Бреннеръ и Фанни скоро разстались; идти вмѣстѣ имъ казалось небезопаснымъ вслѣдствіе событій въ домѣ совѣтника. Бреннеръ въ короткихъ словахъ объяснилъ дѣвушкѣ, что "случилось нѣчто". Такъ какъ попытка его осталась безъ результатовъ, то планы ихъ, конечно, не осуществимы. Каждый долженъ самъ заботиться о своей безопасности; ей же слѣдуетъ особенно остерегаться, чтобы не вышелъ наружу ея обманъ о неожиданно умершемъ дядѣ.
Бреннеръ направился къ дому старьевщиковъ на улицѣ Фабриція и, пробормотавъ какія-то невнятныя слова, взобрался въ свой мрачный чердакъ. Бреннеръ дрожалъ; онъ пугался звуковъ собственныхъ шаговъ; ежеминутно ему представлялось, что онъ слышитъ подозрительные голоса. Онъ повѣсилъ свою одежду на стулъ и, стуча зубами, закутался въ одѣяло. Закрывая глаза, онъ видѣлъ освѣщенную мѣсяцемъ библіотеку, бездыханную фигуру своей жертвы, какъ она шла ближе и ближе, пока онъ, охваченный безумнымъ страхомъ, не выхватилъ ножа.
Тутъ только онъ вспомнилъ то, о чемъ настолько не подумалъ въ страхѣ: что онъ забылъ свой ножъ. Онъ былъ достаточно знакомъ съ слѣдственными обычаями, чтобы не знать, что подобный предметъ часто бываетъ важнѣе для отысканія преступника, чѣмъ полдюжины другихъ незначущихъ уликъ. Правда, этотъ ножъ уже много лѣтъ у него и онъ никогда никому не показывалъ его, а Шульце, хозяинъ кофейни, у котораго онъ хранился эти мѣсяцы, едва ли выдастъ его. Все-таки, кто знаетъ, на чемъ вздумается чорту его попутать!...
Если соучастникъ Фанни испытывалъ нѣчто въ родѣ раскаянія, то неизмѣнное легкомысліе Фанни далеко было отъ какихъ-либо припадковъ слабости. Она тотчасъ сообразила измѣнившіяся обстоятельства. Дѣло дѣйствительно непріятное. Она страшно желала приготовить возлюбленному пріятный сюрпризъ неожиданнаго приданаго; теперь же, когда дѣло не выгорѣло, къ чему сожалѣнія и уныніе? Повторить попытку невозможно, такъ какъ пуганая ворона и куста боится, и господа, конечно, примутъ должныя предосторожности. У Леопольда Мейнерта все уже готово. По ту сторону океана ей все же будетъ не хуже, чѣмъ въ этой "глупой Европѣ". Кромѣ того, тамъ, "въ странѣ свободы", она можетъ открыто принадлежать своему возлюбленному, не думая вѣчно о жалобахъ скучной жены, начавшей понимать измѣну своего супруга. Смѣлѣй же!
Леопольдъ Мейнертъ ничего не знаетъ о неудавшемся покушеніи, и уже, конечно, Фанни не сообщитъ ёму объ этомъ. Дѣвушка поспѣшила въ гостиницу, съ увѣренностью свѣтской дамы прошла мимо швейцара и спросила равнодушнымъ тономъ, возвратился ли "ея мужъ". Швейцаръ спросилъ номеръ, взглянулъ на доску и далъ утвердительный отвѣтъ. Фанни съ высоко поднятою головой взошла на лѣстницу и постучала въ номеръ 17.
-- Я освободилась раньше, чѣмъ предполагала, -- сказала Фанни, нѣжно прижимаясь къ его груди.
-- Какое счастье!-- отвѣтилъ Мейнертъ.-- Я страшно безпокоился.
-- Я не могла придти раньше. Кузины не было дома. Не ссорься теперь, слышишь? Я послѣ разскажу тебѣ. Ты можешь себѣ вообразить, что я должна была все очень хитро придумать, чтобы въ продолженіе трехъ или четырехъ дней меня не хватились.
Мейнертъ обнялъ ее и горячо поцѣловалъ.
-- Я дорого бы далъ за то,-- прошепталъ онъ,-- чтобы счастливо добраться до корабля. Я не перестану бояться до послѣдней минуты, чтобы чего-нибудь не случилось.
-- Э, глупости! Что можетъ случиться? Ты долженъ сохранять самый спокойный видъ, увѣренно и радостно смотрѣть на Божій свѣтъ... Вотъ -- какъ я. Съ тѣхъ поръ, какъ ты обрилъ бороду и счесалъ волосы на лобъ, ты совершенно измѣнился. Я убѣждена, что даже никто изъ твоихъ друзей не узнаетъ тебя, да и кто изъ нихъ можетъ быть на вокзалѣ в" четыре часа мочи?
-- Да, ты права,-- отвѣтилъ Мейнертъ.-- Вонъ бьетъ четверть одиннадцатаго. Я уже сказалъ кельнеру, чтобы ровно въ три часа карета была у подъѣзда. До тѣхъ поръ давай еще разъ обо всемъ перетолкуемъ; также и о томъ, что будемъ говорить на кораблѣ, для того, чтобы не противорѣчить другъ другу. Ты любишь болтать, и какъ ты ни умна, все-таки, можетъ случиться, что ты выскажешь что-нибудь, что покажется странныхъ нашимъ спутникамъ. Если же явится малѣйшее подозрѣніе, то мы не въ безопасности будемъ и на кораблѣ... хотя бы даже, и на англійскомъ пароходѣ, потому что какъ разъ недавно...
-- Ну, дорогой мой!-- прервала его Фанни,-- обо всемъ этомъ мы уже десять разъ говорили! Но хорошо, если ты хочешь... Такъ, можетъ быть, незамѣтнѣе пройдетъ время... По правдѣ сказать, отъ всѣхъ этихъ волненій у меня такая боль въ сердцѣ, что я не чувствую никакой охоты цѣловать тебя, что было бы пріятнѣе пустой болтовни.
Мейнертъ спросилъ закусить и бутылку бургундскаго; послѣ того какъ они безъ особеннаго удовольствія съѣли по крылу курицы и осушили бутылку, они, сидя другъ около друга, начали шептаться и еще разъ повторять свои роли. Мейнертъ ежеминутно взглядывалъ на медленно подвигающуюся часовую стрѣлку. Время, такъ быстро проходившее во время ихъ свиданій, тянулось теперь до безконечности. Фанни уже дремала.
Наконецъ-то! Съ улицы раздались тяжелые, медленные удары копытъ; кучеръ запрягалъ лошадей. Онъ былъ точенъ, такъ какъ до трехъ не хватало еще тринадцати минутъ. Мейнертъ схватилъ свой ручной багажъ.
-- Оставь!-- замѣтила Фанни.-- Ты выказываешь по-истинѣ неестественную торопливость. Если бы я была полицейскимъ, я бы сейчасъ же потребовала твои бумаги.
-- Не малюй мнѣ чорта на стѣнѣ, -- пробормоталъ Мейнертъ.-- Впрочемъ, ты права.
Съ притворнымъ спокойствіемъ впустилъ онъ хромоногаго кучера, отнесшаго сундуки и сакъ-вояжи въ омнибусъ. Перезъ десять минутъ лошади тронулись. Карета со скрипомъ и стукомъ покатилась по пустыннымъ улицамъ.
Случай, а, можетъ быть, желаніе попасть въ самую отдаленную часть города, завелъ словолитчика въ тотъ самый ресторанъ, гдѣ онъ бесѣдовалъ съ Отто Вельнеромъ и такъ волновался изъ-за подозрительнаго поведенія Адели. Онъ тотчасъ же узналъ обѣ комнаты и нарумяненную кельнершу; ему казалось, что столъ, за которымъ онъ излилъ тогда другу свою наболѣвшую душу, самое подходящее мѣсто для исцѣленія и теперешняго раздраженія. И онъ, прежде такой сдержанный и скромный работникъ, пилъ безъ мѣры. Пиво было не очень вкусно, но это было ему безразлично, лишь бы прогнать тоску, заглушить ее.
Три или четыре часа просидѣлъ онъ, опустивъ голову на оба руки, дико смотря впередъ и произнося въ полголоса проклятія и ругательства, повторяющіяся тѣмъ чаще, чѣмъ больше выпитое пиво разгорячало его кровь.
Въ первой комнатѣ прикащики опять играли на билліардѣ; между ними опять находился тотъ Артуръ, въ которомъ Отто узналъ тогда гостя гернсхеймскаго "Золотаго Якоря", и краснорукій продавецъ селедокъ.
Кончилась послѣдняя партія; намазанныя щеки Эльвиры носили слѣды безчисленныхъ поцѣлуевъ; общее настроеніе, несмотря на позднее ночное время, было самое оживленное. Послѣ нѣсколькихъ болѣе и менѣе веселыхъ анекдотовъ разговоръ перешелъ на событіе дня -- на демонстрацію у паперти церкви. Ядвиги. Продавецъ селедокъ и одинъ блѣдный молодой человѣкъ защищали рабочихъ; остальные объявили, что все это глупости, и единогласно пришли къ убѣжденію, что Отто Вельнеръ, устроившій все это, долженъ быть негодяемъ.
Преле слушалъ ихъ съ сверкающими глазами. Молодыхъ людей, такъ дерзко разсуждающихъ, было пять или шесть, но если бы ихъ было и двадцать, то онъ ни на минуту не задумался бы. Вѣдь, дѣло касается защиты человѣка, дружески отнесшагося къ нему, утѣшившаго его какъ разъ на этомъ самомъ мѣстѣ, гдѣ теперь такъ поносится имя Вельнера.
Широко раскрывъ двери, онъ крикнулъ озадаченнымъ прикащикамъ:
-- Какой негодяй осмѣливается оскорблять здѣсь моего друга Отто Вельнера? Кто позволяетъ себѣ грязнить его? Пусть онъ выйдетъ и повторитъ, что онъ сказалъ!
Прикащики въ нерѣшительности смотрѣли другъ на друга. Этотъ человѣкъ съ грубымъ лицомъ, во всякомъ случаѣ, серьезный противникъ; они же своимъ большинствомъ настолько превышаютъ его физическія силы, что просто осрамятъ себя передъ Эльвирой, если должнымъ образомъ не отвѣтятъ на этотъ вызовъ.
-- Не тотъ ли это самый, который недавно пьянствовалъ здѣсь съ Вельнеромъ и сдѣлалъ скандалъ?-- крикнулъ юноша изъ гернсхеймской гостиницы.-- Тогда еще никто не зналъ, что за птица этотъ Вельнеръ, а то бы его безъ разговоровъ выставили за дверь! Что вамъ надо отъ насъ? Можетъ быть, вы думаете, что мы позволимъ вамъ кричать на насъ, какъ на школьниковъ?
-- Артуръ!-- умоляюще произнесла кельнерша.-- Если хозяинъ услышитъ...
-- А намъ-то что!-- крикнулъ второй, ободренный смѣлостью Артура.-- Хозяинъ долженъ заботиться о порядкѣ и негодяямъ, подобнымъ этому, просто запретить сюда входъ!
Фрицъ Преле съ искаженнымъ лицомъ подступилъ прямо къ нему.
-- Ты негодяй, ты!-- сказалъ онъ, опустивъ свой здоровый кулакъ на гілечо испуганнаго прикащика, такъ что тотъ едва не упалъ.-- Сію минуту возьми твои слова обратно.
-- Онъ дерется!-- крикнулъ Артуръ, замахнувшись кружкой.-- Чего же вы стоите? Хотите развѣ дождаться, чтобы онъ намъ всѣмъ переломалъ ребра?... Вотъ тебѣ!
Съ этими словами онъ ударилъ словолитчика тяжелою кружкой по головѣ. Преле быстро размахнулся и въ ту же секунду Артуръ лежалъ подъ билліардомъ, кровь текла у него изъ носу и изо рта. Затѣмъ второй, третій со стономъ падали подъ ударами геркулеса.
Въ эту минуту вошелъ полицейскій. Всякія объясненія были излишни.
-- Всѣ въ участокъ!-- сказалъ онъ сердито.-- И вы также, мамзель! Отстаньте отъ меня съ вашими объясненіями! Кто виноватъ, разберутъ послѣ. Впередъ!
Такимъ образомъ, Преле заснулъ на твердой нарѣ полицейскаго участка, черезъ нѣсколько комнатъ отъ Отто Вельнера, сидящаго въ глубокой задумчивости у рѣшетчатаго окна своей комнаты.