Два последних протокола
Июль 1943 г., первый месяц поставок по Третьему протоколу, прошел под знаком усиливающегося давления союзных держав в Европе. Бомбы авиации союзников сыпались на немецкие города во все больших количествах; русская армия наступала на фронте в районе Орла, примерно в 220 км к юго-юго-западу от Москвы; англо-американские войска высадились на Сицилии; и, наконец, в Риме Муссолини был отстранен от власти, чтобы сразу попасть под арест и уступить власть маршалу Пьетро Бадольо. Рузвельту и Черчиллю положение, сложившееся в Италии, показалось настолько важным, что в августе они назначили встречу в цитадели Квебека под кодовым названием «Квадрант».
Во время встречи лидеры союзников руководили успешно проведенной операцией по достижению безоговорочной военной капитуляции Италии, после чего руководство страны убедили сменить сторону, на которой она воевала[20]. Рузвельт и Черчилль снова подтвердили назначенную на 1 мая 1944 г. высадку войск союзников в Северной Франции под кодовым названием «Оверлорд» и приняли решение дополнить эту операцию еще одной в Южной Франции, которая сначала получила название «Анвиль», а затем – «Драгун». Сталин был полностью в курсе того, что происходило на встрече. В частности, ему сообщили о том, что союзники получили от Португалии право на использование территории Азорских островов в военных целях, что было очень важно для борьбы с немецкими подводными лодками на Атлантике. Сталин дал согласие на встречу министров иностранных дел стран-союзниц в Москве, новость, которая воодушевила Рузвельта и Черчилля, так как это могло означать начало трехстороннего планирования и пусть под сомнением, но возможное ослабление напряженности в отношениях между Востоком и Западом. Участники встречи «Квадрант» вновь сошлись во мнении о важности России в войне в Европе, а также на послевоенной мировой арене. Гопкинс подготовил военный меморандум высшего уровня, в котором говорилось, что после разгрома нацистов в Европе не останется военной силы, способной сравниться с Советским Союзом. В Квебеке западные союзники решили предпринять все усилия для того, чтобы заручиться дружбой СССР. Советской стороне было решено оказывать любую возможную поддержку, если только она будет означать еще один шаг навстречу концу войны 1.
Третий и Четвертый протоколы явились значительным вкладом в деле выполнения решения конференции «Квадрант» о «всемерной поддержке». В рамках Третьего протокола Соединенные Штаты обещали поставить в СССР 5 млн 100 тыс. тонн товаров, а поставили 6 435 209 тонн, что было почти на 30 процентов выше принятых обязательств. По условиям Четвертого протокола Соединенные Штаты обязались обеспечить для Советского Союза до 30 июня 1945 г. 5 млн 944 тыс. тонн грузов. Четвертый протокол был пересмотрен сначала после разгрома Германии в мае 1945 г., а затем – в сентябре после поражения Японии. Но даже после этого, до того как 20 сентября 1945 г. было принято решение о завершении программы ленд-лиза, в Советский Союз было отправлено 7 867 392 тонны грузов, то есть почти на треть больше того, что предусматривалось обязательствами 2. «Излишки» грузов были отправлены отчасти для того, чтобы компенсировать неудачи в обеспечении запланированных поставок в рамках первых двух протоколов, отчасти для того, чтобы убедить Россию в искренности, честности и доброй воле Америки.
В Третьем протоколе поставки продовольствия фигурировали как самая крупная позиция (до 30 процентов общего тоннажа). То же самое наблюдалось и в Четвертом протоколе (21 процент). Они несколько опережали поставки металлов. Металлы стали второй самой крупной позицией Третьего протокола (18 процентов), а в Четвертом протоколе почти сравнялись с долей продовольствия, составив 20 процентов. Грузовики и другие транспортные средства достигали до 13 процентов тоннажа грузов, поставленных в рамках Третьего протокола, и, соответственно, 12 процентов в период поставок по Четвертому протоколу. Для того чтобы заправлять поставленные в Россию самолеты и автомобили, нужно было во все более значительных количествах отправлять туда бензин и ГСМ, которые вышли на третье место по объему поставок, достигнув в рамках Четвертого протокола доли 13 процентов. В таблице ниже приведены заказы, предложения и реальные поставки некоторых видов военной техники 3.
Примечания
a Из-за пересмотра и изменения цифр в Четвертом протоколе сравнивать объемы стало достаточно сложно; эти данные приведены по состоянию на 2 сентября 1945 г.
b По 20 сентября 1945 г.
c По 12 мая 1945 г.
Планирование Третьего и Четвертого протоколов происходило так же, как и в случае со Вторым протоколом. Начиная с ранней весны 1943 г. Комитет при президенте по советским протоколам вел переговоры с соответствующими правительственными организациями и по результатам составил проект протокола на период с 1 июля 1943 г. по 30 июня 1944 г. Та же процедура была принята и в работе над Четвертым протоколом, поставки по которому охватывали период с 1 июля 1944 г. по 30 июня 1945 г. (несмотря на то что данный документ дважды пересматривался). В марте и апреле 1943 г. представители американских военных выражали свое раздражение Гопкинсу и протокольному комитету в связи с русским ленд-лизом. Они повторяли обвинение Стендли в том, что русские «вряд ли испытывают большое чувство благодарности к Объединенным Нациям за поставленные вооружения, которым мы нашли не лучшее применение». Далее говорилось о том, что «ленд-лиз был предназначен для того, чтобы мы могли не бросать в бой свои войска, пока не нарастим собственные вооруженные силы» и что эта задача уже выполнена. Теперь же Соединенным Штатам приходится бросать в бой свою армию, поэтому мы должны сократить военную помощь России. «Эту технику и вооружение следует использовать… для того, чтобы открыть второй фронт». Кроме того, Америка должна быть достаточно сильной за столом мирных переговоров, чтобы «заставить уважать наши требования». Таким образом, Соединенные Штаты должны «давать в руки наших союзников только то оружие, которым они смогут воспользоваться лучше и быстрее нас» 4.
Кроме того, в армии и на флоте существовало мнение, что при составлении Третьего протокола туда нужно включить статью о том, что американским военным и военно-морским атташе и наблюдателям, а также репортерам предоставляли такие же права на посещение фронта и обеспечивали доступ к военной информации, какими пользуются их советские коллеги в США. 22 мая Маршалл заявил на совещании Комитета начальников штабов, что лично он против такой статьи, что, напротив, уже пришло время задуматься над политическими решениями. Попытки военных ограничить русских в поставках и обеспечить взаимный обмен информацией снова были блокированы, так как «политика Белого дома в области ленд-лиза в отношении СССР не будет использована как средство шантажа». Ни в Третьем протоколе, подписанном 19 октября 1943 г. в Лондоне, ни в Четвертом, которые страны-участницы подписали 17 апреля 1945 г. в Оттаве, нигде не содержатся подобные ограничения. Советская сторона затягивала подписание Четвертого протокола до тех пор, пока готовила запрос на поставки разнообразного промышленного оборудования. В Четвертом протоколе содержалась оговорка, что финансовое согласование о поставках промышленных материалов, которые, возможно, будут использоваться после войны, должно проводиться в соответствии с Основным соглашением (подписанным 11 июня 1942 г.), а также «сроками и условиями, оговоренными в дополнениях к этому соглашению, которые могли быть заключены по взаимному согласию сторон», либо Советский Союз «может избрать поставки из Соединенных Штатов за наличные средства». Однако эти будущие финансовые согласования так и не дошли до стадии реализации, и по большей части соответствующее промышленное оборудование так и не было произведено 5.
Когда в июле 1943 г. начались поставки по Третьему протоколу, по мере того как росла мощь и военные успехи союзников в небе над Европой и на Средиземноморье и англо-американские стратеги приближались к завершающей стадии работы на конференции «Квадрант», все более насущной для западных союзников становилась необходимость заручиться прочной гарантией сотрудничества со стороны Советского Союза. В течение нескольких месяцев Государственный секретарь Халл пытался организовать встречи на высшем уровне между англо-американскими и советскими представителями. Роспуск Коминтерна (3-го Интернационала) в мае 1943 г. стал для Халла как масляная пленка на обычно бурном море советско-американских отношений. И хотя Сталин отверг приглашение на «Квадрант», он дал согласие на встречу министров иностранных дел в Москве в октябре. Рузвельт сначала выбрал в качестве кандидата для миссии в Москве заместителя госсекретаря
Самнера Уэллеса, однако Халл, у которого по ряду причин сложились с Уэллесом неприязненные отношения, вскоре решил отправиться туда сам. Этим он удивил Рузвельта, который полагал, что здоровье Халла не позволяет ему совершать такие далекие путешествия. Халл признал, что он нездоров, слишком стар (ему было 72 года), никогда не летал на самолете, но, «как офицер, должен сам вести свое подразделение в бой, хочет того или нет», как он высказался, объясняя свое решение поехать 6.
Решение Халла занять место заместителя госсекретаря Уэллеса на встрече в Москве ознаменовало кульминацию длительной распри между этими двумя людьми. Поскольку Рузвельт согласился с Халлом, для Уэллеса это стало признаком того, что он не пользуется доверием не только госсекретаря, но и самого президента. Рузвельт неохотно принял отставку Уэллеса лишь для того, чтобы в кабинетах Государственного департамента установился мир. 25 сентября президент назначил на освободившуюся вакансию Стеттиниуса – назначение, которое было вполне приемлемым для Халла, высоко ценившего Стеттиниуса. Назначение Стеттиниуса на более высокий пост означало реорганизацию аппарата ленд-лиза. 25 сентября Рузвельт отдал распоряжение о создании в рамках Комитета по чрезвычайному управлению при президентской администрации отдела международного экономического управления. Сюда отныне входил и Комитет по ленд-лизу, Комитет по пособиям и реабилитации, Комитет по экономической войне, а также основная часть Комитета по международному экономическому сотрудничеству. Возглавить отдел международного экономического управления было поручено бывшему руководителю Комитета по экономической войне и активному члену Комитета по военному производству Лео Кроули 7.
В прекрасный осенний день 7 октября Халл поднялся на борт нового транспортного самолета С-54, и с этого момента начался первый этап его перелета в Москву. В составе делегации, сопровождавшей госсекретаря, была группа советников Госдепартамента, офицеры связи военного министерства, доктор, офицер ВМС, ответственный за кислород на борту самолета, а также сотрудник службы безопасности. В Пуэрто-Рико делегация пересела на крейсер «Феникс», и на его борту совершила путешествие до Касабланки, которое прошло без особых происшествий. Оттуда Халл и сопровождавшие его лица вылетели в Алжир. Там госсекретарь поужинал с генералом Дуайтом Эйзенхауэром и побеседовал с генералом Шарлем де Голлем из организации «Свободная Франция». Из Алжира делегация прилетела в Каир, где Халла пригласили к себе молодой король Египта Фарук, король Греции Георг II и молодой король Югославии Петр II. Следующий перелет привел делегацию в Тегеран. Там к ней присоединились новый посол в Советском Союзе Аверелл Гарриман и генерал-майор Джон Дин, которому предстояло стать военным советником Халла на конференции. Немногим более недели до вылета Халла и группы сопровождавших его лиц в Соединенные Штаты вернулся вышедший в отставку Стендли. Халл в течение трех дней провел несколько коротких встреч со Стендли, а потом тот провожал Халла во время отлета 7 октября. Гарриман посвятил беседе со Стендли один вечер в Вашингтоне.
Самолет С-54 коснулся взлетной полосы в Москве очень холодным днем 18 октября. Для того чтобы поприветствовать Халла и нового посла, прибыли Молотов, Литвинов, Андрей Вышинский и Иван Майский. С группой высших чиновников советского МИДа они стояли, улыбаясь, перед почетным караулом солдат Красной армии, стоявших будто они проглотили аршин (по стойке «смирно», как положено, – американскому автору не понять. – Ред.). Их штыки отражали лучи заходящего солнца 8.
В тот же вечер началась Московская конференция. Три министра иностранных дел, Антони Иден, Молотов и Халл, встретились в сердечной и деловой обстановке. Встречи продолжались до 30 октября; в их ходе был проведен целый ряд переговоров по дипломатическим и экономическим вопросам, многие из которых определяли цели на послевоенный период. К достижениям конференции относится и заявление четырех союзных государств (США, Великобритании, Советского Союза и Китая) о создании новой организации, которая будет поддерживать мир во всем мире после окончания войны, добровольное заявление Сталина о том, что после разгрома Германии он намерен совместно с союзниками выступить против Японии, а также запланированная встреча Рузвельта, Черчилля и Сталина в Тегеране, назначенная на следующий месяц 9. На конференции не рассматривался отдельно вопрос о ленд-лизе, но ее повестка была напрямую связана с этой программой: Гарриман возглавил реорганизованный московский аппарат, куда входил генерал Дин, советник Халла на переговорах в Москве.
В конце 1943 г. организационная структура ленд-лиза претерпела изменения не только в Вашингтоне, но и в Москве. Прежние трения, существовавшие между Феймонвиллом, с одной стороны, и Стендли и его атташе и прочими сотрудниками, с другой стороны, вылились в неприятную ситуацию для всех без исключения. И это положение некоторым образом исправил Гарриман. В сентябре, беседуя с Маршаллом, Гарриман решил, что военная миссия в Советском Союзе будет полностью находиться в подчинении посла. Дин, бывший секретарем Комитета начальников штабов и американского объединенного штаба, хорошо разбирался в стратегическом планировании высшего уровня. Он вошел в команду Гарримана, возглавив военную миссию США в Москве. В штаб Дина входили генерал Сидни Спалдинг, который с самого начала был связан с выполнением программы поставок по ленд-лизу и который теперь отчитывался о реализации программы перед Комитетом по ленд-лизу в Вашингтоне. В штаб входили еще два человека: контр-адмирал Кларенс Ольсен и генерал Хойт Ванденберг из ВВС США, хотя назначение Ванденберга было временным. Как глава американского представительства в Москве, Гарриман, как оказалось, стал удачным выбором. Он был тесно связан с вопросами реализации поставок по ленд-лизу в Россию с самого их начала, хорошо знал глав всех заинтересованных государств, пользовался полным доверием президента США и симпатиями со стороны советских представителей 10.
Маршалл и Гарриман приняли решение не назначать военного атташе и никого из представителей G-2 (армейской разведки), которым пришлось бы вступать в конфликт со Спалдингом, как это прежде происходило у Феймонвилла и Мичелы. При необходимости получения информации о советской стороне было решено обращаться к англичанам или, если это не пойдет вразрез с задачами миссии, к самим русским напрямую. В своих распоряжениях Дин указывал, что новый состав американской военной миссии был должен «способствовать теснейшему военному сотрудничеству Соединенных Штатов с СССР». Дин имел право обсуждать с советскими руководителями все вопросы стратегического планирования США, намерения и любые мероприятия, которые он посчитал бы необходимыми. Следуя этому курсу, Гарриман объяснил Маршаллу, что Соединенные Штаты надеются преодолеть присущую советской стороне подозрительность. Наконец, Соединенные Штаты намеревались больше узнать о советских военных планах, чтобы способствовать установлению более тесного сотрудничества Востока и Запада в борьбе против Германии. Американцы также стремились обеспечить участие Советского Союза в войне на Тихом океане. Советская сторона дала официальное согласие на открытие новой военной миссии США 3 октября, и после завершения работы Московской конференции 1 ноября новый состав приступил к работе 11.
Новому составу военной миссии США в Москве удалось добиться больших успехов, чем их предшественникам. В апреле 1944 г. миссия (с разрешения советской стороны) арендовала небольшую гостиницу, чтобы собрать вместе всех своих сотрудников. Дину удалось прорваться через завесу, установленную советским Отделом внешних военных связей вокруг всех иностранных офицеров, когда он, как глава военной миссии, сумел настоять на прямом контакте с Генеральным штабом Красной армии. Он часто виделся с маршалом Климентом Ворошиловым, а в качестве его постоянного контакта в Генеральном штабе советской стороной был назначен генерал-лейтенант Н.В. Славин. Дин значительно упростил решение задач сотрудниками военной миссии и обеспечил как минимум некоторые из ее явных успехов. Дин намеренно тщательно воздерживался от поисков информации, касавшейся оснащения Красной армии, вооружения, тактики, за исключением особых случаев, когда такие сведения могли напрямую помочь западным союзникам в их борьбе против Германии. Тем не менее он отмечал значительные различия в том, как Соединенные Штаты действовали в России и как русские работали в Соединенных Штатах. Советские представители посещали американские промышленные предприятия, учебные и испытательные центры. Советские военные находились при американских штабах на поле боя и имели возможность наблюдать за военными операциями, которые проводили Соединенные Штаты. Новейшие американские изобретения, особенно в области электроники, предоставлялись для изучения советским офицерам сразу же после того, как они находили применение в вооруженных силах США, и больше нельзя было рассчитывать на «эффект внезапности». «Мы никогда не теряли возможности, – писал Дин, – передать русским технику, вооружение или информацию, которые, как мы полагали, станут им полезной в нашей общей военной борьбе». Советские партнеры, как он чувствовал, «никогда не отвечали взаимностью на такое отношение» 12.
27 ноября английский, американский и советский главы государств собрались в живописном Тегеране в рамках операции под кодовым названием «Эврика». Фактически это была встреча Востока и Запада, что было символичным для Тегерана, города, где новое причудливо переплеталось со стариной. Ослы, которые медленно брели под своими смуглыми наездниками-хозяевами или везли нехитрый скарб, теперь делили старинные улицы города с поставленными по ленд-лизу грузовиками. Заключительной темой переговоров по военным вопросам стало обсуждение решения одновременно с операцией «Оверлорд» начать вторжение и на юге Франции. Русские и американцы, к досаде Черчилля, были согласны с такой стратегией. Черчилль же и его соотечественники рассчитывали на дальнейшую активизацию действий на Средиземном море. Сомервелл, который был в составе американской делегации, услышал лично от Сталина слова признательности за деятельность по обеспечению поставок через Персидский залив. На заключительном ужине 30 ноября Сталин сделал свое знаменитое заявление о том, что, если бы не чудо американской промышленности, война была бы проиграна. Эти два жеста продемонстрировали высокую оценку программы ленд-лиза уже на первой встрече «Большой тройки» 13.
В то время как Дин и Гарриман, а также Сталин и Молотов вернулись в Москву, Рузвельт и Черчилль вместе совершили поездку в Каир, чтобы продолжить тщательно работать над деталями англо-американского сотрудничества, которые обсуждались на предыдущей встрече в Каире. До тех пор пока Рузвельт и Черчилль не встретились снова через девять месяцев на конференции в Квебеке в сентябре 1944 г., никаких крупных дипломатических событий не происходило. Гопкинс тяжело заболел в Нью-Йорке в день Нового года и на семь месяцев полностью отошел от дел, но это никак не повлияло на дальнейшие встречи, а также на заключение Третьего протокола и начало работы над Четвертым. В большинстве случаев вопросы по ленд-лизу ложились на хорошо подготовленную почву, что больше не требовало прямого вмешательства Гопкинса. Комитет по советским протоколам при президенте и Комитет по распределению вооружений координировали работу Комитета по внешней экономической деятельности Кроули и его же отдела по управлению поставками по ленд-лизу 14.
До конца 1943 г. и в начале 1944 г. американское военное руководство стало проявлять еще большую склонность к возможному оказанию политического и экономического давления, но ему пришлось столкнуться с постоянным жестким курсом, последовательно осуществлявшимся Белым домом, где считали, что ленд-лиз не должен стать теми политическими струнами, на которых можно было бы сыграть. В феврале 1944 г. Гарриман предложил из Москвы, чтобы военной миссии Дина поставили задачу пересмотреть советские заказы по ленд-лизу, так как кризисные условия больше уже не были определяющими в России. 25 февраля Стеттиниус доложил Гарриману, что президентский Комитет по советским протоколам не склонен согласиться с этим и определенные для России приоритеты по ленд-лизу останутся прежними 15.
31 марта Маршалл проинформировал Рузвельта, что жизненно важную роль в успехах Красной армии играют поставляемые по ленд-лизу продовольствие и транспорт, а также боевая авиация. Как комментировал Маршалл, если бы Россия вдруг потеряла то, что получает по ленд-лизу, то у немцев, возможно, все еще сохранялась возможность разгромить ее. «Ленд-лиз является нашей козырной картой, когда мы имеем дело с Россией, – отмечал Маршалл, – и контроль над ним, возможно, является наиболее эффективным средством в нашем распоряжении, чтобы сдерживать Советы в связи с их нападками на нас по вопросу о втором фронте». Тем самым Маршалл заявлял, что роль ленд-лиза как инструмента чисто торговых отношений была не нужна, что было достаточно одного призрачного намека на сокращение этой программы, чтобы обеспечить сотрудничество со стороны Советского Союза» 16.
В начале мая Комитет начальников штабов попытался продавить политическое решение об изменении статуса Советского Союза в программе ленд-лиза после того, как Германия будет разгромлена. Мысль, предложенная представителями военных кругов, сводилась к тому, что помощь будут продолжать оказывать всем тем союзникам, кто ведет войну с Японией, и никому больше. Маршалл доложил об этом Рузвельту, который ничего на это не отвечал до сентября. Потом он заявил Маршаллу, что по вопросам национальной политики принимать решения должен он, однако от его администрации так и не поступило никаких распоряжений. Гопкинс, который начиная с новогодних праздников 1944 г. был серьезно болен, не мог оказать помощь Рузвельту в таких вопросах, как политические решения по ленд-лизу до августа 1944 г. Наконец, 6 июля 1945 г. уже другой президент, Гарри Трумэн, принял решение утвердить предложение Комитета начальников штабов 17.
В апреле 1944 г. Дин рекомендовал, чтобы США удовлетворили запрос СССР на поставку тяжелых бомбардировщиков при условии, что советская сторона предоставит Соединенным Штатам базы на своей территории для нанесения ударов по Японии. Однако военное министерство отказалось поставлять в СССР тяжелые бомбардировщики, так как его представители напомнили Дину, что Советский Союз не в состоянии до весны 1945 г. построить соответствующую структуру и подготовить для нее кадры.
Кроме того, в производственных планах США не фигурировали стратегические бомбардировщики для СССР, к тому же некоторое специальное оборудование для больших самолетов выпускалось такими незначительными партиями, что срочно поставить его было нереально даже для Америки. В то же время генерал Арнольд давно уже мечтал иметь базы на советской территории для организации челночных полетов бомбардировочной авиации, что дало бы возможность американским бомбардировщикам вылетать с территории Англии или Италии, наносить авиаудары в восточной части Германии, а затем совершать посадку для пополнения боезапаса и горючего на территории Советской России. Это позволило бы летчикам по пути на базы совершать еще одно бомбометание. Гарриман и Дин в результате успешных переговоров договорились о трех таких базах на территории Советской Украины, которые должны были войти в строй начиная с июня. За лето ВВС совершили всего семь полетных заданий. Последний раз это было 18 сентября, когда в Варшаву для поляков сбросили грузы с целью поддержки восстания против немцев, которое оказалось слишком поспешным, чтобы увенчаться успехом. К осени 1944 г. ВВС больше не нуждались в новых базах на советской территории, так как уже оставалось совсем мало территории нацистской Германии, которая была бы недоступна для их ударов, которые бомбардировочная авиация наносила из других мест 18.
Летом 1944 г. Гарриман, Дин и сотрудники его военной миссии в Москве попытались оказать давление на своих партнеров в Кремле с целью заручиться одобрением советской стороны для совместных действий ВВС США и СССР на Дальнем Востоке против Японии. Не потому, что авиабазы в Сибири были бы настолько необходимы для американских ВВС. Просто в июле американские армейские стратеги приняли решение начать вторжение непосредственно на территорию Японских островов, в связи с чем они хотели бы начать активно планировать с командованием Красной армии день, когда Россия вмешается в войну на Тихом океане. Советские переговорщики не давали определенного ответа, и вопрос повис в воздухе, однако было понятно, что они не намерены предпринимать ничего такого, что нагоняло страх на японцев, пока не завершатся боевые действия на Европейском театре. В июне советские представители разрешили офицерам США проинспектировать порты на Дальнем Востоке, однако при этом американцы не должны были быть в военной форме. В момент, когда переговоры застыли без достижения определенного результата, Гарриман хотел использовать угрозу прекращения поставок по ленд-лизу для того, чтобы заручиться военной базой в Сибири. Но, как и прежде в подобных случаях, Белый дом заблокировал эту инициативу, так как она противоречила установившейся политике ленд-лиза 19.
Администрация Рузвельта в 1944 г. стояла перед лицом очередных выборов, что послужило еще одной причиной того, что в это время не проводилось дипломатических конференций на высшем уровне, особенно таких, какие требовали бы отъезда президента из страны. Кандидат от Республиканской партии губернатор Томас Дьюи энергично штурмовал один город страны за другим, выступая с одной речью за другой, чтобы обеспечить республиканцам одобрение избирателей, но он избегал резких политических шагов. Пропагандистов стран оси Дьюи разочаровал тем, что он поддержал внешнюю политику, проводимую Рузвельтом. А мощное правое крыло его собственной партии было недовольно тем, что он не выступал с нападками на политику нового подхода в социальной сфере. Вместо этого Дьюи сосредоточился на внутренних распрях (таких, как, например, отставка председателя Комитета по военному производству Чарльза Уилсона) и делал акцент на том, что молодое поколение могло бы завершить войну и заключить мир лучше и эффективнее, чем уставшие мужчины более старшего возраста. Другие представители республиканцев подвергали Рузвельта нападкам за то, что он скорее «заманил Америку и втянул ее в войну», чем «повел американский народ на войну». Или за то, что он якобы отправил эсминец для спасения на одном из Алеутских островов своей собаки по кличке Фала, что обошлось государству в миллионы долларов. Республиканцы не стали подвергать нападкам программу ленд-лиза в Россию, такая тема вообще не фигурировала в их избирательной кампании 20.
Демократы, следуя правилу, согласно которому «было бы недальновидно менять коней на переправе», вновь выбрали для избирательной гонки «старого и уставшего» Рузвельта. Шервуд, вернувшийся из освобожденного Парижа, чтобы писать речи, испытал шок, увидев, как выглядел Рузвельт. Лицо президента выглядело опустошенным, несмотря на то что «он больше, чем когда-либо, лучился хорошим настроением и желанием бороться». Гопкинс и Па Уотсон вызвали Шервуда домой, так как беспокоились за исход кампании, и совсем не из-за Дьюи, а из-за действующего президента, которому, по словам Уотсона, «ни до чего не было дела». Уотсон и Гопкинс хотели, чтобы Шервуд помог им заставить Рузвельта сойти с высокой колокольни главнокомандующего и окунуться «в грязь на политической арене». Вместе с Любином (который переслал Рузвельту довольно глупые стихи из «Филадельфия рекорд»: «В Нью-Йорке может идти дождь, а в Сан-Франциско стелиться туман. Но никогда Дьюи не бывать в Вашингтоне») они преуспели в этом. Рузвельт сам прокомментировал историю с собакой Фалой так, что выставил себя в выгодном свете. «Республиканцам мало нападок персонально на меня, мою жену и моих сыновей. Теперь они переключились на мою маленькую собачку Фалу». Как кто-то заявил, американский народ посчитает, что схватка идет между Дьюи и Фалой. В той же речи Рузвельт дал ответ и на фразу «старый и уставший», заявив, что он «на самом деле старше своего оппонента на четыре года, что почему-то раздражает некоторую публику». Избирательная кампания вдруг сделалась гораздо живее, но искру в нее внес не бывший прокурор Дьюи с его речами «судебного заседателя», а сам Рузвельт. Среди демократов пошли разговоры, что эта партия, как побеждающая команда, намерена оставить прежнего квотербека на поле до конца игры. С 21 октября по 7 ноября Рузвельт запланировал произнести в ходе президентской кампании пять речей, что было гораздо менее насыщенным графиком, чем в 1940 г. И хотя отрыв Рузвельта от соперника был не таким впечатляющим, как в предыдущие годы, он одержал победу в 36 штатах с 432 голосами выборщиков и набрал 25 млн 600 тыс. голосов населения по сравнению с 22 млн, которые набрал Дьюи 21.
В воскресенье 1 октября в Белом доме побывал Халл, который проинформировал президента, что он (Халл) вынужден подать в отставку по состоянию здоровья. «Президент, – писал Халл позже, – похоже, не хотел мне верить». Будучи недовольным собой, Халл все же заявил президенту, что «в последнее время он перенапряг свои силы и теперь понял, что его физическое состояние… вынуждает его уйти в отставку». После этого Халл, пытаясь выздороветь, провел почти три недели в постели дома, а затем еще семь месяцев – в военно-морском медицинском центре в Бетесде, штат Мэриленд. Рузвельт навещал Халла в военно-морском госпитале, чтобы отговорить его уходить в отставку, но добился лишь обещания Халла не покидать команду президента до окончания выборов. 21 ноября, через две недели после выборов, Халл направил официальное письмо с просьбой об отставке Рузвельту, который очень неохотно ее принял. В качестве возможных кандидатур на замену Халлу называли имена Джеймса Бернса и Самнера Уэллеса, но Гопкинс добился этого назначения для Стеттиниуса. А в это время Стимсон, который в возрасте 77 лет и был одним из тех «старых и усталых» политиков, на которых совершали нападки республиканцы, спросил у Гопкинса, не желает ли президент его отставки. Будучи, несомненно, в лучшей форме, чем Халл, он тем не менее мог работать лишь ограниченные часы. Гопкинс выразил убеждение, что президент не желает отставки Стимсона 22.
Пока президентская кампания в США подходила к своему последнему месяцу, Черчилль договорился о встрече со Сталиным в Москве. Войска Красной армии с боями продвинулись в Польшу, Прибалтику, Венгрию и Югославию, вышли к границам Турции и Греции. Британская армия вернулась в Грецию[21]. Срочно возникла проблема военного контроля над Юго-Восточной Европой, которую нужно было решать на высшем уровне, и даже американские избиратели не могли помочь отсрочить ее. В сложившихся обстоятельствах Рузвельт не мог присутствовать на встрече, но договорился с Черчиллем, что в ходе переговоров, когда разговор пойдет о Тихоокеанском регионе, по политическим вопросам Соединенные Штаты будет представлять Гарриман, а по военным – генерал Дин. Президент настоял на этом из-за того, что Соединенные Штаты были в огромной степени заинтересованы и чувствовали груз ответственности за ход войны в этом регионе. В результате тех переговоров Сталин согласился с тем, что пора начать совместное с американской стороной планирование кампании против Японии. А на встрече, на которой не присутствовала британская делегация, Сталин представил список советских запросов на поставки в район Сибири. Этот список послужил основой для так называемой программы «Майлпост». Сталин заявил, что поставки должны быть завершены до 30 июня 1945 г. Гарриман получил указание передать Сталину, что Рузвельт рассматривает встречу с Черчиллем в Москве как «предваряющую конференцию с участием всех нас троих». Трое лидеров встретились позднее в Ялте, в Крыму, 4—11 февраля 1945 г. Ялту как место проведения конференции предложил Гопкинс, который предупредил Рузвельта, что «нет ни малейшего шанса сейчас встретиться со Сталиным вне территории России». И точка зрения Гопкинса оказалась верной 23.
2 февраля на борту тяжелого крейсера «Куинси» Рузвельт прибыл на Мальту, где встретился с Гопкинсом, прилетевшим туда через Лондон и Рим. Затем в сопровождении огромной свиты на армейских транспортных самолетах делегация переместилась на 2 тыс. км, в Крым. Рузвельт и Черчилль оба прибыли в Ялту в субботу 2 февраля, а Сталин – в воскресенье 3 февраля. В воскресенье в пять часов пополудни состоялось первое пленарное заседание. Встречи под кодовым названием «Аргонавт», как оказалось, стали судьбоносными для будущей Организации Объединенных Наций, а также для военной и политической обстановки как в Европе, так и на Дальнем Востоке. Помимо «Большой тройки» на конференции состоялись многочисленные встречи министров иностранных дел и начальников штабов трех государств. За восемь дней встреч о ленд-лизе упоминали редко. Самым заметным исключением можно считать обед, который Сталин давал в честь гостей 8 февраля. Предлагая тост за президента США, усатый советский вождь упомянул ленд-лиз «как одно из самых значительных и жизненных достижений президента в создании антигитлеровской коалиции и в оказании союзникам поддержки на поле боя против Гитлера» 24.
Даже тогда, в Ялте, когда все были окрылены успехами, ленд-лиз оставался жизненно важной программой. Участники встреч знали, что, хотя начались работы над Четвертым протоколом, он все еще не был подписан. Россия просила включить туда оборудование, которое с большой долей вероятности собиралась использовать после войны и которое также, вероятно, не могло быть произведено, поставлено и установлено вовремя с тем, чтобы успеть воспользоваться им во время войны. Представители США препятствовали тому, чтобы включать дорогостоящее промышленное оборудование в теперь уже неопределенные временные рамки программы ленд-лиза. Им казалось столь же неподходящим направлять энергию на производство чего-то, что не может быть использовано напрямую для завершения войны. Но в мае 1944 г. Соединенные Штаты попытались предложить России измененное Основное соглашение, куда были включены поставки промышленного оборудования под 2 и 3 / 8 процента (2,375%) прибыли. Такое соглашение было возможно по условиям раздела 3-С акта о ленд-лизе как дополнение. Если Россия не пойдет на подписание официального соглашения, то все поставки по ленд-лизу будут прекращены с 30 июня 1945 г., о чем также говорилось в разделе 3-С Акта. Если же советская сторона подпишет соглашение на условиях США, то поставки могут быть продлены при необходимости до 1 июля 1948 г. 25
Россия не пошла на подписание соглашения, как предлагали специалисты по внешней экономике Комитета по ленд-лизу. Вместо этого советская сторона предложила собственный вариант соглашения, где увязывала программу ленд-лиза с предоставлением Советскому Союзу долгосрочного займа на сумму 6 млрд долларов. Как указывал Громыко, Советскому Союзу был нужен этот заем «для послевоенного переходного периода». Кроме того, советская сторона хотела бы включить в соглашение поставки железнодорожного подвижного состава и другого оборудования для железных дорог, грузовиков и промышленных предприятий, заказанных в рамках программы ленд-лиза, но не поставленных до конца войны. Похоже, русские не понимали, что кредит Советскому Союзу может быть продлен лишь на условиях, оговоренных в Акте о ленд-лизе, в рамках соглашения, предлагаемого американскими представителями. Иначе из-за юридических барьеров, преодолеть которые можно только с разрешения конгресса США, послевоенные кредиты не могли распространяться на СССР 26.
Поскольку просьба Громыко о предоставлении послевоенного кредита на сумму 6 млрд долларов поступила незадолго до запланированной Ялтинской конференции, и Гарриман, и Стеттиниус считали, что этот вопрос будет рассмотрен во время ее. Гарриман полагал, что в интересах Соединенных Штатов было оказывать содействие развитию экономики Советского Союза. Однако при этом «русским следовало дать понять, что послевоенное сотрудничество будет зависеть от их поведения на международной арене». Гарриман был убежден, что вопрос о долгосрочных послевоенных кредитах следует «решать отдельно» от переговоров по ленд-лизу. В Государственном департаменте и министерстве финансов, а также в Комитете по международной экономике все были согласны с Гарриманом. Ему дали указание продолжать работу над Четвертым протоколом, а также не прекращать попыток убедить русских заключить «соглашение 3-С» (о котором говорилось ранее), но, по возможности, не на Ялтинской конференции 27.
В Крыму Рузвельт счел необходимым лишь крайне небрежно отреагировать на просьбу обсудить с Англией и Россией статью VII Акта о ленд-лизе. Данная статья предусматривает устранение торговых барьеров с целью снизить трения в экономической сфере и поддержать высокий уровень занятости в послевоенном мире. В ответ на упрек Стеттиниуса Рузвельт направил письмо по данной проблеме в адрес Черчилля, но не стал ничего писать Сталину, причем сделал это на следующий день после закрытия конференции. Начальники штабов в попытке координировать военную политику выработали подробный список того, что было необходимо Красной армии в рамках операции «Майлпост», что обеспечивало складирование запасов для советских войск в Сибири, которые будут использоваться в военных действиях против Японии после завершения войны в Европе, к сроку, который определила Россия для вступления в войну на новом театре. Совместный Комитет по тыловому обеспечению направил председателю Комитета при президенте по поставкам по советским протоколам план поставок и списки необходимых грузов для исполнения 28.
Рузвельт вернулся из Ялты в уверенности, что сделал первые позитивные шаги на пути к лучшему послевоенному миру. Как заметил Гопкинс, «русские доказали, что могут быть разумными»; он рассчитывал, что США смогут жить с ними рядом в мире. В рассуждениях Гопкинса была одна оговорка: будущее может стать неопределенным, «если что-то произойдет со Сталиным». Сталин, однако, пережил Рузвельта.
Когда под теплыми лучами солнца в штате Джорджия зацвели форсайтия (форзиция), магнолия и даже фруктовые деревья, Рузвельт, который отдыхал в Уорм-Спрингсе, пожаловался на сильные головные боли и в 16.35 12 апреля 1945 г. умер. Гопкинс, который сам «выглядел как смерть», прилетел в Вашингтон прямо с постели клиники Майо, чтобы присутствовать на похоронах. Вице-президент и бывший сенатор от штата Миссури Гарри Трумэн неожиданно оказался во главе огромного управленческого аппарата, который прежде контролировал лично Рузвельт. Гопкинс «в конце своего жизненного пути» попытался выйти в отставку и полагал, что весь кабинет, кроме Стимсона и министра ВМС Джеймса Форестола, который принял этот пост после смерти адмирала Нокса год назад, должны поступить так же. «Трумэн должен иметь вокруг себя своих людей, а не тех, что остались от Рузвельта», – заявил Гопкинс 29.
Рузвельт не дожил до того, чтобы увидеть плоды своей политики, горькие и часто прямо противоположные тому, чего он добивался, которые, как он считал, должны были помочь установить прочный мир, в том числе с участием дружественной и способной находить взаимопонимание России. Однако после его смерти почти сразу же наступило разочарование. Ленд-лиз без соответствующей политической воли оказался не последним в списке. Через пять дней после смерти Рузвельта представители США, Великобритании, Советского Союза и Канады официально подписали
Четвертый протокол в Оттаве. Когда в Европе закончилась война и 8 мая 1945 г. нацистская Германия сдалась (что произошло на два месяца раньше, чем предрекали аналитики Комитета начальников штабов), Четвертый протокол автоматически подлежал пересмотру. После заседания правительства 8 мая Кроули и исполняющий обязанности госсекретаря Джозеф Грю пришли в кабинет Трумэна с распоряжением, которое Рузвельт утвердил, но не успел подписать. Здесь речь шла о предоставлении полномочий Комитету по внешнеэкономическим связям и Госдепартаменту сократить поставки по ленд-лизу после того, как Германия капитулирует. Как вспоминал сам Трумэн, «я достал ручку и подписал документ не читая» 30.
Будто выключив кран, Кроули прекратил поставки по ленд-лизу в Европу, и фактически поставки по Четвертому протоколу завершились 12 мая. «Почти сразу же разразилась буря, – писал Трумэн, – русские стали жаловаться на наше недружественное отношение». Трумэн аннулировал распоряжение о прекращении поставок и пояснил, что ленд-лиз не был отменен: просто он будет постепенно пересматриваться. «Кроме того, я ясно дал понять, – писал новый президент, – что все то, что предусмотрено договором и протоколом, должно быть поставлено». На самом деле все поставки на европейскую часть России, помимо тех грузов, что были уже «в трубопроводе» (то есть находились в пути), были отменены. Это не затронуло поставки в Сибирь в рамках операции «Майлпост». Россия была в замешательстве из-за явной отмены поставок по ленд-лизу, и на организационной сессии Организации Объединенных Наций в Сан-Франциско советская сторона потребовала рассмотреть этот вопрос в особом порядке. Представитель Госдепартамента Чарльз Болен и Гарриман предложили, чтобы вернули из очередной отставки Гопкинса и направили его в Россию, где он должен был сгладить проблему и убедить Сталина в дружеских отношениях со стороны США. Трумэн поддержал эту идею, и поэтому Гопкинсу пришлось встать с постели и поступить «так же, как старая пожарная лошадь при звуке сигнала тревоги». 23 мая он вылетел в Советский Союз 31.
Сталин, как всегда, говорил с Гопкинсом откровенно. 27 мая в беседе с ним он заявил, что советское правительство почувствовало, что отношение США к Советскому Союзу «стало явно прохладным, как только стало очевидно, что Германия потерпела поражение». Сталин привел несколько примеров, четвертым из которых было сокращение поставок по ленд-лизу. «То, как это было сделано, – по мнению русских, – было достойно сожаления и даже жестоко». Сталин видел в этом попытку оказать давление на Советский Союз, заставить его пойти на уступки. Гопкинс ответил, что, как он полагает, «Советскому Союзу должно было быть ясно, что окончание войны с Германией будет означать пересмотр старых программ поставок Советскому Союзу по ленд-лизу». С этим Сталин полностью согласился. Гопкинс сослался на Приложение III к Четвертому протоколу (направленное советской стороне 26 апреля 1945 г.), где говорилось о поставках на Дальний Восток, и добавил, что Соединенные Штаты намерены выполнить эти обязательства. Гопкинс напомнил Сталину, что он «не видит тенденции со стороны тех, кто отвечает за американскую политику, подвергать сомнению поставки в Советский Союз по ленд-лизу». Имело место, подчеркнул он, «значительное заблуждение» в США относительно статуса ленд-лиза в Россию, но инцидент с одним судном, которое было разгружено, «не имеет ничего общего с фундаментальными вопросами политики». Сталин ответил, что «понимает и признает право США сократить поставки по ленд-лизу», но он считает, что то, каким образом «закончилось соглашение между двумя правительствами», явилось «демонстрацией пренебрежения из-за своей внезапности и поспешности». Если бы советскую сторону предупредили об этом заранее, то советское правительство не имело бы оснований для возмущения. Такое предупреждение было важно и в том смысле, что «советская экономика основана на планах». Сталин добавил, что Советский Союз намеревался «выразить сердечную благодарность Соединенным Штатам за помощь во время войны по ленд-лизу, но то, как была оборвана эта программа, делает такой шаг невозможным» 32.
Гопкинс, прикуривая очередную сигарету, посмотрел на Сталина и заметил, что советский лидер должен знать, что Соединенные Штаты не намерены использовать ленд-лиз как «средство продемонстрировать свое недовольство». Несмотря на то что Гопкинс не говорил этого, он имел в виду, что за все время войны не было предпринято ни одной попытки использовать ленд-лиз таким образом. «Не было попытки или намерения со стороны США, – продолжал Гопкинс твердо, – применить ленд-лиз как орудие давления». Сталин принял объяснение Гопкинса, но попросил того подумать, «как все это выглядело со стороны». Гопкинс завершил обсуждение проблемы ленд-лиза заявлением, что «было бы настоящей трагедией, если бы все те огромные достижения в сотрудничестве между Соединенными Штатами и Советским Союзом, к которым они пришли вместе, основываясь на ленд-лизе, закончились на такой явной ноте неудовлетворенности». Гопкинс добавил, что «мы никогда не считали, что наш ленд-лиз является основным фактором в разгроме Советским Союзом Гитлера на Восточном фронте», однако вместе с «героизмом и кровью, пролитой Красной армией», как он, Гопкинс, считает, этот фактор также является по-настоящему важным. Многие другие проблемы, такие как состав правительства Польши, политика репараций, оккупация Германии и тому подобное, также нашли отражение в их довольно плотной повестке дня. Гопкинс узнал, что русские собирались наступать на Японию в Маньчжурии в начале августа и что Сталин примет позицию США по вопросу голосования в Совете ООН. Это означало, что конференция в Сан-Франциско была «спасена». Таким образом, Гопкинс не только изложил Сталину позицию по ленд-лизу, но и сумел решить, пусть временно, многие другие ключевые проблемы 33.
Помимо членства в президентском Комитете по советским протоколам, это оказалось последним, что совершил Гопкинс на государственной службе. Работа президентского комитета фактически завершилась 14 августа после капитуляции Японии[22], а 18 августа Гопкинс попросил Трумэна освободить его от работы на этом посту. Еще через три дня Трумэн объявил, что Комитет по внешнеэкономическим связям получил указание предпринять соответствующие шаги для прекращения операций по ленд-лизу. 2 сентября Кроули уведомил советскую сторону о прекращении программы ленд-лиза, однако добавил еще восемнадцать дней на «завершающий период», в течение которых необходимо было закончить последние поставки. Таким образом, вся программа поставок по ленд-лизу в Советский Союз закончилась 20 сентября 1945 г. В тот же день Комитет по советским поставкам при президенте был распущен. 27 сентября президентским указом функции Комитета по внешнеэкономическим связям были переданы в Государственный департамент. Фактически последним, что сделал на своем посту Кроули, был запрос зарубежным правительствам на заполнение списка того, что из полученных по ленд-лизу товаров и материалов находилось у них в распоряжении на 14 августа 1945 г. 15 октября 1945 г. США и Советский Союз пришли к соглашению, что США продаст, а Советский Союз купит некоторые из позиций, поступавших по «трубе» ленд-лиза на сумму до 3 млрд долларов. Трумэн планировал поднять перед советской стороной вопрос о разрешении проблемы ленд-лиза во время Потсдамской конференции, однако «это не представилось возможным, за исключением некоторых предварительных переговоров по данному поводу» 34.