Одинъ изъ дворцовъ, построенныхъ въ Александріи царями династіи Птоломеевъ, былъ расположенъ на мысѣ Лохіи, который на подобіе пальца, указывающаго на сѣверъ, вдается въ голубое море, образуя восточную границу обширной гавани. Хотя въ этой гавани и никогда не было недостатка въ многочисленныхъ судахъ, но теперь она была особенно переполнена, а вымощенная полированными плитами улица, соединявшая омываемый моремъ дворцовый кварталъ города, Брухіумъ, съ мысомъ, была до такой степени запружена любопытными гражданами, пѣшими и въ повозкахъ, что послѣдніе должны были останавливаться, не достигнувъ гавани, назначенной для императорскихъ судовъ.
И дѣйствительно, пристань представляла въ этотъ день много необычайнаго. Подъ защитой высокихъ насыпей стояли тамъ великолѣпныя триремы, галеры, барки и ластовыя суда, которыя привезли въ Александрію супругу Адріана и свиту царственной четы. Огромное судно съ высокою каютой на задней половинѣ палубы и головой волчицы на длинномъ, смѣло поднятомъ, носу возбуждало наибольшее любопытство. Оно все было сдѣлано изъ кедроваго дерева и носило названіе "Сабина". Молодой горожанинъ указалъ пальцемъ на это имя, вырѣзанное золотыми буквами на звѣздѣ по срединѣ корабля, и толкнулъ локтемъ своего товарища.
-- У Сабины голова волчицы,-- сказалъ онъ смѣясь.
-- Павлиная была бы болѣе у мѣста,-- отвѣчалъ другой.-- Ты видѣлъ ее вчера, когда она въѣзжала къ Кесареумъ?
-- Къ несчастію, да,-- воскликнулъ первый, но тотчасъ же замолчалъ, замѣтивъ прямо за собой римскаго ликтора, который несъ на лѣвомъ плечѣ красиво связанный пучокъ вязовыхъ прутьевъ и съ тростью въ правой рукѣ, стараясь при помощи товарищей раздвинуть толпу и очистить мѣсто для слѣдовавшей за ними шагомъ колесницы своего начальника, императорскаго префекта, Тиціана.
-- Удивительный народъ!-- проговорилъ префектъ, слышавшій дерзкія слова гражданъ, обращаясь въ стоявшему рядомъ съ нимъ чиновнику и быстро перекидывая конецъ своей тоги, которая сложилась въ новыя складки.-- Сердиться на него я не въ состояніи, но вмѣстѣ съ тѣмъ охотнѣе проѣхался бы отсюда до Канона на остріи ножа, чѣмъ на языкѣ какого-нибудь александрійца.
-- Слышалъ ты, какъ какой-то толстякъ прежде отзывался о Верѣ?
-- Да, ликторъ хотѣлъ схватить его, но строгостью съ ними ничего не сдѣлаешь. Еслибъ имъ пришлось платить хотя бы одну сестерцію за каждое язвительное слово, то повѣрь мнѣ, Понтій, городъ скоро бы обѣднѣлъ, а казна сдѣлалась бы богаче сокровищницы стараго Гигеса изъ Сардъ.
-- Такъ пусть себѣ богатѣютъ!-- отозвался собесѣдникъ префекта, главный архитекторъ города, мужчина лѣтъ тридцати, съ умными глазами, энергично глядѣвшими изъ-подъ высокихъ бровей.-- Они умѣютъ работать, а потъ с о лонъ,-- продолжалъ онъ, крѣпко сжимая свитокъ, который держалъ въ рукѣ.-- Въ трудѣ они помогаютъ другъ другу, а въ покоѣ кусаются, какъ бѣшеные кони у одной привязи. Волкъ -- красивый звѣрь, а только выбей ему зубы и онъ станетъ отвратительною собакой.
-- Будто моими устами сказано!-- воскликнулъ префектъ.-- Но вотъ мы, наконецъ, и пріѣхали. Вѣчные боги! не думалъ я, чтобы дѣла были такъ плохи. Издалека дворецъ все-таки казался еще довольно величественнымъ.
Тиціанъ и архитекторъ сошли съ колесницы. Первый приказалъ ликтору позвать дворцоваго управителя и принялся вмѣстѣ съ своимъ спутникомъ осматривать прежде всего ворота, ведущіе во дворецъ. Съ своими двойными колоннами, подпиравшими высокій фронтонъ, они имѣли довольно красивый видъ, но тѣмъ не менѣе отнюдь не представляли утѣшительнаго зрѣлища, такъ какъ штукатурка во многихъ мѣстахъ отвалилась отъ стѣнъ, капители на мраморныхъ колоннахъ были поломаны, а двери, окованныя металломъ, криво висѣли на петляхъ.
Понтій зоркимъ взглядомъ вымѣрилъ каждую часть воротъ и затѣмъ прошелъ вмѣстѣ съ префектомъ на первый дворъ дворца, гдѣ во времена Птоломеевъ помѣщались палатки посланниковъ, царскихъ секретарей и дежурныхъ чиновниковъ.
Здѣсь вошедшимъ представилось неожиданное препятствіе. Изъ домика привратника были протянуты веревки поперекъ вымощеннаго пространства, на которомъ кое-гдѣ зеленѣла трава и цвѣлъ высокій репейникъ. На веревкахъ висѣло сырое бѣлье всякой величины и формы.
-- Превосходное помѣщеніе для императора!-- со вздохомъ замѣтилъ Тиціанъ, пожимая плечами, и остановилъ ликтора, уже поднявшаго фасціи, чтобы сбросить веревки.
-- Не такъ плохо, какъ кажется,-- сказалъ рѣшительно зодчій.-- Привратникъ! Эй, привратникъ!... Гдѣ же торчитъ этотъ бездѣльникъ?
Ликторъ поспѣшилъ во внутренность дворца, Понтій же направился къ дому привратника и остановился, пробравшись въ согнутомъ положеніи среди мокраго бѣлья. Нетерпѣніе и досада отражались на его чертахъ съ той самой минуты, какъ онъ вошелъ въ ворога дворца. Но вдругъ мужественное лицо его озарилось улыбкой.
-- Тиціанъ, потрудись подойти поближе!-- позвалъ онъ въ полголоса префекта.
Пожилому сановнику, высокая фигура котораго на цѣлую голову превосходила ростъ архитектора, не легко было съ согнутою спиной прокладывать себѣ путь подъ веревками. Онъ однако добродушно подчинился этому неудобству.
-- Я начинаю уважать дѣтскія рубашонки!-- крикнулъ онъ Понтію, тщательно избѣгая зацѣпить за бѣлье.-- Подъ ними все-таки можно пролѣзть, не сломавъ себѣ спиннаго хребта. Ого, да это очаровательно!
Это послѣднее восклицаніе относилось къ зрѣлищу, дѣйствительно довольно своеобразному, которымъ зодчій приглашалъ полюбоваться префекта.
Фасадъ привратницкой былъ совершенно закрытъ плющомъ, который, проникая также въ окно и дверь жилища, окружалъ ихъ роскошными гирляндами. Среди этой яркой зелени висѣло множество клѣтокъ со скворцами, дроздами и другими пѣвчими птичками. Широкая дверь домика была отворена настежь и открывала видъ на довольно просторную, ярко раскрашенную комнату. Въ глубинѣ ея виднѣлась глиняная модель Аполлона художественной работы. Вокругъ статуи были развѣшены по стѣнѣ цитры и лиры различной величины и формы.
Посреди комнаты, прямо противъ отворенной двери, стоялъ столъ, на которомъ помѣщались: высокій насѣстъ съ нѣсколькими гнѣздами, полными щеглятъ и зеленою травкой, натыканной между жердочками, кружка для вина и кубовъ слоновой кости съ тонкою фигурною рѣзьбой. Подлѣ нихъ на каменной плитѣ стола покоилась рука старушки, спокойно заснувшей въ своемъ креслѣ. Несмотря на маленькіе сѣдые усики на верхней ея губѣ и густую краску, разлитую по лбу и щекамъ, она имѣла ласковый и добрый видъ. къ тому же ей, вѣроятно, снилось что-либо очень пріятное, такъ какъ положеніе ея рта и глазъ, изъ которыхъ одинъ былъ полуоткрытъ, а другой плотно зажмуренъ, придавали ея лицу игривое и веселое выраженіе.
На колѣняхъ у нея спалъ сѣрый котъ, а рядомъ съ нимъ, какъ будто раздоръ былъ совершенно чуждъ этому жилищу, не только не поражавшему запахомъ нищеты, но наполненному какимъ-то особеннымъ благоуханіемъ,-- дремала маленькая мохнатая собачонка, снѣжная бѣлизна которой обличала заботливость хозяйки. Двѣ такія же собачонки лежали растянувшись на половикѣ у ногъ старухи и крѣпко спали, подобно ей.
Архитекторъ пальцемъ указалъ подошедшему префекту на эту идиллическую сцену.
-- Еслибы съ нами былъ живописецъ,-- прошепталъ онъ,-- какая прелестная вышла бы картинка!
-- Очаровательная!-- согласился Тиціанъ.-- Только этотъ пурпуръ на лицѣ кажется мнѣ нѣсколько подозрительнымъ, если принять въ соображеніе величину стоящей подлѣ нея кружки.
-- Но видалъ ли ты что-нибудь болѣе мирное, ласковое и спокойное?
-- Такъ, вѣроятно, спала Бавкида, когда Филемонъ позволялъ себѣ маленькія отлучки изъ дому. Или, можетъ-быть, этотъ нѣжный супругъ былъ вѣчнымъ домосѣдомъ?
-- Думаю, что да. Но вотъ, кажется, миръ и нарушенъ.
Близость двухъ друзей разбудила одну изъ собачонокъ. Она тявкнула и тотчасъ же вскочили обѣ ея товарки и вмѣстѣ съ нею залились дружнымъ лаемъ. Сама любимица старухи соскочила съ ея колѣней. Но на хозяйку и кота шумъ этотъ не произвелъ однако ни малѣйшаго впечатлѣнія и оба продолжали спать невозмутимымъ сномъ.
-- Вотъ такъ сторожъ!-- засмѣялся архитекторъ.
-- А эту фалангу собачонокъ, охраняющихъ кесарскій дворецъ, можно уложить на мѣстѣ однимъ ударомъ,-- прибавилъ префектъ.-- Но тише!... Достойная матрона просыпается.
Собачій лай дѣйствительно, наконецъ, потревожилъ старуху. Она нѣсколько выпрямилась, протянула руки кверху, но, пробормотавъ что-то нараспѣвъ, снова опустилась на кресло.
-- Неподражаемо!-- воскликнулъ префектъ.-- Ты слышалъ, Понтій? "Ей, веселѣй!" -- крикнула она сквозь сонъ... Интересно бы знать, какимъ представляется это созданіе, когда не спитъ.
-- А мнѣ было бы жаль заставить старуху покинуть свое гнѣздо,-- сказалъ архитекторъ, развертывая планъ дворцовыхъ построекъ.
-- Ты и не прикоснешься къ этому домику!-- горячо замѣтилъ префектъ.-- Я знаю Адріана. Онъ любитъ оригинальныхъ людей и оригинальныя вещи и я ручаюсь, что онъ по-своему подружится съ старухой... А, вотъ, наконецъ, и управитель этого дворца!
Префектъ не ошибся. Вблизи раздались шаги ожидаемаго. Уже изъ нѣкотораго отдаленія слышалось пыхтѣніе торопящагося человѣка, который, приближаясь, сорвалъ перетянутыя черезъ дворъ веревки вмѣстѣ съ висѣвшимъ на нихъ бѣльемъ, прежде чѣмъ Тиціанъ успѣлъ воспрепятствовать этому.
Когда такимъ образомъ рухнулъ занавѣсъ, отдѣлявшій пришедшаго отъ представителя императора и его спутника, онъ поклонился первому такъ низко, какъ только позволила ему непомѣрная тучность тѣла; но быстрая ходьба, подвигъ, совершенный имъ надъ веревками, и удивленіе при видѣ во ввѣренномъ его попеченію зданіи перваго сановника Египта -- до такой степени отняли у него и безъ того не щедрое дыханіе, что оказался не въ состояніи даже выговорить обычнаго привѣтствія.
Тиціанъ впрочемъ и не оставилъ ему на это времени. Выразивъ свое сожалѣніе о плачевной участи лежащаго на землѣ бѣлья и сообщивъ чиновнику имя и славную извѣстность своего друга Понтія, онъ увѣдомилъ его въ короткихъ словахъ, что императоръ желаетъ поселиться на нѣкоторое время въ охраняемомъ имъ дворцѣ, что онъ, Тиціанъ, знаетъ о его неисправномъ положенія и пріѣхалъ, чтобы съ архитекторомъ и съ нимъ посовѣтоваться о томъ, что можетъ быть сдѣлано въ теченіе нѣсколькихъ дней для приведенія заброшеннаго зданія въ возможный для принятія Адріана видъ и для исправленія, по крайней мѣрѣ, бросающихся въ глаза недостатковъ. Онъ же, управитель, потрудится поэтому провести ихъ теперь по заламъ дворца.
-- Сейчасъ, сію минуту!-- отвѣчалъ грекъ, разжирѣвшій въ теченіе долгихъ лѣтъ спокойной жизни.-- Я бѣгу принести ключи.
Съ новымъ пыхтѣніемъ управитель удалился, взбивая по дорогѣ быстрыми движеніями своихъ короткихъ и толстыхъ пальцевъ правую сторону еще густыхъ волосъ.
Понтій посмотрѣлъ ему въ слѣдъ.
-- Позови его назадъ, Тиціанъ!-- сказалъ онъ.-- Его видно потревожили во время завивки кудрей. Только одна сторона была готова, когда онъ былъ отозванъ ликторомъ. Ручаюсь головой, онъ заставитъ завить себѣ другую прежде, нежели воротится. Я знаю моихъ грековъ.
-- Оставь его,-- отвѣчалъ Тиціанъ.-- Если ты правильно судишь о немъ, онъ только тогда станетъ отвѣчать на наши вопросы безъ задней мысли, когда будетъ завита и другая половина его головы. Мнѣ также хорошо знакомъ характеръ эллиновъ.
-- Лучше, чѣмъ мнѣ,-- съ убѣжденіемъ въ голосѣ отозвался архитекторъ.-- Государственные мужи дѣйствительно работаютъ надъ людьми, какъ мы надъ безжизненными массами. А замѣтилъ ли ты, какъ поблѣднѣлъ этотъ толстякъ, когда ты заговорилъ о тѣхъ немногихъ дняхъ, которые остаются до прибытія кесаря? Хорошо, должно-быть, выглядитъ тамъ, внутри... Каждый часъ дорогъ и мы уже слишкомъ долго промедлили здѣсь.
Префектъ наклоненіемъ головы согласился съ архитекторомъ и послѣдовалъ за нимъ во внутренность зданія.
Какъ величественно, какъ художественно было расположеніе этого огромнаго строенія, по которому повелъ римлянъ, украшенный теперь со всѣхъ сторонъ великолѣпными кудрями, архитекторъ Керавнъ!
Дворецъ былъ расположенъ на искусственномъ холмѣ, на самой срединѣ Лохіадскаго мыса. Изъ оконъ и съ высокихъ балконовъ можно было окинуть взоромъ улицы и площади, дома, дворцы и общественныя зданія всемірнаго города и его кишащую кораблями гавань. Роскошный, разнообразный и пестрый видъ представлялся съ полуострова на западъ и югъ, а передъ смотрящимъ съ дворцоваго балкона на востокъ и сѣверъ открывалось никогда не утомляющее зрѣлище безконечнаго моря, ограниченнаго лишь однимъ небеснымъ сводомъ.
Когда Адріанъ съ Казійской горы отправилъ съ гонцомъ приказаніе своему префекту Тиціану приготовить для пріема его именно это зданіе, онъ хорошо зналъ, какія выгоды можетъ извлечь изъ его прекраснаго положенія. Привести же въ надлежащій видъ запущенную внутренность дворца, заброшеннаго уже со временъ паденія Клеопатры,-- это было дѣло его чиновниковъ.
Восемь, можетъ-быть девять дней давалъ онъ имъ, немного болѣе недѣли, срока. И въ какомъ же положеніи нашли это полуразвалившееся, разграбленное жилище, нѣкогда блиставшее такою роскошью, Тиціанъ и Понтій, у котораго на лбу выступилъ крупный потъ,-- такъ иного пришлось ему осматривать, изслѣдовать, чертить и мѣрить!
Колонны и лѣстницы во внутреннихъ покояхъ сохранилась довольно хорошо, но въ открытые потолки огромныхъ залъ для пиршества и собраній уже давно проникалъ дождь; великолѣпные мозаическіе поды во многихъ мѣстахъ покоробились и потрескалась, а кое-гдѣ среди залы, галлереи или окруженнаго колоннадой двора виднѣлись даже зеленыя лужайки. Уже Октавіанъ-Августъ, Тиверій, Веспасіанъ, Титъ и цѣлый рядъ префектовъ заставляли тщательно выламывать прекраснѣйшія мозаическія картины и перевозить въ Римъ или въ провинцію, чтобы тамъ отдѣлывать ими свои городскіе или загородные дома.
Та же участь постигла и лучшія статуи, которыми за нѣсколько столѣтій передъ тѣмъ украсили этотъ дворецъ покровители искусствъ, Лагиды, имѣвшіе въ Брухіумѣ на ряду съ нимъ и другіе, еще болѣе величественные.
Посреди обширной мраморной залы, стоялъ, соединявшійся съ превосходнымъ городскимъ водопроводомъ, чудесно отдѣланный фонтанъ. Сквозной вѣтеръ свободно проникалъ сюда чрезъ многочисленныя отверстія и въ ненастные дни расплескивалъ воду по всему полу, лишенному своихъ мозаическихъ украшеній, которыя теперь, куда бы ни ступила нога, замѣнялись ослизлымъ и влажнымъ слоемъ темно-зеленой растительной ткани.
-- Добрались до конца!-- скорѣе просопѣлъ, нежели проговорилъ дворцовый управитель Керавнъ, прислоняясь къ одной изъ колоннъ этой залы и вытирая лобъ.
Слова эти такъ звучали, какъ будто онъ думалъ о собственномъ концѣ, а не о концѣ дворца, и съ насмѣшкою надъ нимъ отзывался голосъ архитектора, который немедленно отвѣчалъ со свойственною ему рѣшительностью:
-- Прекрасно! Въ такомъ случаѣ мы можемъ отсюда тотчасъ же приступить ко вторичному осмотру...
Керавнъ не возражалъ, но при мысли о множествѣ ступенекъ, на которыя снова придется взбираться, лицо его приняло выраженіе приговореннаго къ смерти.
-- Необходимо ли, чтобъ и я присутствовалъ при твоей дальнѣйшей работѣ, которая, вѣроятно, будетъ заключаться въ обзорѣ деталей?-- спросилъ Тиціанъ у архитектора.
-- Нѣтъ,-- отвѣчалъ послѣдній,-- конечно, съ тѣмъ условіемъ, чтобы ты потрудился сейчасъ же вникнуть въ мой планъ, одобрить въ общемъ мои предположенія и уполномочить меня свободно распоряжаться людьми и средствами въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ.
-- Согласенъ!-- воскликнулъ префектъ.-- Я знаю, что Понтій не употребитъ ни одного человѣка и ни одной сестерціи болѣе, чѣмъ потребуетъ поставленная ему цѣль.
Архитекторъ молча поклонился.
-- Во-первыхъ,-- продолжалъ Тиціанъ,-- считаешь ли ты возможнымъ выполнить свою задачу въ теченіе восьми дней и девяти ночей?
-- Въ случаѣ крайности, можетъ быть, но еслибы въ моемъ распоряженіи было еще четыре дня, то непремѣнно.
-- Это значитъ, что слѣдовало бы отдалить прибытіе Адріана на четырежды двадцать четыре часа?...
-- Вышли ему на встрѣчу въ Пелузій людей, способныхъ заинтересовать его,-- напримѣръ, астронома Птоломея и софиста Фаворина, которые ожидаютъ его здѣсь. Они съумѣютъ удержать тамъ кесаря.
-- Мысль не дурна! Посмотримъ... Но кто же можетъ предугадывать настроеніе духа императрицы? Во всякомъ случаѣ считай, что передъ тобой только восемь дней.
-- Хорошо.
-- Гдѣ же думаешь ты помѣстить Адріана?
-- Пригодны, собственно говоря, только незначительныя части этого стараго зданія.
-- Въ этомъ я, къ несчастію, убѣдился самъ,-- произнесъ префектъ съ удареніемъ и продолжалъ, обращаясь къ управителю, но не строго выговаривая, а тономъ сожалѣнія:-- Мнѣ кажется, Керавнъ, твоя обязанность была уже ранѣе увѣдомить меня объ упадкѣ этого дворца.
-- Я уже жаловался,-- проговорилъ тотъ,-- но мнѣ отвѣчали на мое донесеніе, что въ казнѣ не имѣется, свободныхъ денегъ.
-- Мнѣ ничего неизвѣстно объ этомъ!-- воскликнулъ Тиціанъ.-- Когда отправилъ ты свое донесеніе въ префектуру?
-- Это было при твоемъ предшественникѣ, Гатеріи Непотѣ.
-- Такъ!-- протяжно произнесъ префектъ.-- Тогда бы я на твоемъ мѣстѣ повторялъ свое донесеніе ежегодно и уже во всякомъ случаѣ при вступленіи въ должность новаго префекта... Но теперь не время говорить о старыхъ упущеніяхъ. Во время пребыванія здѣсь кесаря я, можетъ-быть, пришлю тебѣ на подмогу одного изъ моихъ чиновниковъ.
Тиціанъ безцеремонно повернулся затѣмъ спиной къ управителю.
-- Ну, мой Понтій,-- обратился онъ къ архитектору,-- какую часть дворца избираешь ты для передѣлки?
-- Внутреннія залы и комнаты сохранились еще лучше другихъ.
-- Но о нихъ-то мы должны всего менѣе думать!-- воскликнулъ Тиціанъ.-- Кесарь всѣмъ довольствуется въ лагерѣ, но комнаты ему надо устроить тамъ, гдѣ есть свѣжій воздухъ и обширный кругозоръ.
-- Въ такомъ случаѣ изберемъ западную амфиладу. Подержи-ка планъ, мой благородный другъ!-- обратился архитекторъ въ Керавну.
Управитель повиновался, архитекторъ же пальцемъ провелъ по воздуху надъ лѣвою стороной чертежа.
-- Вотъ западный фасадъ дворца,-- сказалъ онъ,-- съ котораго открывается видъ на гавань. Съ юга входишь сперва въ высокій перистиль, который можетъ быть обращенъ въ пріемную. Его окружаютъ комнаты для рабовъ и тѣлохранителей. Слѣдующіе меньшіе покои подлѣ главной галлереи мы предназначило для чиновниковъ и секретарей, а въ этой огромной гипетральной залѣ,-- въ той, гдѣ музы,-- Адріанъ будетъ давать аудіенціи и тамъ же могутъ собираться гости, которыхъ онъ допускаетъ къ своему столу въ широкомъ перистилѣ. Небольшія, хорошо сохранившіяся комнаты по сторонамъ длиннаго прохода, ведущаго въ жилище управителя, будутъ заняты пажами, секретарями и другими приближенными къ кесарю слугами, а вотъ этотъ длинный покой, выложенный порфиромъ и зеленымъ мраморомъ съ бронзовыми украшеніями, я полагаю, понравится Адріану какъ рабочая и опочивальня.
-- Превосходно!-- воскликнулъ Тиціанъ.-- Мнѣ бы хотѣлось показать твой планъ императрицѣ.
-- Тогда мнѣ вмѣсто восьми дней понадобится столько же недѣль,-- спокойно отвѣчалъ Понтій.
-- Ты правъ!-- со смѣхомъ согласился префектъ.-- Но скажи-ка мнѣ, Керавнъ, почему именно въ лучшихъ комнатахъ недостаетъ дверей?
-- Онѣ были изъ драгоцѣннаго дерева и ихъ пожелали имѣть въ Римѣ.
-- Дѣйствительно, мнѣ тамъ попадались нѣкоторыя изъ нихъ,-- пробормоталъ Тиціанъ.
-- Твоимъ столярамъ работы будетъ по горло, Понтій.
-- Скорѣе торговцы коврами должны радоваться. Гдѣ придется, мы завѣсимъ двери тяжелыми портьерами.
-- А что же выйдетъ изъ этого сыраго жилища лягушекъ, которое, если не ошибаюсь, должно по твоему плану примыкать къ столовой?
-- Садъ, наполненный лиственными растеніями.
-- Это не дурно. Но эти поломанныя статуи?
-- Худшія, понятно, будутъ вынесены вонъ.
-- Но сто и тъ ли Аполлонъ съ девятью музами въ помѣщеніи, предназначенномъ тобой для аудіенцій?
-- Да.
-- Эти статуи, кажется, сохранились довольно порядочно?
-- Такъ себѣ.
-- Ураніи совсѣмъ не существуетъ,-- замѣтилъ управитель, продолжая держать передъ собою планъ.
-- Куда же она дѣвалась?-- спросилъ Тиціанъ нѣсколько разсерженнымъ голосомъ.
-- Твоему предшественнику, префекту Гатерію Непоту, она особенно понравилась и онъ увезъ ее съ собою въ Римъ,-- отвѣчалъ тотъ.
-- И надо же было ему увезти именно Уранію!-- съ досадой воскликнулъ префектъ.-- Она-то ужь никакъ не можетъ отсутствовать въ пріемной императора-астронома. Что тутъ теперь дѣлать?
-- Будетъ затруднительно подобрать готовую Уранію одной величины съ другими музами, да намъ нѣтъ и времени для поисковъ,-- придется изготовить новую.
-- Въ восемь-то дней?
-- И столько же ночей.
-- Но, помилуй, вѣдь прежде чѣмъ мраморъ....
-- Кто же думаетъ о немъ!... Папіасъ сдѣлаетъ намъ музу изъ соломы, полотна и гипса,-- я знаю это колдовство,-- а чтобы другія не отличались черезчуръ отъ своей новорожденной сестрицы, ихъ также покроютъ бѣлою краской.
-- Отлично! Но зачѣмъ же ты избираешь для этого какого-то Папіаса, когда вѣдь можно обратиться къ Гармодію?
-- Гармодій серьезно относится къ искусству, и прежде чѣмъ онъ покончитъ свои наброски, императоръ уже будетъ здѣсь. Папіасъ же съ своими тридцатью помощниками сдѣлаетъ все, что ему ни закажешь, лишь бы только платились хорошія деньги. Впрочемъ, его послѣднія работы, въ особенности эта прелестная Гигея, изваянная имъ для еврея Досиѳея, и бюстъ Плутарха, помѣщенный въ Кесареумѣ, поставили меня въ тупикъ,-- такъ много въ нихъ красоты и силы. Но кто же можетъ отличить, что принадлежитъ ему и что его ученикамъ? Однимъ словомъ, онъ знаетъ, какъ работать, и если обѣщать ему достаточное вознагражденіе, онъ способенъ въ пять дней вырѣзать изъ мрамора цѣлое морское сраженіе.
-- Ну, такъ поручи дѣло Папіасу. Но еще одно: что ты думаешь сдѣлать съ этими несчастными, изуродованными полами?
-- Гипсъ и краска должны ихъ вылѣчить,-- отвѣтилъ Понтій.-- Гдѣ это. не удастся, мы, по восточному обычаю, положимъ ковры. Милостивая Ночь, какъ скоро начинаетъ темнѣть! Дай ка мнѣ планъ, Керавнъ, а самъ позаботься о факелахъ и лампахъ, потому что какъ нынѣшній, такъ и слѣдующій дни будутъ заключать двадцать четыре хорошо вымѣренныхъ часа. У тебя, Тиціанъ, я попрошу съ дюжину надежныхъ рабовъ; они мнѣ понадобятся для посылокъ. Ну, что же ты стоишь, любезный? Давай свѣта, говорю я тебѣ! Полжизни могъ ты безъ зазрѣнія совѣсти предаваться покою и столько же лѣтъ невозмутимаго блаженства ожидаютъ тебя послѣ отъѣзда императора...
Управитель при этихъ словахъ молча направился къ выходу, но архитекторъ не пожертвовалъ окончаніемъ своей тирады.
-- Если ты до тѣхъ поръ не задохнешься въ собственномъ жиру!-- крикнулъ онъ ему въ слѣдъ.-- Желательно бы знать, нильская ли тина или кровь течетъ въ жилахъ этого чудовища?
-- Это для меня безразлично,-- возразилъ префектъ,-- только бы твое одушевленіе не измѣнило тебѣ до окончанія работъ. Не утомляйся слишкомъ въ началѣ и не требуй отъ своихъ силъ невозможнаго,-- Римъ и вселенная еще ожидаютъ отъ тебя великаго... Итакъ, значитъ, я могу совершенно спокойно написать кесарю, что все на Лохіи будетъ готово къ его пріѣзду, а тебѣ на прощаніи воскликнуть: отчаяваться безумно, если только есть Понтій и Понтій не отказывается помочь!