Три раза стучала г-жа Лерснеръ въ дверь Отто, но онъ не просыпался; только на четвертый разъ Отто открылъ глаза. Онъ чувствовалъ себя совершенно разбитымъ. Онъ взглянулъ на часы. Десять уже прошло. На крышахъ сіяло солнце, небо было такъ ясно, какъ весной; но Отто было теперь не до красотъ природы. Онѣ всталъ и поспѣшно одѣлся; ему непріятно было, что онъ опоздалъ; именно сегодня послѣ событія въ литературномъ клубѣ онъ досадовалъ на себя за неаккуратность въ исполненіи обязанностей. Какъ всегда почти случается, когда человѣкъ разстроенъ, такъ и теперь встрѣтились различныя мелочи, еще усилившія его раздраженіе. Онъ опрокинулъ чернилицу и залилъ скатерть и салфетку; потомъ, противъ обыкновенія, г-жа Лерснеръ запоздала съ завтракомъ; наконецъ, пришло письмо отъ Карла Гейнціуса, крайне непріятнаго содержанія, особенно взволновавшее его еще потому, что онъ не имѣлъ времени его внимательно прочесть. Письмо извѣщало, что Карлъ Теодоръ Гейнціусъ послѣ ряда обстоятельствъ, подробно расписанныхъ, вынужденъ былъ отказаться отъ мѣста учителя народной школы въ Хольдорфѣ. Въ заключеніе Гейнціусъ просилъ извиненія, что онъ въ своихъ письмахъ ни разу не касался вопроса о запечатанномъ конвертѣ.
Несмотря на треволненія послѣднихъ дней, онъ довольно часто думалъ объ этомъ удивительномъ завѣщаніи и къ величайшей досадѣ долженъ сознаться, что онъ, какъ и Отто, теряется въ догадкахъ.
Пробѣжавъ до конца длинное посланіе на двѣнадцати страницахъ, Отто въ странномъ волненіи сталъ быстро спускаться съ лѣстницы. На площадкѣ перваго этажа, самой темной во всемъ зданіи, онъ замѣтилъ широкую фигуру мужчины, испуганно прижавшуюся къ стѣнѣ. Это показалось ему страннымъ.
-- Кого вы ищете здѣсь?-- спросилъ Отто, подходя къ этому человѣку.
Вдругъ онъ почувствовалъ, какъ все въ немъ закипѣло. Онъ узналъ его. Это былъ Эфраимъ Пельцеръ, оскорбитель прекрасной Люцинды, дерзкій разбойникъ, такъ зло отомстивщій побѣдителю.
-- Кого вы здѣсь ищете?-- повторилъ Отто, хватая его за грудь.
Пельцеръ сжалъ его руку у локтя.
-- Развѣ я обязанъ вамъ давать отчетъ?-- отвѣтилъ онъ со злостью.
Отто не зналъ, отчего это прикосновеніе такъ возмутило его. Какъ будто бы онъ въ лицѣ Пельцера увидѣлъ все ненавистное, когда-либо встрѣчаемое имъ. Черезъ секунду онъ схватилъ Пельцера за горло.
-- Я не позволю,-- кричалъ онъ грознымъ голосомъ,-- чтобы негодяи, подобные вамъ, нарушали безопасность здѣшнихъ квартиръ. Сію минуту отвѣчайте, или я спущу васъ съ лѣстницы. И безъ того я хотѣлъ...
-- Отпустите меня!... Вы... вы...-- задыхался Пельцеръ.-- Я иду къ фрейленъ Якоби.
Отто немного отпустилъ горло Пельцера. Онъ стыдился теперь своей вспыльчивости. Если бы докторъ Лербахъ, если бы Люцинда видѣли его!
-- Фрейленъ Якоби нѣтъ дома,-- отвѣтилъ онъ спокойнѣе.-- Убирайтесь прочь отсюда! И вообще я не понимаю, что можетъ быть именно вамъ нужно отъ нея.
Сильнымъ движеніемъ Пельцеръ совершенно освободился; какъ дикій звѣрь побѣжалъ онъ внизъ по ступенямъ.
-- Проклятый негодяй!-- крикнулъ онъ, потрясая кулаками.-- Вы еще вспомните обо мнѣ! Второй разъ будетъ удачнѣе!
Онъ выбѣжалъ изъ дому, скрежеща зубами.
Отто простоялъ еще нѣсколько минутъ въ глубокой задумчивости. Хриплый голосъ Эфраима Пельцера дышалъ такою безконечною ненавистью, что онъ слегка вздрогнулъ. Между тѣмъ, онъ, можетъ быть, сегодня дѣйствительно слишкомъ нервенъ. Смѣшно такъ подаваться впечатлѣніямъ минуты. И что такое особенное произошло? Это несчастное столкновеніе съ Эвальдомъ и возможныя послѣдствія! Пожалуй, пуля въ лобъ! И стоитъ ли въ этомъ глупомъ мірѣ, ничего не дающемъ для счастья человѣка, опускать голову передъ подобною перспективой?
-- Глупо!-- произнесъ онъ и началъ спускаться съ лѣстницы.
Явившись въ редакцію, Отто засталъ редактора занятымъ пріемомъ. Докторъ Вольфъ, дружески кивнувъ ему головой, продолжалъ большею частью безполезные переговоры и, отпустивъ послѣдняго изъ ожидающихъ пріема, медленно подошелъ къ столу Отто.
-- Ну?-- спросилъ онъ, сдвинувъ брови,-- былъ уже у васъ г. фонъ-Тиллихау?
-- Зачѣмъ?
-- Гм! Я думалъ, что вы опоздали потому... Вашъ противникъ еще вчера сговорился съ г. фонъ-Тиллихау. Дѣло выходитъ серьезное.
Отто пожалъ плечами.
Блаусъ, фактотумъ, подалъ въ эту минуту визитную карточку.
-- Къ г. Вельнеру,-- сказалъ онъ, улыбаясь, такъ какъ ужь и ему было извѣстно случившееся.
Отто взялъ карточку и прочелъ: "Эрихъ баронъ фонъ-Тиллихау-Засницъ, владѣлецъ Тиллихау-Засница и Нидербузска, лейтенантъ резерва".
Онъ бросилъ на редактора вопросительный взглядъ.
-- Пожалуйста, примите этого господина,-- сказалъ Вольфъ отходя къ своему мѣсту.
Г. фонъ-Тиллихау явился съ торжественнымъ, почти трагически-серьезнымъ видомъ и въ высшей степени церемонно обратился въ Отто:
-- Я безконечно сожалѣю, что помѣшалъ вамъ, но я думалъ, что вѣрнѣе застану васъ здѣсь въ редакціи, а такъ какъ дѣло, приведшее меня сюда, не терпитъ отлагательствъ...
Отто при входѣ барона поднялся и также церемонно отвѣтилъ на его поклонъ.
-- Вы по порученію г. Курта Эвальда?-- вѣжливо спросилъ онъ.
-- Дѣйствительно.
-- Вчера уже я сказалъ г. Эвальду, что готовъ къ его услугамъ. Смѣю васъ просить обратиться съ переговорами обо всемъ остальномъ въ г. профессору доктору Соломону, котораго вы еще, вѣроятно, застанете въ его рабочемъ кабинетѣ. Г. докторъ Соломонъ былъ такъ добръ, что предложилъ мнѣ свои услуги.
-- Благодарю васъ,-- сказалъ Эрихъ фонъ-Тиллихау, еще разъ поклонившись.-- Здѣсь, слѣдовательно, мнѣ нечего дѣлать. Еще разъ... извините!
Черезъ двѣ минуты онъ сидѣлъ у издателя Государственнаго права и передавалъ отъ лица Курта Эвальда вызовъ Отто Вельнеру.
Де слѣдуетъ отнимать отъ барона того, что онъ не принадлежалъ къ тѣмъ людямъ, которые въ устройствѣ дувлей находятъ удовольствіе спортсменовъ. Переговоривъ съ Соломономъ о необходимомъ, секунданты подали другъ другу руки и обѣщались еще до вечера сдѣлать попытку примиренія. Соломонъ предложилъ слѣдующее условіе: въ ближайшее засѣданіе литературнаго клуба оба противника должны извиниться и взять свои слова обратно и Эвальдъ первый. Тиллихау требовалъ обратное, противъ чего Соломонъ горячо возставалъ. Наконецъ, онъ взялъ на себя обязанность уговорить Отто Вельнера на подобную сдѣлку, конечно, въ томъ случаѣ, если Тиллихау скажетъ заранѣе, что Эвальдъ согласенъ. Если эти попытки не удадутся, то какое-нибудь безпристрастное лицо на мѣстѣ встрѣчи, назначенной на завтра, въ десять часовъ утра, еще разъ испробуетъ свое посредничество. Такимъ человѣкомъ можетъ быть знакомый Тиллихау офицеръ, лейтенантъ фонъ-Клерво, сынъ генерала Клерво. Членъ медицинскаго совѣта Форенштедтъ будетъ фигурировать въ качествѣ доктора. На этомъ они разстались.
Баронъ поѣхалъ, прежде всего, къ Курту Эвальду, котораго засталъ въ сильнѣйшемъ нервномъ возбужденіи. Пѣвецъ Софонизбы, закутанный въ сѣрый шелковый халатъ, производилъ скорѣе впечатлѣніе больнаго, чѣмъ человѣка, рѣшившагося поставить противника подъ дуло пистолета. На основаніи этого Тиллихау былъ увѣренъ, что его миролюбивыя предложенія падутъ на благопріятную почву. Но онъ ошибся. Куртъ Эвальдъ съ раздраженіемъ отказался отъ какихъ-либо примиреній. Послѣдняя форма показалась ему доказательствомъ трусости противника. Но онъ не остановился бы и передъ самымъ смѣлымъ врагомъ: такъ ожесточена была его душа, такъ ненавистно было все, что осмѣливалось возвышаться до него вдохновеннаго генія.
-- Рѣшено!-- сказалъ онъ, вертя въ костлявыхъ пальцахъ сигару.-- Я покажу ему, этому дерзкому плебею, каково называть меня безчестнымъ и трусомъ. Уходите, милый Тиллихау! Я отъ злости цѣлую ночь не спалъ. Я усталъ до изнеможенія. Искренно благодарю и до свиданія завтра! Ровно въ половинѣ десятаго я заѣзжаю за вами.
Отто, между тѣмъ, съ величайшимъ равнодушіемъ занимался своею корреспонденціей, въ половинѣ втораго пообѣдалъ въ сосѣднемъ ресторанѣ и, по обыкновенію, прошелся по городскому парку. Ровно въ три часа онъ уже сидѣлъ за своимъ столомъ, а въ половинѣ седьмаго направлялся домой. Съ той минуты какъ фонъ-Тиллихау покинулъ редакцію, непріятность съ Эвальдомъ была какъ бы погребена для Отто. Одна картина неотвязно преслѣдовала его: вечеръ, который онъ сегодня, въ субботу, проведетъ въ домѣ Люцинды. Онъ рѣшилъ не избѣгать ея очарованія, но противустоять ему, какъ Одиссей пѣнію сиренъ. Безподобный самообманъ! Онъ думалъ, что поступаетъ честно, смѣло и умно, между тѣмъ какъ слѣдовалъ только влеченію своей страсти.
Отто явился первымъ. Сильно покраснѣвъ за свою торопливость, могущую выдать его тайну, онъ поздоровался съ своимъ благодѣтелемъ. Докторъ Лербахъ съ обычнымъ радушіемъ подвелъ его въ Люциндѣ, медленно поднявшейся съ кресла. Она была прекрасна, и, какъ всегда, вся въ бѣломъ, на этотъ разъ въ дорогомъ шелку, переходящемъ немного въ кремъ...
Странно, выраженіе ея улыбки было не такое, какъ всегда; на ея прекрасномъ лицѣ лежала тѣнь смущенія, нѣчто неуловимое. Можетъ быть, она угадала, что волнуетъ грудь юноши? Можетъ быть, она чувствуетъ состраданіе? Онъ не желаетъ состраданіи!
-- Васъ давно не было видно,-- сказалъ адвокатъ.-- Правда, въ другихъ мѣстахъ веселѣе, напримѣръ, въ литературномъ клубѣ...
-- Какъ такъ?-- пробормоталъ Отто.
-- Я все знаю. Сегодня послѣ обѣда я встрѣтилъ нѣсколькихъ знакомыхъ въ кафе Вернбургъ... Богъ знаетъ, какимъ образомъ, но весь свѣтъ говоритъ объ этомъ съ меньшимъ сочувствіемъ къ вамъ, какъ чужому, чѣмъ къ вашему противнику. Куртъ Эвальдъ, какъ вы знаете, принадлежитъ къ jeunesse dorée, хотя эта позолота,-- я говорю о его внѣшности,-- довольно непрочна. Невозможный человѣкъ, говоря между нами. Одно мнѣ только непріятно. Молва утверждаетъ, что столкновеніе произошло на почвѣ политическихъ несогласій, какъ сказалъ и мнѣ одинъ знакомый. Я, конечно, засмѣялся ему въ лицо... Но приходитъ другой и повторяетъ то же, третій, четвертый... Это удивительно и необходимо немедленно разъяснить это "недоразумѣніе".
Отто ни слова не отвѣчалъ. Его поразило извѣстіе, что молва сдѣлала его страдальцемъ за политическія убѣжденія и выпустила въ ссорѣ все личное.
-- Видите ли,-- продолжалъ Лербахъ,-- дѣло вотъ въ чемъ. Вчера я говорилъ съ совѣтникомъ. Мѣсто, занимаемое вами въ редакціи Колокола, не соотвѣтствуетъ вашему таланту. Это подтвердилъ и докторъ Вольфъ, съ величайшею любезностью поддержавшій мое ходатайство. Мой тесть представилъ какія-то пустяшныя соображенія, но въ основаніи онъ согласенъ... Предположено было, что съ перваго января вы оставите мѣсто секретаря и будете приглашены вторымъ редакторомъ. Жалованье повысится не особенно значительно, но ваше отношеніе къ журналу измѣнится существенно, и когда докторъ Вольфъ уйдетъ, что весьма вѣроятно въ виду того; что онъ получилъ наслѣдство и собирается жениться, ваши шансы значительно улучшатся.
-- Какъ?-- пробормоталъ Отто.-- Вы сдѣлали это для меня?... о, какъ мнѣ совѣстно!
-- Пустяки! Это стоило мнѣ два или три визита къ совѣтнику; вѣдь, этимъ можно пожертвовать для своихъ добрыхъ друзей! Но, какъ я уже сказалъ, я боюсь, когда г. фонъ-Дюренъ узнаетъ... Ну, я и тогда буду хлопотать... но, все-таки, лучше, чтобы слухи эти прекратились.
Отто вздохнулъ. Онъ вспомнилъ о завтрашней дуэли. Въ его карманѣ лежало письмо доктора Соломона, извѣщавшее его,-- что всѣ попытки къ примиренію оказались тщетны. Какіе слуги разнесутся въ городѣ, когда узнаютъ о послѣдствіяхъ этой ссоры!
Въ этимъ непріятнымъ мыслямъ присоединилось еще другое тяжелое чувство. Слова "мнѣ совѣстно" были не пустою фразой. Отто чувствовалъ себя смущеннымъ безконечною добротой, выказанною ему адвокатомъ. Благодѣтель, защитникъ, котораго въ сердцѣ онъ уже обманулъ, чей домъ онъ посѣщалъ не изъ чувства благодарности и дружбы, а чтобы наслаждаться блаженствомъ при видѣ этой красавицы! Это мучило его какъ проклятіе неисправимаго преступленія.
Когда онъ въ полночь вошелъ въ свою одинокую комнатку ему было еще тяжелѣе и грустнѣе, чѣмъ прежде.