Слѣдующіе дни прошли для Отто крайне однообразно. Онъ былъ еще слишкомъ слабъ, чтобы долго выносить чтеніе различныхъ статей и повѣстей изъ еженедѣльнаго журнала Колоколъ. Ему, конечно, интересно было узнать, что Колоколъ и Государственное право -- главнѣйшія изданія фирмы А. Х. Дюрена,-- такъ звали отца совѣтника,-- и что Дюренъ ежегодно подучаетъ отъ нихъ полмилліона чистаго дохода. Гансъ передавалъ эти интересные факты такимъ монотоннымъ голосомъ, что послѣ втораго раза Отто предпочелъ не вступать въ разговоръ. Въ продолженіе шести дней единственнымъ развлеченіемъ его были короткіе визиты Лербаха и генсгеймскаго врача, обѣдъ и звуки, долетавшіе до него изъ парка сквозь запертыя окна. Какъ-то рано утромъ онъ ясно различилъ голоса Люцинды, Камиллы и третій, показавшійся ему знакомымъ, но онъ никакъ не могъ вспомнить, гдѣ и когда его слышалъ. Часъ спустя, когда тотъ же голосъ крикнулъ: "Филиппъ, сѣдлай!" Отто спросилъ хорошенькую Фанни, за отсутствіемъ Ганса кормившую его съ ложечки бульономъ, не докторъ ли Вольфъ, редакторъ, отдалъ это приказаніе?
-- О, нѣтъ, -- отвѣчала Фанни, -- докторъ Вольфъ теперь уѣхалъ въ Швейцарію. Это г. фонъ-Тиллихау-Засницъ, дальній родственникъ г. совѣтника. Какъ они родственники, этого санъ г. совѣтникъ не знаетъ; но мать г. совѣтника была урожденная фонъ-Тиллихау. Засницъ такъ только прибавляется; оно что-то значитъ, но собственно совсѣмъ лишнее.
-- Г. фонъ-Тиллихау живетъ здѣсь въ домѣ?
-- А вы не знали этого? Полъ-лѣта онъ прогостилъ здѣсь. Вообще у насъ всегда гости. Недѣлю тому назадъ, напримѣръ, пріѣхалъ г. профессоръ, редакторъ. Ученѣйшій человѣкъ, а ужъ пьетъ, я вамъ скажу... Г. фонъ-Тиллихау-Засницъ тоже изъ такихъ, что не посрамится, когда придется выпить во всю, но далеко уступитъ г. Соломону.
-- Что же дѣлаетъ г. фонъ-Тиллихау?-- продолжалъ Отто черезъ минуту.-- Студентъ онъ или что такое?
-- Такъ сказать, онъ собственно ничто. Прежде былъ офицеромъ; потомъ у него, должно быть, произошло что-нибудь съ начальствомъ. Однимъ словомъ, въ одинъ прекрасный день онъ подалъ въ отставку и теперь такъ болтается. Онъ наслаждается жизнью,
ѣстъ, пьетъ и куритъ сигары по пятнадцати пфенниговъ штука. Благородный господинъ, надо сознаться, никогда не разсчитываетъ, сколько дать на чай, тогда какъ г. профессоръ... Да у того, впрочемъ, и не такъ много.
На этомъ разговоръ кончился. Фанни поставила на каминъ пустыя тарелки и побѣжала къ старому Хольтману, звавшему ее уже въ третій разъ.
Черезъ недѣлю докторъ разрѣшилъ больному въ первый разъ выдти изъ комнаты. Когда Отто надѣвалъ свою соломенную шляпу на все еще забинтованный лобъ, ожидавшій Лербахъ взялъ его подъ руку и они вмѣстѣ вышли.
-- Вотъ ужь мы какъ! А, между тѣмъ, я все это время немного думалъ о васъ. Вы сказали мнѣ тогда, что получили порядочное образованіе, но что у васъ нѣтъ диплома, et cetera, et cetera. Свѣтъ, въ которомъ мы живемъ, крѣпко держится этихъ формальностей, да и не можетъ быть иначе, хотя въ частныхъ случаяхъ это и несправедливо, и гибельно. Въ университетъ вы не можете поступить, потому что годичный курсъ, такъ блистательно пройденный вами съ помощью феноменальнаго школьнаго учителя, не считается pro maturitate. Такъ что остается единственная должность, не требующая спеціальныхъ познаній, -- однимъ словомъ, я говорилъ съ моимъ тестемъ. Я выставилъ ему на видъ, во-первыхъ, что вы образованный человѣкъ; во-вторыхъ, что вашъ кошелекъ пустъ; въ-третьихъ, что мы въ долгу передъ вами. Молчите и смотрите, не поскользнитесь на мраморныхъ ступеняхъ. Я доказалъ ему, какъ дважды два четыре, что вашъ лобъ принялъ то, что собственно назначалось моей Люциндѣ. Молчите! Впрочемъ, васъ это и не касается, а совѣтнику я высказалъ все это, конечно, не такъ коротко, какъ повторяю вамъ. Онъ обѣщалъ мнѣ пристроить васъ въ одно изъ своихъ многочисленныхъ учрежденій. Между прочимъ, это пустяки, потому что гдѣ занимаются пятнадцать тысячъ человѣкъ, тамъ всегда есть свободныя и сверхштатныя мѣста. Сегодня или завтра васъ попроситъ къ себѣ совѣтникъ и сообщитъ вамъ подробности. Во всякомъ случаѣ, предупреждаю васъ, не разсчитывайте на особенно блестящее положеніе. Г. фонъ-Дюренъ остороженъ, строгъ и мелоченъ. Впрочемъ... Молчите, добрѣйшій г. Вельнеръ! Вотъ идетъ жена доктора. Я представлю васъ. Г-жа докторша Форенштедтъ была случайно на большой верандѣ у г-жи фонъ-Дюренъ, когда побитый самаритянинъ вошелъ въ паркъ; она смотрѣла, какъ дамскій защитникъ, раненый, всходилъ по лѣстницѣ, и была сильно взволнована, когда узнала все происшедшее. Вообще, со дня вашего самопожертвованія вы, особенно у дамъ, герой сезона. Позвольте мнѣ, уважаемая г-жа Форенштедтъ, представить вамъ Персея, избавившаго Андромеду отъ дракона. Г. Отто Вельнеръ... Г-жа докторша Форенштедтъ... Анна Форенштедтъ... Я особенно точенъ въ именахъ, и вы должны проститъ это старому юристу.
Молодая женщина покраснѣла до корня волосъ. Этотъ румянецъ особенно бросался въ глаза потому, что все въ ней указывало даму высшаго круга. Ея туалетъ былъ простъ и изященъ, движенія увѣренны, умныя слова, обращенныя къ Отто, вполнѣ подходили къ обстоятельствамъ. Отто съ особеннымъ участіемъ смотрѣлъ на ея нѣжное, хотя и не очень красивое лицо, выражающее тяжелыя душевныя страданія и напоминающее, послѣ того какъ внезапный румянецъ исчезъ, цвѣтокъ бѣлой камеліи. На ея сомкнутыхъ устахъ лежало выраженіе безмолвной покорности горькой судьбѣ и безнадежнаго смиренія. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, -- докторшѣ шелъ двадцать седьмой годъ, -- и этотъ ротикъ смѣялся и шутилъ, но теперь веселье замѣнилось страдальческою улыбкой. Было достовѣрно извѣстно, что докторша Форенштедтъ самая несчастная жена въ городѣ. А вышла она замужъ за доктора,-- тогда еще ассистента теперь умершаго корифея медицины, -- по страстной любви, увлекшись его чудными томными глазами; докторъ Форенштедтъ былъ также счастливъ обожаніемъ своей нѣжной Анны. Но непостоянному, тщеславному человѣку, избалованному женщинами, скоро надоѣли клятвы вѣчной любви; тогда начался рядъ измѣнъ, униженій, кончившихся бы, безъ сомнѣнія, разводомъ, если бы Анна, несмотря на оскорбленія, не любила такъ же безумно, какъ прежде, этого человѣка, котораго она, вмѣстѣ съ тѣмъ, и ненавидѣла, и презирала, и съ которымъ не могла разстаться. Дѣтей у нея не было. Въ концѣ-концовъ, любовь ея умерла и она привыкла къ свресу положенію.
Когда г-жа Форенштедтъ, обмѣнявшись нѣсколькими словами съ Лербахомъ, повернула назадъ къ виллѣ, адвокатъ обратился къ Отто:
-- Я доведу васъ до той скамейки и тогда предоставлю васъ судьбѣ. Если васъ позоветъ къ себѣ совѣтникъ, то идите спокойно и увѣренно. Онъ это любитъ; чрезмѣрная вѣжливость противна ему. Ну, а теперь Богъ съ вами.
Отто сѣлъ и задумался о томъ, что сказалъ бы Карлъ Теодоръ Гейндіусъ, еслибъ узналъ, какъ быстро нашла пристань ладья его ученика. На лѣстницѣ опять послышались голоса.
-- Идите впередъ, г. фонъ-Тиллихау!-- раздался голосъ Камиллы.-- Я посмотрю, гдѣ Люцинда и Анна.
Съ этими словами она исчезла за колоннами, такъ что Отто видѣлъ только ея блѣдно-голубое платье. Господинъ же, съ которымъ она разговаривала, спустился съ лѣстницы и пошелъ прямо по аллеѣ. Отто думалъ, что видитъ сонъ. Въ г. Тиллихау онъ узналъ Бенно Хельвальда, любезничавшаго съ бѣлокурою Мартой въ саду Золотаго Якоря. Отто былъ пораженъ. Въ Оберхорхгеймѣ этотъ изящный кавалеръ называетъ себя иначе, чѣмъ въ Гернсхеймѣ. Для чего? Онъ не имѣлъ времени обсудить этотъ вопросъ, потому что г. фонъ-Тиллихау, дойдя до половины дорожки, остановился, сдѣлалъ жестъ удивленія и пробормоталъ "чортъ возьми!" при видѣ Отто, такъ спокойно сидящаго на скамейкѣ. Скверное положеніе! Такъ вотъ онъ, храбрый рыцарь, о которомъ дамы говорятъ съ такою сердечною благодарностью. Именно онъ! И именно теперь,-- теперь, когда г. фонъ-Тиллихау намѣревался сдѣлать послѣдній рѣшительный приступъ къ сердцу свѣтлорусой Камиллы. Что, если онъ разскажетъ? Нѣтъ! Эту возможность нужно во что бы то ни стало предупредить. Ничего не остается, какъ обратиться къ нему съ любезными словами... И такъ, впередъ! Каждая минута дорога!
Баронъ Эрихъ фонъ-Тиллихау развязно подошелъ въ Отто, вѣжливо поклонился и сказалъ, улыбаясь:
-- Я надѣюсь, г. Вельнеръ, что послѣ нѣсколькихъ словъ взвиненія вы такъ же, какъ и я, забудете наше непріятное столкновеніе. Сказать правду, я былъ немного оскорбленъ, но, узнавъ, что вы оказали такую большую услугу всему семейству, я не думалъ больше объ этихъ пустякахъ. По описанію моей кузины, я ни минуты не сомнѣвался въ вашей тождественности. И такъ, я очень сожалѣю...
Отто, когда Тиллихау заговорилъ съ нимъ, медленно поднялся. Онъ рѣшилъ обойтись съ этимъ молодымъ человѣкомъ съ ледяною вѣжливостью; но любезность и искренній тонъ Тиллихау побѣдили его; онъ самъ пробормоталъ нѣсколько словъ извиненія и горячо пожалъ протянутую ему барономъ руку.
-- Еще одна просьба,-- сказалъ Эрихъ какъ бы между прочимъ.-- Когда придутъ сюда дамы, то не разсказывайте при какихъ обстоятельствахъ мы встрѣтились. Я вамъ откровенно скажу почему. Я серьезно заинтересованъ моей кузиной Камиллой, и все доказываетъ, что и она расположена во мнѣ. Это, конечно, между нами. Вѣдь, вы знаете, какъ легко молодыя дѣвушки судятъ объ извѣстныхъ предметахъ, иначе, чѣмъ мы.
Отто польстило, что Тиллихау включилъ его въ число свѣтскихъ кавалеровъ, которые "иначе судятъ". Онъ поклонился.
-- Боже мой,-- продолжалъ Тиллихау,-- кто же можетъ измѣниться? Я откровенно сознаюсь, что гдѣ бы ни увидалъ хорошенькое личико, всегда увлекаюсь. Эта Марта въ Золотомъ Якорѣ такъ привлекательна и въ ней столько наивности, что я не вижу, почему бы мнѣ тѣ два часа, что приходится тамъ быть, не проводить въ ея обществѣ. Конечно, наши дамы... для нихъ, вѣдь, кельнерша не человѣкъ. Въ ихъ тлазахъ теряешь, если хоть взглядомъ удостоиваешь такихъ личностей, какъ будто бы позорно честнымъ трудомъ зарабатывать себѣ хлѣбъ!
Отто чувствовалъ, что эти разсужденія мало умѣстны, но онъ ограничился тѣмъ, что еще разъ обѣщалъ полнѣйшее молчаніе.
-- Кстати, -- прибавилъ Тиллихау самымъ равнодушнымъ тономъ.-- Что я назвался Бенно Хельвальдъ,-- мое имя Тиллихау, баронъ Эрихъ фонъ-Тиллихау,-- не должно васъ удивлять. Обстоятельства, при которыхъ... Вы простите мнѣ...
-- Вполнѣ,-- сказалъ Отто съ ироніей.
Баронъ нахмурилъ немного лобъ, но отвѣтилъ холодно и вѣжливо:
-- Такъ вы даете мнѣ слово?
Сердце Отто забилось сильнѣе. Въ началѣ аллеи показались Камилла и Люцинда въ прелестныхъ платьяхъ, съ живыми цвѣтами въ волосахъ. За ними шла докторша Форенштедтъ рядомъ съ худымъ, безбородымъ мужчиной въ черномъ. Камилла несла на рукѣ полдюжины колецъ и нѣсколько палочекъ изъ тонкаго тростника,-- принадлежности старинной и вновь вошедшей въ моду игры jeu de grâce.
-- Я не хочу мѣшать,-- сказалъ Отто и оглянулся, какъ бы желая скрыться, но было уже поздно.
-- Нашъ больной!-- вскричала Камилла.-- Здравствуйте, г. Вельнеръ. Наконецъ-то васъ выпустили.
Она подошла къ Отто и протянула ему руку, какъ старому знакомому. Люцинда тоже поздоровалась съ нимъ любезно, но гораздо сдержаннѣе.
-- Я только что выражалъ г. Вельнеру свое искреннее уваженіе,-- сказалъ Эрихъ фонъ-Тиллихау, принимая отъ Камиллы кольца и палки, потомъ, обращаясь къ г-жѣ Форенштедтъ и ея худощавому спутнику, продолжалъ:-- Позвольте мнѣ представить вамъ молодаго человѣка, которому всѣ мы такъ много обязаны, г. Отто Вельнеръ -- г-жа Форенштедтъ -- г. Куртъ Эвальдъ.
Анна Форенштедтъ снова покраснѣла.
-- Десять минутъ тому назадъ я уже имѣлъ честь...-- Пробормоталъ Отто, кланяясь молодой женщинѣ.
Эрихъ Тиллихау ударилъ палками по кольцамъ.
-- По вашему вооруженію, -- обратился онъ къ Камиллѣ,-- видно, что на профессора нельзя разсчитывать.
-- Папа задержалъ его, вѣроятно, -- отвѣтила Камилла.-- Что касается меня, то я охотно играю въ крокетъ и впятеромъ; но Люцинда говоритъ, что когда вы играете двумя шарами, партіи очень не ровны.
-- Въ самомъ дѣлѣ?-- обратился онъ къ Люциндѣ.-- Такъ играйте вы двумя шарами!
-- Тогда игра будетъ совсѣмъ неровной. Пришлось бы вамъ быть моимъ партнеромъ и, -- прибавила она насмѣшливо, -- по всему, что мы пережили, на это надежды мало.
-- Какъ такъ, уважаемая г-жа Лербахъ?-- пробормоталъ Тиллихау.
Люцинда пожала плечами.
-- Jeu de grâce,-- раздался рѣзкій голосъ Курта Эвальда,-- повидимому, заслуживаетъ мало вниманія въ глазахъ г. фонъ-Тиллихау.
-- Я нахожу ее скучной,-- возразилъ Тиллихау.-- За крокетомъ можно болтать, а во время этой игры всѣ стоять другъ отъ друга на разстояніи враждебныхъ форпостовъ.
Камилла смущенно смотрѣла въ землю.
Тиллихау, соображая, что большая и лучшая часть свободной дачной жизни уже прошла, рѣшилъ каждымъ удобнымъ случаемъ пользоваться для того, чтобы воспламенять въ сердцѣ Камиллы зарождающуюся къ нему любовь. Онъ не сомнѣвался въ томъ, что это сопряжено будетъ съ большимъ трудомъ въ виду безмолвной, но рѣшительной оппозиціи матери и сестры Камиллы. Онѣ обѣ, не забывая правилъ гостепріимства, при каждомъ удобномъ случаѣ давали ему понять, что считаютъ его очень дальнимъ родственникомъ и не имѣютъ желанія смягчать свои отношенія. Г. фонъ-Дюренъ, протежирующій молодому барону, въ Оберхорхгеймѣ былъ такъ поглощенъ своими дѣлами, что не могъ бросить на вѣсы перетягивающую тяжесть. Воспоминаніе о гордомъ дворянскомъ родѣ, къ которому принадлежала его мать, весьма склоняло его въ пользу барона; фамилія Дюренъ была бюргерская, только нѣсколько лѣтъ тому назадъ совѣтникъ получилъ дворянство, и съ тѣхъ поръ, больше чѣмъ прежде, онъ цѣнилъ древнее родословное дерево своей незабвенной матери. Поэтому лучшимъ союзникомъ барона было расположеніе самой Камиллы, которое онъ всѣми силами и не безуспѣшно старался воспламенить настоящимъ огнемъ страсти. Каждая капля масла, подливаемая въ огонь, могла быть здѣсь рѣшительной. Любовь Тиллихау въ крокету происходила отъ этой хорошо сознаваемой имъ причины. Всѣ остальныя игры мѣшали его планамъ. Онъ ловко умѣлъ отгонять шары противниковъ, въ особенности же Люцинды, въ самые дальніе углы, а свой подкатывать къ шару Камиллы.
Онъ раздумывалъ недолго. Граціозно покручивая свои усики, онъ весело крикнулъ:
-- Я вижу, что большинство за крокетъ. Можетъ быть, г. Отто Вельнеръ будетъ такъ добръ, приметъ участіе въ игрѣ?
-- Ахъ, да, г. Вельнеръ!-- попросила Камилла.
-- Я очень сожалѣю,-- отвѣтилъ Отто,-- что совершенно незнакомъ съ этою игрой!
-- Не можетъ быть?-- спросила Камилла.-- Теперь весь свѣтъ играетъ въ крокетъ.
-- Я иду изъ Хольдорфа, фрейленъ, а Хольдорфъ не принадлежитъ къ тому, что вы называете "весь свѣтъ".
-- Это все равно, -- сказалъ Эрихъ фонъ-Тиллихау,-- игра очень проста и не требуетъ никакого особеннаго искусства. Вы доставите этимъ удовольствіе дамамъ. Хотите?
-- Но рана?-- замѣтила докторша Форенштедтъ.
-- Она совсѣмъ уже прошла, -- вскричалъ Тиллихау, направляясь къ крокету.-- Идемте, mesdames! Вы увидите, какъ будетъ весело!
Черезъ пять минутъ Отто участвовалъ въ партіи крокета; г. фонъ-Тиллихау выказывалъ столько увѣренности и граціи движеній, г. Куртъ Эвальдъ такъ насмѣшливо улыбался, дамы такъ очаровательно ставили свои изящно обутыя ножки на красные, синіе и зеленые шары, что Отто казалось, будто онъ никогда не видалъ ничего изящнѣе. къ этому еще безоблачное сентябрское небо, роскошный паркъ и великолѣпная вилла,-- все это какъ въ сказкѣ.
Такъ прошло полчаса; игра приближалась къ концу и уже Эрихъ фонъ-Тиллихау, Камилла и Анна Форенштедтъ были увѣрены въ побѣдѣ, когда приходъ маленькаго господина въ сѣромъ лѣтнемъ платьѣ прервалъ партію. Это былъ профессоръ, докторъ Гейнрихъ Соломонъ, редакторъ Государственнаго права, онъ издали еще снялъ свою соломенную шляпу.
-- А, милѣйшій профессоръ!-- вскричалъ баронъ, идя на встрѣчу ученому, оживившему всѣхъ своимъ приходомъ.-- Избавились ли вы, наконецъ, отъ вашихъ занятій? Мы всѣ ждемъ васъ съ нетерпѣніемъ.
-- Очень любезно,-- отвѣчалъ тотъ густымъ басомъ.-- Долгъ прежде всего. Дѣло шло объ очень важномъ: о статьѣ о соціалъ-демократизмѣ, доставленной покойнымъ профессоромъ Хебештрейтъ. Я вынужденъ самъ заняться ея переработкой. Вы знаете, въ одной брошюркѣ я уже довелъ соціализмъ ad absurdum. Я доказалъ его неосновательность, нашелъ средства къ его уничтоженію, я...
-- Да, да,-- вмѣшался Куртъ Эвальдъ,-- ваша брошюра хороша; она удивила меня; по правдѣ сказать, изъ всей вашей политической дѣятельности она единственная возбудила во мнѣ симпатію.
-- Молодой человѣкъ,-- возразилъ Соломонъ,-- вы удивительно односторонни. Когда, наконецъ, вашъ ультра-консервативный духъ пойметъ истину, что либерализмъ естественный врагъ соціалистической глупости, что только либерализмъ философски понимаетъ комизмъ этихъ стремленій,-- я подчеркиваю слово философски,-- и единственный изъ всѣхъ партій обладаетъ силой уничтожить соціалъ-демократизмъ? Но оставимте это. Я вижу, вы смѣетесь. Смѣйтесь, смѣйтесь, г. Эвальдъ! Это не помѣшаетъ намъ остаться, попрежнему, друзьями. Но будетъ объ этомъ. Такъ надо играть въ крокетъ? Во всякомъ случаѣ, я въ вашемъ распоряженіи. Кстати, стрѣла въ пятѣ указываетъ мнѣ Ахиллеса Пелида...
Онъ приподнялъ шляпу и обратился въ Отто:
-- Мое имя Соломонъ. По вашей повязкѣ на головѣ я предполагаю, что вы г. Отто Вельнеръ?
Отто поклонился.
-- Отлично!-- продолжалъ профессоръ.-- Отъ Лербаха мы узнали, что докторъ выпустилъ васъ въ садъ. Г. Дюренъ поручилъ мнѣ передать вамъ, что онъ желаетъ какъ можно скорѣе видѣть васъ въ своемъ кабинетѣ. Покончивъ съ своимъ порученіемъ, я спѣшу выразить удовольствіе по поводу пріятнаго знакомства съ вами.
Въ манерахъ и разговорѣ профессора трудно было различить, что дѣланный юморъ, что природный комизмъ, но такъ какъ все общество считало, повидимому, поведеніе профессора вполнѣ естественнымъ, то Отто ничего ему не отвѣтилъ; передавъ Соломону свой молотокъ и вѣжливо поклонившись, онъ разстался съ своими партнерами.
-- Идите съ Богомъ, молодой человѣкъ!-- крикнулъ ему профессоръ.-- Я съумѣю заступить ваше мѣсто въ партіи.
Въ то время, какъ Соломонъ размахивалъ надъ головой своимъ молоткомъ, Отто съ сильно бьющимся сердцемъ направлялся къ дому.
Совѣтникъ Георгъ фонъ-Дюренъ принялъ его необыкновенно холодно.
-- Садитесь, -- сказалъ онъ, не приподнимаясь даже въ креслѣ.-- Мой зять, адвокатъ Лербахъ, сообщилъ мнѣ кое-что относительно васъ. Вы ничего не имѣете еще въ виду?
Отто отвѣтилъ утвердительно.
-- Есть у васъ удостовѣренія?
-- Право на годъ свободной службы.
-- Хорошо. Есть у васъ прежнія свидѣтельства?
-- Я могъ бы ихъ достать. Во всякомъ случаѣ... Я уже говорилъ г. адвокату.
-- Мой зять разсказалъ мнѣ все. Онъ такъ горячо ходатайствовалъ за васъ, что я не премину... Кстати, я и въ долгу передъ вами за происшествіе въ лѣсу. Слушайте. Въ редакціи нашего еженедѣльнаго изданія къ первому октября освободится мѣсто секретаря. Жалованье небольшое, но вы можете впослѣдствіи получить повышеніе. Я предлагаю его вамъ.
-- Вы очень добры,.г. совѣтникъ. Могу я спросить, какія требованія соединены съ этою должностью?
-- Не тяжелыя. Вамъ надо будетъ писать адресы, отправлять рукописи, изрѣдка составить письмо и, пожалуй, держать третью корректуру.
-- Благодарю васъ. Я попробую, смогу ли это исполнить.
-- Еще одно условіе: я требую, чтобы вы отказались отъ всякаго судебнаго преслѣдованія ранившаго васъ человѣка. Иначе пришлось бы моимъ дочерямъ присутствовать въ судѣ и подвергаться допросамъ судьи. Вы понимаете, что подобныя процедуры непріятны для дамъ хорошей фамиліи.
-- Вполнѣ понимаю.
-- Между тѣмъ, докторъ сказалъ мнѣ, что вамъ необходимо еще нѣсколько дней отдыха. Для этого, а также въ вознагражденіе за потерянное вами здѣсь по болѣзни время, я позволю тебѣ предложить вамъ 2,000 марокъ. Когда вы захотите покинуть Оберхорхгеймъ, то мой экипажъ во всякое время къ вашимъ услугамъ.
Отто поблѣднѣлъ немного. На губахъ его готовъ былъ вѣжливый отказъ принять сумму, но манеры совѣтника были такъ спокойны, обдуманны, внушали столько уваженія, что Отто не рѣшился высказать громко свои чувства. Онъ, механически принялъ запечатанный конвертъ съ банковыми билетами, поблагодарилъ и твердымъ голосомъ проговорилъ:
-- Я думаю сегодня же уѣхать, такъ какъ чувствую себя совершенно здоровымъ. Слѣдовательно, перваго октября...
-- Утромъ, въ девять часовъ ровно,-- возразилъ совѣтникъ, едва замѣтно кивнувъ головой.
Черезъ два часа по улицѣ катилась наемная карета по направленію къ Ландорфу. Опустивъ голову на руку, Отто проѣзжалъ роскошный лѣсъ, не поднимая глазъ. Онъ самъ не зналъ, что такъ сильно разстроивало и огорчало его.