Огонь за огнемъ погасалъ въ окнахъ Кесареума, жилища императрицы, а во дворцѣ на Лохіи освѣщеніе становилось все болѣе и болѣе яркимъ. Во всѣхъ торжественныхъ случаяхъ зажигались смоляныя бочки на крышахъ стараго дворца и всѣ выступы величественной постройки унизывались рядами плошекъ. Но никто изъ окрестныхъ жителей не видывалъ отъ роду, чтобы извнутри дворца лились такіе потоки свѣта, какъ въ эту ночь.
Сторожившіе гавань сначала съ испугомъ глядѣли на Лохію, думая, не случился ли тамъ пожаръ; но вскорѣ они были успокоены ликторомъ префекта Тиціана, передавшимъ имъ приказаніе держать въ теченіе этой и всѣхъ слѣдующихъ до прибытія императора ночей ворота гавани открытыми для всякаго, кому, по порученію архитектора Понтія, придется отправляться съ Лохіи въ городъ или возвращаться изъ города во дворецъ.
И дѣйствительно, далеко за полночь не проходило четверти часа, чтобы люди, призванные архитекторомъ, не стучались въ притворенныя, но бдительно охраняемыя ворота.
Домикъ привратника былъ также ярко освѣщенъ.
Спали въ немъ крѣпкимъ сномъ только птицы да котъ старухи, застигнутой поутру префектомъ спящею подлѣ кружки вина. Собачонки же не переставали неистово лаять, бросаясь на дворъ, какъ только появлялся новый посѣтитель черезъ отворенныя настежъ ворота.
-- Замолчи, Аглая! Что о тебѣ подумаютъ люди?... Талія! ну, прилично ли это умному животному?.... Сюда, Евфросина!... Да будь же разсудительна, милая!-- кричала особенно ласковымъ, вовсе не повелительнымъ. голосомъ старуха, которая теперь уже не спала, а стояла за своимъ столомъ, складывая высушенное бѣлье.
Украшенныя именами трехъ грацій, собаченки ни мало не стѣснялись однако дружественными увѣщаніями хозяйки; только чувствительный ударъ ногой разсерженнаго ими прохожаго заставлялъ ихъ время отъ времени возвращаться съ трогательнымъ визгомъ домой и ласкаться къ своей госпожѣ, требуя утѣшенія. Старуха не заставляла себя долго просить,-- каждый разъ брала она обиженную на руки и успокоивала ее ласковыми словами и поцѣлуями.
На этотъ разъ почтенная матрона была не одна въ своемъ уютномъ домикѣ. Въ глубинѣ комнаты, на узкомъ и длинномъ ложѣ, стоявшемъ подъ изваяніемъ Аполлона, лежалъ,: одѣтый въ красный хитонъ, высокій, худощавый мужчина. Висѣвшая у потолка лампада тусклымъ свѣтомъ озаряла его самого и лютню, на которой онъ игралъ.
Подъ тихіе звуки струнъ этого довольно большого инструмента, который онъ держалъ, уткнувъ въ подушки своего ложа, онъ то напѣвалъ, то насвистывалъ длинныя мелодіи.
По два, по три и даже по четыре раза повторялъ онъ одинъ и тотъ же мотивъ.
Иногда онъ внезапно давалъ полный просторъ своему высокому и, несмотря на совершенно сѣдые его волосы; еще довольно звучному и пріятному голосу и пѣлъ тогда нѣсколько строфъ съ большимъ выраженіемъ и искусствомъ; иногда же, когда любимицы старухи начинали лаять черезчуръ отчаянно, онъ вскакивалъ съ своего мѣста, съ лютнею въ лѣвой рукѣ и съ длиннымъ, тонкимъ камышомъ въ правой, опрометью бросался на дворъ, кликалъ по именамъ неугомонныхъ животныхъ и начиналъ дѣйствовать тростью, будто желая ударить ихъ; но удары его какъ-то никогда не задѣвали ихъ спинъ, а всегда падали только за каменныя плиты около нихъ.
Возвращаясь послѣ такихъ вылазокъ, онъ снова ложился на покинутое имъ ложе.
-- Эвфоріонъ, масло-то побереги!-- восклицала тогда старуха, указывая на висѣвшую лампочку, за которую вспыльчивый супругъ ея часто задѣвалъ головой.
-- Убери своихъ собачонокъ!-- обыкновенно отвѣчалъ тотъ съ однимъ и тѣмъ же угрожающимъ движеніемъ руки и огненнымъ взглядомъ своихъ черныхъ главъ.
Уже болѣе часа продолжались музыкальные упражненія неутомимаго пѣвца, когда собаки не съ лаемъ, а съ долгимъ, радостнымъ визгомъ снова ринулись вонъ черезъ полуоткрытую дверь.
Старуха быстро отложила въ сторону бѣлье и стала прислушиваться.
-- Передъ появленіемъ кесаря сюда слетается столько же птицъ, сколько чаекъ проносится надъ моремъ передъ бурей. Только бы насъ-то оставили въ покоѣ!-- проговорилъ, поднимаясь на ноги, высокорослый, Эвфоріонъ.
-- Послушай, вѣдь это Поллуксъ; я знаю своихъ собакъ!-- воскликнула жена его и со всей возможною для нея, скоростью поспѣшила за порогъ сторожки.
Тамъ, дѣйствительно уже стоялъ тотъ, кого она ждала, поочередно поднимая за затылокъ трехъ прыгавшихъ на него четвероногихъ грацій и давая каждой по легонькому щелчку, въ носъ.
Увидавъ старуху, пришедшій взялъ ее обѣими руками за голову, поцѣловалъ въ лобъ и ласково промолвилъ.
-- Добраго вечера, маленькая матушка!... Здорово, огромный батюшка!-- крикнулъ онъ затѣмъ пѣвцу, пожимая протянутую ему руку.
-- Самъ ты не ниже меня,-- отвѣчалъ на это Эвфоріонъ и, притянувъ къ себѣ молодого человѣка, положилъ свою широкую ладонь одновременно на собственную сѣдую голову и на украшенную густыми темно-русыми волосами голову, своего первороднаго сына.
-- Словно вынуты изъ одной и той же формы!-- воскликнулъ юноша.
Дѣйствительно, сходство его съ отцамъ было поразительно, хотя, конечно, онъ походилъ на него такъ, какъ благородный конь походитъ на утомленную долголѣтнею работой лошадь, мраморъ на известнякъ или кедръ на лиственницу.
Оба были замѣчательнаго роста, имѣли тѣ же густые волосы, темные глаза и нѣсколько горбатый, совершенно одинаково очерченный, носъ; но веселость, свѣтившуюся во взорахъ юноши, онъ унаслѣдовалъ не отъ долговязаго пѣвца, а отъ крошечной женщины, которая, ласково гладя его по рукѣ, снизу смотрѣла ему въ лицо.
А откуда же взялось это могучее, не поддающееся никакому описанію "нѣчто", придававшее много благородства его красивой головѣ,-- то, о чемъ нельзя было опредѣленно сказать, сіяло ли оно у него въ глазахъ, или выражалось въ очертаніяхъ, совершенно непохожаго на отцовскій, лба?
-- Я знала, что ты придешь,-- заговорила мать.-- Мнѣ это снилось сегодня послѣ обѣда и я докажу тебѣ, что ты не удивилъ меня своимъ приходомъ. Посмотри, тамъ, на угольяхъ, ожидаетъ тебя твое любимое кушанье -- пареная капуста съ сосисками.
-- Теперь я не могу остаться,-- возразилъ Поллуксъ,-- право не могу, какъ бы ласково ни!улыбалось мнѣ твое доброе лицо я какъ бы заманчиво ни глядѣли на меня изъ-подъ капусты эти миленькія колбаски. Хозяинъ мой, Паппій, уже прошелъ впередъ и тамъ, во дворцѣ, намъ придется сдѣлать чудо въ болѣе короткое время, чѣмъ обыкновенно требуется для рѣшенія того, съ какого конца приняться, за работу.
-- Ну, такъ я принесу тебѣ капусту туда,-- сказала Дорида, приподнимаясь на цыпочки, чтобы приблизить ко рту сына сосиску.
Поллуксъ не отказался отъ предложеннаго такимъ способомъ кушанья.
-- Превосходно!-- проговорилъ онъ, жуя.-- Я бы желалъ, чтобы то, что мнѣ удастся слѣпить тамъ, во дворцѣ, могло съ такимъ же правомъ называться хорошею статуей, какъ этотъ сочный цилиндрикъ, который только-что исчезъ замѣчательно вкусною сосиской.
-- Еще одну?-- спросила Дорида.
-- Нѣтъ, матушка! Да и во дворецъ не приноси мнѣ этой капусты. До полуночи мнѣ нельзя терять ни одной минуты,-- только тогда могу я сдѣлать перерывъ,-- а тебѣ до тѣхъ поръ надо уже давно видѣть всякіе пріятные сны.
-- Я принесу тебѣ капусту,-- сказалъ отецъ,-- потому что мнѣ и безъ того долго не придется заснуть. При первомъ посѣщеніи императрицы долженъ быть исполненъ въ театрѣ "гимнѣ Сабинѣ", сочиненный Месомедомъ. Мнѣ поручили высокій голосъ въ хорѣ старцевъ, которые молодѣютъ при взглядѣ на нее. Завтра у насъ репетиція, а я еще ничего не знаю. Старое такъ и сидитъ у меня въ горлѣ, звуки просто такъ сами и напрашиваются, а вотъ новое-то, новое-то!...
-- Все улетучивается?-- засмѣялся Поллуксъ.
-- Хоть бы согласились они наконецъ доставить на сцену "Пляску Сатировъ" твоего отца или его "Тезея!" -- воскликнула Дорида.
-- Погоди, матушка! Я самъ посовѣтую это кесарю, какъ скоро онъ провозгласитъ меня Фидіемъ нашего времени и съ гордостью назоветъ меня своимъ другомъ. Тогда онъ; конечно, спроситъ, кто тѣ счастливые смертные, которые меня родили и вырастили. "Это -- Эвфоріонъ,-- отвѣчу я ему,-- Эвфоріонъ, божественный поэтъ и дивный пѣвецъ... А мать моя -- это достойная матрона, сторожащая дворецъ твой, это -- та Дорида, что испачканный хламъ обращаетъ въ бѣлоснѣжную ткань!"
Эти послѣднія слова молодой художникъ пропѣлъ прекраснымъ и звучнымъ голосомъ на мотивъ одной изъ пѣсенъ, сложенныхъ его отцомъ.
-- Зачѣмъ ты не сдѣлался пѣвцомъ?-- воскликнулъ Эвфоріонъ.
-- Тогда бы я могъ имѣть въ виду,-- отозвался Поллуксъ,-- на закатѣ жизни сдѣлаться твоимъ преемникомъ въ этомъ маленькомъ домикѣ?
-- А теперь-то что?-- возразилъ старикъ, пожимая плечами.-- Теперь ты за жалкую плату насаждаешь тѣ лавры, которыми украшается Паппій.
-- Ударитъ же и его, часъ,-- перебила Дорида,-- признаютъ люди и его талантъ! Не даромъ снился онъ мнѣ недавно съ лавровымъ вѣнкомъ на головѣ.
-- Терпѣнье, отецъ, терпѣнье!-- снова заговорила молодой человѣкъ, крѣпко пожимая руку старика.-- Я молодъ, здоровъ и тружусь, сколько могу; въ головѣ же у меня цѣлый міръ прекрасныхъ мыслей. То, что я могъ самостоятельно выполнять до сихъ поръ, способствовало до крайней, мѣрѣ славѣ другихъ, и хотя мои произведенія далеко не достигаютъ того образа красоты, который мерещится мнѣ гдѣ-то тамъ, въ туманной дали, мнѣ кажется однако, что еслибы счастье въ минуту милости, уронило на все это хоть пару свѣжихъ росинокъ, изъ меня могло бы выйти нѣчто болѣе чѣмъ плохо оплачиваемая правая рука Паппія, который тамъ, наверху, въ настоящую минуту не знаетъ, что безъ меня и дѣлать.
-- Только будь всегда веселъ да трудолюбивъ!-- воскликнула Дорида.
-- Безъ счастія и случая все это ни къ чему!-- пробормоталъ пѣвецъ, снова пожимая плечами.
Молодой художникъ простился съ своими родителями и уже хотѣлъ-было удаляться, но мать удержала его за руку, чтобы показать ему новый выводокъ щеглятъ, только вчера вылупившихся изъ яицъ.
Поллуксъ согласился, и не изъ желанія только угодить ей,-- онъ самъ былъ не прочь полюбоваться на пеструю птицу; охранявшую и согрѣвавшую своихъ птенцовъ.
Рядомъ съ клѣткой стояла кружка для вина и отдѣланный имъ самимъ художественною рѣзьбой кубокъ его матери.
Взглядъ его упалъ на эти сосуды и онъ, задумавшись, сталъ передвигать ихъ съ мѣста на мѣсто.
Послѣ нѣкотораго молчанія онъ наконецъ собрался съ духомъ.
-- Кесарь будетъ часто проходить здѣсь, матушка,-- сказалъ онъ смѣясь.-- Отложи-ка пока свое, празднованіе Діонисовыхъ торжествъ. Что бы тебѣ, право, помириться на одной четвертой вина и трехъ четвертыхъ воды? Вѣдь будетъ вкусно и такъ.
-- Жаль портить прекрасный даръ боговъ,-- возразила старуха.
-- Ну, только четвертую долю вина, ради меня,-- упрашивалъ Поллуксъ и, схвативъ мать за оба плеча, горячо поцѣловалъ ее въ лобъ.
-- Ради тебя, большое дитя?-- переспросила Дорида со слезами на глазахъ.-- Ради тебя, ежели на то пошло, хоть одну только презрѣнную воду!... Эвфоріонъ, ты можешь потомъ допить то, что осталось въ кружкѣ!
-----
Архитекторъ Понтій съ того же вечера: дѣятельно принялся за возложенную на него работу. При содѣйствіи обоихъ помощниковъ, постоянно слѣдовавшихъ за нимъ, онъ неутомимо измѣрялъ, обдумывалъ, разсылалъ короткія письма; заносилъ числа, имена и соображенія свои на планъ или на двойныя восковыя таблицы и ни минуты не оставался празднымъ.
Занятія его то и дѣло прерывались появленіемъ на Лохію вызванныхъ имъ смотрителей мастерскихъ и фабрикъ, содѣйствіе которыхъ представилось ему необходимымъ въ дѣлѣ возобновленія дворца. И они являлись, несмотря на поздній часъ, потому что были вызваны отъ имени префекта.
Однимъ изъ послѣднихъ прибылъ ваятель Паппій, хотя Понтій собственноручно написалъ ему, что имѣетъ сдѣлать ему для императора значительный, выгодный и, главное, спѣшный заказъ, къ выполненію котораго, можетъ-быть, придется приступить; уже въ теченіе этой ночи; Дѣло шло о статуѣ Ураніи, которую слѣдовало изваять въ самомъ дворцѣ, въ десять дней, особеннымъ способомъ, уже примѣненнымъ Паппіемъ при послѣднемъ празднествѣ въ честь Адониса, и по размѣрамъ, приложеннымъ архитекторомъ. Относительно другихъ работъ, которыя нужно было окончить не менѣе быстро, равно какъ и относительно вознагражденія Понтій предлагалъ ему уговориться на мѣстѣ и своевременно.
Ваятель былъ человѣкъ предусмотрительный и потому явился на Лохію не одинъ, а съ лучшимъ изъ своихъ помощниковъ, Поллуксомъ, сыномъ старыхъ дворцовыхъ сторожей, и съ цѣлой толпой рабовъ, которые везли за нимъ на тачкахъ и колесницахъ инструменты, доски, краски, гипсъ и другіе сырые матеріалы.
По пути въ Лохію онъ сообщилъ молодому ваятелю, много рода предстояло имъ дѣло, и при этомъ снисходительно объявилъ, что дозволитъ ему испытать собственныя силы на созданіи статуи Ураніи.
У воротъ дворца онъ поручилъ Поллуксу привѣтствовать отъ его имени своихъ родителей и затѣмъ одинъ отправился во дворецъ, чтобы тамъ безъ, свидѣтелей приступить къ переговорамъ своимъ съ архитекторомъ Понтіемъ.
Молодой помощникъ прекрасно понималъ своего хозяина.
Онъ зналъ, что ему придется одному создать и отдѣлать всю статую, и что Паппій, сдѣлавъ кое-какія ничтожныя измѣненія на готовой работѣ, выдастъ ее въ концѣ концовъ за собственное свое произведеніе.
Съ подобнаго рода нечестнымъ образомъ дѣйствія Поллуксу приходилось не разъ мириться въ продолженіе двухъ лѣтъ и онъ безпрекословно подчинился и теперь намѣреніямъ своего хозяина. У послѣдняго было много заказовъ, а творчество представляло само по себѣ величайшее изъ наслажденій для молодаго художника.
Паппій, рано принявшій его въ ученики и сообщившій все то знаніе и умѣнье, какими, обладалъ самъ, не былъ скрягою, а Поллуксъ нуждался въ деньгахъ не только для себя, но и для прокормленія своей овдовѣвшей сестры съ ея дѣтьми, о которыхъ онъ заботился, какъ будто это было его собственное семейство. Онъ радовался также всякому незначительному удобству, которое онъ могъ доставлять бѣднымъ родителямъ, охотно уплачивая за ученіе своего младшаго брата Тевкра, посвятившаго себя рѣзьбѣ на камнѣ.
Иногда ему, правда, приходила въ голову мысль заявить своему хозяину, что онъ намѣренъ впредь стать на собственныя ноги и пожинать лавры для себя, но что же сталось бы съ тѣми, которые полагались теперь на его помощь, еслибъ онъ пожертвовалъ своимъ вѣрнымъ и все-таки порядочнымъ заработкомъ и, подобно многимъ неизвѣстнымъ начинающимъ, остался бы безъ заказовъ?
Къ чему послужили бы ему и творческій даръ, и искреннѣйшая рѣшимость, еслибъ ему не представилось случая исполнить свои произведенія изъ благороднаго матеріала? А пріобрѣтать его на собственныя средства онъ былъ не въ состояніи.
Въ то время, какъ онъ разговаривалъ съ своими стариками, Паппій уже открылъ свои переговоры съ архитекторомъ.
Понтій, обстоятельно изложилъ свои требованія ваятелю.
Послѣдній слушалъ съ большимъ вниманіемъ, ни разу не перебивая говорившаго, и только изрѣдка поглаживалъ правою рукой свое особенно тщательно выбритое, гладкое, какъ восковая маска, и раскрашенное лицо, какъ будто желая сдѣлать его еще болѣе гладкимъ, или измѣнялъ расположеніе складокъ на груди своей дорогой, голубого цвѣта, тоги, которую онъ старался носить на подобіе римскихъ сенаторовъ.
Но когда Понтій, дойдя съ нимъ до конца предназначенныхъ для императора покоевъ, показалъ ему послѣднюю статую, которая, требовала возобновленія, нуждаясь въ новой рукѣ, Паппій рѣшительно воскликнулъ:
-- Это дѣло неподходящее!
-- Не слишкомъ ли это быстрое рѣшеніе?-- возразилъ зодчій.-- Или ты не знаешь прекраснаго изреченія, которое приписывается многимъ мудрецамъ, что неосмотрительнѣе называть невозможнымъ дѣло только трудное, чѣмъ браться за такое, которое можетъ, вѣроятно, превзойти наши силы?
Паппій улыбнулся, разглядывая свою, покрытую золотыми украшеніями, обувь.
-- Намъ, ваятелямъ,-- сказалъ онъ,-- труднѣе, нежели вамъ, работающимъ надъ громадными массами, сродниться съ мыслью о титанической борьбѣ съ невозможнымъ. Я еще не вижу средствъ, присутствіе которыхъ могло бы укрѣпить мои силы для начатія подобнаго рода борьбы.
-- Средства эти и тебѣ назову,-- быстро и рѣшительно отвѣчалъ Понтій:-- съ твоей стороны добрая воля, достаточное количество помощниковъ и работа по ночамъ, а съ нашей -- благоволеніе императора и очень много золота.
Послѣ этихъ словъ переговоры приняли болѣе благопріятный оборотъ и быстро приблизились къ концу, причемъ архитекторъ принужденъ былъ, въ большинствѣ случаевъ, безусловно соглашаться съ дѣльными, обдуманными предложеніями ваятеля.
-- Теперь я отправлюсь домой,-- сказалъ въ заключеніе Паппій,-- а помощникъ мой немедленно же примется за подготовительныя работы. Намъ необходимо будетъ огородить мѣсто это щитами, чтобы никто не могъ намъ мѣшать и тормозить дѣла своими замѣчаніями.
Полчаса спустя, среди залы, на томъ мѣстѣ, гдѣ должна была находиться Уранія, уже возвышался деревянный помостъ; вокругъ него ставились высокія рамы, затянутыя холстомъ, а вскорѣ за этими легкими ширмами уже работалъ Поллуксъ, занимаясь лѣпкою маленькой восковой модели, между тѣмъ, какъ хозяинъ его направлялся къ себѣ домой, чтобы распорядиться приготовленіемъ всего необходимаго для будущихъ работъ.
Не доставало уже только часа до полуночи, а обѣдъ, присланный архитектору Тиціаномъ; оставался еще нетронутымъ.
Понтій чувствовалъ себя голоднымъ, но прежде, чѣмъ приняться за вкусное и заманчивое жаркое, огненно-красныя лангусты, коричневато-желтый паштетъ и разноцвѣтные плоды, которые рабъ, разставилъ на мраморномъ столѣ, онъ счёлъ своимъ долгомъ еще разъ пройтись по избранной для передѣлки анфиладѣ,
Слѣдовало удостовѣриться, работаютъ ли, какъ должно, и не нуждаются ли въ чемъ-либо занятые предварительною очисткой комнатъ рабы, которымъ оставалось трудиться еще нѣсколько часовъ до краткаго отдыха; послѣ чего они должны были съ утреннимъ свѣтомъ снова возвратиться въ усиленномъ количествѣ для продолженія своего спѣшнаго и тяжелаго труда.
Всюду требовали лучшаго освѣщенія, а рабочіе, чистившіе полъ и колонны въ залѣ музъ, громко кричали о невозможности продолжать работу при такомъ небольшомъ количествѣ факеловъ и лампъ.
Въ эту минуту надъ перегородкой, окружавшей мѣсто, назначенное для изготовленія Ураніи, показалась красивая голова молодаго художника.
-- Моя муза съ небесною сферой въ рукѣ,-- воскликнулъ онъ звучнымъ голосомъ,--покровительствуетъ астрологамъ и любитъ, всего болѣе ночь, но только тогда, когда стоитъ оконченная на своемъ пьедесталѣ. Чтобы лѣпить ее, надо свѣта, много свѣта! Не весело въ этомъ пустомъ стойлѣ слушать весь этотъ гамъ, который уменьшится, какъ скоро здѣсь станетъ свѣтлѣе. Давай же свѣта, человѣкъ, для моей богини и для этихъ хлопочущихъ людей.
Понтій съ улыбкой поднялъ, глаза на Поллукса, произнесшаго эти слова.
-- Твой вопль справедливъ и будетъ услышанъ, другъ!-- сказалъ онъ.-- Но думаешь ли ты, въ самомъ дѣлѣ, что въ свѣтѣ заключается сила заглушать шумъ?
-- По крайней мѣрѣ, гдѣ его нѣтъ,-- возразилъ Поллуксъ,-- каждый звукъ кажется вдвое громче.
-- Ну, на это имѣются и другія основанія, о которыхъ мы потолкуемъ съ тобою завтра во время отдыха, а теперь я пойду позаботиться о лампахъ и факелахъ.
-- Да воздастъ тебѣ за это Уранія, которая покровительствуетъ и изящнымъ искусствамъ!-- крикнулъ Поллуксъ вслѣдъ уходившему архитектору.
Отыскавъ своего главнаго надсмотрщика, Понтій спросилъ, велѣлъ ли онъ, согласно его распоряженію, дворцовому управителю, Керавну, явиться къ нему и представить лампы и смоляныя плошки, заготовленныя для внѣшняго освѣщенія дворца.
-- Трижды ходилъ я къ этому человѣку,-- отвѣчалъ надсмотрщикъ,-- но онъ каждый разъ только отдувался какъ лягушка и не удостаивалъ меня ни единаго слова. Дочь его, на которую тебѣ стоитъ взглянуть, потому что она очаровательна, да еле живой черный рабъ проводили меня, по его приказанію, въ чуланъ, гдѣ я я нашелъ тѣ нѣсколько лампъ, которыя ты видишь здѣсь.
Архитекторъ съ недовольнымъ видомъ быстро повернулся къ надсмотрщику спиной. Развернувъ планъ, дворца и отыскавъ на немъ жилище упрямаго Керавна, онъ взялъ стоявшую близъ нею лампочку изъ красной глины и, привыкшій руководиться чертежами, скоро нашелъ помѣщеніе управителя, отдѣленное отъ залы музъ только нѣсколькими комнатами и длинною галлереей.
Полупритворенная дверью ввела его въ темную переднюю, за которой слѣдовала другая комната и обширный, порядочно убранный покой, очевидно, служившій пріемной и столовой хозяину.
Входъ въ нее былъ безъ дверей и закрывался только широко раздвинутыми полинялыми занавѣсками.
Понтій могъ такимъ образомъ, оставаясь незамеченнымъ, безпрепятственно оглядѣть столъ, на которомъ, между блюдомъ и тарелками, красовался огромный бронзовый свѣтильникъ.
За столомъ, обративъ свое круглое, раскраснѣвшееся лицо ко входу, сидѣлъ, развалясь въ широкомъ креслѣ, толстый управитель, и раздосадованный архитекторъ не преминулъ бы быстро и рѣшительно появиться передъ нимъ, еслибы до слуха его, едва онъ вступилъ во вторую комнату, не донеслось тихое, но болѣзненное рыданіе.
Плачущая была стройная молодая дѣвушка, которая только что вошла черезъ боковую дверь и остановилась подлѣ управителя, поставивъ передъ нимъ дощечку съ хлѣбомъ.
-- Ну, не плачь же,. Селена! сказалъ Керавнъ, медленно ломая хлѣбъ и видимо стараясь успокоить дочь.
-- Какъ же мнѣ не плакать?-- отвѣчала дѣвушка.-- Позволь мнѣ хоть завтра купить для тебя немного мяса: вѣдь ты знаешь, что врачи запретили тебѣ есть постоянно одинъ только хлѣбъ!
-- Человѣкъ долженъ же быть сытымъ,-- перебилъ толстякъ,-- а мясо дорого. У меня девять ртовъ, которые приходится кормить, не считая рабовъ. Откуда же возьму я деньги, чтобы покупать мясо для всѣхъ?
-- Мы легко обойдемся и безъ него, но тебѣ-то оно необходимо.
-- Нельзя, дитя мое, нельзя! Мясникъ больше въ долгъ не отпускаетъ, другіе заимодавцы не даютъ покоя, а у насъ до конца мѣсяца остается всего-на-все десять драхмъ.
Слова эти заставили дѣвушку поблѣднѣть.
-- Но, отецъ,-- боязливо сказала она,-- ты еще сегодня утромъ показывалъ мнѣ три золотыхъ, которые достались на твою долю изъ подарка, раздѣленнаго между гражданами по случаю пріѣзда императрицы?
Управитель нѣкоторое время медлилъ отвѣтомъ и съ озадаченнымъ видомъ перекатывалъ между пальцами кусочекъ хлѣбнаго мякиша.
-- Я купилъ на нихъ эту пряжку съ отшлифованнымъ ониксомъ,-- наконецъ, заговорилъ онъ.-- Просто, знаешь ли, до смешнаго дешево! Кесарь, когда пріѣдетъ, долженъ сразу увидѣть, кто я такой, а въ случаѣ моей смерти всякій съ радостью дастъ вамъ за это произведеніе искусства болѣе, чѣмъ я заплатилъ. Повѣрь мнѣ, деньги императрицы въ этой вещицѣ не пропадутъ.
Селена ничего не отвѣтила, но, глубоко вздохнувъ, окинула взоромъ рядъ совершенно безполезныхъ предметовъ, которые управитель накупилъ исключительно вслѣдствіе ихъ "дешевизны", въ то время, какъ она и семеро младшихъ нуждались въ самомъ необходимомъ.
-- Отецъ,-- снова начала она послѣ нѣкотораго молчанія,-- ты запретилъ мнѣ объ этомъ говоритъ, но я все-таки скажу, хотя бы ты на меня и разсердился. Архитекторъ, который распоряжается тамъ работами, уже два раза присылалъ за тобою.
-- Молчи!-- крикнулъ управитель, окончательно побагровѣвъ, и ударивъ по столу кулакомъ.-- Ты забыла, что ли, кто этотъ архитекторъ и кто я?
-- Я знаю, что ты благороднаго, македонскаго происхожденія, что ты, можетъ-быть, даже находящійся въ родствѣ съ царственнымъ домомъ Птоломеевъ и засѣдаешь въ собраніи гражданъ, но на этотъ разъ будь все-таки снисходителенъ и добръ. Вѣдь у него работы по-горло, онъ усталъ.... '
-- И мнѣ сегодня не пришлось посидѣть спокойно. Что подобаетъ, то подобаетъ. Я -- Керавнъ, сынъ Птоломея, предки котораго прибыли въ Египетъ вмѣстѣ съ великимъ Александромъ и участвовали въ основаніи этого города,-- это знаетъ всякій! Богатство наше, правда, уменьшилось, но именно потому-то я и стою на томъ, чтобы признавали благородство нашей крови. Понтій велитъ позвать Керавна... Ха-ха-ха! Не будь это такъ возмутительно, это во всякомъ случаѣ было бы смѣшно, потому что... Знаешь ли ты, кто этотъ человѣкъ, кто онъ такой? Я ужъ тебѣ это говорилъ. Дѣдъ его былъ вольноотпущенникъ покойнаго префекта Клавдія Бальбилла, а отецъ его вышелъ въ люди и разбогатѣлъ только по милости римлянъ. Значитъ, онъ потомокъ рабовъ, а ты хочешь, чтобъ я былъ его покорнымъ слугой, чтобъ я шелъ, когда ему вздумается позвать меня.
-- Но, отецъ, отецъ! вѣдь онъ велѣлъ просить къ себѣ не сына Птоломея, а управителя этого дворца!
-- Пустое вранье, говорю тебѣ. Замолчи! Я шагу къ нему ней сдѣлаю.
Дѣвушка, закрывъ лицо руками, зарыдала такъ громко и жалобно, что Керавнъ содрогнулся.
-- Клянусь великимъ Сераписомъ! закричалъ онъ внѣ себя.-- Не могу я этого долѣе выносить. Ну, къ чему это хныканье?
Селена собралась съ духомъ и, ближе подойдя къ взволнованному отцу, заговорила прерывающимся отъ слезѣ голосомъ: долженъ идти, отецъ, долженъ непремѣнно! Я говорила съ надсмотрщикомъ и онъ рѣшительно и холодно объявилъ мнѣ, что архитекторъ дѣйствуетъ здѣсь отъ имени императора и можетъ, если ты не послушаешься, немедленно отставить тебя отъ должности. Что же будетъ съ нами, если это случится?... Отецъ, отецъ! подумай о слѣпомъ Геліосѣ и бѣдной Вероникѣ! Мы съ Арсиноей еще какъ-нибудь найдемъ себѣ пропитаніе, но меньшіе, меньшіе-то...
Дѣвушка не договорила и, опустившись на колѣни, съ рыданіемъ простерла къ упрямцу руки.
Вся кровь прилила къ головѣ и глазамъ Керавна. Барабаня пальцами по раскраснѣвшемуся лбу, онъ, будто пораженный ударомъ, тяжело опрокинулся на спинку кресла.
Испуганная дочь немедленно вскочила на ноги и подала ему стоявшій на столѣ бокалъ съ разбавленнымъ водою виномъ, но Керавнъ отстранилъ его рукою.
-- Меня отставить отъ должности!-- вскричалъ онъ задыхающимся, хриплымъ голосомъ,-- меня выгнать хотятъ изъ этого дворца!... Тахъ, въ этомъ ящикѣ изъ чернаго дерева, лежитъ рукописаніе Эвергета, передающее предку моему Филиппу должность управителя этого дворца, какъ званіе наслѣдственное въ его семействѣ. Супруга этого Филиппа имѣла честь быть любовницей или, какъ утверждаютъ другіе, дочерью царя. Тамъ хранится документъ, написанный красными и черными чернилами на желтомъ папирусѣ и снабженный печатью и подписью втораго Эвергета. Всѣ цари изъ дома Лагидовъ подтвердили его, всѣми римскими префектами онъ принимался въ уваженіе, а теперь, теперь...
Управитель съ видомъ отчаянія ломалъ себѣ руки.
-- Но вѣдь ты еще въ должности,-- перебила его Селена,-- и еслибы тебѣ только было угодно...
-- Угодно, угодно!-- кричалъ толстякъ, потрясая жирными руками надъ налитою кровью головой.-- Мнѣ будетъ угодно! Я не повергну васъ въ несчастіе. Я пойду, пойду къ нему! Ради дѣтей моихъ позволю имъ наругаться надо мной. Какъ пеликанъ, буду кормить птенцовъ своихъ собственною кровью. Но ты должна понимать, что мнѣ ст о итъ такое самоуниженіе! Оно невыносимо для меня и сердце мое готово разорваться на части. Развѣ этотъ архитекторъ не потѣшался надо мной, какъ будто я его слуга? Развѣ онъ не крикнулъ мнѣ,-- я слышалъ это своими ушами,-- мнѣ, которому и безъ того врачи угрожаютъ ударомъ, на прощаніе свое дурацкое пожеланіе, чтобъ я задохся отъ собственнаго своего жира?... Оставь, оставь меня! Я знаю, что римлянамъ все здѣсь дозволено. Ну, вотъ я и всталъ. Принеси мнѣ мой желтый палліумъ, который я надѣваю въ совѣтѣ, достань мнѣ мой золотой обручъ для головы! Какъ жертвенное животное украшу я себя, я покажу ему...
Стоявшій въ сосѣдней комнатѣ архитекторъ не проронилъ ни слова изъ этого разговора, который то сердилъ его, то вызывалъ въ немъ смѣхъ, то трогалъ до глубины души.
Дѣятельной натурѣ его было противно всякое лѣнивое и праздное существо,-- и вялое, равнодушное отношеніе разжирѣвшаго чиновника къ дѣлу, требовавшему отъ всѣхъ участвующихъ быстроты и напряженія силъ, вызвало на уста его тѣ нѣсколько словъ, въ которыхъ онъ теперь раскаявался.
Конечно, его не могла не раздражать глупая, нищенская гордость управителя,-- да и кому же пріятно слышать что-нибудь унизительное о своемъ происхожденіи,-- но жалобы несчастной дочери этого человѣка возбудили въ немъ искреннее участіе къ ней. Ему жаль было и безразсуднаго бѣдняка, котораго онъ могъ мановеніемъ руки лишить послѣдняго пристанища,-- человѣка, оскорбленнаго его словами гораздо глубже, нежели былъ онъ самъ только-что имъ слышанными рѣчами,-- и Понтій съ радостью поддался увлеченію благородной души своей пощадить гордость этого родственника египетскихъ царей.
Онъ съ силою постучался извнутри въ дверь прихожей, громко кашлянулъ и съ низкимъ поклономъ появился на порогѣ столовой.
-- Я пришелъ исполнить долгъ свой и навѣстить тебя, благородный Керавнъ,-- сказалъ онъ съ привѣтливою улыбкой.-- Извини за поздній часъ, но ты едва ли можешь себѣ представить, какъ я былъ занятъ съ тѣхъ поръ, какъ мы разстались.
Керавнъ посмотрѣлъ на поздняго гостя сперва испуганными, потомъ остолбенѣвшими отъ удивленія глазами.
Но вдругъ, будто у него гора съ плечъ свалилась, онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ къ двери и протянулъ архитектору обѣ руки съ такимъ теплымъ выраженіемъ искренняго довольства, что Понтій удивился, какъ не замѣтилъ онъ ранѣе благообразія лица этого толстаго чудака.
-- Прими участіе въ нашей скромной трапезѣ,-- попросилъ хозяинъ.-- Поди, позови рабовъ, Селена! Можетъ-быть въ домѣ еще найдется фазанъ или жареная курица, или что-нибудь въ этомъ родѣ... Конечно, теперь довольно поздно.
-- Отъ души благодарю тебя,-- съ улыбкою возразилъ архитекторъ.-- Ужинъ мой ожидаетъ, меня въ залѣ музъ и я спѣшу вернуться къ рабочимъ, ты же съ своей стороны сдѣлалъ бы мнѣ большое удовольствіе, согласившись раздѣлить его со мною. Вамъ нужно поговорить объ освѣщеніи покоевъ, а такого рода дѣла всегда улаживаются лучше за кускомъ сочнаго мяса и кувшиномъ хорошаго вина.
-- Весь къ твоимъ услугамъ!-- проговорилъ Керавнъ, кланяясь.
-- Такъ я пойду впередъ, а ты покамѣстъ вели собрать, сколько у тебя найдется, лампъ, факеловъ и смоляныхъ плошекъ и выдай ихъ рабамъ, которые черезъ нѣсколько минутъ будутъ за дверями дожидаться твоихъ приказаній.
Съ этими словами Понтій покинулъ жилище управителя.
-- Ахъ, какъ я перепугалась!-- глубоко вздохнувъ, проговорила Селена.-- Я пойду и разыщу эти лампы. Какъ ужасно могло бы все это окончиться!...
-- Я и самъ радъ, что дѣло уладилось такъ мирно,-- пробормоталъ Керавнъ.-- Если принять во вниманіе его происхожденіе, надо сознаться, что архитекторъ еще очень порядочный человѣкъ.