Отто Вельнеръ и Карлъ Теодоръ Гейнціусъ заняли скромное помѣщеніе недалеко отъ базарной площади, въ гостиницѣ Золотой Якорь, худшей изъ семи гостиницъ Гернсхейма. Приведя немного въ порядокъ туалетъ, они спустились въ столовую, куда высокая блондинка только что внесла супъ. Десять или двѣнадцать человѣкъ уже сидѣли за столомъ: мелкіе торговцы, поселяне въ старыхъ кафтанахъ, студентъ въ высокихъ сапогахъ и другія личности, званіе которыхъ трудно было опредѣлить. Гейнціусъ, не имѣя средствъ заплатить 15 пфенниговъ за обѣдъ, хотѣлъ отправиться къ теткѣ, содержательницѣ почтовыхъ лошадей. Но Отто пригласилъ его обѣдать, на что тотъ охотно согласился. Когда они вошли, Гейнціусъ сначала позабылъ было снять съ головы цилиндръ; молчаливые гости взглянули на нихъ, и нѣкоторые, между прочимъ, маленькій коренастый мужчина, широко разложившій на столъ локти, при видѣ торжественнаго фрака и важнаго вида его владѣльца едва удержались, чтобы не расхохотаться.
Маленькій мужчина покрутилъ свои рыжіе усы, подтолкнулъ колѣнкой своего сосѣда, худощаваго прикащика, и, кашлянувъ, подмигнулъ своими узенькими блестящими глазами.
Отто почувствовалъ, какъ кровь бросилась ему въ лицо. Онъ вовсе не былъ слѣпъ въ странностямъ своего друга, но онъ инстинктивно не могъ допустить, чтобы другіе находили хоть что-нибудь комичное въ человѣкѣ имъ уважаемомъ и любимомъ. Онъ повернулъ голову и недовольнымъ взглядомъ смѣрилъ нахала, такъ что тотъ немного смутился, какъ мальчикъ, захваченный за шалостью. Но потомъ и человѣкъ съ рыжими усами принялъ угрожающую позу; онъ дерзко откинулся назадъ, пожалъ плечами, пробормоталъ какія-то слова, изъ которыхъ Отто разобралъ только "еще давно не...", и подъ конецъ громко плюнулъ подъ столъ.
Такъ какъ дѣло ограничилось этимъ, въ особенности же, такъ какъ веселье остальныхъ прошло, то Отто рѣшилъ не обращать больше вниманія. Гейнціусъ, ничего этого не замѣтившій, съѣлъ съ удивительнымъ аппетитомъ плохой бульонъ; потомъ, скрестивъ на груди руки, углубился въ созерцаніе дѣвушки, собиравшей пустыя тарелки.
На самомъ дѣлѣ, эта кельнерша, называемая гостями Миртой, была удивительно хороша. Высокая, стройная, съ нѣжнымъ овальнымъ лицомъ, окаймленнымъ волнами роскошныхъ бѣлокурыхъ волосъ, она своими манерами и спокойною сдержанностью совершенно не подходила къ обществу этой гостиницы. Казалось, что она сама это чувствуетъ. Подъ ея длинными рѣсницами лежало спокойное выраженіе покорности и она серьезно, безшумно исполняла свою обязанность.
Учитель съ восторгомъ слѣдилъ глазами за граціозными движеніями, спокойствіемъ и скромностью бѣлокурой Марты. Его широкій ротъ расплылся въ блаженную улыбку, глаза засверкали.
-- Гейнціусъ!-- прошепталъ Отто, замѣтивъ, что художественный восторгъ его товарища возбудилъ всеобщее вниманіе.
Въ это время коренастый нахалъ обратился къ своему сосѣду.
-- Вы, Артуръ, что думаете? Я только теперь замѣтилъ, что воронье пугало, вонъ въ старомъ цилиндрѣ, дѣлаетъ прекрасной Мартѣ влюбленные знаки.
Онъ указалъ черезъ столъ въ садъ, гдѣ среди грядокъ стояло чучело въ старой шляпѣ, съ которой цилиндръ учителя могъ бы посоперничать въ элегантности. Въ отвѣтъ на эту шутку раздался громкій хохотъ.
Добрый Гейнціусъ, не догадываясь, въ чемъ дѣло, смотрѣлъ то на чучело, то на своего молодаго друга, нѣсколько разъ быстро измѣнившагося въ лицѣ. Отто дрожащею рукой налилъ въ стаканъ воды, сдѣлалъ нѣсколько глотковъ и сказалъ шутнику:
-- Вы, кажется, черезъ-чуръ веселы, но ваше веселье раздражаетъ мнѣ нервы. Подождите, когда кончится обѣдъ!
-- Ого!-- вскричалъ тотъ.-- Здѣсь всѣ равноправны!
-- Это еще лучше!-- замѣтилъ ремесленникъ.
-- Пожалуй, чего добраго, смѣяться запретятъ!-- сказалъ третій, положивъ на столъ свой увѣсистый кулакъ.
Гейнціусъ, зная горячій характеръ друга, въ отчаяніи толкалъ его подъ столомъ ногой и напрасно упрашивалъ успокоиться. Наконецъ, юноша, овладѣвъ собой, отвѣтилъ вѣжливо:
-- Надѣюсь, что я понятъ. Смѣйтесь сколько угодно, но не забывайте приличій.
Спокойный, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, энергичный тонъ произвелъ должное впечатлѣніе. Нахалъ пробормоталъ что-то непонятное въ бороду и шутки прекратились. Послѣ обѣда Отто съ учителемъ хотѣли удалиться въ свою комнату, но на лѣстницѣ ихъ остановилъ хозяинъ гостиницы, сильно извиняясь за непріятность съ чучелой.
-- Всюду заводитъ ссоры этотъ Пельцеръ, -- говорилъ онъ раздражительно.-- Я бы давно безъ разговоровъ выгналъ его изъ дому, но съ этимъ парнемъ неудобно ссориться. Онъ въ своей мести ни передъ чѣмъ не остановится.
-- Такъ Пельцеромъ зовутъ этого ужаснаго человѣка?-- спросилъ школьный учитель.
-- Пельцеръ, Эфраимъ Пельцеръ,-- повторилъ хозяинъ.-- Онъ работаетъ на табачной фабрикѣ Хессельта и Ко, очень способный и ловкій парень; зарабатываетъ хорошія деньги; я не знаю, какое теперь мѣсто онъ занимаетъ, но, вѣроятно, выше простаго рабочаго... Но онъ не можетъ угомониться: дерзокъ необыкновенно и воображаетъ о себѣ... ну, лучше замолчу!
-- Воображаетъ о себѣ, -- спросилъ учитель, -- но почему же?
-- Онъ играетъ роль въ своей партіи, кое-чему учился, три года прожилъ у адвоката, и пишетъ теперь такъ хорошо и складно, какъ учитель, и еще научился разнымъ тонкостямъ. То тому, то другому, не желающему платить, напишетъ онъ жалобу и т. д. И такъ, господа, вы не въ претензіи за...
Отто успокоилъ его и поднялся съ Гейнціусомъ по лѣстницѣ. Придя наверхъ, онъ распахнулъ окно и бросился на кровать, между тѣмъ какъ Гейнціусъ усѣлся на единственный стулъ.
-- Послушай, -- началъ Отто послѣ минутнаго молчанія.-- Вѣдь, дѣло дѣйствительно могло плохо кончиться. И чего ты въ такомъ экстазѣ смотрѣлъ на эту молчаливую кельнершу? Ученый тридцати четырехъ лѣтъ и такіе глаза!
Учитель закусилъ себѣ нижнюю губу.
-- Ты правъ,-- сказалъ онъ тихо,-- это было неосторожно. Я знаю, какъ непросвѣщенное человѣчество легко объясняетъ подобное настроеніе.
-- Неужели тебѣ дѣйствительно такъ необыкновенно понравилась эта дѣвушка?
-- Необыкновенно! Затылокъ и щеки Венеры! А эти обворожительные волосы! Также волнисты, какъ у Юноны Лудовизи.
Отто Вельнеръ поднялъ немного голову.
-- Гейнціусъ, -- вскричалъ онъ,-- клянусь Богомъ, ты способенъ влюбиться!
-- Я? Да что же ты думаешь? Знаешь ли ты, прежде всего, что значитъ быть влюбленнымъ въ дѣвушку?
-- Ну, -- засмѣялся Отто, -- это опредѣленіе не входило въ курсъ нашихъ занятій, но я, все-таки, думаю...
-- Ничего ты не знаешь...-- прервалъ его Гейнціусъ.-- Быть влюбленнымъ въ дѣвушку значитъ каждою фиброй души желать обладать ею, цѣловать ее, жениться на ней. Неужели ты думаешь, что я, Карлъ Теодоръ Гейнціусъ... Вѣдь, это же смѣшно!
Настала пауза, Гейнціусъ придвинулъ свой стулъ къ окну, а утомленный Отто задремалъ. Черезъ полчаса его разбудилъ конскій топотъ. Онъ вскочилъ и посмотрѣлъ на часы. Карлъ Гейнціусъ, перешедшій тоже на постель, повидимому, спокойно спалъ. Отто осторожно, боясь разбудить друга, подошелъ къ окну. На дворѣ онъ увидѣлъ изящно одѣтаго господина; онъ легко соскочилъ съ сѣдла, потрепалъ лошадь по шеѣ и отдалъ какое-то приказаніе подбѣжавшему слугѣ; потомъ снялъ шляпу, отеръ носовымъ платкомъ лобъ и, отряхивая хлыстомъ пыль съ высокихъ ботфортовъ, вошелъ въ гостиницу. Отто съ интересомъ смотрѣлъ на этого юношу приблизительно лѣтъ двадцати пяти. Все въ немъ указывало, что онъ богатъ, знатенъ и высокаго происхожденія. Зачѣмъ явился онъ въ эту трущобу, гдѣ безобразничаютъ прикащикъ Артуръ и отвратительный Пельцеръ? Немного погодя, открылъ глаза и Карлъ Гейнціусъ.
-- Удивительный сонъ!-- сказалъ онъ, вскакивая.-- Я видѣлъ тебя верхомъ на конѣ, поднимающимся по Via Sacra. Ты былъ въ одеждѣ тріумфатора, а женщины и дѣвушки бросали тебѣ лавровые вѣнки. Ну, habeant sibi. Назадъ къ дѣйствительности! Я думаю, что прогулка по улицамъ Гернсхейма сократила бы немного время до ужина.
-- Если хочешь,-- отвѣчалъ Отто.
Они спустились въ нижній этажъ.
-- Налѣво, другъ мой!-- остановилъ Гейнціусъ, когда Отто повернулъ направо.
Но тотъ былъ убѣжденъ, что выходная лѣстница направо, и ошибся; дверь, къ которой они пришли, вела въ садъ.
-- Я былъ правъ!-- сказалъ учитель.-- Да, я всегда былъ силенъ въ топографіи. Впрочемъ, такъ какъ мы уже здѣсь... вѣдь, городъ не уйдетъ отъ насъ. Я люблю эти огороды, плодовыя деревья и крыжовники; они напоминаютъ мнѣ дѣтство...
Они направились по главной дорожкѣ; Теплые лучи сентябрскаго солнца падали на гряды бобовъ, капусты, картофеля; по сторонамъ дорожки цвѣли розы и астры; въ зелени яблонь и вишенъ таились спѣлые плоды, только жужжаніе пчелъ и разнообразное стрекотаніе кузнечиковъ нарушали тишину. Широкая тропинка пересѣкала дорогу далѣе и друзья повернули по ней по направленію въ бесѣдкѣ, обвитой дикимъ виноградомъ. Вдругъ Гейнціусъ схватилъ своего товарища за руку. Направо отъ бесѣдки, на скамейкѣ подъ тѣнью высокаго дерева, сидѣла бѣлокурая Марта, нагнувшись надъ стоящимъ на ея колѣнахъ рѣшетомъ съ бобами. А передъ ней, облокотившись на столбъ изгороди, стоялъ молодой человѣкъ, возбудившій своимъ пріѣздомъ подозрѣніе Отто Вельнера. Товарищи приблизились, не слышно ступая по мягкой травѣ.
-- Великолѣпно!-- прошепталъ Отто.-- Этого я могъ ожидать.
Марта все ниже и ниже наклоняла голову; лицо ея покрылось густымъ румянцемъ. Незнакомецъ, вѣроятно, что-то горячо говорилъ ей, на это указывали его быстрые жесты, но потомъ онъ измѣнилъ тонъ. Облокотившись рукой на столбъ, онъ граціозно заложилъ правую ногу за лѣвую и началъ кокетливо играть хлыстикомъ. Нельзя было ошибиться: этотъ кавалеръ ухаживалъ за бѣлокурою Мартой такъ же утонченно, какъ въ роскошномъ салонѣ за дочерьми милліонеровъ-банкировъ или аристократовъ. Для усиленія какой-то любезной фразы онъ громко ударилъ хлыстикомъ по элегантному сапогу, такъ что бѣлокурая Марта въ первый разъ подняла глаза и вдругъ замѣтила учителя и его товарища. Яркій румянецъ вспыхнулъ на ея задумчивомъ личикѣ, едва слышное "ахъ" слетѣло съ губъ, ножъ упалъ на полъ и такъ какъ она въ смущеніи нагнулась, то туда же послѣдовало и рѣшето съ нарѣзанными бобами. Незнакомый господинъ оглядѣлся кругомъ и густыя брови его недовольно сдвинулись; ему, очевидно, помѣшали совсѣмъ не во-время; онъ нервно крутилъ лѣвою рукой кончики своихъ черныхъ усовъ и въ лицѣ его было что-то вызывающее. Да, если бы Карлъ Гейнціусъ былъ одинъ, то этотъ кавалеръ, пожалуй, рискнулъ бы разыграть эффектную сценку, но теперь онъ рѣшилъ умѣрить тонъ. Онъ направился къ Отто и учителю и, приподнявъ немножко шляпу, полуиронично спросилъ, кого они здѣсь ищутъ,
У Отто Вельнера при приближеніи этого юноши было странное чувство; весь его видъ, безукоризненный костюмъ, изящныя манеры, грація и увѣренная походка внушали ему уваженіе. Стараясь подражать молодому человѣку, онъ также приподнялъ шляпу и спросилъ первое, что ему пришло въ голову.
-- Могу я узнать, съ кѣмъ имѣю честь говорить?
-- Мое имя Хельвальдъ, Бенно Хельвальдъ, -- отвѣтилъ молодой человѣкъ.
-- Мое имя Вельнеръ, Отто Вельнеръ.
Карлъ Теодоръ Гейнціусъ тоже приблизился, снялъ съ головы свой цилиндръ и очень вѣжливо назвалъ свое имя. Удивленный необыкновенною вѣжливостью учителя, Хельвальдъ повторилъ свой первоначальный вопросъ.
-- Можетъ быть,-- прибавилъ онъ съ ироніей,-- я могу избавить васъ отъ дальнѣйшаго блужданія.
Сдержанный тонъ этого замѣчанія еще болѣе раздражилъ Отто.
-- Вы очень добры,-- отвѣтилъ онъ въ тонъ,-- именно этото блужданіе и было нашею цѣлью.
Хельвальдъ покраснѣлъ.
-- Сдѣлайте одолженіе!-- продолжалъ онъ рѣзко.-- Мнѣ, конечно, и въ голову не приходило мѣшать вашей прогулкѣ. Я могу только высказать желаніе, чтобы на будущее время вы менѣе незамѣтно выходили изъ-за кустовъ. Молодая дѣвушка сильно испугалась, и дѣйствительно это очень непріятно, когда такъ внезапно...
-- Я васъ не понимаю, -- рѣзко перебилъ его Отто, такъ какъ Хельвальдъ принялъ тонъ наставника, читающаго нотацію воспитаннику.-- Насколько выяснилось изъ вашихъ словъ, вы огорчены тѣмъ, что помѣшали вашей бесѣдѣ. Это ваше дѣло и негодуйте на случай, приведшій насъ сюда. Если же вы хотите выместить на мнѣ ваше раздраженіе, то я предупреждаю васъ, что для подобной роли я не гожусь.
Хельвальдъ замахнулся хлыстомъ. Но Отто смотрѣлъ ему въ лицо съ такимъ презрѣніемъ, стоялъ такъ спокойно и увѣренно, что Бенно Хельвальдъ счелъ за лучшее замаскировать свое движеніе нѣсколькими беззаботными взмахами и, пожавъ плечами, повернуть спину молодому человѣку. Карлъ Теодоръ Гейнціусъ полуумоляюще, полуприказывающе пробормоталъ "еаfflus", и такъ какъ Отто колебался, схватилъ его подъ руку.
-- Compesce undas! Успокой свой гнѣвъ, -- говорилъ онъ, таща за собой Отто.-- Ты хорошо его отдѣлалъ.
-- Не будемъ больше говорить объ этомъ,-- отвѣтилъ Отто.-- Моя поѣздка за границу не особенно удачно началась! Сначала тотъ нахалъ за столомъ, теперь этотъ франтъ... Пойдемъ домой!
Они вернулись въ дому. На крыльцѣ, на самомъ припекѣ, сидѣлъ слуга, отводившій въ конюшню лошадь Бенно Хельвальда, и уплеталъ бутербродъ; около него стояла кружка пива.
-- Нравится?-- спросилъ Гейнціусъ.
-- Спасибо,-- отвѣчалъ слуга.-- Должно нравиться.
-- Какъ такъ "должно нравиться"?
-- Ну, такъ говорятъ. Я научился этому отъ г. Пельцера.
-- Я васъ не понимаю.
-- Ну, вѣдь, вы знаете... да нѣтъ, вы иностранецъ, Пельцеръ -- глава соціалъ-демократовъ, и съ тѣхъ поръ какъ г. Мейнертъ говорилъ здѣсь въ первый разъ, я принадлежу къ той же партіи.
-- Мейнертъ?-- спросилъ Отто.-- Извѣстный соціалъ-демократическій ораторъ?
-- Я думаю, потому что г. Пельцеръ говоритъ всегда: великій Мейнертъ. Вы бы послушали, какъ онъ объясняетъ, что въ этомъ жалкомъ свѣтѣ не было бы нужды и все было бы иначе, если бы онъ могъ сдѣлать по своему... Видите ли, въ этомъ домѣ мнѣ хорошо и пиво лучшее на двадцать миль, но, послушавши Мейнерта, я такъ разсуждаю: Яковъ, говорю я, какъ можешь ты выносить такое жалкое существованіе? Развѣ это достойно человѣка? "Достойно человѣка" -- это любимыя слова Мейнерта. Недавно чищу я сапоги и говорю: Яковъ, вѣдь, это не достойно человѣка! Убираю конюшню и бормочу: этого тоже не будетъ! Вонъ Мейнертъ говоритъ, что я совершенно потеряю человѣческое достоинство... Теперь, чтобы не забыть, что я принадлежу въ партіи, я и повторяю эти слова.
Гейнціусъ и Отто до сихъ поръ мало занимались изученіемъ соціальнаго вопроса, такъ сильно волнующаго наше время. Въ Хальдорфѣ, гдѣ не было никакой значительной промышленности, трудно было прослѣдить это движеніе; поэтому интересы учителя были обращены на другое. Отто, заинтересованный словами Якова, охотно продолжалъ бы разговоръ, но, замѣтивъ Бенна Хельвальда, медленно подходящаго по дорожкѣ, и не полагаясь на свое самообладаніе, нашелъ лучшимъ избѣжать вторичнаго столкновенія. Гейнціуса же охватилъ смертельный страхъ. Такимъ образомъ, они прошли мимо слуги въ улицѣ. До глубокой ночи блуждали они мимо трактирчиковъ, прилѣпившихся между большими фабриками, какъ воробьи между аистовыми гнѣздами, по площади, гдѣ толпы рабочихъ громко разсуждали, покуривая коротенькія трубочки, по городскимъ садамъ, гдѣ влюбленныя парочки наслаждались великолѣпнымъ сентябрьскимъ вечеромъ. Вернувшись, они долго еще сидѣли, обсуждая прошедшее, будущее и смотря на звѣздное небо. Пробило девять, половина десятаго, бсе было тихо въ домѣ; вдругъ на дворѣ подайся какой-то шумъ, слуга пошелъ въ конюшню и вывелъ лошадь г. Бенно Хельвальда; затѣмъ послышались нѣсколько сказанныхъ въ полголоса словъ, "покорно благодарю" и громкій топотъ по мостовой.
-- Теперь только,-- пробормоталъ Отто.