V.

Вильямъ Трефольденъ ближе знакомится съ своими родственниками.

Трефольденъ взялъ соломенный стулъ, поданный ему молодымъ человѣкомъ, и поставилъ его прямо противъ двери, говоря, что ему трудно смотрѣть на свѣтъ. Старикъ занялъ свое прежнее мѣсто, а молодой человѣкъ остался на ногахъ. Они оба смотрѣли на пришедшаго очень радушно, но съ большимъ любопытствомъ; впродолженіе нѣсколькихъ минутъ никто не говорилъ ни слова.

Старшій родственникъ мистера Трефольдена былъ слабый, блѣдный, сѣдой старикъ съ блестящими, черными глазами, съ тонкими губами, дрожащими, когда онъ говорилъ что-нибудь съ живостью. Младшій же былъ высокій, широкоплечій, здоровенный юноша съ дѣтской улыбкой на устахъ и цѣлымъ лѣсомъ густыхъ, золотистыхъ русыхъ волосъ, низпадавшихъ волнистыми кудрями по его плечамъ. Его брови и рѣсницы были немного темнѣе волосъ; а глаза глядѣли изъ-подъ нихъ съ тѣмъ выраженіемъ, которое мы часто встрѣчаемъ у дѣтей. Однимъ словомъ, это былъ отличный образчикъ человѣческой породы, какой только можно было найти между Лондономъ и долиной Домлешга и даже, можетъ быть, на гораздо большемъ разстояніи. Трефольденъ не могъ этого не признать съ перваго взгляда.

Старикъ первый прервалъ молчаніе.

-- Вы, конечно, не могли найти сюда дорогу безъ проводника? сказалъ онъ.

-- Нѣтъ, я пришелъ одинъ, отвѣчалъ стряпчій: -- прогулка была отличная и я не нашелъ большихъ трудностей.

-- Вы изъ Кура?

-- Нѣтъ, изъ Рейхенау. Я остановился въ гостиницѣ Орелъ. Мой хозяинъ растолковалъ мнѣ дорогу и мнѣ было гораздо легче найти ее, чѣмъ идти по ней.

-- А! вы пришли по тропинкѣ. Она въ ужасномъ запустѣніи, и чужестранцу, конечно, должна была показаться очень крутой. Саксенъ, поди и попроси Кетли, чтобъ она приготовила ужинъ и откупорила бутылку вина. Нашъ родственникъ вѣрно утомился отъ прогулки.

Трефольденъ поспѣшилъ отказаться, по старикъ и слышать не хотѣлъ, говоря, что онъ долженъ, по крайней-мѣрѣ, преломить хлѣбъ и выпить вина съ ними. Трефольденъ, видя, что старикъ считалъ это какимъ-то важнымъ патріархальнымъ обрядомъ, принужденъ былъ, наконецъ, согласиться.

-- Вы можете по справедливости гордиться своимъ сыномъ, сэръ, сказалъ онъ, смотря вслѣдъ удаляющемуся юношѣ.

Старикъ улыбнулся и лицо его приняло очень нѣжное, добродушное выраженіе.

-- Онъ моя единственная радость и надежда! отвѣчалъ старикъ:-- но онъ не мой сынъ. Онъ сынъ моего дорогого брата, который умеръ двѣнадцать лѣтъ тому назадъ.

Трефольденъ слышалъ уже объ этомъ въ Рейхенау, но, несмотря на это, онъ произнесъ: Неужели! и принялъ на себя видъ, что его очень интересуетъ разговоръ.

-- Братъ мой былъ фермеръ, а я лютеранскій пасторъ. Онъ женился очень поздно, я же всю свою жизнь провелъ холостякомъ.

-- А жена вашего брата еще жива? спросилъ Трефольденъ.

-- Нѣтъ, она умерла черезъ два года, послѣ рожденія сына. Когда умеръ потомъ и мой братъ, то я заступилъ Саксену мѣсто отца и матери. Онъ называетъ меня отцомъ, а я его -- сыномъ. И я, право, не думаю, чтобъ я могъ его любить болѣе, еслибъ онъ былъ подлинно моей плотью и кровью. Я былъ его единственнымъ наставникомъ и выучилъ всему, что самъ знаю. Мнѣ открыты всѣ помыслы его сердца. Онъ то, чѣмъ сдѣлали его Богъ и мое ученье.

-- Онъ во всякомъ случаѣ молодецъ! сказалъ сухо Трефольденъ.

-- Мой братъ былъ почти такъ же высокъ и красивъ, произнесъ пасторъ со вздохомъ.

-- А сколько ему лѣтъ? спросилъ стряпчій.

-- Ему минуло двадцать-два, 30-го декабря прошлаго года.

-- Я бы не далъ ему болѣе двадцати лѣтъ.

-- Ему теперь двадцать-два года и четыре мѣсяца. Онъ полный человѣкъ по годамъ, росту, силѣ и. знаніямъ, но ребенокъ сердцемъ, замѣтьте -- ребенокъ сердцемъ.

-- Тѣмъ лучше для него, сказалъ Трефольденъ очень спокойно и съ пріятной улыбкой: -- многіе изъ величайшихъ людей на свѣтѣ были дѣти сердцемъ до конца жизни.

-- Я не желаю, чтобъ мой Саксенъ сдѣлался великимъ человѣкомъ, поспѣшно возразилъ пасторъ:-- Боже избави! я старался сдѣлать его хорошимъ, добрымъ человѣкомъ. И этого довольно!

-- Я не сомнѣваюсь, что вы вполнѣ успѣли въ своихъ стараніяхъ.

Старикъ посмотрѣлъ на него съ безпокойствомъ.

-- Я старался, произнесъ онъ:-- но не знаю, шелъ ли я настоящимъ, истиннымъ путемъ. Я воспитывалъ его согласно своимъ понятіямъ, но я могъ ошибаться. Я, можетѣ быть, не исполнилъ своего долга, но я стремился его исполнить. Я усердно молилъ Бога, чтобъ онъ просвѣтилъ меня и благословилъ мои труды. Я долго вѣрилъ, что молитвы мои услышаны, но въ послѣднее время въ головѣ моей зародились сомнѣнія, тяжелыя и горькія сомнѣнія.

-- Я убѣжденъ, что они неосновательны, замѣтилъ мистеръ Трефольденъ.

Пасторъ покачалъ головой; онъ видимо былъ очень взволнованъ.

-- Вы такъ говорите потому, что не знаете всего, отвѣчалъ онъ: -- я не могу теперь съ вами говорить откровенно... отложимъ лучше до другого раза, когда намъ можно будетъ остаться долѣе наединѣ. Теперь же я благодарю небо, что оно васъ привело сюда. Вы -- единственный нашъ родственникъ, оставшійся въ живыхъ, вы знаете свѣтъ и посовѣтуете мнѣ, что дѣлать. Вы будете, добры къ нему. Я въ этомъ увѣренъ, я это вижу по вашему лицу.

-- Я буду очень радъ откровенно поговорить съ вами о молодомъ человѣкѣ и помочь вамъ своими совѣтами, на сколько могу.

-- Да благословитъ васъ Богъ! сказалъ пасторъ и пожалъ ему руку черезъ столъ.

Въ ту же самую минуту послышались голоса съ противоположнаго конца террасы.

-- Еще одно слово! воскликнулъ съ необыкновенною живостью Мартинъ: -- вы знаете исторію нашего семейства и какой срокъ приближается?

-- Да.-- Ни слова объ этомъ при немъ, прежде чѣмъ мы съ вами основательно переговоримъ. Тише, онъ идетъ.

Въ ту же минуту въ дверяхъ показалась длинная фигура Саксена, почти совсѣмъ заслонившая свѣтъ. Онъ держалъ въ рукахъ блюдо и бутылку, за нимъ же слѣдовала здоровая деревенская баба съ тарелками и стаканами.

-- Вечеръ такой теплый, что я думалъ, что нашему родственнику будетъ, вѣрно, пріятнѣе ужинать на чистомъ воздухѣ; потому мы съ Кетли и принесли все сюда.

-- Очень вамъ благодаренъ, отвѣчалъ Трефольденъ:-- вы какъ нельзя лучше отгадали мое желаніе. Къ слову, Саксенъ, я долженъ сказать вамъ много лестнаго о вашемъ чтеніи погречески. Теокритъ -- мой старый пріятель, и вы его читаете замѣчательно хорошо.

Молодой человѣкъ, который только-что взялъ книгу со стола и помогалъ разостлать скатерть, покраснѣлъ, какъ молодая дѣвушка.

-- Онъ и Анакреонъ были моими любимыми поэтами, прибавилъ стряпчій:-- но это было уже такъ давно, что я, кажется, ничего не помню ни изъ того, ни изъ другого.

-- Я не читалъ Анакреона, сказалъ Саксенъ:-- но изъ поэтовъ, которыхъ я знаю, я люблю всѣхъ болѣе Гомера.

-- И то, конечно, за описанія сраженій, замѣтилъ его дядя съ улыбкой.

-- Такъ что жь, если сраженія у него такія великолѣпныя!

-- Такъ вы предпочитаете Иліаду Одиссеи? сказалъ Трефольденъ: -- меня же всегда болѣе занимали приключенія Улисса. Театръ дѣйствія такъ живописенъ и разнообразенъ, и самая сказка такъ завлекательна и романтична.

-- Я не люблю Улисса: онъ такой хитрый.

-- Тѣмъ онъ естественнѣе, отвѣчалъ Трефольденъ:-- всѣ греки были хитры, и Улиссъ -- настоящій представитель своихъ соотечественниковъ.

-- Я не могу простить ему его хитрость, на этомъ основаніи. Герой долженъ быть лучше окружающихъ его, иначе онъ не герой.

-- Это правда, сынъ мой, замѣтилъ пасторъ.

-- Я согласенъ, что герои Гомера не Баярды, но все же великіе люди, возразилъ Трефольденъ, отстаивая свое мнѣніе, не столько по убѣжденію, сколько изъ желанія вывѣдать, какъ думаютъ и понимаютъ вещи его швейцарскіе родственники.

-- Улиссъ не былъ великій человѣкъ, отвѣчалъ Саксенъ съ жаромъ:-- тѣмъ менѣе герой.

-- Весь свѣтъ держится противнаго мнѣнія, сказалъ Трефольденъ съ улыбкой.

-- Свѣтъ ослѣпленъ преданіями, отвѣчалъ Саксенъ:-- можетъ ли быть человѣкъ героемъ и воровать? Быть героемъ и лгать? Быть героемъ и бояться себя назвать по имени? Тель изъ Альторфа не былъ такимъ человѣкомъ. Когда Геслеръ спросилъ его о второй стрѣлѣ, онъ сказалъ правду и готовъ былъ за нее умереть.

-- Вы энтузіастъ и поклонникъ героевъ, замѣтилъ шутя Трефольденъ.

Молодой человѣкъ покраснѣлъ еще сильнѣе прежняго.

-- Я ненавижу Улисса, прибавилъ Саксенъ:-- онъ презрѣнный человѣкъ! и я не вѣрю даже, что Гомеръ написалъ Одиссею.

Послѣ этого онъ сказалъ нѣсколько словъ Кетли, на какомъ-то неизвѣстномъ языкѣ, и та, отвѣтивъ ему поспѣшно, удалилась.

-- Какое странное нарѣчіе! сказалъ Трефольденъ:-- я, кажется, видѣлъ, проходя по дому, газету, напечатанную на немъ.

-- Да, но это не нарѣчіе, отвѣчалъ пасторъ, усаживаясь за столъ: -- это языкъ самобытный, богатый, сильный, благозвучный и который гораздо древнѣе латинскаго.

-- Ваши слова удивляютъ меня!

-- Современное названіе этого языка -- рето-романскій, продолжалъ старикъ: -- если жь вы желаете знать его древнее названіе, то я долженъ обратить ваше вниманіе на эпоху, предшествовавшую многими столѣтіями основанію Рима, а мояіетъ быть и Альбы-Лонги. Но отчего вы ничего не ѣдите, любезный родственникъ?

-- Мнѣ, право не хочется, отвѣчалъ Трефольденъ, которому, по совѣсти сказать, не очень понравились сыръ изъ козьяго молока и саладъ: -- къ тому же меня очень интересуетъ этотъ разговоръ.

Лицо пастора просіяло.

-- Я очень радъ, произнесъ онъ съ живостью: -- я очень радъ. Этому предмету я посвятилъ все свободное время своей долгой жизни.

-- Но вы мнѣ еще не сказали древняго названія этого романскаго языка.

Тутъ Саксенъ съ безпокойствомъ посмотрѣлъ на старика, но тотъ перебилъ его.

-- Нѣтъ, нѣтъ, сынъ мой, произнесъ онъ: -- я лучше тебя знаю все, что касается до этого предмета; дай мнѣ объяснить нашему гостю мою теорію.

Молодой человѣкъ перегнулся черезъ столъ, и шепнулъ старику на ухо:

-- Такъ будьте какъ можно кратче, милый батюшка.

Эти слова долетѣли до чуткаго уха Трефольдена, несмотря на то, что были произнесены очень тихо. Судьба, казалось, покровительствовала ему въ этотъ вечеръ и давала случай узнать характеры его родственниковъ съ различныхъ сторонъ.

Пасторъ нетерпѣливо кивнулъ головой и торжественно началъ длинную рѣчь; очевидно было, что этотъ предметъ былъ его любимымъ конькомъ.

-- Посмотрите на окружающія насъ горы. Онѣ носятъ мѣстныя прозвища: Голанда, Ронгель, Албула и т. д., но онѣ имѣютъ и одно общее названіе: Рейнскихъ Альпъ. Между этими горами лежитъ множество долинъ, изъ которыхъ главная наша Задне-Рейнская. Вонъ тамъ находятся горные проходы Шплюгенскій и Стельвійскій, а за ними простирается Ломбардская низменность. Вы, конечно, все это знаете и безъ меня, но для моего объясненія необходимо, чтобъ вы имѣли вѣрное понятіе о географическомъ положеніи Граубиндена.

Трефольденъ поклонился и просилъ его продолжать; Саксенъ же молча принялся за ѣду.

-- Ну, произнесъ старикъ:-- около двухъ тысячъ восьмисотъ лѣтъ тому назадъ, эти Альпы были населены грубой туземной расой, говорившей тѣмъ же языкомъ, которымъ говорятъ и нынѣ ихъ потомки. Эти туземцы, слѣдуя инстинктамъ, вложеннымъ Богомъ въ сердца всѣхъ горныхъ жителей, нашли наконецъ свою жизнь въ уединенныхъ горахъ слишкомъ скучной и наводнили своими толпами южныя, низменныя страны. Они изгнали туземныхъ умбрійцевъ и поселились какъ побѣдители въ той части Италіи, которая лежитъ къ сѣверу отъ Анконы и Тибра. Они тутъ выстроили города, стали заниматься литературой и искуствами и достигли высокой степени образованія. Все это происходило задолго до Ромула, и они научили Римъ религіи, языку и искуству; потомъ, согласно судьбѣ всѣхъ земныхъ народовъ, они пришли въ упадокъ отъ роскоши и разврата и въ свою очередь были покорены новымъ народомъ. Наконецъ преслѣдуемые галлами или кельтами, они бѣжали назадъ въ свои родныя горы, откуда эмигрировали за много столѣтій назадъ, и здѣсь основали тѣ могучія твердыни, которыхъ развалины еще стоятъ до сихъ поръ. Если я ко всему этому прибавлю, что въ рето-романскомъ языкѣ нашего Граубинденскаго кантона живутъ послѣдніе остатки литературы этого исчезнувшаго народа, то конечно вы догадаетесь, какъ звали его въ древности?

Къ несчастью, Вильямъ Трефольденъ еще очень недавно прочелъ въ какомъ-то журналѣ статью объ этомъ предметѣ, и потому, когда старикъ, утомленный своимъ пламеннымъ краснорѣчіемъ, остановился на минуту, чтобъ перевести духъ, то онъ имѣлъ уже готовый отвѣтъ на его длинную тираду.

-- Еслибъ я не раздѣлялъ того мнѣнія, что этруски происходили отъ лидійскаго племени, началъ-было онъ, но пасторъ поспѣшно перебилъ его, воскликнувъ:

-- Вы почерпнули свое мнѣніе изъ Геродота!

-- Нѣтъ, по очень простой причинѣ, что я никогда не зналъ довольно хорошо греческій языкъ, чтобъ справиться съ Геродотомъ.

-- Ну, такъ изъ Тацита,

-- Это можетъ быть.

-- Да, Тацитъ поддерживаетъ эту теорію, но онъ ошибается; то же дѣлаютъ Геродотъ, Страбонъ, Сенека, Цицеронъ, Плиній, Плутархъ, Сервій и множество другихъ -- но всѣ они ошибаются, ошибаются самымъ жалкимъ образомъ.

-- Но...

-- Ливій предполагаетъ, что эмиграція шла изъ низменныхъ мѣстъ въ горы -- но это просто безумно! Развѣ исторія всѣхъ народовъ и всѣхъ странъ намъ не доказываетъ противоположнаго? Обитатели низменныхъ странъ бѣгутъ въ горы для спасенія себя отъ завоевателей, но эмиграція такъ же естественно распространяется съ горъ въ равнины, какъ рѣки текутъ изъ ледниковъ въ моря. Элланикъ Лезбоскій хочетъ насъ увѣрить, что они были пелазги; Діонисій Галикарнаскій утверждаетъ, что это туземцы Этруріи; Горій дѣлаетъ ихъ финикійцами, Бонарота -- египтянами; Маффеи -- хананейцами; Гварначи...

-- Извините, прервалъ его Трефольденъ: -- когда я сказалъ, что раздѣляю мнѣніе о происхожденіи этрусковъ отъ лидянъ...

-- Они никогда отъ нихъ не происходили, воскликнулъ пасторъ, дрожа отъ волненія: -- еслибъ они были лидяне, то развѣ Ксантъ Лидійскій не описалъ бы этого событія? А онъ нигдѣ даже не упоминаетъ о немъ. Можно ли себѣ представить, чтобъ, напримѣръ, англійскій историкъ пропустилъ колонизацію Америки, или испанскій -- покореніе Мексики? Нѣтъ, вы мнѣ позволите вамъ сказать, мои дорогой гость, что тотъ, кто раздѣляетъ пустыя теоріи Геродота и Тацита, тотъ страшно заблуждается. Я могу вамъ представить такія археологическія доказательства...

-- Увѣряю васъ, замѣтилъ Трефольденъ со смѣхомъ: -- что я нимало не упорствую въ своемъ мнѣніи, ибо я рѣшительно ничего не смыслю въ этомъ предметѣ.

-- Я думаю, вы забыли, батюшка... началъ-было Саксенъ, нѣжно прикоснувшись къ плечу старика, но тотъ слишкомъ былъ занятъ своимъ любимымъ предметомъ, чтобъ обратить вниманіе на кого бы то ни было.

-- Нѣтъ, нѣтъ, я ничего не забылъ, продолжалъ онъ съ прежней энергіей: -- я не забылъ, что Гиббонъ призналъ лидійскую теорію годной только для поэтовъ и романистовъ. Я не забылъ, что Штейбъ, каковы бы ни были его остальныя мнѣнія, соглашался, по крайней-мѣрѣ, что существуетъ единство между языками этрускимъ и ретійскимъ. Потомъ Нибуръ, несмотря на то, что онъ ошибочно предполагалъ этрусковъ смѣшанной расой, вѣрилъ, что кореннымъ ядромъ этой расы были альпійскіе ретійцы, и поддерживалъ мою теорію, что они покорили пелазговъ. Нибуръ былъ великій человѣкъ, великолѣпный историкъ и основательный ученый. Я переписывался съ нимъ впродолженіе многихъ лѣтъ на счетъ этого вопроса, но никакъ не могъ убѣдить его, что этруски были исключительно одного ретійскаго происхожденія. Онъ непремѣнно настаивалъ на смѣшеніи ретійцевъ съ пелазгами. Жаль, очень жаль, что я не успѣлъ наставить его на путь истинный прежде, чѣмъ онъ умеръ.

-- Очень жаль, замѣтилъ Трефольденъ: -- но уже становится поздно, прибавилъ онъ, посмотрѣвъ на часы: -- и я не успѣю выбраться отсюда засвѣтло, если не прощусь съ вами тотчасъ же.

Пасторъ провелъ рукой по лбу и произнесъ какимъ-то смущеннымъ тономъ:

-- Я боюсь, что наговорилъ слишкомъ много и утомилъ васъ. Пожалуйста, простите меня, но когда я начинаю говорить объ этомъ предметѣ, то никогда не знаю, гдѣ остановиться.

-- Это потому, что вы отлично знаете предметъ, отвѣчалъ стряпчій: -- но увѣряю, я слушалъ васъ съ большимъ удовольствіемъ.

-- Неужели?

-- Я научился многому, чего не зналъ прежде.

-- Я покажу вамъ въ другой разъ всѣ письма Нибура и копію моихъ отвѣтовъ, если это можетъ васъ интересовать.

Старикъ снова просіялъ и ждалъ только одного слова поощренія, чтобъ опять возобновить прежній разговоръ; но Трефольдену этруски уже достаточно надоѣли и онъ поспѣшилъ сказать:

-- Благодарствуйте, въ другой разъ, а теперь прощайте.

-- Нѣтъ, нѣтъ, погодите хоть минутку; я имѣю столько вамъ сказать, о столькомъ васъ разспросить. Какъ долго вы намѣрены остаться въ Рейхенау?

-- Нѣсколько дней; можетъ быть, съ недѣлю.

-- Вы здѣсь по дорогѣ въ Италію?

-- Нимало. Я хотѣлъ немного поразвлечься, подышать чистымъ воздухомъ, потому далъ себѣ двѣ недѣли праздника. Я выбралъ Рейхенау своей главной квартирой только для того, чтобъ быть по близости отъ васъ.

-- Какъ вы добры, сказалъ простодушный старикъ со слезами на глазахъ: -- я бы никогда не увидалъ васъ, еслибъ вы не пріѣхали сюда, а вѣдь мы трое -- послѣдніе представители нашего семейства. Во имя нашего родства, не хотите ли быть нашимъ гостемъ?

Трефольденъ съ минуту колебался, но потомъ спокойно отвѣчалъ:,

-- Я васъ не понимаю; я, конечно, завтра опять приду къ вамъ.

-- Нѣтъ, я подразумѣвалъ, не хотите ли вы поселиться у насъ на все время вашего здѣсь пребыванія? Я не смѣю на этомъ настаивать, ибо знаю, что гостиница Орелъ представляетъ гораздо болѣе удобствъ, чѣмъ наше воздушное обиталище. Но все же если вы можете привыкнуть къ нашей простой пищи и грубымъ обычаямъ, то отъ души милости просимъ.

Трефольденъ улыбнулся и покачалъ головой.

-- Благодарствуйте, сказалъ онъ: -- и вѣрьте, что я очень цѣню ваше гостепріимство, но, право, мнѣ невозможно принять ваше любезное приглашеніе. Мы, лондонцы, ведемъ самую лихорадочную, безпокойную жизнь и дѣлаемся рабами разныхъ глупыхъ и нездоровыхъ привычекъ. Въ отношеніи этихъ привычекъ я такъ же далекъ отъ васъ, какъ эскимосъ отъ жителей тропическихъ странъ. Дѣлать нечего, надо признаться: вотъ вы только что ужинали, а я иду въ Рейхенау обѣдать.

-- Какъ обѣдать?

-- Да, я всегда обѣдаю въ семь часовъ и никакъ не могу перемѣнить этого часа даже и во время путешествія. Поэтому вы видите, что я не могу быть вашимъ гостемъ. Но, несмотря на это, мы будемъ видѣться каждый день и мои юный родственникъ, я надѣюсь, покажетъ мнѣ всѣ ваши окрестности.

-- Еще бы, съ большимъ удовольствіемъ! воскликнулъ радушно Саксенъ.

Трефольденъ пожалъ руку пастору и отправился въ путь вмѣстѣ съ Саксеномъ, который предложилъ проводить его.