Мнѣніе господина Трефольдена объ адвокатахъ.
-- Такъ вы, мой юный другъ, не потеряли еще всѣхъ вашихъ первобытныхъ добродѣтелей, сказалъ мистеръ Трефольденъ, когда Саксенъ въ понедѣльникъ вечеромъ, ровно въ восемь часовъ, явился въ кабинетъ стряпчаго.
-- Я надѣсь, что я не потерялъ ни одной добродѣтели, которую я когда-нибудь имѣлъ, отвѣчалъ Саксенъ: -- но на какую именно добродѣтель вы намекаете?
-- На вашу акуратность, молодой человѣкъ. Вы теперь точно такъ же явились въ назначенный срокъ, какъ въ то памятное утро, когда мы завтракали въ Рейхенау и вы впервые отвѣдали лафита. Съ тѣхъ поръ вы, кажется, попривыкли къ нему.
-- Да, отвѣчалъ Саксенъ съ полуулыбкой и съ сдержаннымъ вздохомъ.
-- И попривыкли еще ко многому другому, я думаю. Позвольте, тогда было 7-е марта, а теперь начало третьей недѣли апрѣля; значитъ, не прошло и пяти недѣль, Саксенъ.
-- А мнѣ онѣ кажутся пятью вѣками!
-- Это очень естественно. У васъ въ короткое время такъ много набралось новыхъ впечатлѣній. Но вы молоды и можете легко перенесть всякія перемѣны.
-- Я переношу какъ умѣю, отвѣчалъ Саксенъ со смѣхомъ: -- это не очень трудно.
-- Конечно, человѣку легко дается наука удовольствій и власти, такъ же какъ и наука хорошо одѣваться, прибавилъ Трефольдепъ, взглянувъ на Саксена: -- вы стали совсѣмъ моднымъ франтомъ.
Саксенъ покраснѣлъ. Онъ никакъ не могъ отучиться отъ неловкой привычки краснѣть.
-- Я надѣюсь, что я не франтъ, сказалъ онъ: -- я то, чѣмъ меня сдѣлала судьба и мой портной. Кастельтауерсъ свезъ меня къ своему портному, и онъ одѣлъ меня, какъ хотѣлъ.
-- Значитъ, вы хотите сказать, что ваши добродѣтели принадлежатъ вамъ, а пороки вашему портному? Ну, ну, не тревожьтесь, вы одѣты отлично, и, однако, не черезчуръ отлично, то-есть именно такъ, какъ слѣдуетъ джентльмену, по моему мнѣнію.
-- Я не хочу быть моднымъ франтомъ, сказалъ Саксенъ.
-- Успокойтесь, вы и не франтъ въ дурномъ значеніи этого слова. Ну, довольно объ этомъ. Скажите лучше, нравится ли вамъ эта жизнь?
-- Она меня очень смущаетъ. Я точно какой-то сумасшедшій: не знаю, что дѣлаю, слышу и вижу. Я нахожусь въ какомъ-то круговоротѣ, и Лондонъ мнѣ кажется громаднымъ, многолюднымъ, блестящимъ циркомъ, по пыльной аренѣ котораго я несусь въ колесницѣ. Жизнь эта меня повременамъ очень пугаетъ, но я долженъ сознаться, что предаюсь ей съ удовольствіемъ. И какъ мнѣ не находить удовольствія, когда я вижу столько прекраснаго!
-- Но вамъ Лондонъ показался сначала скучнымъ? сказалъ Трефольденъ съ своей спокойной улыбкой.
-- Я тогда былъ совершеннымъ чужестранцемъ и никого здѣсь не зналъ, а вѣчный шумъ и вѣчная толпа на улицахъ только увеличивали грустное сознаніе моего одиночества. Но теперь все это измѣнилось, благодаря вамъ.
-- Благодаря мнѣ?
-- Да, конечно. Развѣ не вамъ я обязанъ знакомствомъ съ милымъ, дорогимъ Кастельтауерсомъ? А еслибъ я его не зналъ, кто бы меня ввелъ въ Эректеумъ? Какъ бы я узналъ тогда Бургойна, Грэторекса, Брандона и многихъ другихъ, которые такъ добры ко мнѣ? Право, удивительно, какъ они любезны и какъ стараются мнѣ оказать услугу, или меня позабавить.
-- Неужели? замѣтилъ сухо стряпчій.
-- Да, и я былъ бы неблагодарнымъ человѣкомъ, еслибъ не любилъ городъ, въ которомъ у меня столько друзей. И потомъ у меня столько дѣла, о стольномъ надо подумать, стольному научиться. Напримѣръ, потребовалось бы полжизни чтобъ осмотрѣть всѣ картинныя галереи Лондона и изучить этрусскія вазы въ британскомъ музеѣ!
Трефольденъ не могъ удержаться отъ смѣха.
-- Ахъ! какой вы странный! сказалъ онъ:-- вы хотите увѣрить меня, что вы дѣлите свое вниманіе поровну между прелестными актрисами и старинными вазами?
-- Я хочу сказать только, что нынче утромъ я провелъ три часа въ этрусской комнатѣ британскаго музея. Несмотря на всѣ богатства, которыя тамъ хранятся, я могу васъ увѣрить, что у насъ въ Роцбергѣ есть чашка, подобной которой нѣтъ въ вашей коллекціи. Что вы на это скажете?
-- Я бы не далъ гроша за всѣ древности въ Европѣ.
-- Вы бы такъ не говорили, еслибъ знали, какое важное значеніе имѣютъ въ исторіи всѣ эти древности. Этрусскія вазы...
-- Милый Саксенъ, перебилъ его Трефольденъ:-- избавьте меня отъ этрусскихъ вазъ и разскажите что нибудь о себѣ. Вы, я слышалъ, учитесь ѣздить верхомъ.
-- Да. Я уже порядочно ѣзжу; кромѣ того, я каждое утро учусь править лошадьми въ экипажѣ и фехтовать. Послѣднее идетъ порядочно, но я никакъ еще не могу справляться съ лошадьми въ вашихъ многолюдныхъ улицахъ: то я столкнусь съ омнибусомъ, то наѣду на кого.
-- Ну, это нехорошо, сказалъ Трефольденъ: -- и если вы не бросите скоро эти дурныя привычки, то, пожалуй, нехорошо кончите, сказалъ Трефольденъ.
-- И... и, наконецъ, я учусь танцовать, сказалъ Саксенъ со смѣхомъ.
-- Однимъ словомъ, доканчивая свое воспитаніе, угощая актрисъ обѣдами и изучая этрусскія вазы, вы весело проводите время.
-- Да, и я такъ этимъ всѣмъ занятъ, что у меня нѣтъ ни минуты свободной.
-- Гм. А скажите, пожалуйста, сколько денегъ вы израсходовали въ послѣднія три недѣли?
-- Право, не знаю.
-- Я такъ и подозрѣвалъ. Вы, конечно, ничего не записывали?
-- Ничего.
Мистеръ Трефольденъ значительно улыбнулся, но промолчалъ.
-- Это, вѣроятно, нехорошо съ моей стороны, и я долженъ былъ бы записывать всѣ мои расходы въ книжку, не такъ ли?
-- Конечно.
-- Но я, право, не знаю, какъ вести счеты, я даже въ сущности не знаю настоящей цѣны деньгамъ. Еслибъ вы потрудились мнѣ объяснить это трудное дѣло, то я обѣщаю вамъ исправиться, по крайней-мѣрѣ употребить всѣ зависящія отъ меня усилія. Къ тому же, Динлингвотеръ можетъ мнѣ помочь. Онъ знаетъ все.
-- Это вашъ лакей, неправдали? Откуда вы его достали?
-- Мнѣ рекомендовалъ его Грэторексъ, и онъ дѣйствительно неоцѣненный человѣкъ. Я не знаю, право, что я бы сталъ безъ него дѣлать.
-- И у васъ вѣроятно есть грумъ?
-- Да, два.
-- Два? Скажите, пожалуйста, зачѣмъ вамъ два грума?
-- Я, право, не знаю. Бургойнъ сказалъ, что мнѣ нельзя обойтись съ однимъ. Впрочемъ, у меня вѣдь пять лошадей.
-- Неужели?
-- Да. Одна у меня лошадь кабріолетная, двѣ верховыхъ и двѣ для фаэтона. Я купилъ ихъ по совѣту Бургойна, онъ такой знатокъ въ лошадяхъ.
-- Конечно. Онъ самъ, кажется, продалъ вамъ кабріолетъ и вороную лошадь?
-- Да, но повторяю, я и другихъ купилъ по его рекомендаціи. Увѣряю васъ, Вильямъ, я не думаю, чтобъ у кого нибудь на свѣтѣ было столько друзей, сколько у меня!
Мистеръ Трефольденъ откашлянулся и посмотрѣлъ на часы.
-- Ну, Саксенъ, намъ не надо забывать, что вы сегодня пришли сюда для серьёзнаго дѣла. Не выпить ли намъ прежде кофе, чтобъ очиститъ нашъ мозгъ отъ всякихъ пустяковъ!
Саксенъ изъявилъ на это согласіе, и стряпчій, позвонивъ, приказалъ подать кофе. Черезъ нѣсколько минутъ кофе явился, а между тѣмъ Саксенъ прошелся по комнатѣ и внимательно осмотрѣлъ все находившееся въ ней: запыленныя книги, стоявшія на полкахъ, старинную карту, висѣвшую надъ каминомъ, и т. д. и т. д. Окончивъ этотъ осмотръ, онъ возвратился къ своему креслу и чистосердечно воскликнулъ:
-- Я бы скорѣй согласился жить въ склепѣ, чѣмъ въ такой мрачной комнатѣ. Неужели, Вильямъ, у васъ нѣтъ другого дома?
-- Большую часть жизни я провожу здѣсь, промолвилъ Трефольденъ, попивая свой кофе:-- я согласенъ, что эта комната не отличается особымъ изяществомъ, но она совершенно удовлетворяетъ моимъ потребностямъ.
-- И вы живете тутъ день и ночь, зиму и лѣто?
-- Нѣтъ, не совсѣмъ. У меня есть берлога въ нѣсколькихъ миляхъ отъ города, гдѣ я, какъ дикій звѣрь, прячусь по ночамъ.
-- Очень радъ это слышать, сказалъ Саксенъ:-- надѣюсь, что вы мнѣ покажете свою берлогу; отчего вы меня не позвали туда сегодня?
-- Оттого, что вы не довольно жирны.
-- Не довольно жиренъ? повторилъ Саксенъ со смѣхомъ.
-- Я съѣдаю всѣхъ, кого допускаю къ себѣ. Знайте, молодой человѣкъ, что стряпчіе людоѣды и моя берлога вымощена костьми съѣденныхъ мною кліентовъ.
Сказавъ это, Трефольденъ позвонилъ и приказалъ позвать мистера Кэквича.
-- Вы можете запереть контору и уходить, мнѣ васъ болѣе не нужно, сказалъ Трефольденъ.
Мистеръ Кэквичъ взглянулъ на своего хозяина какъ-то безсознательно.
-- Извините, сэръ, отвѣчалъ онъ:-- вы, можетъ быть, забыли о дѣлѣ Роджерса; но мнѣ необходимо просмотрѣть всѣ его бумаги.
-- Такъ вы можете ихъ взять къ себѣ на-домъ. Мнѣ надо переговорить о дѣлѣ съ этимъ господиномъ, и я желаю быть одинъ. Вы понимаете, одинъ.
Глаза мистера Кэквича сверкнули, по только на секунду; и этотъ блескъ далеко не придавалъ пріятности его лицу.
-- Когда вы все приведете въ порядокъ и погасите газъ, то скажите мнѣ, я запру за вами дверь.
Кэквичъ молча вышелъ изъ комнаты.
-- Еслибъ я вдругъ сдѣлался богачомъ, сказалъ Трефольденъ, проводивъ взглядомъ своего помощника до дверей: -- то первая роскошь, которую бы я себѣ позволилъ, было бы вытолкать въ спину этого негодяя.
-- Если вы о немъ такого дурнаго мнѣнія, зачѣмъ вы его держите?
-- По той самой причинѣ, по которой мы часто не вырываемъ больного зуба. Онъ хорошій грызунъ и помогаетъ мнѣ справляться съ костями, о которыхъ я только что говорилъ.
Съ этими словами мистеръ Трефольденъ всталъ и проводилъ Кэквича; потомъ, воротившись въ кабинетъ, онъ поправилъ, огонь въ каминѣ, надѣлъ абажуръ на лампу и усѣлся въ кресло подлѣ стола.