Если она странно вела себя наканунѣ, то на слѣдующее утро показалась ему еще страннѣе. Слѣдующій день былъ воскресный, и погода стояла удивительно прекрасная; онъ сошелъ до завтрака въ паркъ и гулялъ въ немъ, любуясь тонконогими оленями, мелькавшими на отдаленныхъ холмахъ, подобно булавкамъ, воткнутымъ въ зеленую, бархатную подушку. Идя вдоль обширнаго, искусственнаго пруда, съ островкомъ по срединѣ, на которомъ возвышался храмъ Весты, онъ совсѣмъ не думалъ о миссисъ Гедвей, а размышлялъ объ историческомъ значеніи всего того, что его окружало. Нѣсколько дамъ не явилось въ завтраку; миссисъ Гедвей была въ томъ числѣ.
-- Она говорила мнѣ, что никогда не выходить изъ своей комнаты раньше полудня,-- сообщила леди Дименъ генералу, бывшему наканунѣ ея кавалеромъ и освѣдомившемуся о ней.-- Ей надо три часа для того, чтобы одѣться.
-- Она чудовищно-умная женщина!-- воскликнулъ генералъ.
-- Потому что одѣвается три часа къ ряду?
-- Нѣтъ; я разумѣю при этомъ ея неисчерпаемое остроуміе.
-- Да; я думаю, что она очень умна,-- замѣтила лэди Дименъ тономъ, который Уотервилю показался, какъ онъ воображалъ, болѣе многозначительнымъ, нежели генералу.
Въ этой высокой, стройной, рѣшительной женщинѣ, которая была и привѣтлива, и вмѣстѣ съ тѣмъ неприступна, было нѣчто такое, что очень правилось Уотервилю. Подъ ея изящной внѣшностью и условной мягкостью, онъ могъ разглядѣть большую энергію; она облеклась терпѣніемъ, какъ царской порфирой. Она мало разговаривала съ Уотервилемъ, но время отъ времени освѣдомлялась о немъ съ такимъ видомъ, который показывалъ, что она о немъ не забывала. Самъ Дименъ былъ, повидимому, въ отличномъ расположеніи духа, хотя въ его манерѣ не проявлялось особеннаго оживленія. Онъ только казался необыкновенно свѣжимъ и красивымъ, точно бралъ ванну черезъ каждые два часа и какъ будто чувствовалъ себя гарантированнымъ отъ всякихъ непріятностей. Уотервиль разговаривалъ съ нимъ еще меньше, чѣмъ съ его матерью; но молодой человѣкъ успѣлъ сказать ему наканунѣ вечеромъ въ курительной комнатѣ, что онъ въ восторгѣ отъ его пріѣзда, и что если ему нравится англійская природа, то онъ будетъ радъ показать ему окрестности.
-- Вы должны пожертвовать мнѣ часокъ-другой, прежде нежели уѣдете. Право, я думаю, что наши окрестности вамъ понравятся.
Сэръ Артуръ говорилъ такъ, какъ еслибы Уотервиль былъ очень требователенъ; онъ, повидимому, желалъ показать, что придаетъ большое значеніе его мнѣнію. Въ воскресенье утромъ, послѣ завтрака, онъ спросилъ Уотервиля: не хочетъ ли онъ дойти въ церковь, такъ какъ многіе леди и джентльмены туда идутъ.
-- Вы вполнѣ свободны идти или не идти, но дорога въ церковь очень живописна, а сама церковь очень любопытный образчикъ архитектуры временъ короля Стефана.
Уотервиль зналъ, что это значитъ, и зналъ, что ему предстоитъ увидѣть нѣчто очень живописное. Кромѣ того, онъ любилъ ходить въ церковь, въ особенности, когда могъ сидѣть на скамьѣ сквайра, просторной, какъ будуаръ. Поэтому онъ. отвѣчалъ, что очень радъ идти въ церковь. Потомъ прибавилъ безъ всякихъ поасненій:
-- А миссисъ Гедвей пойдетъ въ церковь?
-- Право, не знаю,-- отвѣчалъ хозяинъ дона, рѣзко мѣняя тонъ -- точно будто бы Уотервиль спросилъ его; пойдетъ ли въ церковь его экономка.
"Англичане большіе оригиналы!" мысленно воскликнулъ Уотервиль.
Этимъ восклицаніемъ онъ постоянно облегчалъ себѣ душу, съ тѣхъ поръ какъ пріѣхалъ въ Англію и натыкался на разныя диковинки.
Церковь была еще живописнѣе, чѣмъ ее описывалъ сэръ Артуръ, и Уотервиль говорилъ себѣ, что миссисъ Гедвей очень глупо сдѣлала, что не пріѣхала. Онъ зналъ, что она стремилась изучать англійскую жизнь съ тѣмъ, чтобы овладѣть ею. А могла ли она найти лучшій случай изучить эту жизнь, какъ пробираясь сквозь толпы сельскихъ обывателей и провинціаловъ и сидя среди памятниковъ, говорившихъ о прошедшей жизни Дименовъ. Если она желала укрѣпить себя для предстоящей борьбы, то лучше сдѣлала бы, еслибы побывала въ церкви.
Когда онъ вернулся въ Лонглендсъ -- онъ прошелъ вдоль полей съ женой каноника, которая была неутомимый ходокъ. До завтрака оставалось еще полчаса, и ему не захотѣлось идти въ комнаты. Онъ вспомнилъ, что еще не видѣлъ сада и отправился на него поглядѣть. Садъ былъ такъ великъ, что онъ безъ труда его нашелъ, и при видѣ его готовъ былъ подумать, что онъ оставался безъ измѣненій въ продолженіе одного или двухъ столѣтій.
Пройдя нѣсколько шаговъ вдоль цвѣтущихъ куртинъ, онъ услышалъ хорошо знакомый голосъ и при поворотѣ въ одну аллею столкнулся съ м-съ Гедвей, которую сопровождалъ хозяинъ дома. Она была безъ шляпки, съ зонтикомъ въ рукахъ, и откинула его назадъ, остановись при видѣ своего соотечественника.
-- О! вотъ опять м-ръ Уотервиль пришелъ шпіонить за мной!
Такимъ замѣчаніемъ встрѣтила она замѣтно смутившагося молодого человѣка.
-- Вы вернулись изъ церкви?-- спросилъ сэръ Артуръ, вынимая часы.
Уотервиля поразило его хладнокровіе. Онъ восхищался имъ, такъ какъ говорилъ себѣ, что ему навѣрное непріятно его непрошенное появленіе. Онъ чувствовалъ себя очень неловко и пожалѣлъ, что не привелъ съ собою миссисъ Априль, и такимъ обратомъ не устранилъ подозрѣнія, что онъ пришелъ не случайно.
Миссисъ Гедвей была прелестна въ костюмѣ, который, однако, по мнѣнію Уотервиля, врядъ ли подходилъ въ англійскимъ понятіямъ о соблюденія воскреснаго дня; на ней былъ négligé весь въ оборочкахъ, отдѣланный бѣлыми блондами и желтыми лентами -- платье, которое могла надѣть m-me де Помпадуръ, ожидая визита Людовика XV, но которое она врядъ ли бы надѣла, отправляясь ко двору. При видѣ этого туалета, Уотервиль подумалъ, что должно быть миссисъ Гедвей знаетъ, что дѣлаетъ и одѣлась такъ не спроста. Она ведетъ свою собственную линію и не намѣрена быть черезчуръ уступчивой. Она не сходитъ къ завтраку, не идетъ въ церковь и наряжается въ воскресенье въ кокетливый нарядъ, въ которомъ менѣе, чѣмъ когда-либо, похожа на англичанку и на протестантку. Но, пожалуй, что такъ лучше.
Она тотчасъ же затараторила:
-- Не правдѣ ли, какъ здѣсь мило? Я пришла сюда пѣшкомъ изъ дому. Хотя я плохой ходокъ, но трава здѣсь точно бархатъ. Вообще все это выше всякихъ похвалъ. Сэръ Артуръ, ступайте занимать посланника; мнѣ стыдно, что я совсѣмъ завладѣла вами... Вамъ нѣтъ дѣла до посланника? Но вы только что сказали, что еще не успѣли перекинуться съ нимъ ни однимъ словомъ. Я никогда не видывала, чтобы съ гостями обращались такъ невнимательно. Неужели это такъ здѣсь водится? Ступайте и прогуляйтесь съ нимъ верхомъ или же сыграйте съ нимъ партію въ билліардъ. М-ръ Уотервиль проведетъ меня домой; мнѣ къ тому же надо побранить его за то, что онъ за мной шпіонитъ.
Уотервиль крѣпко обидѣлся.
-- Я не имѣлъ и понятія, что вы здѣсь находитесь,-- объявилъ онъ.
-- Мы не прятались,-- сказалъ сэръ Артуръ спокойно.-- Пожалуйста проводите м-съ Гедвей домой. Мнѣ въ самомъ дѣлѣ надо заняться старикомъ. Завтракъ будетъ не раньше, какъ въ два часа.
Онъ оставилъ ихъ, и Уотервиль пошелъ по саду съ миссисъ Гедвей. Она немедленно освѣдомилась: не затѣмъ ли онъ пришелъ сюда, чтобы подглядывать за ней, но къ его удивленію этотъ вопросъ не былъ сдѣланъ съ такой досадой, какъ наканунѣ. Онъ рѣшилъ, однако, не пропустить этого безъ замѣчанія; когда люди позволяли себѣ такъ съ нимъ обращаться, онъ не допустить, чтобы они дѣлали видъ, какъ будто бы ничего не случилось.
-- Неужели вы воображаете, что я постоянно занятъ вами?-- спросилъ онъ.-- Меня могутъ интересовать и другія вещи, кромѣ васъ. Я просто пришелъ осмотрѣть садъ, и еслибы вы меня не окликнули, прошелъ бы мимо васъ.
Миссисъ Гедвей весьма добродушно выслушала его и даже повидимому не замѣтила, что онъ обиженъ.
-- У него есть еще два помѣстья,-- отвѣчала она.-- Я именно это самое и желала знать.
Но Уотервиль не хотѣлъ допустить, чтобы къ его обидамъ относились такъ легко. Такой способъ удовлетворенія оскорбленнаго вами лица, который заключается въ томъ, что вы великодушно забываете про то, что его оскорбили, былъ, по всей вѣроятности въ ходу въ Новой Мексикѣ, но порядочный человѣкъ не могъ имъ удовлетвориться.
-- Что вы хотѣли сказать вчера вечеромъ, обвиняя меня въ томъ, что я пріѣхалъ шпіонить за вами? Извините, если я замѣчу вамъ, что это было очень грубо съ вашей стороны.
Всего обиднѣе въ ея обвиненіи было для него то, что оно не было лишено нѣкотораго основанія; но миссисъ Гедвей съ минуту глядѣла на него недоумѣвающимъ взглядомъ, очевидно, не понявъ его намека.
-- "Она настоящая дикарка",-- подумалъ Уотервиль.-- "Она считаетъ, что женщина можетъ ударить человѣка по щекѣ и затѣмъ убѣжать".
-- О!-- воскликнула миссисъ Гедвей,-- припоминаю; я разсердилась на васъ; я не ожидала васъ видѣть. Но, право, я больше объ этомъ не думаю. Я иногда бываю сердита и тогда срываю досаду на томъ, кто мнѣ подвернется подъ руку. Но это быстро проходитъ, и затѣмъ я больше объ этомъ не думаю. Я была вчера очень сердита; меня взбѣсила эта старуха.
-- Какая старуха?
-- Мать сэра Артура. Ей здѣсь совсѣмъ не мѣсто. Въ Англіи, когда мужъ умираетъ, хена должна стушеваться. У ней есть свой собственный домъ въ десяти миляхъ отсюда и другой въ Портменъ-Свверѣ; у ней, слава Богу, есть гдѣ жить. Но она прилипла къ нему, какъ пластырь. Мнѣ вдругъ пришло въ голову, что она пригласила меня сюда не потому, чтобы была ко мнѣ расположена, но потому, что подозрѣваетъ меня. Она боится, чтобы мы не поженились, и считаетъ, что я недостойна ея сына. Она воображаетъ, что я ловлю его. Я никогда на нимъ не бѣгала; онъ бѣгаетъ за мной. Мнѣ бы никогда и въ голову не пришло ничего такого, еслибы онъ самъ не навелъ меня на эту мысль. Онъ началъ за мной ухаживать прошлымъ лѣтомъ въ Гомбургѣ. Онъ спрашивалъ, почему я не ѣду въ Англію, и говорилъ, что я буду имѣть здѣсь большой успѣхъ. Онъ, конечно, ничего въ этомъ не понимаетъ, онъ не особенно проницательный человѣкъ. Но онъ очень хорошій человѣкъ, и пріятно видѣть его въ этой обстановкѣ...
И миссисъ Гедвей умолкла, съ удовольствіемъ оглядываясь вокругъ себя.
-- Мнѣ нравятся это старинное помѣстье,-- продолжала она;-- оно удивительно устроено, я довольна всѣмъ, что я здѣсь вижу. Я сначала думала, что лэди Дименъ очень дружески ко мнѣ относится; она оставила мнѣ визитную карточку въ Лондонѣ и вскорѣ затѣмъ написала мнѣ, приглашая сюда пріѣхать. Но я очень чутка; иногда я сразу пойму въ чемъ дѣло. Я вчера кое-что замѣтила, когда она подошла ко мнѣ передъ обѣдомъ. Она увидѣла, что я хорошенькая и позеленѣла отъ злости. Она надѣялась, что я буду дурна. Я бы желала сдѣлать ей это одолженіе, но оно не въ моей власти. Затѣмъ я увидѣла, что она пригласила меня сюда только потому, что онъ на этомъ настоялъ. Онъ не пріѣзжалъ ко мнѣ сначала и не былъ у меня около двухъ недѣль, когда я пріѣхала въ Лондонъ. Она не пускала его. И вѣрно взяла съ него слово раззнакомиться со мной. Но должно быть онъ перемѣнилъ свои намѣренія и послѣ того рѣшилъ быть очень вѣжливымъ. Онъ пріѣзжалъ три дня подъ рядъ и ее заставилъ пріѣхать. Она одна изъ тѣхъ женщинъ, которыя сопротивляются до послѣдней возможности, а затѣмъ какъ-будто уступаютъ, но въ сущности только измѣняютъ тактику. Она ненавидитъ меня пуще лютаго звѣря. Не знаю, въ чемъ она меня заподозрѣваетъ. Она очень ограничена, настоящая старая вѣдьма. Когда я увидѣла васъ вчера вечеромъ за обѣдомъ, я подумала, что вы пріѣхали помогать ей.
-- Помогать ей?-- переспросилъ Уотервиль.
-- Обличать меня передо ней. Сообщать ей свѣденія, которыми она воспользуется мнѣ во вредъ. Вы можете говорить ей все, что вамъ угодно.
Уотервиль затаилъ дыханіе, слушая этотъ необычайный взрывъ откровенности и теперь съ трудомъ перевелъ духъ. Онъ остановился; миссисъ Гедвей, пройдя нѣсколько шаговъ, тоже остановилась и оглянулась на него.
-- Вы совсѣмъ невозможная женщина!-- воскликнулъ онъ.
Она дѣйствительно представлялась ему дикаркой.
Она засмѣялась, онъ чувствовалъ, что она смѣется надъ нимъ, надъ выраженіемъ его лица, и смѣхъ ея разносился далеко по обширному саду.
-- Что вы хотите этимъ сказать?
-- У васъ нѣтъ деликатности,-- отвѣчалъ Уотервиль рѣшительнымъ тономъ.
Она вспыхнула, хотя, странно сказать, повидимому, не разсердилась.
-- Нѣтъ деликатности?-- повторила она.
-- Вамъ слѣдовало бы молчать объ этихъ вещахъ.
-- О! понимаю, что вы хотите сказать. Я слишкомъ откровенна. Когда я взволнована, то не могу молчать. Я очень деликатна съ тѣми, кто хорошо ко мнѣ относится. Спросите Артура Димена, деликатна ли я съ нимъ; спросите Джоржа Литльмора. Ну не стоять же намъ тутъ, однако, весь день; пойдемте завтракать!
И миссисъ Гедвей пошла дальше, а Рупертъ Уотервиль, взглянувъ на нее, тихо послѣдовалъ за ней.
-- Подождите, пока я устроюсь; я тогда буду деликатна,-- продолжала она.-- Нельзя быть деликатной, когда спасаешь свою жизнь. Вамъ хорошо разсуждать, когда за вами стоитъ цѣлое американское посольство. Конечно, я взволнована. Я очень желаю выдти за него замужъ и не намѣрена отступать.
Пока они дошли до дому, она объяснила ему, почему онъ былъ приглашенъ въ Лонглэндсъ въ одно время съ нею. Уотервилю пріятнѣе было бы думать, что его личныя качества достаточно объясняютъ этотъ фактъ. Но м-съ Гедвей не принимала этого во вниманіе. Она предпочитала думать, что живетъ среди самыхъ запутанныхъ интригъ, и что большая часть всего того, что совершается вокругъ нея, имѣетъ отношеніе къ ея персонѣ. Уотервиль былъ приглашенъ потому, что онъ былъ представитель, хотя и скромный, американскаго посольства, и ихъ хозяинъ, по добротѣ своей, желалъ показать своимъ гостямъ, что его хорошенькая американская гостья находится подъ покровительствомъ этого учрежденія.
-- Это облегчить мнѣ доступъ въ свѣтъ,-- непоколебимо объясняла миссисъ Гедвей,-- Хотите вы этого или нѣтъ, а вы уже помогли мнѣ вступитъ въ него. Если бы Артуръ зналъ посла или перваго секретаря, онъ бы ихъ пригласилъ. Но онъ съ ними не знакомъ.
Они дошли до дому, пока миссисъ Гедвей развивала эту идею, и Уотервиль нашелъ въ этой самой идеѣ слишкомъ достаточную причину для того, чтобы эадержать ее при входѣ.
-- Слѣдуетъ ли мнѣ такъ понятъ ваши слова, что сэръ Артуръ самъ говорилъ вамъ объ этомъ?-- спросилъ онъ почтя грозно.
-- Говорилъ -- мнѣ? Конечно, нѣтъ! Неужели вы воображаете, что я позволю ему принимать со мной покровительственный тонъ? Желала бы я слышать, какъ бы это онъ сказалъ мнѣ, что я нуждаюсь въ покровительствѣ.
-- Не вижу причини, почему бы ему этого и не сказать... Вы сами твердите объ этомъ всѣмъ и каждому.
-- Всѣмъ и каждому?-- я говорила объ этомъ только вамъ и Джоржу Литльмору, когда у меня были нервы разстроены. Я говорю вамъ это потому, что люблю васъ, а ему -- потому, что боюсь его. Васъ, говоря мимоходомъ, я нисколько не боюсь. Я здѣсь совсѣмъ одинока... у меня никого нѣтъ, кто бы заступился за меня. Должна же я искать себѣ друзей? Сэръ Артуръ бранилъ меня за то, что я была съ вами рѣзка вчера вечеромъ. Онъ это замѣтилъ... И вотъ что навело меня на эту мысль.
-- Я очень ему благодаренъ,-- сказалъ Уотервиль, слегка сбитый съ толку.
-- Такъ помните, что вы за меня отвѣчаете. Развѣ вы не хотите предложитъ мнѣ вашу руку, чтобы войти въ домъ?
-- Вы самое удивительное созданіе,-- пробормоталъ онъ, въ то время, какъ она, улыбаясь, стояла передъ нимъ.
-- О! смотрите, не влюбитесь въ меня!-- вскричала она со смѣхомъ, и не беря его руки, прошла передъ нимъ въ домъ.
Въ этотъ вечеръ, прежде чѣмъ идти одѣваться къ обѣду, Уотервиль пошелъ въ библіотеку, гдѣ онъ разсчитывалъ увидѣть великолѣпные переплеты. Тамъ никого не было, и онъ провелъ счастливыя полчаса среди сокровищъ литературы и стариннаго сафьяна.
Онъ очень уважалъ литературу и считалъ, что книги слѣдуетъ хорошо переплетать. Сумерки уже наступили, но тѣмъ не менѣе онъ взялъ одинъ ихъ золотообрѣзныхъ томовъ въ руки и усѣлся съ нимъ въ глубокой оконной нишѣ. Онъ только-что осмотрѣлъ восхитительно переплетенный in-folio и собирался поставить его обратно на полку, какъ вдругъ очутился лицомъ къ лицу съ лэди Дименъ. Онъ вздрогнулъ въ первую минуту, такъ какъ ея высокая, стройная фигура, казавшаяся совсѣмъ воздушной въ высокой, темной комнатѣ, и сосредоточенно серьезное выраженіе лица придавали ей сходство съ привидѣвіемъ. Онъ увидѣлъ, однако, что она улыбается, и услышалъ слова, сказанныя голосомъ до того кроткимъ, что онъ звучалъ какъ бы печально:
-- Вы осматриваете нашу библіотеку; я боюсь, что книги наши нѣсколько поистаскались.
-- Поистаскались? Помилуйте! да онѣ такъ же новы, какъ будто бы только-что изъ рукъ переплетчика.
И онъ повернулъ въ ней блестящій корешекъ in-folio, который держалъ въ рукахъ.
-- Я, правду сказать, совсѣмъ не занималась ими въ послѣднее время,-- пробормотала она, подходя къ окну.-- Въ окно виднѣлся паркъ, надъ которымъ уже сгущался вечерній сумракъ и окутывалъ темнымъ покровомъ большіе вѣтвистые дубы. Паркъ казался холоднымъ и пустымъ, а деревья какъ бы сознавали всю важность настоящей минуты, и мать-природа сочувствовала всѣмъ сердцемъ фамильнымъ дѣламъ туземныхъ сквайровъ. Разговаривать съ лэди Дименъ было не легкимъ дѣломъ; она не была ни откровенна, ни сообщительна; она была исполнена достоинства, и самая простота ея была чисто формальная, хотя это и не мѣшало ей быть изящной. Она помолчала съ минуту, и молчаніе это было какъ бы преднамѣреннымъ, точно она желала дать ему понять, что у ней есть до него дѣло, но что она желаетъ, чтобы онъ избавилъ ее отъ труда объяснять ему, въ чемъ оно состоитъ. Она привыкла къ тому, чтобы люди предупреждали ея вопросы и спасали ее отъ скучныхъ объясненій.
Уотервиль замѣтилъ что-то о красотѣ вечера (собственно говоря, погода перемѣнилась къ худшему), на что она ничего не сказала. Вдругъ съ своей обычной мягкостью она проговорила:
-- Я надѣялась, что найду васъ здѣсь; я желаю васъ кое о чемъ спросить.
-- Я съ радостью готовъ сообщить вамъ все, что только могу.
Она взглянула на него не столько повелительно, сколько жалобно, точно хотѣла сказать:-- пожалуйста, будьте просты, будьте какъ можно проще.
Она оглядѣлась кругомъ, какъ будто бы ища другихъ людей въ комнатѣ; ей повидимому, не хотѣлось, чтобы подумали, что она намѣренно уединилась съ нимъ вдвоемъ. Какъ бы то ни было, а они были наединѣ, и она продолжала:
-- Когда мой сынъ сообщилъ мнѣ, что желаетъ пригласить васъ къ намъ, я была очень этому рада. Я хочу, конечно, сказать, что намъ обоимъ было очень пріятно...
Она помолчала съ минуту.
Затѣмъ прибавила безъ обиняковъ:
-- Я желаю разспросить васъ про миссисъ Гедвей.
"Ахъ! вотъ оно!" подумалъ про себя Уотервиль. Наружно-же онъ улыбнулся какъ можно любезнѣе, говоря:-- Ахъ, да! понимаю.
-- Вы не разсердитесь, что я васъ спрашиваю? Надѣюсь, что нѣтъ. Мнѣ некого больше спросить.
-- Вашъ сынъ больше ее знаетъ, нежели я,-- сказалъ Уотервиль безъ всякаго злого умысла, единственно лишь затѣмъ, чтобы выбраться изъ своего затруднительнаго положенія.
Но сказавъ это, онъ почти испугался ироническаго смысла этихъ словъ.
-- Не, думаю, чтобы онъ ее зналъ. Она знаетъ его -- это разница. Когда я спрашивала его о ней, онъ отвѣчалъ мнѣ, что она обворожительна! Она дѣйствительно обворожительна,-- прибавила миледи съ неподражаемой сухостью.
-- Да! я тоже это думаю. Она мнѣ очень нравится,-- отвѣчалъ весело Уотервиль.
-- Вамъ значитъ пріятно о ней говорить.
-- Только хорошее, неправда ли?
-- Разумѣется, если вы это можете. Я буду въ восторгѣ, если вы сообщите мнѣ о ней хорошее. Я это именно и желаю слышать.
Послѣ этого, Уотервилю оставалось только, казалось бы, разсыпаться въ похвалахъ своей таинственной соотечественницѣ, но онъ уклонился отъ этого подводнаго камня, какъ и отъ другого.
-- Я могу только сказать, что она мнѣ нравится,-- повторилъ онъ.-- Она была очень добра ко мнѣ.
-- Она всѣмъ, кажется, нравится,-- замѣтила лэди Дименъ съ непритворнымъ паѳосомъ, она конечно, очень забавна.
-- Она очень привѣтлива и преисполнена добрыхъ намѣреній.
-- Что за называете добрыми намѣреніями?-- спросила лэди Дименъ очень кротко.
-- То, что она желаетъ всѣмъ сдѣлать пріятное и угодное.
-- Конечно, вамъ естественно ее защищать. Она ваша соотечественвица.
-- Защищать ее! я подожду, пока на нее станутъ нападать,-- возразилъ Уотервиль со смѣхомъ.
-- Это вѣрно. Мнѣ нечего увѣрять васъ, что я за нее не нападаю. Я никогда не стану нападать на особу, живущую у меня въ домѣ. Я только желаю узнать ее, и если вы ничего не можете мнѣ о ней сказать, то не можете ли указать кого-нибудь, кто ее знаетъ.
-- Она сама вамъ это скажетъ. Спросите ее.
-- Скажетъ то, что говорила моему сыну. Я этого не понимаю. Мой сынъ тоже не понимаетъ. Все это очень странно. Я надѣялась, что вы объясните мнѣ.
Уотервиль помолчалъ съ минуту.
-- Боюсь, что не съумѣю объяснить вамъ, что за особа миссисъ Гедвей,-- сказалъ онъ, наконецъ.
-- Я вижу, что вы считаете ее очень странной.
Уотервиль не съ разу отвѣтилъ:
-- Я не хочу брать на себя той отвѣтственности, какую возлагаютъ на меня ваши вопросы.
Онъ чувствовалъ, что былъ очень не любезенъ. Онъ хорошо понималъ, чего отъ него хочетъ ледя Дименъ. Но не могъ рѣшиться погубить репутацію миссисъ Гедней, чтобы угодить лэди Дименъ, а между тѣмъ, благодаря сильно развитому воображенію, отлично входилъ въ чувства этой кроткой, прозаической, серьезной женщины, которая -- это легко было видѣть -- ставила свое счастіе въ исполненія своихъ обязанностей и въ неизмѣнной вѣрности двумъ или тремъ предметамъ поклоненія, избраннымъ разъ навсегда. Она, очевидно, догадывалась о вещахъ, которыя могли сдѣлать миссисъ Гедвей, въ ея глазахъ и непріятной, и опасной. Но онъ тотчасъ же увидѣлъ, что она приняла его послѣднія слова за уступку, за которую могла ухватиться.
-- Вы значитъ, понимаете почему я васъ спрашиваю объ этомъ?
-- Догадываюсь,-- отвѣчалъ Уотервиль, продолжая непочтительно смѣяться.
Смѣхъ этотъ, впрочемъ, покоробилъ его самого.
-- Если вы знаете, то мнѣ, кажется, вы должны помочь мнѣ.
Тонъ ея совсѣмъ перемѣнился, когда она говорила это; въ голосѣ слышалась дрожь; онъ не могъ не принять это за признаніе въ своемъ горѣ. Горе ея было очень велико, если она рѣшилась наговорятъ съ нимъ. Ему стало ее жаль, и онъ рѣшилъ быть какъ можно серьезнѣе.
-- Еслибы я могъ помочь вамъ, я-бы это сдѣлалъ. Но мое положеніе очень затруднительно.
-- Не такъ затруднительно, какъ мое!
Она рѣшилась говорить безъ обиняковъ и прямо взывая о помощи.
-- Я не думаю, чтобы вы были обязаны щадить миссисъ Гедвей...
-- Насколько я могу судить, у васъ нѣтъ съ ней ничего общаго, прибавила она.-- Уотервиль не былъ не чувствителенъ къ лестному ды него намеку; но эти слова тѣмъ не менѣе смутили его, какъ попытка подкупить его.
-- Я удивляюсь, что она вамъ не нравится, рѣшился онъ замѣтить.
Леди Дименъ поглядѣла въ окно.
-- Не думаю, чтобы вы въ самомъ дѣлѣ этому удивлялись, хотя, быть можетъ, и стараетесь увѣрить себя въ этомъ. Какъ бы то ни было, а она мнѣ не нравится, и я не достигаю, какимъ образомъ она можетъ нравиться моему сыну. Она очень хороша собой и, кажется, очень умна; но я ей не довѣряю. Я не постигаю, что такое съ нимъ сдѣлалось; въ нашей фамиліи совсѣмъ не въ обычаѣ жениться на такого рода особахъ. Я не считаю ее за лэди. Особа, которую я бы желала ему въ жены, должна была бы быть совсѣмъ, совсѣмъ другою. Быть можетъ, вы понимаете, что я хочу сказать. Въ ея исторіи есть нѣчто для насъ, совсѣмъ непонятное. Сынъ такъ же понимаетъ ее, какъ и я. Еслибы вы могли намъ объяснить, мы были бы вамъ такъ обязаны. Я отношусь къ вамъ съ величайшимъ довѣріемъ, хоти вижу васъ въ первый разъ въ жизни. Но это потому, что я не знаю, что мнѣ дѣлать. Я очень тревожусь.
И видно было, что она очень тревожится; въ ея манерахъ проявился нѣкоторый азартъ, и глаза сверкали въ сгущавшейся темнотѣ.
-- Увѣрены и вы, что опасность такъ велика?-- спросилъ Уотервиль.-- Развѣ онъ просилъ ея руки, и она дала свое согласіе?
-- Если я буду дожидаться, пока все будетъ кончено, то тогда уже будетъ поздно дѣйствовать. Я имѣю основанія думать, что мой сынъ еще не сказалъ себя, но онъ сильно увлеченъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ онъ не увѣренъ въ ея порядочности, и это можетъ его спасти. Онъ очень щекотливъ на счетъ своей чести. Онъ недоволенъ ея прошлой жизнью; онъ не знаетъ, какъ ему думать о томъ, что мы слышали. Даже то, въ чемъ она сама сознается, очень, очень странно. Она была замужемъ четыре или пять разъ, и постоянно разводилась съ своими мужьями... это совсѣмъ, совсѣмъ необыкновенно. Она утверждаетъ, что въ Америкѣ на это иначе смотрятъ, и я знаю, что ваши взгляды отличаются отъ нашихъ; но всему есть границы. Въ ея жизни были навѣрное большіе промахи... боюсь даже, что дѣло не обошлось безъ скандаловъ. Ужасно быть вынужденнымъ примириться со всѣмъ этимъ. Онъ не говорилъ мнѣ всего этого; но въ этомъ нѣтъ и надобности; я его знаю настолько, что и безъ словъ понимаю отлично.
-- Знаетъ ли онъ о томъ, что вы рѣшили обратиться ко мнѣ?-- спросилъ Уотервиль.
-- Нисколько. Но я должна предупредить васъ, что повторю ему все, что вы скажете о ней невыгоднаго.
-- Въ такомъ случаѣ, мнѣ лучше молчать. Все это весьма щекотливо. Миссисъ Гедвей вполнѣ беззащитна. Она можетъ, конечно, нравиться или не нравиться, но я ничего предосудительнаго не замѣтилъ въ ея поведеніи.
-- И ничего предосудительнаго не слышали?
Уотервиль вспомнилъ слова Литльмора, что бываютъ случаи, когда честный человѣкъ обязанъ лгать, и подумалъ, не предстоитъ ли ему какъ разъ такой случай. Леди Дименъ обратилась къ нему съ трогательнымъ довѣріемъ; онъ вѣрилъ въ искренность ея горя и видѣлъ, какая бездна отдѣляла ее отъ авантюристки, жившей съ разными издателями западныхъ американскихъ штатовъ. Она была права, не желая родниться съ миссисъ Гедвей. Въ его сношеніяхъ съ этой послѣдней не было ничего такого, что бы обязывало его лгать въ ея пользу. Не онъ искалъ ея знакомства, а она сама пожелала познакомиться съ нимъ. И совсѣмъ тѣмъ онъ не могъ выдать ее. Слова комомъ стояли у него въ горлѣ.
-- Я, право, ничего не могу сказать и полагаю, что отъ моихъ словъ ничто бы не измѣнилось. Вашъ сынъ не броситъ ее отъ того, что она мнѣ не нравится.
-- Если бы онъ повѣрилъ, что она дурная женщина, онъ бы ее бросилъ.
-- Прекрасно; но я не имѣю нрава этого говорить,-- отвѣчалъ Уотервиль.
Леди Дименъ отвернулась; она была очень разочарована. Онъ боялся, что она скажетъ ему: "Въ такомъ случай я совсѣмъ напрасно пригласила васъ къ себѣ".
Она встала съ своего мѣста у окна и собиралась видти изъ комнаты. Но вдругъ остановилась.
-- Вы знаете о ней нехорошее, но не хотите сказать.
Уотервиль прижалъ въ груди in-folio и казался очень растеряннымъ.
-- Вы приписываете мнѣ то, чего нѣтъ. Я ничего не могу сказать.
-- Конечно, это ваша воля. Но есть еще какой-то господинъ, который все знаетъ, тоже американецъ... джентльменъ, который былъ въ Парижѣ, когда и мой сынъ былъ тамъ. Я забыла его имя.
-- Хорошій знакомый миссисъ Гедвей? Полагаю, что вы говорите про Джоржа Литльмора.
-- Да... я говорю про него. У него есть сестра, съ которой я встрѣчалась, но до сихъ поръ не знала, что она его сестра. Миссисъ Гедвей упомянула о ней, но я увидѣла, что она съ ней не знакома. Уже одно это, полагаю, говоритъ противъ нея. Какъ вы думаете, поможетъ онъ мнѣ?
Лэди Дименъ очень просто спросила его.
-- Сомнѣваюсь; но попытайтесь.
-- Я жалѣю, что онъ не пріѣхалъ съ вами. Какъ вы думаете: согласится онъ пріѣхать?
-- Онъ въ Америкѣ въ настоящее время; но думаю, что скоро вернется.
-- Я поѣду къ его сестрѣ и попрошу ее привезти его ко мнѣ. Она очень милая женщина; я увѣрена, что она пойметъ меня. Къ несчастію, время не терпитъ.
-- Не особенно разсчитывайте на Литльмора,-- замѣтилъ Уотервиль серьезно.
-- Вы, мужчины, безжалостны.
-- Какъ можемъ мы жалѣть васъ? какъ можетъ миссисъ Гедвей повредить такой женщинѣ, какъ вы?
Лэди Дименъ колебалась съ минуту.
-- Мнѣ больно слышать ея голосъ.
-- У ней очень мягкій голосъ.
-- Можетъ быть. Но она ужасна!
Это было черезчуръ по мнѣнію Уотервиля. Бѣдная м-съ Гедвей во многомъ заслуживала порицанія, и онъ самъ находилъ ее дикаркой. Но все же она не была ужасна.
-- Вашъ сынъ долженъ пожалѣть васъ. Если онъ не жалѣетъ, то какъ же вы хотите, чтобы жалѣли посторонніе.
-- О! онъ меня жалѣетъ!
И съ величіемъ, еще болѣе поразительнымъ чѣмъ, ея логика, леди Дименъ направилась къ двери.
Уотервиль подошелъ и отперъ для нея дверь, и когда она проходила мимо него, сказалъ:
-- Вамъ можно посовѣтовать одно: постарайтесь ее полюбить!
Она бросила на него разъяренный взглядъ.
-- Этого никогда не будетъ.