ о нихъ не сообщаетъ. Онъ не для меня пріѣзжалъ въ Парижъ. Довольно этого? Что до меня касается, то онъ могъ бы быть съ такимъ же успѣхомъ на сѣверномъ полюсѣ. Я его не видѣла и ничего про него не слыхала. Онъ мнѣ не показывалъ и кончика своего носа,-- продолжала Селина съ веселымъ, снисходительнымъ юморомъ, глядя прямо въ глаза сестры. Ея собственные были ясны и кротки, и это выраженіе пристало къ ней такъ же, какъ и горделивое и холодное. Лаура дивилась ей все болѣе и болѣе; дѣвушка пребывала теперь почти непрерывно въ состояніи напряженнаго недоумѣнія.

М-съ Беррингтонъ вернулась изъ Парижа наканунѣ, но не пріѣхала въ ту же ночь въ Меллоу, хотя было много поѣздовъ, которыми она могла бы воспользоваться. Она не остановилась также и въ своемъ домѣ на площади Гросвеноръ, но провела ночь въ гостинницѣ. Мужъ ея былъ въ отсутствіи,-- предполагали, что онъ въ Лондонѣ,-- и, такимъ образомъ, они еще не видѣлись. Хотя она была не такая женщина, чтобы сознаться, что она неправа, однако, позднѣе, соглашалась, что съ ея стороны было ошибкой то, что она не поѣхала прямо домой. Ліонель вывелъ изъ этого заключеніе, что она его боится, и что у нея совѣсть не чиста. Но у нея были свои причины остановиться въ гостинницѣ, хотя она считала безполезнымъ о нихъ распространяться. Она вернулась домой съ утреннимъ поѣздомъ еще до завтрака, и по этому торжественному случаю завтракала вмѣстѣ съ сестрой, миссъ Стэтъ и дѣтьми. Послѣ завтрака она отпустила гувернантку, но удержала дѣтей и занималась съ ними долѣе обыкновеннаго. Лаура должна была бы быть довольна, но въ манерахъ Селины, даже тогда, когда она поступала хорошо, было что-то раздражающее, и кромѣ того Лаура желала остаться съ нею наединѣ, чтобы серьезно переговорить. Селина ласкала дѣтей, поощряла ихъ болтовню; хохотала какъ сумасшедшая за завтракомъ надъ ихъ безхитростными замѣчаніями и привела миссъ Стэтъ въ оцѣпенѣніе своей необыкновенной веселостью. Лаура не могла распрашивать ее про капитана Криспина и лэди Рингрозъ при Джордѣ и Ферди. Конечно, они не поймутъ, въ чемъ дѣло, но они всегда отлично запоминали всѣ имена и приводили ихъ иногда самымъ неожиданнымъ образомъ. Можно было подумать,-- Селина догадывается, что Лаура ждетъ, и рѣшила ее подолѣе помучить. Дѣвушкѣ хотѣлось, чтобы сестра пошла въ свою комнату, худа бы она могла за ней послѣдовать. Но Селина не выказывала ни малѣйшаго желанія уйти къ себѣ, а что касается туалета, то она всегда бывала такъ одѣта, что никому и въ голову не пришла бы мысль, что ей слѣдуетъ переодѣться. Платье, какое бы оно ни было, всегда такъ шло къ ней, что казалось самымъ подходящимъ въ данную минуту. Лаура замѣтила, что самыя складки ея платья говорили, что она была въ Парижѣ; она провела тамъ всего только недѣлю, но отпечатокъ ея couturière лежалъ на ней: только затѣмъ, чтобы совѣщаться съ этой великой артисткой, переплывала она Ламаншъ. Слѣды этихъ совѣщаній были такъ очевидны, что она какъ будто говорила:-- развѣ вы не видите доказательствъ, что я ѣздила только изъ-за chiffons?

Она расхаживала по комнатѣ, держа на рукахъ Джорди, въ припадкѣ материнской нѣжности; онъ былъ слишкомъ великъ для того, чтобы граціозно свернуться у ея груди, но отъ этого она казалась еще моложе, еще стройнѣе, еще тоньше и выше ростомъ. Ея изящная фигура гибко и свободно двигалась въ то время, какъ она играла съ дѣтьми. Былъ моментъ,-- когда она медленно проходила по комнатѣ, держа каждаго изъ дѣтей за руку и напѣвая имъ пѣсенку, а они глядѣли на свою красивую мамашу, восхищаясь ея красотой, слушая ея пѣніе и дивясь новому обращенію,-- такъ что ее можно было бы принять за античную статую какой-нибудь древней матроны или за изображеніе св. Цециліи. Въ это утро, болѣе чѣмъ когда-либо, Лаура была поражена ея молодостью, неистощимой свѣжестью, которыя заставили бы всякаго вскрикнуть отъ удивленія, что она мать этихъ дюжихъ мальчиковъ, и не повѣрить этому. Лаура всегда восхищалась ею, считала ее самой хорошенькой женщиной въ Лондонѣ. Но въ настоящую минуту ея красота, изящество каждаго движенія, естественная грація походки, безукоризненныя формы тѣла были почти ненавистны молодой дѣвушкѣ: они казались ей нѣкотораго рода предзнаменованіемъ опасности и даже стыда.

Миссъ Стэтъ пришла, наконецъ, за дѣтьми, и какъ только она увела ихъ, Седина объявила, что отправится въ Платъ, какъ была! Она позвонила и велѣла принести себѣ шляпу и жакетку и подать экипажъ. Лаура видѣла, что она не хочетъ дать случая поговорить съ ней. Когда принесли шляпу и жакетку, она задержала горничную въ гостиной, пространно объясняя той, какъ слѣдуетъ поступать съ вещами, привезенными изъ Парижа. Прежде чѣмъ горничная ушла, пришли сказать, что экипажъ поданъ, и слуга раскрылъ настежъ дверь. Но тутъ Лаура, потерявъ терпѣніе, выпроводила горничную и затворила дверь; она стала между сестрой и дверью. И вдругъ рѣзко, безъ обиняковъ, но сильно покраснѣвъ, спросила ее: былъ ли капитанъ Криспинъ въ Парижѣ? Мы слышали отвѣтъ м-съ Беррингтонъ, которымъ ея строгая сестрица осталась недовольна, а это обстоятельство заставило Селину воскликнуть съ негодованіемъ:

-- Вотъ неслыханныя мысли въ головѣ молодой дѣвушки и неслыханный предметъ для разговора! Душа моя, ты стала необыкновенно вольна... ты эманципировадась до неприличія... поздравляю тебя.

Лаура стояла, уставивъ глаза на Селину, ни слова не отвѣчая, и Селина продолжала, мѣняя тонъ:

-- Скажи пожалуйста, еслибы онъ тамъ и былъ, что же тутъ такого чудовищнаго? Развѣ не случалось ему бывать въ Лондонѣ въ то время, какъ и я тамъ. Почему такъ ужасно, что онъ былъ въ Парижѣ?

-- Ужасно, ужасно, слишкомъ ужасно!-- пробормотала Лаура съ усиленной серьезностью, не спуская глазъ съ м-съ Беррингтонъ, чего та, какъ она знала, терпѣть не могла.

-- Душа моя, ты дѣлаешь странные намеки для респектабельной молодой особы!-- воскликнула м-съ Беррингтонъ съ сердитымъ смѣхомъ.-- У тебя такія мысли, какихъ я, будучи дѣвушкой...

Она умолкла, и сестра видѣла, что она не рѣшается договорить...

-- Не говори мнѣ про намеки и мысли... припомни тѣ, что я выслушивала отъ тебя! Мысли? какія мысли были у меня, пока я сюда не пріѣзжала?-- спросила Лаура Уингъ дрожащимъ голосомъ.-- Не притворяйся, что слова мои удивляютъ тебя, Селина! это слишкомъ неумѣлая защита. Ты говорила мнѣ такія вещи... ужъ если говорить про вольность! Чего только не наслушаешься въ твоемъ домѣ? Мнѣ теперь все равно, что ни говорятъ другіе (все, что здѣсь говорится, равно отвратительно, и выбора нѣтъ, да и впечатлительность моя развѣяна по вѣтру!), и я буду очень рада, если ты поймешь, что мнѣ все равно и то, что я сама говорила. Говоря о твоихъ дѣлахъ, душа моя, нельзя быть черезъ-чуръ щекотливой!-- продолжала дѣвушка со взрывомъ страсти.

Миссисъ Беррингтонъ закрыла лицо руками.

-- Великій Боже! меня оскорбляетъ, меня осыпаетъ бранью -- и кто же... родная, ничтожная сестренка!-- простонала она.

-- Я думаю, ты должна быть благодарна, что находится хоть одно человѣческое существо -- хотя бы и ничтожное -- которое настолько тобою интересуется, что хочетъ знать истину въ томъ, что тебя касается. Селина, Селина, ты ужасно насъ обманываешь!

-- Насъ?-- повторила Селина съ страннымъ смѣхомъ.-- Кого ты разумѣешь, говоря: насъ?

Лаура колебалась, она спрашивала себя: слѣдуетъ ли ей сообщить сестрѣ объ ужасной сценѣ, которая происходила между нею и Ліонелемъ, но до сихъ поръ еще не рѣшила этого вопроса. Но тутъ вдругъ рѣшилась.

-- Я разумѣю не твоихъ знакомыхъ... тѣхъ, которыхъ я видѣла. Не думаю, чтобы имъ было хоть сколько-нибудь заботы... Я никогда не видывала такихъ людей. Но на прошлой недѣлѣ Ліонель говорилъ со мной... онъ сказалъ мнѣ, что знаетъ это навѣрное.

-- Ліонель говорилъ съ тобой?-- повторила миссисъ Беррингтонъ, поднимая голову и уставясь на сестру.-- Что же онъ такое знаетъ?

-- Что капитанъ Криспинъ находится въ Парижѣ и ты -- съ нимъ. Онъ говоритъ, что ты ѣздила туда, чтобы встрѣтиться съ нимъ.

-- Онъ сказалъ это тебѣ?

-- Да... и многое другое... Не знаю, къ чему я буду изъ этого дѣлать тайну!

-- Отвратительное животное!-- медленно и торжественно воскликнула Селина.-- Онъ пользуется правомъ... легальномъ правомъ изливать на меня свою подлость; но если онъ до того низокъ, что заговорилъ объ этомъ съ тобой...

И миссисъ Беррингтонъ умолкла въ порывѣ негодованія.

-- О, меня огорчало не то, что онъ со мной говорилъ объ этомъ... а то, что онъ вѣритъ въ это. Это, признаюсь, произвело на меня впечатлѣніе.

-- Неужели? очень тебѣ благодарна! ты нѣжная и любящая сестрица.

-- Да, я нѣжная и любящая, если проплакать надъ тобой всѣ эти дни -- значитъ любить тебя. Я чуть не ослѣпла отъ слезъ. Надѣюсь, что ты приготовилась къ встрѣчѣ съ нимъ? Онъ вполнѣ рѣшился на разводъ.

Голосъ Лауры почти измѣнилъ ей, когда она говорила это; впервые въ разговорѣ съ Селиной она произнесла это ужасное слово. Она слышала его, однако, довольно часто на устахъ другихъ; оно достаточно легкомысленно бросалось ей въ лицо въ нѣсколько строгихъ покояхъ Меллоу, гдѣ ее восхищала лѣпная работа во вкусѣ прошлаго столѣтія, напоминавшая фаянсъ Уэджевуде и состоявшая изъ тонкихъ фестоновъ, урнъ, трофеевъ, и завязанныхъ лентъ -- символовъ семейной любви и неразрывнаго союза. Сама Селина не разъ играла этими словами, точно драгоцѣннымъ камнемъ, составлявшимъ ея резервный капиталъ, который она каждую минуту могла превратить въ звонкую монету и обезпечить себѣ счастливое будущее. Но хотя эта идея -- съ ея личной точки зрѣнія -- и была, очевидно, очень проста для миссисъ Беррингтонъ, но въ устахъ Лауры показалась ей почему-то нелѣпой, и она съ состраданіемъ улыбнулась.

-- Ты бѣдная невинная дурочка, скажу тебѣ. Ліонель такъ же способенъ развестись со мной,-- даже еслибы я была послѣдняя изъ женщинъ,-- какъ написать передовую статью въ "Times".

-- Я этого не знаю.

-- Я этой вижу... а также вижу, что у тебя глаза, должно быть, крѣпко завязаны. Угодно тебѣ знать немногія изъ причинъ -- Боже избави, чтобы я стала излагать тебѣ ихъ всѣ: ихъ цѣлые милліоны!-- почему у него руки связаны?

-- Нисколько.

-- Угодно тебѣ знать, что его собственная жизнь слишкомъ низка, чтобы ее высказать словами, и что наглость его отзывовъ обо мнѣ была бы омерзительна, еслибы не была забавна. Угодно, чтобы я сказала тебѣ, до какой грязи онъ дошелъ... и очаровательную исторію его отношеній съ...

-- Нѣтъ, я не желаю слушать ничего подобнаго,-- перебила Лаура.-- Тѣмъ болѣе, что тебя такъ огорчила вольность моихъ намековъ.

-- Ты, значитъ, слушаешь его, но не желаешь выслушать меня!

-- О! Селина, Селина!-- почти закричала дѣвушка, отворачиваясь отъ сестры.

-- Гдѣ же были твои глаза или твои уши и твоя наблюдательность? Ты, кажется, достаточно умна, когда хочешь!-- продолжала съ насмѣшкой м-съ Беррингтонъ.-- Ну, а теперь ты позволишь, надѣюсь, мнѣ вернуться къ исполненію моихъ обязанностей? Вѣдь карета дожидается меня.

Лаура повернулась къ ней и взяла ее за руку въ то время, какъ она проходила въ дверяхъ.

-- Поклянись... поклянись всѣмъ, что есть священнаго...

-- Въ чемъ я должна клясться?

И Лаурѣ показалось, что Селина поблѣднѣла.

-- Въ томъ, что ты въ глаза не видѣла капитана Криспина въ Парижѣ.

М-съ Беррингтонъ колебалась, но только одну секунду.

-- Ты, право, нестерпима, но такъ какъ ты меня защиплешь до смерти, то я поклянусь хотя бы для того, чтобы ты оставила меня въ покоѣ. Я въ глаза его не видѣла.

-- Клянись памятью отца и матери!-- настаивала неумолимая Лаура.

-- Клянусь памятью отца и матери... и всѣми другими членами нашей фамиліи, если угодно!-- отвѣчала м-съ Беррингтонъ.

Лаура выпустила ее; она не щипала сестру, какъ та увѣряла, но крѣпко держала обѣими руками. Отворяя дверь, Селина спросила другимъ голосомъ:

-- Полагаю, безполезно приглашать тебя съ собой въ Платъ?

-- Нѣтъ, благодарю тебя, я не расположена туда ѣхать... я пойду гулять.

-- Я заключаю изъ этого, что твой другъ, лэди Давенантъ, уже уѣхала.

-- Нѣтъ, она еще тамъ.

-- Какая скука!-- воскликнула Селина, исчезая.