Эфраимъ Пельцеръ послѣ непріятной встрѣчи съ Отто Вельнеромъ бросился изъ всѣхъ силъ бѣжать отъ него. Въ воротахъ сосѣдняго дома онъ привелъ въ порядокъ свой костюмъ, немного помятый Вельнеромъ. Кто зналъ прежде Эфраима Пельцера, того, вѣроятно, поразило бы, какъ прилично онъ былъ одѣтъ теперь. Нѣтъ сомнѣнія, что въ положеніи Пельцера произошли важныя перемѣны. Черезъ минуту онъ вышелъ изъ воротъ и оглядѣлся кругомъ.
-- Проклятіе!-- пробормоталъ онъ сквозь зубы.-- Чортъ знаетъ, какъ это случилось, что онъ еще былъ дома? А все такъ хорошо устроилось! Риѳмоплетъ у Сунтгельма, прикащица раньше обыкновеннаго въ магазинѣ, другая также отправилась по своимъ дѣламъ... Это можетъ съ ума свести! Нѣсколько секундъ онъ размышлялъ о томъ, не возвратиться ли ему теперь, когда Отто ушелъ, и еще разъ попытаться привести въ исполненіе свой планъ. Но потомъ онъ рѣшилъ, что это слишкомъ смѣло. У Отто Вельнера, повидимому, зародилось подозрѣніе; предлогъ съ порученіемъ въ фрейленъ Якоби основывался на слишкомъ шаткой почвѣ. Поэтому очень возможно, что Отто сдѣлалъ только видъ, что ушелъ, а самъ взбѣжитъ по лѣстницѣ, чтобы застать его врасплохъ. Однимъ словомъ, онъ рѣшилъ объявить барону фонъ-Сунгтгельмъ о неудачѣ и объяснить, что отложить еще не значитъ отказаться.
Къ тому же, дѣло не къ спѣху. Почемъ знать, можетъ быть, когда планъ будетъ приведенъ въ исполненіе, баронъ фонъ-Сунттельмъ не будетъ такъ щедро совать ему въ руки кредитные билеты.
На основаніи этого Эфраимъ Пельцеръ не очень огорчался неудачей. Если дѣло затянется надолго, если ему не удастся то, чего онъ добивается, то въ этотъ щедро оплачиваемый промежутокъ ему удастся, можетъ быть, исполнить другой проектъ, который онъ уже нѣсколько недѣль преслѣдуетъ съ увѣренностью ловкаго дипломата.
Такимъ образомъ, разсуждая съ самимъ собою, онъ, не спѣша, шелъ дальше; на хлѣбной площади онъ купилъ букетъ фіалокъ и сунулъ въ петличку.
Хотя предполагаемый мясникъ, у котораго онъ укралъ изъ пальто портфель, исчезъ безслѣдно (даже въ полицейскомъ листкѣ не было объявленія о кражѣ), Эфраимъ Пельцеръ съ инстинктомъ виновнаго, все-таки, избѣгалъ слишкомъ оживленныхъ улицъ и направился темными переулками въ своей цѣли -- къ квартирѣ барона Анастасія фонъ-Сунтгельмъ.
Только что онъ позвонилъ, на улицу вышелъ Родерихъ Лундъ съ сіяющимъ отъ счастья лицомъ. Странный директоръ городскаго театра передалъ ему черезъ посредничество барона новую сумму въ счетъ договорной платы за и еще повторилъ, что онъ искренно восхищенъ истинно драматическимъ ходомъ трагедіи. Баронъ прибавилъ, что, къ сожалѣнію, директоръ слишкомъ заваленъ работой; въ противномъ случаѣ баронъ уже давно позволилъ бы себѣ представить лично Родериха добрѣйшему Лейтхольду. Но теперь болѣе благоразумно немного помедлить. Передъ концомъ сезона пьеса непремѣнно будетъ поставлена на сценѣ.
Родерихъ, увлеченный чувствомъ благодарности къ барону, вѣрилъ каждому слову и его не смущала загадочная таинственность директора. Проникнутый восторгомъ, который овладѣваетъ нервами поэта наканунѣ несомнѣннаго успѣха, онъ летѣлъ по улицамъ, улыбаясь каждому встрѣчному, возбуждая даже вниманіе уличныхъ мальчишекъ, съ насмѣшками представлявшихъ его походку и манеры и кричавшихъ ему что-то вслѣдъ, что Лундъ къ упоеніи нисколько не принималъ на свой счетъ. Ни одна нечестивая мысль не нарушила его олимпійскаго величія. О томъ, что изъ-за него произошло между Вельнеромъ и Эвальдомъ, онъ не имѣлъ никакого понятія. Для него существовало одно: постановка его трагедіи на сцену.
Эфраимъ Пельцеръ, улыбаясь, посмотрѣлъ ему вслѣдъ.
-- Курьезный собратъ,-- сказалъ онъ самому себѣ; потомъ поклонившись швейцару съ забавною снисходительностью, онъ. поднялся на лѣстницу.
Пельцеръ ошибся, воображая, что баронъ фонъ-Сунтгельмъ будетъ до безконечности продолжать платить ему ренту, выдаваемую уже нѣсколько недѣль. Какъ знатные китайцы платятъ своимъ врачамъ до тѣхъ поръ, пока они здоровы, и вычитаютъ жалованье за каждый день, когда они больны, такъ и Анастасій объявилъ, что отнынѣ за неудачные дни онъ не намѣренъ платить, а тогда только вручитъ ему значительную сумму, когда обѣщанная Пельцеромъ маленькая услуга будетъ успѣшно приведена въ исполненіе.
-- Какъ я уже объяснялъ вамъ,-- закончилъ баронъ свои разсужденія,-- здѣсь дѣло въ удовлетвореніи невиннаго любопытства, въ простой нескромности, касающейся одной молодой дѣвушки. Но дѣло не такъ важно, чтобы изъ-за него мнѣ пріятно было въ продолженіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ содержать развѣдчика! Примитесь съ большею энергіей за это дѣло! Удастся вамъ незамѣтно похитить требуемый пакетъ, то я исполню свое обѣщаніе и заплачу то, что условлено. Но до тѣхъ поръ ничего, рѣшительно ничего!
Пельцеръ удалился. Его дурное расположеніе духа быстро разсѣялось. Завтра воскресенье; завтра же, можетъ быть, представится возможность достать желаемое.
Эфраимъ Пельцеръ ощупалъ рукою кошелекъ съ золотомъ, посмотрѣлъ на часы и вошелъ въ ресторанъ. Когда пробило два, онъ направился въ западному предмѣстью. Здѣсь на многоэтажной улицѣ Фабриція стоялъ страннаго вида домъ. Два нижніе этажа были заняты тряпичниками и старьевщиками; въ каждомъ окнѣ висѣли пальто и сюртуки; во всей улицѣ чувствовался недостатокъ свѣта и чистаго воздуха.
Въ этихъ лавкахъ даже въ полдень горѣли коптящія лампочки или тусклый дрожащій газъ. Нижній этажъ подъ двумя этажами съ лавками старьевщиковъ былъ занятъ молочной и кофейной. Снаружи рядомъ съ входною дверью была прибита жестяная дощечка съ надписью: "Г. Шульце, закладчикъ"; онъ же былъ содержателемъ молочной и кофейни.
Эфраимъ Пельцеръ послѣ минутнаго колебанія быстро вошелъ въ пріемную. Шульце, высокій мужчина съ коротко остриженныни волосами и морщинистымъ лицомъ, сидѣлъ на кожаномъ стулѣ, за прилавкомъ. Онъ бѣгло взглянулъ и снова углубился въ чтеніе романа, засаленныя тетрадки котораго валялись на столѣ между сыромъ и масломъ.
Пельцеръ прошелъ черезъ дворъ и въ заднемъ домѣ достигъ отдаленной, слабо освѣщенной комнаты. Тамъ за стаканомъ водки сидѣлъ высокій мужчина, повидимому, доведенный до крайности; его платье было изорвано, волосы растрепаны, руки одервенѣли отъ грязи.
-- Наконецъ-то!-- вскричалъ онъ, вскакивая.-- Въ половинѣ втораго ты хотѣлъ возвратиться!
-- Спокойствіе!-- замѣтилъ Эфраимъ Пельцеръ.-- Но, Боже мой, Бренеръ, на кого ты похожъ! Ей-Богу, мнѣ даже стыдно съ такимъ субъектомъ...
-- Есть чего стыдиться!-- прервалъ его Бренеръ.-- Гдѣ же я себѣ достану лучше, пустомеля? Ужь полнедѣли ты бѣгаешь повсюду, поднявъ носъ кверху, какъ собака, почуявшая кость. Но твое нюханье не наполнитъ мнѣ ни кармана, ни желудка.
-- Hâ, вотъ двадцать марокъ! На блузу и рубашку хватитъ. Но оставь, пожалуйста, твое вѣчное пьянство! Когда представится случай, тебѣ нужна твердая рука и голова.
-- Хорошо ужь! Позаботься сначала о работѣ, и тогда ты увидишь, тверда ли моя рука и ясна ли голова!
-- Я повторяю тебѣ: жди!
-- Увѣренъ ты, что достанешь инструменты?
-- Надѣюсь. Твой старый товарищъ не оставитъ насъ на этотъ разъ. Довольно дорогую требуетъ онъ награду.
-- Даромъ ничего не получишь. Ты не можешь требовать отъ него, чтобы онъ рисковалъ шеей, не получая изъ этого никакой выгоды.
Онъ выпилъ стаканъ водки и проговорилъ, вытирая рукавомъ ротъ:
-- По всему я вижу, что сегодня мы не дальше, чѣмъ въ прошлый понедѣльникъ.
-- Дальше? Еще какъ! Объ орудіяхъ нечего и думать; они лежатъ также хорошо у Ленерта, какъ у тебя въ постели. Шульце хоть и хитрая лиса и его ни въ чемъ нельзя упрекнуть, но полиція можетъ какъ-нибудь догадаться и неожиданно сдѣлать обыскъ. Ленертъ же великій дѣловой человѣкъ. Однимъ словомъ, дѣло почти улажено; но пока я не покончу съ дѣвушкой...
-- Какъ!-- вскричалъ Бренеръ.-- Я думалъ, что все это уже кончено!
-- На столько-то, да. Она отлично понимаетъ и если прямо не говоритъ да, то, все-таки, я замѣчаю, что дѣло ей нравится.
-- Ну, есть такая пословица: ни рыба, ни мясо.
-- Напротивъ. Только я дѣйствую осторожно. Сначала я выразилъ свою идею какъ бы въ шутку, потомъ понемногу развивалъ ее и, наконецъ, переговорилъ съ ней серьезно.
-- Меня только удивляетъ, чѣмъ ты такъ прельстилъ этого лягушонка. Я ее давно знаю: избалованная каналья. А, вѣдь, знаешь, Пельцеръ, говоря между нами, ты не изъ красавцевъ.
-- Это дѣло вкуса,-- отвѣтилъ Пельцеръ, пожимая плечами.-- Во всякомъ случаѣ, я доказалъ, что могу увлечь хорошенькую горничную. Сначала, вѣдь, о разспросахъ и шпіонствѣ не было и рѣчи; я ухаживалъ за ней, какъ всякій другой поклонникъ, и позднѣе ужь разговоръ случайно перешелъ на домъ и удобный случай. Хорошенькая дѣвушка съ сверкающими глазками понравилась мнѣ, и такъ какъ я въ то время былъ при деньгахъ, я поставилъ шампанскаго...
-- Да, да, ты уже разсказывалъ мнѣ. Правда, кое-что и привралъ.
-- Думай, что тебѣ угодно, но не приставай тогда съ вопросами.
-- Кто же спрашиваетъ, баранья голова? Я только сказалъ, что удивляюсь, почему именно въ тебя влюбилась хорошенькая Фанни. Во всякомъ случаѣ, я обязанъ этимъ твоимъ деньгамъ, а теперь задуманной тобою ловкой аферѣ.
-- А ты, старый верблюдъ, думалъ, что горничныя думаютъ о поцѣлуяхъ и любви? Онѣ хотятъ наряжаться и вести веселую жизнь! Кто поставитъ это на видъ женщинѣ, тотъ милѣе ей красивой рожи. Однимъ словомъ, я обошелъ ее... Отъ личнаго участія она еще отказывается, но доноситъ мнѣ, все, что нужно. Я знаю всѣ привычки, начиная съ старика и до кухарки, и по ея описаніямъ я знаю расположеніе дома, какъ будто бы пятьсотъ разъ былъ въ немъ.
-- Гдѣ же ты говоришь съ ней?
-- Вечеромъ, въ зимнемъ саду.
-- Не дурно! Вѣроятно, дѣвочка поразительно хороша.
-- Это же и я нахожу, и когда все будетъ кончено...
-- Ну?
-- Ну, такъ я возьму ее съ собой. Что ты скажешь на что? А?
-- Ты хочешь на ней жениться?
-- Если нужно будетъ, почему бы и не жениться.
-- Гм! Если она останется тебѣ вѣрна.
-- Не безпокойся объ этомъ!-- самодовольно засмѣялся Эфраимъ.
-- Ну, я не знаю... Не очень-то вѣрь ей! Три года тому назадъ, еще передъ тѣмъ, какъ меня арестовали, мы называли ее трактирною колдуньей, такъ какъ она всюду была въ одно время и всегда водила по пятамъ дюжину обожателей. Тогда ей было только шестнадцать... въ три года она еще кое-чему намучились!
Эфраимъ Пельцеръ задумался.
-- Богъ знаетъ, можетъ быть, ты и правъ,-- медленно проговорилъ онъ.-- Замѣчательно, какое количество у нея знакомыхъ! И всѣмъ-то она улыбается!
Пельцеръ поднялся.
-- Еще одинъ вопросъ,-- прошепталъ Бренеръ.-- Какъ ты думаешь, сколько, въ концѣ-концовъ, принесетъ намъ это дѣло?
-- Болѣе чѣмъ достаточно. Наличныхъ денегъ, конечно, меньше всего, такъ какъ онѣ лежатъ въ кассѣ и пробраться туда нѣтъ возможности. Но одни брилліанты! Въ нихъ цѣлое состояніе, говорила мнѣ Фанни... И, можетъ быть, сотни тысячъ въ цѣнныхъ бумагахъ...
-- Знаешь что?-- заговорилъ Бренеръ послѣ паузы.-- Если бы ты могъ узнать, какъ устроенъ шкафъ... какой системы?... Отъ этого много зависитъ. Прежде всего узнай, что трезоръ потайной.
-- Трезоръ, что это такое?
-- Ящикъ для особенно цѣнныхъ вещей. Развѣ ты никогда не видалъ денежнаго шкафа?
-- Нѣтъ.
-- Это глупо. Мы, я вижу, должны быть на все готовы. Позаботься только объ удобномъ случаѣ!
-- Придетъ, рано ли, поздно ли.
-- Будемъ надѣяться, что рано. Я не вынесу дольше въ этой трущобѣ...
-- Заварилъ кашу, такъ и расхлебывай ее. Терпи пока и остерегайся твоего болтливаго языка! Я не довѣряю этому Шульцу. Чтобы сунуть въ карманъ лишній талеръ, онъ на все готовъ. Лучше, чтобъ онъ ничего не подозрѣвалъ... Ну, а ты не пей такъ много: во хмѣлю вся осторожность летитъ въ чорту!
-- Не безпокойся! Тебѣ хорошо, расфранченный донъ Жуанъ! Въ ясный солнечный день прекрасный обѣдъ, вечеромъ свиданіе. Ну, я наверстаю это, когда мы, наконецъ, исполнимъ задуманное!