Отъ Вельнера адвокатъ поспѣшилъ въ Дюренскій домъ; было позднѣе, чѣмъ онъ предполагалъ. Онъ засталъ въ маленькомъ салонѣ совѣтницу, Эриха фонъ-Тиллихау и нѣсколько отдаленныхъ родственницъ. Камилла сидѣла въ спальнѣ у постели больнаго отца.
Докторъ Лербахъ замѣтилъ, что г-жа фонъ-Дюренъ и Тиллихау необыкновенно сдержанны. Вчера еще, сверхъ всякаго ожиданія, ему почти удалось оправдать въ глазахъ Дюренской фамиліи свою защиту Отто Вельнера. Особенно Камилла, поддавшаяся вліянію своего зятя, рѣзко возстала противъ мнѣнія, установившагося въ обществѣ, а г-жа фонъ-Дюренъ если я не одобряла поведенія зятя, то, по крайней мѣрѣ, по своей обычной снисходительности, не высказала своего мнѣнія. Теперь же адвокатъ встрѣтилъ новое, враждебное настроеніе. Когда онъ высказалъ желаніе поговорить нѣсколько минутъ съ больнымъ, совѣтница со вздохомъ замѣтила, что было бы лучше, еслибъ онъ на сегодня отказался отъ этого намѣренія.
-- Почему? Я не хочу думать, что состояніе больнаго опять ухудшилось...
-- Слава Богу, нѣтъ,-- отвѣтила совѣтница,-- но я, все-таки, прошу... Вашъ визитъ взволнуетъ его.
Лербахъ чувствовалъ, что здѣсь происходитъ что-то необычайное. Такъ какъ онъ не любилъ довольствоваться полусловами, то прямо спросилъ, что за причина этого страннаго, натянутаго настроенія.
-- Mon dieu,-- началъ Эрихъ фонъ-Тиллихау,-- дѣло довольно затруднительно. Однимъ словомъ, показаніе моего дорогаго тестя убѣдило даже самаго упрямаго скептика, что Отто Вельнеръ совершилъ преступленіе. Мой тесть былъ внѣ себя, когда узналъ... Вы понимаете меня. Онъ не могъ допустить, что мужъ его Люцинды сдѣлался защитникомъ преступника, онъ былъ возмущенъ и раздраженъ и поэтому необходимо на время отложить встрѣчу.
Докторъ Лербахъ устремилъ свой пронизывающій взглядъ на молодого человѣка, слова котораго сопровождались одобрительными кивками присутствующихъ. Онъ попросилъ ледянымъ тономъ, чтобъ ему подробнѣе сообщили, что показалъ совѣтникъ.
-- Очень ясно, -- отвѣтилъ Тиллихау, играя золотою цѣпочкой.-- Мой тесть подошелъ къ желѣзному шкафу, держа свѣчу въ лѣвой рукѣ. Вдругъ, въ ту минуту, какъ онъ вытаскивалъ изъ кармана связку ключей, онъ видитъ въ тѣни шкафа съежившуюся фигуру... Въ тотъ же моментъ онъ роняетъ свѣчу и ключи, хватаетъ его и получаетъ ударъ ножомъ въ грудь. Убійца былъ какъ разъ такого же роста, какъ Отто Вельнеръ. Вообще мой тесть считаетъ Вельнера способнымъ на такую низкую месть.
Лербахъ тяжело дышалъ. Онъ не заблуждался относительно важности этого показанія, тѣмъ не менѣе, онъ спросилъ спокойномъ тономъ:
-- И это все?
-- Я думала, что этого вполнѣ достаточно,-- со вздохомъ замѣтила совѣтница.
-- Какъ для кого. Г. фонъ-Дюренъ говоритъ, слѣдовательно, что онъ не разглядѣлъ лица той фигуры, такъ какъ она скрыта была въ тѣни шкафа. Сходство роста весьма слабое доказательство. Можетъ быть, совѣтнику заранѣе было извѣстно, на кого указываетъ общественное мнѣніе?
-- Конечно,-- отвѣтилъ Тиллихау.-- Еще третьяго дня мама сказала ему, что убійца его былъ схваченъ сейчасъ же послѣ совершенія преступленія и взятъ подъ арестъ. Мы должны были успокоить этимъ совѣтника; мы думали, что это благодѣтельно подѣйствуетъ на его расположеніе духа и ходъ выздоровленія.
Докторъ Лербахъ молчалъ, опустивъ глаза; затѣмъ, внезапно выпрямившись, онъ заговорилъ, обращаясь то въ Эриху, то въ г-жѣ фонъ-Дюренъ:
-- Съ совѣтникомъ, который также и мой дорогой тесть, милый своякъ, я не могу пока объясняться. Вамъ же и вамъ, уважаемая матушка, я еще разъ повторяю, что я живу надеждой, что, несмотря на всю затруднительность, мнѣ удастся доказать невинность Отто. Улики противъ него, но что же было бы съ несправедливо обвиненнымъ, еслибъ его естественный защитникъ бросилъ его изъ-за этихъ несчастныхъ совпаденій? Да, г. фонъ-Тиллихау, я его естественный защитникъ, такъ какъ изъ всѣхъ городскихъ юристовъ я одинъ зналъ его лично; я одинъ могу судить, что во всемъ этомъ глупомъ обвиненіи прямо противорѣчивъ индивидуальнымъ качествамъ Вельнера; я одинъ былъ расположенъ къ нему -- расположенъ и теперь -- и я одинъ приложу всѣ силы своихъ способностей въ его оправданію. Мои отношенія въ дому совѣтника представляютъ мнѣ удобное основаніе: я, по крайней мѣрѣ, убѣжденъ, что никто не сомнѣвается въ моей личной увѣренности. Этимъ уже многое выигрывается. Но даже еслибъ я теперь колебался, еслибъ я говорилъ себѣ: новыя свидѣтельства дѣлаютъ несомнѣнною вину обвиняемаго, то даже и тогда я не имѣлъ бы права отказаться отъ защиты, разъ я взялъ на себя эту обязанность, такъ какъ я могу, вѣдь, ошибаться. Какъ защитникъ, я обязанъ даже въ томъ случаѣ, если сомнѣваюсь, сгруппировать все, что служитъ въ оправданію обвиняемаго. Не оправдывать хочу я его преступленіе, если оно очевидно, но всѣми силами помѣшать тому, чтобы ему приписали болѣе тяжелую вину, чѣмъ это есть въ дѣйствительности. Во всякомъ случаѣ мое поведеніе будетъ правильно. Пока вы не согласитесь съ этою истиной, я считаю неудобнымъ для себя бывать въ этомъ домѣ. Я ухожу безъ всякаго раздраженія, руководствуясь единственнымъ желаніемъ избавить васъ и вашего чувствительнаго зятя отъ лишнихъ волненій. До свиданія!
-- Боже мой!-- прошептала г-жа фонъ-Дюренъ, дѣлая движеніе, какъ бы желая его удержать; Тиллихау тоже проговорилъ какую-то вѣжливую фразу, Лербахъ же спокойно и увѣренно направился въ двери.
-- Еще эта!-- проговорила совѣтница, закрывая лицо платкомъ.
-- Успокойтесь, дорогая мама!-- утѣшалъ Тиллихау.-- Я дойду къ нему, объясню... Навѣрное, онъ пойметъ...
-- Ты такъ добръ, Эрихъ!-- проговорила совѣтница, рыдая.-- Право, дорогой другъ, мнѣ надо просить у тебя извиненія, что я сначала...
-- Но, мама,-- отвѣтилъ Тиллихау,-- вѣдь, это такъ естественно, что мать три или четыре раза обсудитъ, прежде чѣмъ рѣшится разстаться съ своимъ лучшимъ сокровищемъ, своею дочерью... Да, да, мое поведеніе было часто легкомысленно. Но я надѣюсь, что теперь вы не сомнѣваетесь больше въ моей нравственной строгости... Камилла... Боже мой, когда я подумаю...
Г-жа фонъ-Дюренъ сочувственно протянула ему руку. Покачивая головой, Тиллихау взялъ одну изъ разбросанныхъ по столу газетъ.
-- Это несчастіе!-- проговорилъ онъ какъ бы самому себѣ.-- Парижъ, палата депутатовъ... они спорять и ссорятся, эти несчастные люди, какъ будто бы покой и удобство не въ тысячу разъ лучше немного большей или меньшей степени справедливости!... Венеція, 21... Мы бродили бы теперь у Riva degle Schiavoni, моя Камилла и я, если бы не этотъ проклятый Вельнеръ... Вообще, удивительное общество! Вотъ послушайте! Вѣдь, это дѣйствительно характеристично!
Онъ откинулся на спинку кресла и тономъ негодованія, можетъ быть, возбужденнымъ мыслью о Riva degli Schiavoni, прочелъ слѣдующую замѣтку:
"Приверженцы революціонной партіи все болѣе и болѣе выказываютъ себя тѣмъ, что они есть. Послѣ того, какъ недавно плебейская демонстрація у дверей храма Божія глубоко возмутила умы нашего города, послѣ того, какъ полиція съ каждымъ днемъ все больше убѣждается въ существованіи кровавыхъ заговоровъ, послѣ того, какъ, наконецъ, преступное покушеніе на жизнь одного изъ нашихъ наиболѣе уважаемыхъ согражданъ доказало, что они намѣрены серьезно исполнять свои планы, безнравственность начинаетъ дѣйствовать и среди нихъ самихъ. Намъ сообщили изъ достовѣрныхъ источниковъ, что одинъ изъ вожаковъ анархистовъ, Леопольдъ Мейнертъ, исчезъ изъ города въ сопровожденіи молодой дамы изъ полусвѣта. Послѣдніе слѣды бѣглеца открыты къ одной изъ здѣшнихъ гостиницъ. Какъ только мы узнаемъ дальнѣйшее, то не замедлимъ сообщить это нашимъ читателямъ".
Тиллихау опустилъ газету на колѣна.
-- Къ этому же сорту принадлежитъ и Вельнеръ, -- произнесъ онъ.-- И мой зять еще берется... Клянусь честью, я этого не понимаю.
Онъ снова взялся за газету.
-- Грустное время,-- проговорилъ онъ, качая головой.-- Дѣйствительно, мама, время нравственнаго упадка... А вотъ, наконецъ, хоть что-нибудь пріятное: "Благотворительное, общество Гернсхейма приняло баронессу Элеонору фонъ-Сунтгельмъ-Хиддензое, въ благодарность за ея многочисленныя благотворительныя заслуги, почетнымъ членомъ и сегодня поднесло ей дипломъ".
-- Теперь она почетнымъ членомъ ровно двадцати обществъ,-- замѣтила совѣтница.
Тиллихау не зналъ, въ одобрительномъ или ироническомъ тонѣ сказано это замѣчаніе; поэтому онъ счелъ болѣе благоразумнымъ не произносить бывшихъ уже у него на языкѣ теплыхъ словъ по адресу попечительницы вновь основаннаго общества Магдалины и снова опустилъ глаза на страницу. Вдругъ онъ вскочилъ.
-- Это слѣдовало бы прочесть до прихода доктора Лербаха,-- произнесъ онъ съ жаромъ, граціозно ударивъ пальцами по газетѣ.
Когда все смолкло, онъ началъ читать, отчетливо выговаривая каждую букву:
"Слѣдствіе противъ убійцы совѣтника фонъ-Дюрена съ сегоднешняго дня вступило въ новую стадію. Нашъ корреспондентъ пишетъ намъ относительно этого слѣдующее: "Я вернулся изъ казино скаковаго клуба, гдѣ встрѣтился съ однимъ изъ члеповъ нашего аристократическаго кружка, барономъ А. фонъ-С. Онъ разсказалъ мнѣ, что сегодня онъ совершенно случайно узналъ важныя доказательства противъ Вельнера. Эти свѣдѣнія уже сообщены г. Зееборну, ведущему слѣдствіе противъ обвиняемаго. Дѣло касается оружія, которымъ совершено преступленіе. Молодой, старательный агентъ по имени П., недавно поселившійся въ нашемъ городѣ и занимающійся кое-какими дѣлами барона, разговорился съ барономъ С. (обходительность котораго вошла чуть не въ поговорку) объ этомъ ужасномъ событіи, продолжающемъ еще быть злобой дня" Когда баронъ фонъ-С., лично видѣвшій оружіе, описалъ его агенту П., то послѣдній изумился. Изъ напечатаннаго уже здѣсь раньше описанія извѣстно, что ручка ножа изображаетъ безглаваго орла, держащаго въ когтяхъ что-то вродѣ стрѣлы. Однимъ словомъ, черезъ нѣсколько минутъ выяснилось, что П. видѣлъ подобный ножъ у Вельнера послѣ стычки, бывшей у нихъ въ Пескахъ на лѣстницѣ No 70. Агентъ П. давно имѣлъ непріятность съ Вельнеромъ, которой тотъ не могъ ему простить. Придя въ этотъ домъ по дѣлу, П. наткнулся на своего бывшаго врага, который сейчасъ же схватилъ его за горло и началъ душить. Въ этой борьбѣ Вельнеръ выронилъ изъ кармана ножъ, упавшій на коверъ. Вельнеръ удалился, агентъ поднялъ ножъ и осмотрѣлъ его. Вслѣдъ затѣмъ Вельнеръ, замѣтившій, вѣроятно, потерю оружія, вернулся, задыхаясь отъ злости, потребовалъ свою собственность и вырвалъ съ угрозою: "васъ слѣдовало бы всегда ударять этимъ, а не кулакомъ!" Агентъ готовъ подтвердить свое показаніе присягой. Этимъ разъ навсегда уничтожаются послѣднія сомнѣнія, неоднократно высказываемыя почтеннымъ защитникомъ обвиняемаго. Тотчасъ же послѣ праздниковъ будетъ приведенъ въ присягѣ и допрошенъ слѣдователемъ агентъ П., полное имя котораго мы сообщимъ въ свое время".
Всѣ присутствующіе при чтеніи этой замѣтки вскочили съ своихъ мѣстъ; каждый хотѣлъ собственными глазами удостовѣриться въ важной новости.
Въ то время, какъ разражался новый, едва ли отвратимый ударъ, Отто Вельнеръ, жертва этой наглой лжи, задумчиво сидѣлъ у лампы. На башнѣ ближайшей церкви Матѳея четверть ударяла за четвертью. Ровно въ семь часовъ начался громкій звонъ.
Отто Вельнеръ опустилъ голову на руку. Несмотря на всю силу воли, онъ чувствовалъ себя жалкимъ и покинутымъ. Ни одной звѣздочки не блеститъ ему, ни тѣни надежды: можетъ быть, кромѣ Лербаха, нѣтъ ни одной души, страдающей вмѣстѣ съ нимъ. А сегодня Рождество.
Загремѣлъ засовъ. Тюремный сторожъ, держа въ лѣвой рукѣ фонарь, тяжелою поступью приблизился къ нему.
-- Я принесъ вамъ кое-что, -- пробормоталъ онъ.-- Я не смѣю, но моя жена пристала во мнѣ, и она сама тоже была тутъ. Отъ кого, она не сказала; я долженъ только отдать. Не много, должно быть, такъ какъ легко, какъ пухъ; значитъ, и не оружіе. Вотъ. А когда придетъ инспекторъ, хорошенько спрячьте это подъ кровать.
Правою рукой, которую до сихъ поръ сторожъ держалъ за спиной, онъ подалъ Вельнеру заколотый кусокъ бумаги и медленно вышелъ.
Отто вытащилъ двѣ иголки. Въ бумагѣ оказалась распустившаяся роза, съ приколотою къ корешку запиской. Отто прочелъ:
Weihnachts rose.
Die Blume die aus dunkler Knospe bricht
Die sagt Dir: Math! Die Wahrheit
Kömmt ans Zieht
Du bist im Weh nicht einsam und allein
Auf Wintersnoth folgt Sonnenhein.
Долго смотрѣлъ Отто на распустившійся красивый цвѣтокъ, на мелкій, немного нетвердый почеркъ, и тотчасъ же угадалъ, кому онъ принадлежитъ. Затѣмъ онъ ничего не видѣлъ больше. Ароматъ цвѣтка, записка съ ободряющими словами,-- все смѣшалось въ хаосъ; глаза его наполнились слезами. Онъ спряталъ розу и, громко рыдая, бросился на кровать.