X.

Менторъ беретъ за руку Телемака.

Пасторъ Мартинъ ни разу не закрылъ глазъ во всю ночь, послѣ перваго посѣщенія Роцберга Вильямомъ Трефольденомъ. Въ послѣднее время его начали безпокоить сомнѣнія на счетъ своего воспитанника, теперь же безпокойство его дошло до крайней степени. Онъ не зналъ, радоваться ему или нѣтъ пріѣзду своего лондонскаго родственника. Конечно, онъ могъ помочь ему выйти изъ затруднительнаго обстоятельства; но тотъ въ то же время боялся открыть причину своего безпокойства человѣку, который могъ доказать ему, что онъ дѣйствовалъ неблагоразумно. Но какъ бы то ни было, какъ бы ни осудилъ его свалившійся съ неба судья, бѣдному пастору приходилось повѣдать ему всю исторію воспитанія Саксена. Правда, онъ все дѣлалъ съ добрымъ намѣреніемъ, и готовъ былъ пожертвовать своею жизнью, чтобъ сдѣлать своего воспитанника хорошимъ и счастливымъ человѣкомъ; но, несмотря на это, теперь его терзала мысль, что, быть можетъ, то прекрасное зданіе, которое онъ воздвигалъ съ такою любовью впродолженіе столькихъ лѣтъ, было основано на пескѣ. Это была страшная, невыносимая для него мысль, и онъ рѣшился отправиться на другой же день въ Рейхенау и переговорить обо всемъ обстоятельно съ Вильямомъ Трефольденомъ, прежде чѣмъ тотъ и Саксенъ отправятся въ Куръ. Однако, когда настало утро, вся ферма была приведена въ смущеніе пропажей одного ягненка. Это случайное обстоятельство задержало пастора и онъ отправился въ Рейхенау получасомъ позже, чѣмъ намѣревался.

Между тѣмъ, Саксенъ догналъ своего двоюроднаго брата въ саду замка Планта.

-- Наконецъ-то, сказалъ Трефольденъ: -- а я уже начиналъ думать, что вы никогда не придете. Хотите сигару?

-- Нѣтъ, благодарствуйте, я не курю, сказалъ Саксенъ, качая головой и потомъ прибавилъ поспѣшно: -- намъ надо идти вотъ въ эту сторону.

Трефольденъ замѣтилъ смущеніе молодого человѣка и его раскраснѣвшіяся щоки, но не сказалъ ни слова и молча послѣдовалъ за нимъ.

Саксенъ углубился въ лабиринтъ узкихъ боковыхъ дорожекъ, которыя, наконецъ, привели къ берегу рѣки. Невдалекѣ былъ переброшенъ черезъ рѣку крытый мостъ, перейдя который, Саксенъ оставилъ въ сторонѣ большую дорогу и пошелъ по маленькой тропинкѣ, пересѣкавшей огромный лугъ.

-- Развѣ эта дорога въ Куръ? спросилъ Трефольдепъ.

Саксенъ вдругъ остановился.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ онъ: -- я совсѣмъ забылъ, намъ надо воротиться.

-- Но не прежде, чѣмъ я докурю свою сигарю. Вонъ, посмотрите, лежитъ сломаное дерево, оно какъ будто нарочно для насъ приготовлено. Сядемъ-ка на него и поболтаемъ на свободѣ.

-- Съ большимъ удовольствіемъ, отвѣчалъ Саксенъ.

Такимъ образомъ они усѣлись вдали отъ сада, гдѣ ихъ искалъ синьоръ Колонна.

-- А что задержало васъ такъ долго, Саксенъ? спросилъ Трефольденъ:-- вы любезничали съ прекрасной Олимпіей?

Саксенъ вспыхнулъ и очень нетвердымъ голосомъ отвѣчалъ:

-- Я предложилъ ей отнести письмо.

-- На кой чортъ вы это сдѣлали? Ну, что жь, она отказала?

-- Она меня не поняла.

-- Я душевно этому радъ. Мнѣ бы не хотѣлось, чтобъ Колонны вовлекли васъ въ свои интриги. Въ чемъ она васъ не поняла?

Саксенъ закусилъ губу и яркій румянецъ, въ половину сошедшій съ его лица, снова воротился.

-- Она думала, что я потребую платы, сказалъ онъ неохотно.

-- То-есть она предложила вамъ денегъ?

-- Да, то-есть не она, а отецъ.

-- Что жь вы имъ сказали?

-- Право, не знаю; я ужасно разсердился, даже, можетъ быть, слишкомъ, и поспѣшно убѣжалъ отъ нихъ.

-- Безъ письма, я надѣюсь?

-- Безъ письма.

Наступило минутное молчаніе. Трефольденъ задумчиво смотрѣлъ на землю, и едва замѣтная улыбка появилась на его устахъ. Саксенъ не видалъ этого, ибо мысли его были заняты другимъ, а глаза также устремлены въ землю.

-- Жаль, что вы не курите, сказалъ, наконецъ, Трефольденъ:-- это чрезвычайно пріятное препровожденіе времени, и вамъ бы слѣдовало выучиться курить хотя бы потому, что это общепринятый обычаи.

-- Научиться этому нетрудно, но трудно получить вкусъ въ куренью.

-- Такъ вы пробовали?

-- Да.

-- Что жь, вамъ было дурно?

-- Нѣтъ; но куренье не доставило мнѣ никакого удовольствія.

-- Это потому, что вы не довольно долго продолжали опытъ, такъ что не почувствовали всей прелести того соннаго состоянія...

-- Я вовсе не желаю быть соннымъ, перебилъ его Саксенъ:-- я бы ненавидѣлъ всякое ощущеніе, которое уменьшало бы дѣятельность моего ума. Я бы лучше согласился наложить на себя оковы.

Трефольденъ засмѣялся своимъ тихимъ, пріятнымъ смѣхомъ и вытянулся во весь ростъ на травѣ.

-- Оковы оковамъ рознь, сказалъ онъ:-- есть оковы золотыя и оковы изъ нѣжныхъ розъ точно такъ же, какъ и желѣзныя.

-- Боже избави, чтобъ я когда нибудь узналъ тѣ или другія оковы, серьёзно замѣтилъ Раксенъ.

-- Вамъ сегодня грозила опасность узнать оковы послѣднихъ двухъ родовъ, упомянутыхъ мною, отвѣчалъ Трефольденъ.

-- Вы шутите, братецъ?

-- Нимало.

-- Что жь вы хотите сказать? спросилъ Саксенъ съ изумленіемъ.

-- Я вамъ объясню, только обѣщайте терпѣливо выслушать меня, ибо мнѣ понадобится войти въ нѣкоторыя подробности.

Саксенъ наклонилъ голову въ знакъ согласія, и стряпчій, лѣниво покуривая свою сигару, началъ:

-- Колонны, какъ вамъ, конечно, извѣстно, принадлежатъ къ одному изъ самыхъ древнѣйшихъ и благороднѣйшихъ княжескихъ римскихъ родовъ. Джуліо Колонна, котораго ни только что видѣли въ Орлѣ -- теперь старшій представитель этой фамиліи. Онъ всю свою жизнь былъ пламеннымъ энтузіастомъ. Въ юности онъ женился по любви, а впродолженіе послѣднихъ двадцати или тридцати лѣтъ, посвятилъ себя душой и тѣломъ итальянской политикѣ. Онъ болѣе написалъ памфлетовъ и составилъ заговоровъ, чѣмъ какой нибудь человѣкъ въ Европѣ; Онъ находится во главѣ каждаго тайнаго общества, которое имѣетъ цѣлью единство Италіи. Однимъ словомъ -- онъ природный, образцовый агитаторъ, а дочь его -- такая же точно фанатичка. Они всегда поступаютъ такъ, какъ вы только что видѣли. Онъ постоянно обдумываетъ какіе нибудь хитрые планы, постоянно заваленъ письмами и брошюрами, она -- только и думаетъ, какъ бы своей красотой и умомъ привлечь новаго партизана.

-- Я понимаю теперь, что она подразумѣла подъ словами "святое дѣло", замѣтилъ Саксенъ задумчиво.

-- Это ихъ любимое, избитое выраженіе.

-- Но вѣдь освобожденіе своей родины дѣйствительно святое дѣло, сказалъ Саксенъ, съ удивленіемъ взглянувъ на своего родственника.

Трефольденъ пожалъ плечами.

-- Да, да, конечно, отвѣчавъ онъ:-- но всѣ эти интриги ужь по горло надоѣли. Дѣло другое, еслибъ они вступили въ честную, открытую борьбу. Кромѣ того, я ненавижу, когда женщина выступаетъ на политическое поприще.

-- Какъ она хороша! сказалъ Саксенъ.

-- Да, хороша, блестяща, очаровательна и она очень хорошо знаетъ, какъ извлечь пользу изъ своей могущественной красоты. Глаза Олимпіи Колонны завербовали болѣе волонтеровъ Италіи, чѣмъ всѣ памфлеты ея отца. Сознайтесь, такъ же ли вы охотно вызвались бы отнести письмо, еслибы вмѣсто юной красавицы васъ просила старуха въ очкахъ?

-- Не знаю, но боюсь, что тогда я не вызвался бы, отвѣчалъ смѣясь молодой человѣкъ: -- однако, что же тутъ общаго съ оковами?

-- Много. Положимъ, что прекрасная синьора знала бы, что вы мой родственникъ...

-- Я думаю, что она приняла меня за вашего лакея, перебилъ его съ нѣкоторою горечью Саксенъ.

-- Положимъ, что прекрасная синьора знала бы, что вы мой родственникъ, повторилъ Трефольденъ: -- и что вы бы взялись доставить письмо по назначенію -- какой былъ бы результатъ отъ всего этого? если вы не догадываетесь, то я вамъ могу подробно разсказать. Она бы вамъ не предложила денегъ ни одного гроша, но улыбнулась бы вамъ и протянула бы на прощанье руку; вы вѣрно поцаловали бы ее, какъ руку царицы, и стали бы боготворить ее какъ божество. Вы бы, мой милый Саксенъ, совершенно потеряли голову, подобно тому, какъ лжепророки въ Дантовомъ седьмомъ кругѣ.

-- Нѣтъ, никогда, воскликнулъ Саксенъ, вспыхнувъ:-- къ тому же лжепророки были не въ седьмомъ кругѣ, а въ восьмомъ, въ мѣстѣ, называемомъ Мальбъ.

-- Правда, въ восьмомъ, благодарствуйте. И такъ, положивъ опасное, возмутительное письмо въ карманъ, находящійся какъ можно ближе къ тому мѣсту, гдѣ было нѣкогда ваше сердце, вы готовы были бы отправиться не только въ Тузисъ, но и на край свѣта. Вы съ наслажденіемъ надѣли бы на себя оковы изъ нѣжныхъ цвѣтовъ и были бы послушнымъ рабомъ синьоры Колонны во всю свою жизнь.

-- Нѣтъ, но еслибъ...

-- Это относительно цвѣточныхъ оковъ, продолжалъ Трефольденъ:-- теперь обратимся къ желѣзнымъ. Однажды взявшись за святое дѣло, вы были бы пропащимъ человѣкомъ. Не прошло бы и мѣсяца, какъ уже васъ записали бы въ одно изъ тайныхъ обществъ; живя на большой дорогѣ въ Италію, вы сдѣлались бы самымъ ревностнымъ агентомъ всевозможныхъ интригъ, и результатомъ всего этого было бы то, что вы въ одинъ прекрасный день очутились бы въ австрійской тюрьмѣ, откуда даже сама святая Олимпія не могла бы спасти васъ.

-- Пріятная картина и вы ярко освѣтили ее, сказалъ Саксенъ, съ неудовольствіемъ закусивъ губу:-- но она невѣрна съ начала до конца. Я не посвятилъ бы себя ни этой женщинѣ, ни этому дѣлу, потому ваши аргументы сами собой падаютъ вмѣстѣ съ оковами.

Трефольденъ имѣлъ слишкомъ много такта, чтобъ продолжать этотъ разговоръ и быстро перешелъ къ другому предмету.

-- Вы любите музыку? спросилъ онъ неожиданно.

-- Страстно.

-- Вы играете на какомъ нибудь инструментѣ?

-- Я играю немного на церковномъ органѣ, но очень плохо.

-- Вы вѣрно играете по слуху?

-- Не совсѣмъ. Мой отецъ учился основательно музыкѣ въ Женевѣ и передалъ мнѣ всѣ свои знанія.

-- Но это вѣроятно возбуждаетъ въ васъ только желаніе научиться болѣе?

-- Именно.

-- Хорошій у васъ органъ въ церкви?

-- Нѣтъ, прескверный. Очень маленькій, старый, изломаный. Два клавиша вовсе не дѣйствуютъ, и всѣхъ-то ихъ пять.

-- Нечего сказать, неважная штука; развѣ вы не можете достать другой?

-- Нѣтъ, развѣ когда графъ Планта возвратится изъ Италіи, онъ, можетъ быть, пожертвуетъ. Мой отецъ намѣренъ его просить объ этомъ, но наврядъ-ли онъ скоро пріѣдетъ, потому что онъ постоянно живетъ въ Неаполѣ или въ Парижѣ. Пожалуй, такъ пройдетъ въ ожиданіи года два-три.

-- А между тѣмъ, органъ или совсѣмъ умретъ отъ старости, или по крайней-мѣрѣ оглохнетъ.

-- Правда, отвѣчалъ Саксенъ, тяжко вздохнувъ.

Трефольденъ пристально взглянулъ на него, но не сказалъ ни слова. Наступило молчаніе.

-- Какъ вы думаете, Саксенъ, пріятно ли быть богатымъ? сказалъ, наконецъ, Трефольденъ.

Саксенъ взглянулъ на него и улыбнулся.

-- Быть богатымъ? повторилъ онъ.

-- Да, какъ графъ Планта, напримѣръ?

-- Вы не шутите?

-- Нѣтъ, я говорю серьёзно.

-- Ну, такъ по правдѣ сказать, я не думаю, чтобъ это было очень пріятно.

-- Отчего же?

-- Потому что богатство даетъ власть, а власть сопровождается всегда соблазномъ и искушеніемъ.

-- Пустяки! воскликнулъ Трефольденъ.

-- А главное, богатство налагаетъ на человѣка страшную отвѣтственность.

-- Опять вздоръ!

-- Вся исторія это доказываетъ, сказалъ съ жаромъ Саксенъ:-- посмотрите на Аѳины и Римъ -- посмотрите, какъ роскошь подкосила свободу первымъ и какъ жажда могущества...

Трефольденъ смѣясь закрылъ ротъ молодому человѣку.

-- Вы, мой милый, говорите, точно ученикъ или публичный лекторъ, сказалъ онъ: -- кому теперь какое дѣло до Аѳинъ и Рима? Слушая васъ, всякій бы подумалъ, что вы живете за тысячу лѣтъ назадъ.

-- Но...

-- Я знаю, что всѣ ваши аргументы будутъ справедливые, классическіе и даже дидактическіе -- я съ этимъ совершенно согласенъ; однако опытъ жизни доказываетъ намъ, что имѣть деньги очень пріятно. Вы, я полагаю, гордитесь своею бѣдностью?

-- Я совсѣмъ небѣденъ, отвѣчалъ Саксенъ: -- я имѣю все, что нужно, и самый могущественный императоръ не можетъ имѣть болѣе.

-- Гм! А что, въ Рейхенау нѣтъ бѣдныхъ?

-- Совершенно нищихъ нѣтъ, то-есть такихъ, какъ въ Эмбсѣ.

-- А гдѣ Эмбсъ?

-- На полдорогѣ въ Куръ. Это римско-католическій приходъ и всѣ его жители ужасно лѣнивы и нищенски бѣдны.

-- Я помню это мѣстечко, я проходилъ мимо его вчера. Оно мнѣ показалось какимъ-то разсадникомъ горячки.

-- И оно можетъ быть такъ названо по справедливости, сказалъ Саксенъ съ грустью: -- прошлою осенью тамъ свирѣпствовала страшная горячка.

Трефольденъ неожиданно повернулся, и бросивъ сигару, воскликнулъ:

-- Такъ вы, молодой человѣкъ, полагаете, что такъ-какъ у васъ есть все, что вамъ нужно, то вамъ богатство не принесло бы никакой пользы? Скажите, пожалуйста, разйѣ вамъ никогда не приходило въ голову, что эти больные нуждаются въ лекарствѣ, пищѣ и одеждѣ?

-- Мы дѣлали все, что могли, отвѣчалъ Саксенъ въ смущеніи:-- хотя это было и немного, но Богу извѣстно...

-- Но Богу извѣстно, что еслибъ вы были богаты, вы бы сдѣлали въ десять разъ болѣе. Вѣдь я правду говорю?

-- Конечно, правду.

-- Ваша религія повелѣваетъ вамъ давать милостыню, а какъ вы можете это дѣлать безъ денегъ?

-- Можно дѣлать добро и безъ денегъ, сказалъ Саксенъ.

-- Да, но въ какой ограниченной степени. Неужели вы, Саксенъ, никогда не смотрѣли на вопросъ съ этой точки зрѣнія? Неужели вы никогда не желали быть богатымъ для пользы другихъ?

-- Нѣтъ, кажется, мнѣ это никогда не приходило въ голову. Я такъ былъ увѣренъ, что деньги корень всякаго зла.

-- Пустяки! Вещи хороши или худы, смотря по тому, какъ мы ихъ примѣняемъ къ дѣлу. Ножъ, напримѣръ, всегда остается ножомъ и въ рукѣ хирурга, и въ рукѣ убійцы, но результаты того и другаго примѣненія, кажется, довольно различны. Нѣтъ, Саксенъ, вы должны освободиться отъ многихъ предразсудковъ, которые гнетутъ вашъ умъ, и вполнѣ васъ недостойны.

-- То, что вы говорите, похоже на правду, сказалъ Саксенъ, задумчиво проводя рукой по лбу:-- и однако, оно прямо противоположно тѣмъ принципамъ, которыхъ я до сихъ поръ держался въ своей жизни.

-- Очень можетъ быть, отвѣчалъ Трефольденъ: -- но не всегда полезно слѣпо держаться принциповъ въ практической жизни. Они очень эластичны, и потому ими можно прикрыть всякій поступокъ. Предположимъ теперь, что вы родились богатымъ человѣкомъ...

-- Какая нелѣпость! сказалъ Саксенъ, стараясь улыбнуться: -- къ чему это даже предполагать?

-- И посмотримъ, какая была бы изъ этого польза, продолжалъ Трефольденъ, не обращая вниманія на слова Саксена: -- прежде всего, вы бы получили хорошее воспитаніе, и были бы отличнымъ музыкантомъ. Вы украсили бы свою церковь прекраснымъ органомъ, а можетъ быть, и совершенно бы ее перестроили. Вы бы помогли бѣднымъ страдальцамъ въ Эмбсѣ, пославъ къ нимъ цѣлый штатъ докторовъ и сидѣлокъ, и такимъ образомъ спасли бы сотни людей. Вы бы въ состояніи были окружить всевозможнымъ удобствомъ и спокойствіемъ вашего дядю въ его преклонныхъ лѣтахъ. Вы могли бы исполнить ваше желаніе посѣтить Римъ, Аѳины и Іерусалимъ. Вы могли бы уставить всѣ стѣны стариннаго замка, сверху до низу, классическими произведеніями греческихъ и латинскихъ поэтовъ, основать музей этрускихъ древностей, которыя доставили бы вашему дядѣ неисчерпаемый источникъ удовольствій. Наконецъ...

Онъ вдругъ остановился, и Саксенъ, взглянувъ на него, воскликнулъ:

-- Ну, что жь наконецъ?

-- Наконецъ, богатые люди не носятъ сѣрыхъ блузъ и кожаныхъ штиблетъ. Еслибъ на васъ былъ сегодня такой же сюртукъ, какъ на мнѣ, Саксенъ, синьора Колонна не приняла бы васъ за простого мужика, а отецъ ея не предложилъ бы вамъ денегъ.

Саксенъ вскочилъ на ноги, и съ нетерпѣніемъ произнесъ:

-- Будетъ толковать о томъ, что могло бы быть. Я небогатъ, и никогда не буду богатъ. Какая же польза толковать о такихъ пустякахъ?

-- Во всякомъ случаѣ, настаивалъ Трефольденъ: -- вы согласны, что богатство -- очень желательное благо для всякаго.

-- Право, и этого я не могу сказать. Я не могу такъ скоро перемѣнить своихъ убѣжденій.

-- Даже, когда вы видите, что ваши убѣжденія несправедливы?

-- Я еще не увѣренъ, чтобъ они были несправедливыми. Чтобъ убѣдиться въ этомъ, мнѣ еще нужно много доказательствъ.

-- Доказательствъ чего, сынъ мой? спросилъ вдругъ какой-то нѣжный голосъ изъ-за спины Саксена.

Это былъ пасторъ Мартинъ, который, проходя невдалекѣ по маленькой тропинкѣ, пересѣкавшей поля между Родбергомъ и Рейхенау, остановился, услыхавъ знакомые голоса.

-- Вотъ счастье-то! воскликнулъ Саксенъ, съ неподдѣльной радостью:-- вы пришли, отецъ, ровно во время; разсудите насъ.

-- Мы толковали о богатствѣ, сказалъ Трефольденъ, вставая и пожимая руку старика: -- мой юный родственникъ проповѣдуетъ какія-то аркадскія теоріи, и возстаетъ противъ золота, какъ второй Тимонъ. Я, съ другой стороны, старался убѣдить его, что золото имѣетъ свою хорошую сторону, и можетъ быть употреблено съ большой пользой. Какъ ваше мнѣніе?

Пасторъ взглянулъ на него съ безпокойствомъ.

-- Вопросъ этотъ очень обширный, сказалъ онъ: -- и многое можно привести въ пользу и того и другого взгляда. Но теперь не время разсуждать. Мнѣ нужно вамъ сказать нѣсколько словъ, братъ мой Вильямъ. Я очень торопился изъ Роцберга, боясь, что уже не застану васъ. Вѣдь вы, кажется, собирались въ Куръ?

-- Да, мы и теперь намѣрены туда идти, отвѣчалъ Трефольденъ.

-- Можете вы мнѣ пожертвовать полчаса времени, прежде чѣмъ вы отправитесь въ путь?

-- Цѣлый день, если хотите.

-- Нѣтъ, и часа будетъ совершенно довольно. Саксенъ, мнѣ надо поговорить съ нашимъ родственникомъ наединѣ; ты бы сходилъ пока въ Таминсъ, и узналъ бы тамъ о цѣнѣ сѣмянъ индійской ржи, которыхъ мнѣ обѣщалъ фермеръ Ретшель.

Саксенъ былъ очень удивленъ этимъ приказаніемъ дяди, но безпрекословно ему повиновался.

-- Мнѣ возвратиться сюда? спросилъ онъ, собираясь уйдти.

-- Нѣтъ, ты бы лучше подождалъ своего родственника въ Орлѣ.

-- Нельзя ли мнѣ подождать его въ церкви? сказалъ Саксенъ, покраснѣвъ.

-- Пожалуй, если хочешь.

Молодой человѣкъ, кивнувъ головой, удалился поспѣшными шагами. На поворотѣ тропинки онъ обернулся, и увидѣлъ, что его дядя и Трефольденъ сидѣли рядомъ на сломанномъ деревѣ, и съ жаромъ о чемъ-то бесѣдовали. Трефольденъ повременамъ качалъ головой, а по фигурѣ старика Саксенъ легко могъ заключить, что онъ былъ очень взволнованъ. Что могъ сказать важнаго его дядя человѣку, хотя и родственнику, котораго онъ видѣлъ наканунѣ только первый разъ въ жизни? Почему эта бесѣда обставлялась такой таинственностью? Все это было очень странно, и Саксенъ не могъ не подумать, что, вѣроятно, предметомъ бесѣды былъ онъ самъ, и это, конечно, только увеличивало его безпокойство.