Донесъ полиціи на самомъ дѣлѣ никто иной, какъ Эфраимъ Пельцеръ, незамѣтно для Эммы и Преле наблюдавшій за ними.
Остановившись за воротами одного изъ ближайшихъ домовъ, мимо которыхъ надо было проходить словолитчику съ молодою дѣвушкой, онъ незамѣтно послѣдовалъ за ними. Ему интересно было знать, что дѣлаетъ въ этой мѣстности Эмма, горячая защитница Отто Вельнера.
Пельцеръ передъ этимъ только что вернулся отъ несчастнаго Бренера, все еще не рѣшавшагося выходить на свѣтъ Божій. Онъ убѣждалъ его не унывать и далъ денегъ, такъ какъ, вслѣдствіе сложившихся теперь обстоятельствъ, ему выгодно было, чтобы бывшій его соумышленникъ не измѣнялъ своей твердости. Онъ мучительно содрогнулся, когда Бренеръ, утомленный вѣчнымъ страхомъ и скучнымъ сидѣньемъ на чердакѣ, сказалъ какъ-то, что самымъ благоразумнымъ будетъ, если онъ вернется къ смотрителю арестантской. Не менѣе опаснымъ было впечатлѣніе, произведенное на Бренера чтеніемъ извѣстій о судьбѣ Вельнера. Мысль, что невинный всю жизнь будетъ мучиться за него и его преступленіе, потрясла его душу.
Теперь Пельцеръ представилъ ему, что онъ можетъ успокоить свою слишкомъ чувствительную совѣсть, когда будетъ въ безопасности по ту сторону океана, письма къ адвокату съ указаніемъ на Фанни Лабицкую, какъ на соучастницу, вполнѣ достаточно.
Эфраимъ, все-таки, нашелъ необходимымъ по возможности наблюдать за этимъ человѣкомъ. Онъ, подъ покровомъ ночи, сталъ чаще навѣщать Бренера, заботился, насколько это возможно, о его внѣшнемъ благосостояніи и часто просиживалъ съ нимъ цѣлые часы. Со времени присяги у слѣдователя какъ будто магнитъ притягивалъ Пельцера въ этотъ мрачный чердакъ.
Полицейскій, которому Эфраимъ Пельцеръ, побуждаемый чувствомъ антипатіи, выдалъ имена Преле и Эммы Лерснеръ, не удовольствовался этимъ свѣдѣніемъ; онъ разспрашивалъ дальніе, и Эфраимъ Пельцеръ, всегда хитрый, осторожный, былъ настолько глупъ, что указалъ направленіе, по которому они шли къ мѣсту, гдѣ начался безпорядокъ.
Въ указанномъ направленіи былъ рядъ домовъ, уже давно казавшихся полиціи подозрительными, какъ притонъ противуобщественныхъ агитацій. А такъ какъ на слѣдующій день на всѣхъ углахъ и перекресткахъ появились новые экземпляры возмутительныхъ прокламацій, а прокламаціи эти, повидимому, были въ связи съ происшедшимъ наканунѣ, то въ то же утро по всему кварталу начался рядъ обысковъ.
Въ три часа отрядъ полицейскихъ проникъ изъ параллельной улицы въ заднія строенія дома старьевщиковъ.
Обыскъ начался съ помѣщенія пивной въ первомъ этажѣ, но оказался безуспѣшнымъ. Затѣмъ перешли въ подвалы и надѣялись сдѣлать здѣсь важное открытіе. Разочарованіе было полнѣйшее.
Чѣмъ меньше старанія полицейскихъ увѣнчивались успѣхомъ, тѣмъ съ большею жадностью обыскивали они всѣ уголки подвала, и затѣмъ, бранясь и посылая проклятія, перешли во второй этажъ и третій. Всюду встрѣчали они блѣдныя, испуганныя лица, но ничего подозрительнаго.
Наконецъ, обыскали и чердакъ.
Здѣсь они неожиданно услышали странный звукъ какъ бы крадущихся шаговъ.
Звукъ этотъ доносился изъ-за оштукатуренной стѣны, принятой ими за брандмауеръ сосѣдняго дома. На самомъ же дѣлѣ она отдѣляла тайное помѣщеніе Бренера отъ остальнаго чердака.
Одинъ изъ полицейскихъ приложилъ ухо къ стѣнѣ. Все тихо. Уже они хотѣли уходить, какъ вдругъ тамъ, внутри, упалъ на полъ какой-то предметъ. Этотъ стукъ раздался такъ близко, что не могло быть сомнѣнія, что это досчатая перегородка или, самое большее, тонкая глинобитная стѣна. Послѣднее предположеніе оправдалось, когда полицейскій ударилъ объ стѣну рукояткой своего оружія.
Опять спустились въ третій этажъ, чтобъ узнать, нельзя ли отсюда проникнуть туда. Жители этого этажа ничего не знали и предполагали, что если бы надъ ними жилъ кто-нибудь, то они должны бы были это замѣтить. Комната, въ которой жилъ Бренеръ, находилась не надъ жилыми комнатами, но въ сторонѣ, надъ помѣщеніемъ, гдѣ Шульцъ хранилъ свои заклады.
Несмотря на это, коимиссаръ не отказался отъ своей мысли. Всюду ища и разспрашивая, попалъ онъ, наконецъ, въ темную комнату нижняго этажа, гдѣ прежде, когда страхъ не такъ мучилъ Бренера, онъ сидѣлъ днемъ за стаканомъ водки. Въ домѣ комната эта называлась "сокровищницей", т.-е. комнатой, гдѣ закладчикъ хранилъ свои драгоцѣнности. Здѣсь уже не трудно было найти узенькую лѣстницу, ведущую подъ самую крышу.
Бренеръ, между тѣмъ, дрожа всѣмъ тѣломъ, спрятался подъ изголовье своей кровати. Чердакъ, отъ котораго его комната отдѣлалась тонкою стѣной, заключалъ старый хламъ, много лѣтъ валяющійся здѣсь безъ употребленія. Неохиданный шумъ, раздавшійся такъ близко отъ него, бѣготня и суета, сердитые голоса, весьма многозначительный смыслъ ихъ восклицаній,-- все это подѣйствовало на Бренера, какъ смертельный приговоръ. Пошатнувшись, онъ зацѣпилъ стулъ и опрокинулъ стаканъ: собственный страхъ погубилъ его. Все яснѣе сознавалъ онъ, что эти люди кого-то или что-то ищутъ, и ему сразу сдѣлалось очевидно, что онъ самъ -- предметъ этихъ поисковъ и что правда относительно его преступленія въ домѣ совѣтника узнана и убѣхище преступника открыто.
Оцѣпенѣвъ отъ ухаса, онъ пропустилъ единственную возмохность спасенія -- немедленно спуститься внизъ и бѣкать черезъ пивную передняго зданія.
Какъ страусъ, преслѣдуемый охотниками, спряталъ онъ голову въ кусты, онъ съежился, какъ дрохащій ребенокъ, боясь пошевельнуться, прислушиваясь, возобновятся ли опять шаги и голоса.
Уже онъ хотѣлъ свободнѣе вздохнуть, такъ какъ съ тѣхъ поръ, какъ полицейскіе сошли съ чердака, прошло четверть часа. Вдругъ голова его безхизненно склонилась къ стѣнѣ:, онъ услыхалъ, что кто-то поднимается по лѣстницѣ, и вслѣдъ затѣмъ раздался громкій стукъ въ дверь.
Бренеръ не шевельнулся.
-- Отворите!-- крикнулъ коммиссаръ.
-- Все кончено!-- пробормоталъ Бренеръ.-- О, мое предчувствіе! Ежеминутно предвидѣлъ я это...
Стукъ возобновился.
-- Во имя закона отворите!-- снова воскликнулъ полицейскій.
Бренеръ тихо приподнялся съ своего мѣста.
Онъ оглядѣлся. Взглядъ его упалъ на маленькое квадратное оконце. Послѣднимъ отчаяннымъ усиліемъ вырвалъ онъ желѣзный крюкъ, выбилъ раму, придвинулъ стулъ и попробовалъ пролѣзть въ отверстіе. Неувѣренность, связывающая его члены, дѣлала его усилія безуспѣшными. Онъ упалъ съ окошка обратно въ комнату въ ту минуту, когда полицейскіе, вслѣдствіе его страннаго поведенія, увѣрившіеся въ своемъ подозрѣніи, съ усиліемъ выломали двери.
Бренеръ безумными глазами смотрѣлъ на полицейскихъ. Приложивъ лѣвую руку ко лбу, на правую медленно приподнимаясь, онъ еще разъ прошепталъ: "Я предвидѣлъ это, тысячу разъ видѣлъ я это во снѣ! "
-- Почему вы не отворяете?-- спросилъ коммиссаръ.-- Какъ ваше имя?
Бренеръ молчалъ, а служитель порядка продолжалъ рѣзкимъ голосомъ:
-- Знаете ли вы, зачѣмъ мы здѣсь?
Онъ окинулъ несчастнаго Бренера пронизывающимъ взглядомъ.
-- Не лгите!-- продолжалъ онъ послѣ паузы.-- Сознайтесь намъ добровольно, что у васъ здѣсь скрыто! Какъ, вы упрямитесь? Комнату, вѣдь, не долго обыскать.
-- Сжальтесь!-- вскричалъ Бренеръ въ отчаяніи.-- Я во всемъ сознаюсь! Но меня подговорилъ Пельцеръ! Ведите меня, только скорѣе, и судите! Убейте меня, если хотите; мнѣ надоѣла эта несносная жизнь, и чѣмъ скорѣе я покончу съ ней, тѣмъ лучше!
Послѣ этихъ словъ ему, повидимому, сдѣлалось легче.
-- Вотъ, вотъ!-- и онъ поднялъ съ кровати соломенный тюфякъ.-- Вотъ инструменты. Пельцеръ подговорилъ меня, а позднѣе, получивъ деньги, отказался. Вотъ!... А здѣсь вотъ и ножны отъ ножа... Я самъ не знаю, что случилось со мной... Я былъ, какъ помѣшанный, когда онъ приблизился ко мнѣ... Пусть я буду проклятъ, если я тысячу разъ уже не искупилъ этого.
Коммиссаръ, пораженный въ первую минуту, скоро понялъ, что судьба натолкнула его не на цѣль его поисковъ, но на нѣчто болѣе важное и серьезное. О показаніи Пельцера и ножѣ, узнанномъ имъ, въ теченіе послѣднихъ дней было столько разговоровъ, что дальнѣйшая комбинація являлась сама собой.
-- Вы сознаетесь, слѣдовательно?-- спросилъ онъ, передавая одному изъ спутниковъ найденные предметы.
-- Не мучьте меня дольше!-- воскликнулъ Бренеръ, закрывая лицо руками.-- Ведите меня къ слѣдователю! Ему я все скажу! Слишкомъ долго терзали мое сердце вѣчный страхъ и сознаніе, что другой, невинный, будетъ осужденъ!
Коммиссаръ приказалъ людямъ выйти. Онъ хотѣлъ воспользоваться случаемъ, толкнувшимъ въ его руки, вмѣсто предполагаемаго революціонера, непредполагаемаго преступника и героя уже давно считаемой объясненною cause célèbre и представить слѣдователю уже готовое и вполнѣ опредѣленное признаніе, чтобы г. Зееборну не пришлось даже узнавать подробностей.
Такимъ образомъ, онъ подробно разспросилъ совсѣмъ растерявшагося Бренера. Рыдая, какъ провинившійся школьникъ, разсказалъ онъ все съ самаго начала, не скрылъ также и участія Фанни въ преступленіи.
Только одинъ разъ онъ запнулся въ разсказѣ. Ему пришло въ голову, что Отто Вельнеръ, въ мученіяхъ котораго онъ виновенъ, съ желѣзною твердостью скрывалъ, онъ приходилъ въ библіотеку. Въ низкой душѣ преступника шевельнулось нѣчто вродѣ благороднаго чувства. У Отто Вельнера должны быть очень уважительныя основанія, если онъ скрываетъ то, что имѣетъ такое громадное значеніе для его оправданія, если онъ ни слова не сказалъ объ ожидавшей его дамѣ, умолчалъ объ ея имени, которое, какъ онъ припоминаетъ, было Люцинда... Бренеръ говорилъ себѣ, что можетъ отчасти загладить свою вину передъ Вельнеромъ, если изъ уваженія къ побужденіямъ, заставляющимъ Отто молчать, ничего не выдастъ изъ того, что онъ подслушалъ.
Такимъ образомъ, онъ, согласно съ показаніемъ Отто, разсказалъ, что тотъ, глубоко задумавшись, забрелъ въ библіотеку и въ то время, какъ вошелъ совѣтникъ, находился за шкафомъ. Бренеръ, окончивъ свой разсказъ, сдѣлался спокоенъ и покоренъ своей судьбѣ. Въ первый разъ послѣ многихъ лѣтъ его закоренѣлая, жестокая душа испытывала удовольствіе великодушнаго поступка... Добровольно, почти охотно послѣдовалъ онъ за полицейскимъ; во дворѣ его передали двумъ жандармамъ.
Черезъ двадцать минутъ онъ стоялъ въ кабинетѣ начальника полиціи, гдѣ онъ въ присутствіи приведшаго его коммиссара слово въ слово повторилъ свое показаніе. Начальникъ полиціи немедленно отправилъ его къ слѣдователю, занятому въ эту минуту вторичнымъ допросомъ Эфраима Пельцера по поводу нѣкоторыхъ не вполнѣ понятныхъ подробностей.
При видѣ Бренера у такъ называемаго агента подкосились колѣна.
-- Г. слѣдователь,-- сказалъ Бренеръ твердымъ голосомъ,-- зачеркните все, что у васъ написано! Отто Вельнеръ невиненъ, а этотъ Пельцеръ лжетъ, какъ негодяй!
-- Безсовѣстный!-- вскричалъ Пельцеръ, сдѣлавъ два шага назадъ и ища глазами дверь.
Бренеръ же, раньше чѣмъ полицейскіе могли помѣшать, бросился въ Пельцеру и схватилъ его за плечо.
-- Держите его крѣпче!-- сказалъ онъ коммиссару.-- Это Пельцеръ, о которомъ я разсказывалъ вамъ, негодяй, отдавшій чорту душу, чтобы погубить невиннаго!
Слѣдователь былъ озадаченъ.
-- Да я не понимаю...-- сказалъ онъ, поднимаясь съ кресла.
Въ то время, какъ одинъ изъ полицейскихъ держалъ смертельно блѣднаго Пельцера, Бренеръ въ третій разъ повторилъ свой разсказъ; потомъ коммиссаръ выложилъ на столъ слѣдователя инструменты и ножны.
-- Что можете вы возразить?-- обратился страшно взволнованный Зееборнъ къ Пельцеру.
-- Что онъ лжетъ! Что все это онъ говоритъ изъ злобы и мести, потому что онъ... потому что онъ... Всегда онъ угрожалъ мнѣ, что подстроитъ мнѣ это...
-- Но ваши оправданія смѣшны,-- замѣтилъ слѣдователь.-- Чтобы досадить другому, никто нц приметъ на себя ложно такого тяжелаго преступленія.
-- Да, да! Этотъ вотъ въ состояніи...
Слѣдователь взялъ въ руки ножъ и, приблизивъ къ ножнамъ, медленно вложилъ въ нихъ клинокъ. Принадлежность другъ другу этихъ предметовъ была несомнѣнна.
-- Агентъ Эфраимъ Пельцеръ остается здѣсь подъ арестомъ,-- произнесъ слѣдователь.-- Между тѣмъ, я сдѣлаю должныя распоряженія относительно Отто Вельнера. Все до мелочей совпадаетъ. Даже недоразумѣнія въ показаніи совѣтника объясняются теперь. Ростъ одинъ, волосы... Боже мой, вѣдь, это удивительно, какъ иногда группируются обманчивыя улики!.. Но у меня съ самаго начала было предчувствіе, что здѣсь какая-то ошибка. Ну, теперь я могу себя поздравить, что, наконецъ, послѣ столькихъ усилій мнѣ удалось внести свѣтъ въ этотъ хаосъ.
Полицейскій коммиссаръ, считавшій себя единственнымъ вносителемъ свѣта, вытянулъ лицо.
Бренеръ и Пельцеръ были отведены въ арестантскія камеры.