Хорошо ему было принимать этотъ тонъ, но онъ чувствовалъ, или домой, что не будетъ знать, что ему сказать людямъ, которые, какъ говорила миссисъ Гедвей, будутъ ловить его. Она успѣла одурманить его; она съумѣла заставить его почувствовать, что на немъ лежитъ нѣкоторая отвѣтственность. Но зрѣлище ея успѣховъ ожесточило его сердце. Его раздражало ея вторженіе въ общество. Онъ пообѣдалъ одинъ въ этотъ вечеръ, такъ какъ его сестра и ея мужъ нахватали приглашеній на цѣлый мѣсяцъ и обѣдали гдѣ-то у своихъ знакомыхъ.. Миссисъ Дольфинъ, однако, рано вернулась домой и немедленно постучалась въ небольшую комнату у самой лѣстницы, которая уже получила прозвище берлоги Литльмора. Реджинальдъ, мужъ ея, отправился на какую-то пирушку, а она поскорѣй вернулась домой, такъ какъ ей надо было переговорить съ братомъ. Въ своемъ нетерпѣніи она даже не могла отложить этотъ разговоръ до завтрашняго дня. Нетерпѣніе выражалось во всей ея фигурѣ, и этимъ она совсѣмъ не походила на Джоржа Литльмора.
-- Я желаю переговорить съ тобой о миссисъ Гедвей,-- сказала она, и онъ даже слегка вздрогнулъ отъ такого совпаденія ея словъ съ его собственными мыслями. Онъ только что рѣшилъ переговорить съ ней объ этомъ.
Она растегнула пальто и бросила его на кресло; затѣмъ сняла длинныя, черныя перчатки, которыя были не такъ изящны, какъ перчатки миссисъ Гедвей. Все показывало, что она готовится въ важному дѣлу. М-съ Дольфинъ была маленькая, аккуратная женщина, когда-то хорошенькая, съ мягкимъ, тонкимъ голоскомъ спокойными, тихими манерами и безусловнымъ познаніемъ того, какъ слѣдовало поступать во всѣхъ случаяхъ жизни. Она такъ всегда и поступала, и понятія ея объ этомъ предметѣ были настолько опредѣленны, что всякая неудача въ этомъ отношеніи была бы непростительна съ ея стороны. Ее обыкновенно не считали американкой; но она настаивала на своей національности, такъ какъ льстила себя мыслью, что принадлежитъ къ такому типу американокъ, который по своей рѣдкости представляетъ особую прелесть. Она была по природѣ очень консервативна и кончила тѣмъ, что стала болѣе ярымъ тори, чѣмъ самъ м-ръ Дольфинъ. Многіе изъ ея прежнихъ знакомыхъ считали, что она очень перемѣнилась со времени своего замужества. Она такъ хорошо знала англійское общество, точно сама его изобрѣла, имѣла всегда такой видъ, точно собиралась ѣхать верхомъ; отличалась тонкими губами и хорошенькими губами, и была столь хе положительна, какъ и любезна. Она сказала брату, что м-съ Гедвей выдаетъ себе за самую короткую его знакомую, и что она находитъ страннымъ, что онъ никогда ей не говорилъ про нее. Онъ отвѣчалъ, что дѣйствительно давно знакомъ съ миссисъ Гедвей, разсказалъ объ обстоятельствахъ, при которыхъ произошло это знакомство, и прибавилъ, что видѣлся съ нею сегодня. Онъ сидѣлъ и курилъ сигару, глядя въ потолокъ въ то время, какъ миссисъ Дольфинъ осыпала его вопросами. Правда ли, что онъ считаетъ возможнымъ для порядочнаго человѣка жениться на ней? правда ли, что ея антецеденты были очень двусмысленны?
-- Я ужъ лучше сразу скажу тебѣ, что получила письмо отъ лэди Дименъ,-- объявила миссисъ Дольфинъ.-- Оно пришло какъ разъ вередъ тѣмъ, какъ я уходила изъ дому, и оно у меня въ карманѣ.
Она вынула письмо, собираясь, очевидно, прочитать его, но онъ не просилъ ее объ этомъ. Онъ зналъ, что она пришла затѣмъ, чтобы выпытать у него такое заявленіе, которое помѣшало бы дальнѣйшимъ проектамъ миссисъ Гедвей, и хотя ему и не нравилась назойливость этой дамы, однако, его бѣсило также и то, что его хотѣли непремѣнно заставить играть во всемъ этомъ активную роль. Онъ очень уважалъ миссисъ Дольфинъ, которая, въ числѣ другихъ гемпширскихъ понятій, усвоила также себѣ и то, по которому за мужскими членами семействъ признается нравственное преобладаніе, такъ что обращалась съ нимъ съ почтительностью, заставлявшей его считать сестру англичанку большой для себя роскошью. Тѣмъ не менѣе онъ не выказалъ особенной уступчивости, когда зашла рѣчь о миссисъ Гедвей. Онъ сразу согласился, что она вела себя не вполнѣ прилично -- безполезно было бы спорить объ этомъ -- но утверждалъ, что не считаетъ ее хуже многихъ женщинъ и не интересуется тѣмъ, выйдетъ она замужъ или нѣтъ. Прежде всего это до него не касается, а также и до миссисъ Дольфинъ.
-- Но нельзя же пренебрегать требованіями простой гуманности!-- возразила его сестра и прибавила, что находитъ его очень непослѣдовательнымъ. Онъ не уважаетъ м-съ Гедвей, знаетъ ужасныя про нее вещи, не считаетъ ее достойной знакомства своей родной сестры! И, между тѣмъ, готовъ допустить бѣднаго сэра Артура Димена жениться на ней!
-- Вполнѣ готовъ!-- вскричалъ Литльморъ.-- Все, что отъ меня требуется, это не жениться на ней самому.
-- Развѣ ты не считаешь, что на тебѣ лежатъ извѣстныя обязанности, извѣстная отвѣтственность?
-- Не понимаю, что та хочешь этимъ сказать. Если она съумѣеть пристроиться, тѣмъ лучше для нея. Въ своемъ родѣ это великолѣпное зрѣлище.
-- Въ какомъ смыслѣ ты находишь его великолѣпнымъ?
-- Да, въ такомъ, что она карабкается на дерево, точно настоящая бѣлка.
-- Справедливо, что у ней смѣлость à tonte épreuve. Но и англійское общество стало до неприличія доступно. Никогда въ жизни я не видѣла, чтобы люди такъ легко увлекались. Миссисъ Гедвей стоитъ только появиться, чтобы всѣхъ очаровать. Если они думаютъ, что за вами водятся грѣшки, то это только лишняя причина для нихъ бѣгать за вами. Это напоминаетъ времена паденія римской имперіи. Вы можете по первому взгляду на миссисъ Гедвей видѣть, что она не лэди. Она хороша собой, очень хороша, но она похожа на модницу портниху. Она не имѣла никакого успѣха въ Нью-Іоркѣ. Я уже три раза встрѣчала ее въ обществѣ. Она, кажется, вездѣ бываетъ. Я не говорила про нее; я ждала, какъ ты поступишь въ этомъ случаѣ, и увидѣла, что ты намѣренъ оставаться пассивнымъ; тогда это письмо убѣдило меня переговорить съ тобой. Оно написано въ томъ разсчетѣ, что ты его прочтешь. Она писала мнѣ еще до моего пріѣзда въ городъ, и я поѣхала къ ней тотчасъ же, какъ сюда пріѣхала. Я считаю это дѣло очень важнымъ. Я сказала ей, что постараюсь помочь ей. Она въ большомъ отчаяніи. Право, мнѣ кажется, что тебѣ слѣдуетъ ее пожалѣть. Ты долженъ сообщить факты такъ, какъ они есть. Женщина не имѣетъ права вести себя Богъ знаетъ какъ, а затѣмъ, вторгаться въ порядочное общество. Она можетъ убить въ себѣ совѣсть, но не можетъ дурачить общества. Въ прошлый вечеръ у лэди Доудэль я боялась, что она узнаетъ отъ нея и подойдетъ знакомиться со мной. Я такъ испугалась, что поскорѣй уѣхала. Если сэръ Артуръ намѣренъ на ней жениться наперекоръ всему -- на здоровье; но онъ долженъ знать, съ кѣмъ имѣетъ дѣло.
Миссисъ Дольфинъ не была взволнована и говорила не спѣша, съ спокойной разсудительностью особы, считающей, что право на ея сторонѣ. Но, тѣмъ не менѣе, она сильно желала, чтобы тріумфальной карьерѣ миссисъ Гедвей былъ положенъ конецъ. Она слишкомъ злоупотребляетъ доступностью англійскаго общества. Будучи сама пришлой въ этомъ обществѣ, миссисъ Дольфинъ естественно желала, чтобы классъ, къ которому она примкнула, замкнулъ свои рады и высоко держалъ свое знамя.
-- Мнѣ кажется, она достойная партія для этого ничтожнаго баронета, скаталъ Литльморъ, закуривая другую сигару.
-- Достойная партія! что ты хочешь этимъ сказать? О немъ никто и никогда не сказалъ худого слова.
-- Безспорно. Но онъ нуль, а она, по крайней мѣрѣ, личность. Она женщина съ характеромъ и къ тому очень умная. Кромѣ того, она не хуже массы другихъ замужнихъ женщинъ. Я, до сихъ поръ, не слыхалъ, чтобы англійское дворянство было какъ разборчиво.
-- Я не слышала о другихъ случаяхъ подобнаго рода, отвѣчала миссисъ Дольфинъ; я знаю только настоящій случай. Обстоятельства натолкнули меня на него, и во мнѣ обращаются та помощью. Англичане очень романичный народъ, самый романичный въ свѣтѣ, если ты это хочешь сватать. Они дѣлаютъ самыя необыкновенныя вещи въ припадкѣ страсти, даже тѣ, отъ кого этого всего менѣе можно было бы ожидать. Они женятся на кухаркахъ, выходятъ замужъ та кучеровъ, и ихъ романы всегда оканчиваются трагическимъ образомъ. Я увѣрена, что и настоящій случай будетъ имѣть весьма жалкій конецъ. Какъ можешь ты утверждать, что можно довѣриться такой женщинѣ? Я вижу передъ собой, съ одной стороны, благородный, старинный домъ, одинъ изъ стариннѣйшихъ и почтеннѣйшихъ въ Англіи, людей со всѣми традиціями добропорядочности и возвышенныхъ принциповъ, а съ другой -- ужасную, неприличную, вульгарную женщину, неимѣющую понятія обо всемъ этомъ и пытающуюся вторгнуться въ этотъ домъ. Мнѣ противно видѣть это; я хочу помочь имъ.
-- А я нѣтъ; мнѣ нѣтъ никакого дѣла до благородной, старинной фамиліи.
-- Конечно, личныхъ, корыстныхъ интересовъ въ этомъ вопросѣ у тебя нѣтъ, такъ же, какъ и у меня. Но съ точки зрѣнія порядочности, съ точки зрѣнія пристойности.
-- Миссисъ Гедвей не непристойная женщина, ты заходишь слишкомъ далеко. Не забывай, что она моя хорошая знакомая.
Литльморъ говорилъ сухо. Миссисъ Дольфинъ забыла о томъ уваженіи, съ какимъ съ англійской точки зрѣнія слѣдуетъ относиться къ братьямъ.
Она зашла въ этой забывчивости еще дальше.
-- О! если и ты тоже влюбленъ въ нее!-- пробормотала она, отворачиваясь отъ него.
Онъ ничего не отвѣтилъ на его, и слова ея нисколько его не задѣли. Но, чтобы покончить съ этой исторіей, онъ спросилъ; чего же въ сущности отъ него хочетъ леди Дименъ? Неужели она желаетъ, чтобы онъ пошелъ и сталъ бы сообщать всѣмъ прохожимъ, что было такое время, когда даже сестра м-съ Гедвей не знала, за кѣмъ именно она замужемъ?
Миссисъ Дольфинъ вмѣсто отвѣта на этотъ вопросъ прочитала ему письмо леди Дименъ, а ея брать объявилъ, что это самое необыкновенное письмо, какое только ему приходилось читать въ жизни.
-- Оно очень грустно; я просто въ отчаяніи,-- замѣтила миссисъ Дольфинъ.-- Она хочетъ въ сущности письмомъ сказать что желаетъ, чтобы ты пріѣхалъ къ ней. Она не прямо это высказываетъ, но я читаю это между строкъ. Кромѣ того, она говорила мнѣ, что отдала бы все на свѣтѣ, чтобы повидаться съ тобой. Позволь мнѣ тебѣ замѣтить, что ты долженъ въ ней поѣхать.
-- Чтобы выругать Нанси Бекъ?
-- Ступай и расхвали ее, если хочешь!
Слова миссисъ Дольфинъ были, быть можетъ, и умны, но ея брата не такъ-то легко было уломать. Онъ не считалъ, чтобы долгъ обязывалъ его къ визиту и отказался ѣхать къ миледи.
-- Ну, когда такъ, то она сама пріѣдетъ въ тебѣ,-- сказала миссисъ Дольфинъ рѣшительно.
-- Если она пріѣдетъ, я скажу ей, что Нанси ангелъ.
-- Если ты можешь по совѣсти сказать это, то она будетъ очень рада услышать это,-- отвѣчала м-съ Дольфинъ, забирая перчатки и пальто.
Встрѣтивъ на другой день Руперта Уотервиля, какъ это часто бывало, въ клубѣ Сенъ-Джоржъ, оказывающемъ весьма любезное гостепріимство секретарямъ посольствъ и лицамъ, представляющимъ національности, Литльморъ объявилъ ему, что его пророчество осуществилось, и что лэди Дименъ проситъ съ нимъ свиданія.
-- Моя сестра прочитала мнѣ весьма замѣчательное письмо отъ нея,-- прибавилъ онъ.
-- Какого рода это письмо?
-- Письмо женщины до того растерявшейся, что она сама себя не помнитъ. Я, должно быть, большое животное, но ея страхъ меня забавляетъ.
-- Вы находитесь въ положеніи Оливье-де-Жаленъ въ Demi-Monde,-- замѣтилъ Уотервиль.
-- Въ Demi-Monde?-- повторилъ Литльморъ, который не сразу понималъ литературные намеки.
-- Развѣ вы не помните пьесу, которую мы видѣли въ Парижѣ? Или, пожалуй, въ положеніи дона-Фабриціи въ Aventurière. Дурная женщина старается выйти замужъ за честнаго человѣка, который не знаетъ, какъ она дурна, а другіе, которые это знаютъ, изобличаютъ ее.
-- Да, помню. Дѣйствующія лица, помнится мнѣ, всѣ усердно лгали.
-- Однако, они помѣшали браку, что и было главнымъ пунктомъ.
-- Это главный пунктъ для тѣхъ, кого это близко касается. Одно изъ дѣйствующихъ лицъ было короткимъ пріятелемъ заинтересованнаго лица, другое -- его сыномъ. Дименъ же для меня посторонній человѣкъ.
-- Онъ очень хорошій малый,-- сказалъ Уотервиль.
-- Ступайте, въ такомъ случаѣ, и просвѣтите его.
-- Разыграть роль Оливье-де-Жаленъ? О!, нѣтъ, я этого не могу; я не Оливье! Но я бы желалъ, чтобы онъ самъ дошелъ до истины. Право, не слѣдовало бы допускать миссисъ Гедвей доставить на своемъ.
-- Я бы желалъ одного только: чтобы меня оставили въ покоѣ,-- сердито пробормоталъ Литльморъ, глядя въ окно.
-- Что, вы все еще придерживаетесь той теоріи, какую проповѣдывали въ Парижѣ? Готовы ли вы соврать?-- спросилъ Уотервиль.
-- Разумѣется, я не могу отказаться отвѣчать... хотя бы на этотъ вопросъ.
-- Какъ я говорилъ вамъ раньше, молчаніе будетъ равносильно осужденію.
-- Пускай себѣ, мнѣ все равно. Право, я уѣду въ Парижъ.
-- Это будетъ тѣмъ же уклоненіемъ отъ отвѣта. Но мнѣ, кажется, вы должны отвѣчать. Я много думалъ объ этомъ и пришелъ къ заключенію, что съ общественной точки зрѣнія ее не слѣдуетъ допускать втереться въ почтенную семью.
Уотервиль проговорилъ все это возвышеннымъ тономъ; его голосъ, выраженіе лица доказывали возвышенный полетъ его мыслей. Результатомъ же этого было то, что Литльморъ, взглянувъ на своего благонравнаго юнаго пріятеля, еще болѣе разсердился.
-- Такъ нѣтъ же! пусть я буду проклятъ, если они вытянутъ изъ меня хоть одно слово!-- вскричалъ онъ рѣзко и вышелъ изъ комнаты, а собесѣдникъ его удивленно поглядѣлъ ему вслѣдъ.