Черезъ три дня послѣ этихъ событій Отто Вельнеръ былъ допрошенъ во второй разъ. Извѣстный и опытный слѣдователь Зееборнъ принялъ обвинямаго съ достоинствомъ судебнаго слѣдователя, собравшаго и разсмотрѣвшаго богатый матеріалъ и заранѣе убѣжденнаго, что показаніе обвиненнаго мало измѣнитъ субъективную и объективную суть дѣла.
-- Садитесь, -- обратился къ нему Зееборнъ почти дружелюбно. Только въ тѣхъ случаяхъ, когда онъ былъ глубоко убѣжденъ, относился онъ такъ любезно.
Послѣ соблюденія различныхъ формальностей слѣдователь продолжалъ:
-- И такъ, вы обвиняетесь въ томъ, что пятнадцатаго этого мѣсяца, около одиннадцати часовъ вечера, напали на совѣтника фонъ-Дюрена въ библіотекѣ его дома и опасно ранили его. Распространяться о тяжести этого преступленія я не намѣренъ, тѣмъ болѣе, что мы должны ожидать, что несчастная жертва едва ли вынесетъ эту рану. Я замѣчу только, что судъ будетъ разбирать обвиненіе въ убійствѣ или въ покушеніи на убійство. Поэтому въ вашихъ интересахъ открыть чистую правду. Если вы намѣреваетесь повторять вашу систематическую ложь, то въ вашей судьбѣ нечего и сомнѣваться. Въ противномъ случаѣ можно будетъ принять во вниманіе, не случайное ли это убійство или покушеніе на убійство. Уголовная разница этихъ преступленій извѣстна, вѣдь, вамъ? Параграфъ 2011 уголовныхъ законовъ гласитъ: "Кто убиваетъ человѣка съ заранѣе обдуманнымъ намѣреніемъ, тотъ наказывается лишеніемъ жизни". Параграфъ же 2012: "Кто убиваетъ человѣка не преднамѣренно, тотъ наказывается лишеніемъ свободы на срокъ не менѣе пяти лѣтъ". Наконецъ, параграфъ 2013 опредѣляетъ, когда судъ принимаетъ смягчающія обстоятельства. Въ вашемъ случаѣ цѣлый рядъ тяжелыхъ уликъ говоритъ противъ примѣненія парагр. 2012, но улики часто бываютъ обманчивы. Я считаю своимъ долгомъ объяснить вамъ возможность смягчающихъ обстоятельствъ... Только откровенное признаніе, только чистосердечный разсказъ всето, что относится къ катастрофѣ, можетъ смягчить вашу вину. Отвѣчайте же!
-- Я готовъ отвѣчать правду на каждый вашъ вопросъ, -- возразилъ Отто беззвучнымъ голосомъ.
-- Хорошо. Прежде всего, признаете ли вы себя виновнымъ въ нанесеніи удара совѣтнику вотъ этимъ ножомъ?
-- Нѣтъ.
-- Знакомо ли вамъ это оружіе?
-- Нѣтъ.
-- Вы владѣлецъ его?
-- Нѣтъ.
-- Я еще разъ совѣтую вамъ припомнить все, что я только что излагалъ вамъ. Я даю вамъ пять минутъ на размышленіе.
-- Мнѣ нечего размышлять. Я невиненъ.
Слѣдователь пожалъ плечами.
-- Вы настаиваете на этомъ показаніи?
-- Да.
-- Какъ хотите. Обстоятельства, слава Богу, сложились такъ, что ваше сознаніе не имѣетъ значенія для правосудія.
Отто Вельнеръ тяжело дышалъ; затѣмъ онъ произнесъ съ вынужденною твердостью:
-- Я повторяю свои слова. Я невиненъ.
Зееборнъ сдѣлалъ жестъ, какъ бы говорящій: кто не хочетъ слушать, пусть почувствуетъ. Затѣмъ онъ, перелистывая акты я протоколы, началъ допрашивать обвиняемаго, между тѣмъ какъ блѣдный, высокій протоколистъ приготовился записывать показаніе.
Первый вопросъ слѣдователя относился во времени, когда обвиняемый вошелъ въ библіотеку, второй -- къ мотивамъ этого прихода.
-- Отлично,-- сказалъ Зееборнъ, когда Отто не совсѣмъ увѣренно отвѣтилъ на второй вопросъ.-- Г. протоколистъ, запишите: "Я вошелъ въ библіотеку за нѣсколько минутъ до прихода совѣтника. Эстетическое настроеніе заставило меня удалиться изъ общества. Я хотѣлъ любоваться луннымъ свѣтомъ".
Протоколистъ усмѣхнулся.
-- Этого я не говорилъ,-- энергически возсталъ Отто.-- Въ такомъ видѣ дѣло похоже на школьничество.
-- Воздержитесь отъ подобныхъ замѣчаній, -- проговорилъ слѣдователь, сверкнувъ глазами.
-- Мое замѣчаніе совершенно объективно. Я прошу точной передачи того, что я говорю, безъ измѣненія тона.
-- Такъ повторите ваше показаніе!
Отто повторилъ; на этотъ разъ вышло лучше, но у него, все-таки, осталось чувство, что именно это объясненіе не удачно. Онъ представлялъ себѣ совѣтъ присяжныхъ: честныхъ арендаторовъ, слесарей, ученыхъ и купцовъ,-- все очень почтенныхълюдей, не лишенныхъ здраваго смысла; онъ уже видѣлъ, какъ улыбка протоколиста отразилась на лицахъ двѣнадцати присяжныхъ и эта улыбка, этотъ недостатокъ пониманія того влеченія, которое на самомъ дѣлѣ могло охватить тогда его душу,-- эта скептическая улыбка означала его осужденіе.
Судья продолжалъ:
-- Признаете ли вы своимъ тотъ клокъ волосъ, который нашли въ стиснутомъ кулакѣ совѣтника?
-- Нѣтъ.
-- Но тогда сейчасъ же послѣ совершенія преступленія сличили ваши волосы и уличили васъ.
-- Я не могу видѣть своего затылка, -- отвѣтилъ Отто съ горечью.-- Если правда то, что говоритъ г. фонъ-Сунтгельмъ, то это простая случайность. Вонъ у того молодого человѣка, за боковымъ столомъ, точно такіе же волосы. Обвините и его тоже!
-- На судѣ выяснится, что случай, что нѣтъ.
Послѣ ряда новыхъ вопросовъ слѣдователь перешелъ къ отношенію Отто Вельнера къ жертвѣ своего преступленія.
-- Хорошо,-- сказалъ онъ,-- въ протоколъ уже внесено ваше изложеніе въ надлежащей формѣ. Не угодно ли вамъ отвѣтить мнѣ еще на нѣсколько вопросовъ насколько возможно короче? Пятнадцатаго числа въ четыре часа утра у церкви Ядвиги произошла неслыханная демонстрація. Всѣ рабочіе собрались сюда для оскорбленія одного изъ нашихъ наиболѣе уважаемыхъ гражданъ, и вы, раздраженные увольненіемъ Преле и его товарищей, были душою этого нападенія. Вы, какъ гость, приглашенный принять участіе въ этомъ религіозномъ торжествѣ, вы не постыдились выместить свою злобу на человѣка, неоднократно протежировавшаго и заботившагося объ васъ, организаціей такой позорной демонстраціи и затѣмъ циничною выставкой на видъ своего зачинщичества. Не прерывайте меня. Доказано, что вы возбуждали бушующую толпу, что вы дали знакъ послѣднему залпу возмутительныхъ криковъ. Такъ это или нѣтъ?
Отто Вельнеръ былъ пораженъ; кровь ударила ему въ голову; грудь тяжело поднималась и онъ, сознавая себя невиннымъ, крикнулъ громовымъ голосомъ:
-- Это наглая ложь!
Слѣдователь бросилъ на него испытующій взглядъ.
-- Что ложь?-- спросилъ онъ хладнокровно.
-- Все, все! Ложь, что я что-нибудь зналъ объ этой демонстраціи. Ложь, что я возбуждалъ толпу. Все, все ложь! Кто можетъ такъ подло искажать истину? Я, испуганный этими страшными криками, хотѣлъ остановить чернь; я пытался успокоить возбужденную толпу.
-- Такъ вы, значитъ, сознаетесь въ своемъ вліяніи на массы, которыя вы теперь называете чернью и которыя, тѣмъ не менѣе, повторяли несчетное число разъ ваше имя съ криками ура, благодарили васъ и прославляли? Или вы можете что-нибудь возразить на то, что ваше имя переходило изъ устъ въ уста, что они провозглашали васъ героемъ, защитникомъ и главой?
Отто старался объяснить волненіе рабочихъ. Онъ утверждалъ, что именно-то, что онъ присутствовалъ на свадьбѣ въ домѣ совѣтника, говоритъ противъ вывода, сдѣланнаго слѣдователемъ. Но его краснорѣчіе не имѣло вліянія на твердое убѣжденіе человѣка, все объясняющаго въ неблагопріятную для обвиняемаго сторону.
Отто Вельнеръ находился въ состояніи полуотчаянія, полуотупѣнія. Онъ не удивился бы теперь, если бы правосудіе приплело сюда всѣ мельчайшія подробности его дѣтства для увеличенія доказательствъ его виновности. Куда онъ ни взглянетъ, всюду путаница, всюду недоразумѣнія, всюду враждебныя комбинаціи, уничтожить которыя не было никакой возможности.
Единственно, что могло бы улучшить его положеніе, открытіе причины его прихода на мѣсто преступленія, осталось и останется вѣчною тайной.
"Я буду молчать, -- шепталъ онъ самому себѣ, -- буду молчать и лучше задушу себя собственными руками, чѣмъ позволю этимъ безумцамъ торжествовать мою измѣну".
Въ теченіе послѣднихъ дней его предположенія относительно поведенія Люцинды измѣнились. Люцинда казалась ему теперь холодною натурой, похожей на римлянку классической древности. Насколько она была неумолима къ самой себѣ, настолько она будетъ неумолима къ нему и его печальной судьбѣ. Спокойствіе и счастіе мужа и боязнь огласки будутъ, по мнѣнію Отто, болѣе сильными мотивами, чѣмъ состраданіе къ нему, виновнику ея душевныхъ страданій и униженія. Онъ зналъ: за свой проступокъ, который тысячи другихъ сочли бы извинительнымъ увлеченіемъ, она осуждала себя со всѣмъ пыломъ горькаго раскаянія. Она дрожала отъ стыда, когда говорила съ нимъ наединѣ. Вынесетъ ли она, если весь свѣтъ узнаетъ? И этотъ свѣтъ, конечно, не повѣритъ въ невинность Люцинды. Видя все въ неблагопріятномъ свѣтѣ, Отто былъ глубоко убѣжденъ, что Люцинда ни за что не возьметъ на себя тяжесть этого открытія; къ тому же, очень возможно, что ей даже неизвѣстно его значеніе для доказательства невинности Отто. И такъ, онъ видѣлъ себя совершенно покинутымъ.
Отто былъ такъ поглощенъ этими душами, что едва понималъ, что говорилъ ему слѣдователь. Онъ механически отвѣчалъ на ловкіе вопросы, цѣль которыхъ -- подтвержденіе раздраженія обвиняемаго противъ совѣтника фонъ-Дюрена -- дѣлалась все яснѣе. Событія послѣ демонстраціи, блѣдность Отто, когда онъ въ церкви прошелъ мимо совѣтника, его намѣреніе покинуть общество,-- все это и многое другое, вслѣдствіе показаній нѣкоторыхъ свидѣтелей, между которыми Анастасій фонъ-Сунтгельмъ отличался убѣдительностью своего изложенія, было выставлено въ такомъ подозрительномъ свѣтѣ, что Отто самъ былъ бы пораженъ этою группировкой отдѣльныхъ мелочей, если бы онъ могъ еще размышлять. Зееборнъ кивнулъ протоколисту. Рѣзкимъ голосомъ прочелъ онъ протоколъ. Отто старался вслушаться. Все написанное отличалось крайне враждебнымъ тономъ.
Отто былъ такъ утомленъ нѣсколько-часовымъ допросомъ, такъ сбитъ, что у него не хватало уже силъ возражать. Онъ съ стѣсненнымъ сердцемъ взялъ перо, подписалъ и затѣмъ былъ отведенъ въ свою камеру.