Между тѣмъ, хозяйкѣ доложили, что кушать подано. Во всѣхъ группахъ началась суета муравейника. Г. фонъ-Дюренъ, серьезный и молчаливый, какъ всегда, велъ баронессу Элеонору фонъ-Сунтгельмъ, генералъ Клерво шелъ съ супругой совѣтника и всѣ остальные парами направились черезъ вторую гостиную въ столовую. Отто какъ во снѣ чувствовалъ руку Люцинды на своей; онъ не рѣшался взглянуть на нее и едва дышалъ. Среди разнообразныхъ звуковъ, голосовъ и шаговъ, окружающихъ его, онъ слышалъ только легкое шуршаніе ея шелковаго платья, онъ видѣлъ ее, хотя взглядъ его не отрывался отъ пола; онъ могъ нарисовать каждую линію ея стройной фигуры, ея прекраснаго лица. Люцинда повернула немного голову и разсѣянно глядѣла изъ-подъ длинныхъ рѣсницъ. Вонъ ея сестра Камилла; улыбаясь и съ раскраснѣвшимися щечками смотритъ она на жениха. Люцинда не чувствовала симпатіи въ Эриху фонъ-Тиллихау; тонкимъ чутьемъ умной женщины она угадывала непостоянство его характера. Но теперь, когда горячее сопротивленіе ея и матери было побѣждено расположеніемъ отца и неотступными просьбами Камиллы, Люцинда думала, что она должна перемѣнить свое мнѣніе и хоть отчасти раздѣлить розовыя мечты сестры. Счастье, такъ очевидно свѣтившееся въ глазахъ Камиллы, разбивало всѣ скептическія соображенія. Но въ душѣ Люцинды видъ этого счастья отразился сегодня въ первый разъ страннымъ волненіемъ; точно она внезапно отдернула занавѣсъ храма, считаемаго до сихъ поръ пустымъ, и увидала въ блескѣ небеснаго солнца отвергнутое божество.
Ея грудь высоко поднималась, легкій вздохъ слетѣлъ съ полуоткрытыхъ губъ. Потомъ она быстро отвернулась въ другую сторону.
Улыбка горькаго удовлетворенія скользнула по ея губамъ, когда она увидала недалеко отъ себя Анну Форенштедтъ, жену члена медицинскаго совѣта. Люциндѣ было хорошо извѣстно, что передавала городская хроника о дурныхъ отношеніяхъ моднаго врача къ нелюбимой женѣ. Люцинда знала, какъ невыносимо страдала г-жа Форенштедтъ, и до сихъ поръ она чувствовала въ ней состраданіе; теперь же къ этому чувству прибавилось нѣкоторое довольство -- сознаніе, какъ завидна ея судьба въ сравненіи съ судьбой этой несчастной женщины.
Три столовыя, раздѣленныя широкими арками, имѣли одинъ общій столъ. Блескъ серебра, игра хрусталя, множество цвѣтовъ и растеній, безчисленные огни,-- все это обѣщало то, что французы называютъ "un diner royal". И сами комнаты съ роскошными портьерами, разрисованными потолками опьяняющимъ образомъ дѣйствовали на Отто. И среди этого великолѣпія самое великолѣпное -- дама въ бѣломъ, сіяющая звѣздами и красотой. Отто дѣйствительно необходимо было немного придти въ себя. Чтобы набраться смѣлости, онъ залпомъ выпилъ стаканъ крѣпкаго вина, которое обносилъ теперь слуга. Онъ былъ отчасти благодаренъ барону Анастасію фонъ-Сунтгельмъ, сидящему рядомъ съ Люциндой справа, за то, что онъ, дѣля богатыя сокровища своихъ любезностей между собственною дамой и дамой Отто Вельнера, обмѣнялся съ Люциндой нѣсколькими фразами и вывелъ его изъ необходимости сейчасъ же начинать разговоръ. Отто воспользовался промежуткомъ, чтобы взглянуть, кто его сосѣди. Его vis-à-vis былъ генералъ Клерво съ г-жею фонъ-Дюренъ. Рядомъ съ ней сидѣлъ, какъ всегда веселый и любезный, счастливый женихъ Эрихъ фонъ-Тиллихау съ своею Камиллой. Потомъ какой-то важный чиновникъ, дядя жениха; рядомъ съ этимъ дядей дрожали макаронные локоны баронессы Элеоноры фонъ-Сунтгельмъ-Хиддензое; дальше ея кавалеръ, совѣтникъ фонъ-Дюренъ.
Дѣйствительно, Отто, молодой, неизвѣстный секретарь редакціи, находился въ избранномъ обществѣ и если онъ правильно понимаетъ нѣмой вопросъ во взглядѣ г. фонъ-Дюрена, то очевидно, что хозяинъ дома находитъ это странное размѣщеніе не только удивительнымъ, но даже неприличнымъ. Въ душѣ Отто уже шевельнулось было мучительное чувство, когда ему привѣтливо улыбнулось радостно-взволнованное лицо адвоката, сидящаго отъ него черезъ два мѣста налѣво. "Ободрись,-- говорила эта улыбка,-- не смущайся окружающими тебя! Я, твой другъ и благодѣтель, хочу этого, и мое ужь дѣло разговаривать съ ними!"
Черезъ минуту Отто оживленно бесѣдовалъ съ женой этого прекраснаго человѣка. Люципда говорила мало; но только она одна умѣла своею манерой слушать придавать крылья краснорѣчію своего собесѣдника. Онъ совершенно пересталъ смущаться; даже то обстоятельство, что Анастасій фонъ-Сунтгельмъ незамѣтнымъ образомъ внимательно прислушивается, было для него безразлично. Рядомъ съ охватившимъ его блаженствомъ всякій другой интересъ потерялъ значеніе. Онъ не замѣчалъ даже нѣжныхъ звуковъ музыки. Только когда внезапно оборвались послѣдніе звуки, онъ очнулся.
Г. фонъ-Дюренъ всталъ. Въ короткихъ словахъ привѣтствовавъ гостей, онъ оффиціально провозгласилъ всѣмъ извѣстную тайну, что поводомъ къ сегодняшнему торжеству служитъ помолвка его дочери Маріи-Элеоноры-Камиллы съ барономъ Альбертомъ-Эрихомъ фонъ-Тиллихау-Засницъ. Когда онъ кончилъ, то сейчасъ же поднялся докторъ Лербахъ, провозглашая тостъ за здоровье жениха и невѣсты. Онъ съ величайшимъ искусствомъ справился съ этою задачей; слова его звучали такъ тепло, такъ искренно, что произвели болѣе глубокое впечатлѣніе, чѣмъ всегдашніе подобные тосты. Г-жа фонъ-Дюренъ приложила въ глазамъ носовой платокъ, совѣтникъ сурово смотрѣлъ впередъ, Камилла сіяла, женихъ казался искренно взволнованнымъ. Живыми красками нарисовалъ Лербахъ счастіе семейной жизни,-- единственное счастіе, дающее сердцу полное и истинное удовлетвореніе; выразилъ значеніе этой минуты, надежды родителей и пожеланія друзей. Всякій, даже не знающій жизни Лербаха, могъ сейчасъ же вывести, что человѣкъ, говорящій это, вполнѣ довольный человѣкъ, лично испытавшій то мирное семейное счастіе, которое прославляли его уста.
Лербахъ закончилъ такою возбуждающею фразой, что крики "ура!" слившіеся съ заигравшею музыкой, были выраженіемъ истиннаго воодушевленія.
Послѣ того, какъ утихла эта буря, женихъ съ невѣстой обошли нѣкоторыхъ пожилыхъ мужчинъ и дамъ, благодаря за пожеланія счастія. Молодежь во время криковъ "ура!" вставала и подходила съ поздравленіемъ. Отто былъ въ сомнѣніи, не слѣдуетъ ли и ему предложить руку своей дамѣ и довести ее, но онъ не рѣшился. Такимъ образомъ, онъ былъ въ нерѣшительности до той самой минуты, пока не подошли Тиллихау и Камилла.
Въ то время, какъ онъ чокался съ Тиллихау, вѣжливѣе и любезнѣе чѣмъ когда-либо, такъ что баронъ былъ, повидимому, пріятно тронутъ, сестры съ нѣжностью обнимались. Когда Люцинда сѣла, то Отто показалось, что глаза ея были влажны, но вслѣдъ за этимъ черты молодой женщины необыкновенно оживились. Съ кокетствомъ, съ веселымъ остроуміемъ отвѣтила она на какой-то вопросъ барона Анастасія.
Когда Тиллихау и Камилла снова сѣли, всеобщее настроеніе все болѣе и болѣе оживлялось. Его превосходительство генералъ Клерво провозгласилъ тостъ за здоровье родителей невѣсты, депутатъ Лёббингъ, дядя жениха, редакторъ, въ стихахъ, за дамъ, профессоръ Соломонъ -- за дальнѣйшее преуспѣяніе великихъ предпріятій, которымъ далъ жизнь глава славной фирмы. Всѣ эти тосты не встрѣчали со стороны Отто ни малѣйшаго сочувствія. Несмотря на превосходное бургондское, котораго онъ выпилъ довольно много, несмотря на слѣдовавшій затѣмъ дорогой рейнвейнъ и на призываемую имъ силу воли, онъ находился въ странномъ состояніи безучастія ко всему, что не касалось Люцинды. Онъ пропускалъ предлагаемыя кушанья, хотя съ начала обѣда ни до чего еще не дотронулся. На робкія замѣчанія своей сосѣдки слѣва, бѣлокурой докторши Форенштедтъ, онъ отвѣчалъ разсѣянно, такъ разсѣянно, что Анна Форенштедтъ нѣсколько разъ сильно покраснѣла, причемъ трудно было различить, объясняетъ ли она эту разсѣянность невѣжливостью, или чѣмъ-нибудь болѣе пріятнымъ.
Докторъ Лербахъ, видѣвшій только, что Анна краснѣетъ, не зная отчего, шутя погрозилъ ему пальцемъ, какъ будто желая сказать: "Вѣдь, ты не надѣлаешь намъ бѣдъ?"
Около одиннадцати часовъ встали изъ-за стола. Общество парами снова возвратилось въ залы. Немного въ сторонѣ черезъ нѣсколько комнатъ были курильныя и игральныя комнаты. Съ началомъ бала кончились оффиціальныя рыцарскія обязанности относительно дамъ, приглашенныхъ на ужинъ; для полонеза выбирались новыя.
Послѣ того, какъ Отто разстался съ Люциндой, онъ раза два прошелся съ Соломономъ, случайно встрѣтившимся ему, по уставленнымъ цвѣтами корридорамъ и зашелъ, наконецъ, въ знаменитый Дюренскій зимній садъ. Отто и прежде слыхалъ отъ Соломона объ этомъ произведеніи искусства.
Дѣйствительно, зимній садъ былъ- великолѣпенъ и поражалъ богатствомъ замѣчательнѣйшихъ растеній.
Остальные гости, повидимому, предпочли звуки бальной музыки, дымъ сигаръ и карточные столы уже много разъ видѣннымъ алоэ и орхидеямъ. Докторъ Соломонъ тоже, можетъ быть, не отказался бы съ наслажденіемъ выкурить сигару, развалясь на одномъ изъ мягкихъ дивановъ курильной комнаты, если бы его не заманилъ въ корридоръ свѣжій воздухъ, а любовь къ объясненіямъ и показыванію не завлекла его дальше. Такимъ образомъ, они очутились одни среди таинственнаго полумрака пальмъ, лимонныхъ и лавровыхъ деревьевъ. Черезъ четверть часа Соломонъ собрался уходить; но Отто хотѣлъ насладиться тишиной этой роскошной тропической ночи еще нѣсколько мніутъ, безъ прозаическихъ разъясненій ученаго мужа. Поэтому онъ сказалъ:
-- Идите! Я послѣдую за вами черезъ пять минутъ!
Когда профессоръ медленно удалился, Отто направился во вторую половину сада. Недалеко отъ входа онъ опустился на скамейку, вдыхая одуряющій запахъ гранатныхъ цвѣтовъ и магнолій, и, закрывъ глаза, унесся въ область фантазіи. Онъ не сознавалъ, долго ли онъ сидитъ здѣсь, когда сзади него за кустами послышались шепчущіе голоса, и насколько онъ могъ различить, одинъ мужской, другой женскій. Мужской, хотя онъ говорилъ и очень тихо, сейчасъ же показался ему знакомымъ, но напрасно онъ припоминалъ, кому изъ мужчинъ принадлежитъ этотъ голосъ; женскій голосъ не имѣлъ ничего характеристичнаго.
Честной натурѣ Отто ничего не было противнѣе невольнаго подслушиванья. Но отъ неожиданности и страннаго настроенія души онъ не сразу овладѣлъ собой; когда же онъ сообразилъ всю неловкость своего положенія, то было уже поздно.
Онъ рѣшилъ лучше подождать, пока они снова уйдутъ; съ той стороны долженъ быть другой выходъ, такъ какъ они пришли не изъ корридора, иначе Отто непремѣнно замѣтилъ бы ихъ.
-- И такъ, ты послѣдуешь за мной?-- говорилъ мужской голосъ съ выраженіемъ необыкновенной нѣжности.-- Тебя не пугаетъ дальнее путешествіе и чужая страна?
-- Ни капельки!-- отвѣтилъ женскій голосъ.-- Я люблю тебя и готова идти съ тобой вмѣстѣ хоть къ индійцамъ и самоѣдамъ. Устрой только такъ, чтобы поскорѣй!
-- Какъ только возможно будетъ. Развѣ самъ я не сгораю отъ нетерпѣнія? Ты будешь богата, Фанни! Будешь жить, какъ принцесса! Слышишь, дорогая?
Еще нѣсколько минутъ продолжался разговоръ въ томъ же духѣ, прерываемый страстными поцѣлуями.
Наконецъ, дѣвушка сказала:
-- Но теперь мнѣ надо идти! Непремѣнно! Балъ начался и я нужна въ уборныхъ. Прощай, сокровище мое! Иди смѣло по средней лѣстницѣ, тамъ не встрѣтитъ тебя ни одна душа!
Отто слышалъ, какъ влюбленная пара въ послѣдній разъ крѣпко поцѣловалась, потомъ шаги мужчины направились въ сторону.
Влюбленная Фанни подождала немного, пока шаги не стихли, и повернула къ стеклянной двери, ведущей въ первое отдѣленіе. Не дойдя еще до главной дорожки, она остановилась. Въ первомъ отдѣленіи раздались голоса. Вслѣдъ за этимъ двое мужчинъ подъ руку вошли въ полуотворенную стеклянную дверь. Это были Анастасій фонъ-Сунтгельмъ и Эрихъ фонъ-Тиллихау, счастливый женихъ.
Отто, нагнувшись сквозь вѣтки лавроваго дерева, ясно различилъ ихъ оживленныя виномъ лица.
-- Вѣдь, это въ высшей степени интересно, милый Тиллихау,-- замѣтилъ фонъ-Сунтгельмъ.-- Извѣстный романтизмъ нельзя отнять отъ этого маленькаго приключенія. Быть раненымъ, защищая дамъ, что можетъ быть интереснѣе для молодаго человѣка? Признаюсь, этотъ Отто Вельнеръ мнѣ чрезвычайно симпатиченъ. Не знаете вы подробностей его прошедшаго?
Тиллихау что-то разсѣянно отвѣтилъ.
Въ боковой дорожкѣ за стволомъ огромной пальмы онъ замѣтилъ хорошенькую Фанни. Онъ незамѣтно повернулъ барона Анастасія назадъ; тотъ настаивалъ и спрашивалъ дальше, на Отто не могъ разобрать его тихихъ словъ. Они достигли перваго отдѣленія; однообразно скрипѣли ихъ шаги по песку.
Фанни, между тѣмъ, не трогалась съ мѣста. Только что она хотѣла быстро скользнуть въ корридоръ, какъ ее снова остановилъ какой-то шорохъ. Въ стеклянныя двери вошелъ г. фонъ-Тиллихау, на этотъ разъ одинъ. Онъ быстро направился прямо къ ней.
-- Наконецъ-то я тебя поймалъ, маленькій бѣсенокъ!-- прошепталъ онъ, схватывая обѣими руками ея голову.-- Что это значитъ? Прежде ты не могла наглядѣться на меня, а теперь измѣнилась! Сейчасъ же проси извиненія, плутовка, и искупи вину какъ слѣдуетъ!
-- Г. баронъ, но подумайте... Если узнаетъ барышня...
-- Это мое дѣло. Поцѣлуй въ честь; ты знаешь, вѣдь, поговорку!
-- Ахъ, я такъ боюсь... Оставьте меня, г. фонъ-Тиллихау. Нѣтъ, это невозможно.
-- Вотъ видишь, какъ это просто дѣлается,-- отвѣтилъ баронъ.
Отто второй разъ имѣлъ удовольствіе слышать звукъ поцѣлуя; второй, третій доказывали, что Фанни не особенно сопротивляется.
-- Такъ, дитя мое,-- сказалъ вѣроломный женихъ.-- Къ чему цвѣли бы твои алыя губки, если бы нельзя было сорвать этотъ цвѣтовъ? Послушай, что, если устроить намъ завтра свиданіе гдѣ-нибудь въ улицѣ Принцессы?
-- Невозможно! Завтра я цѣлый день занята и послѣ завтра. И потомъ, если барышня узнаетъ...
-- Она не узнаетъ! И такъ, ты согласна. Чего же ты такъ спѣшишь?
-- Мнѣ надо идти! Нѣтъ, нѣтъ, ни секунды больше! Ахъ, вы раздавите мнѣ пальцы! Оставьте! Вы ужйсно шалите, г. баронъ!
Съ этими словами она, какъ газель, побѣжала отъ него. Тиллихау смотрѣлъ ей вслѣдъ.
-- Прелестная маленькая каналья!-- шепталъ онъ, покручивая усы.-- Если бы у моей Камиллы было въ половину столько живости... parbleu! Строго говоря, немного не хорошо, что я именно сегодня... Ну, она, вѣдь, не знаетъ и, слѣдовательно...
Напѣвая веселую мелодію Зуппе, онъ вышелъ изъ сада.
Отто поднялся. Онъ былъ глубоко взволнованъ и возмущенъ; ему хотѣлось догнать его и бросить въ лицо оскорбленіе или, не заботясь о скандалѣ, подойти въ ея родителямъ и крикнуть имъ: "вы продаете счастіе вашей дочери подлецу!" Но въ ту же минуту ему сдѣлалось стыдно. Опьяняющія мечты, навѣянныя на него Люциндой, показались ему низкимъ преступленіемъ. До сихъ поръ онъ съ наивностью ребенка, безъ сопротивленія, отдавался этому очарованію; теперь, при видѣ, чужой измѣны, онъ образумился. Передъ нимъ возсталъ серьезный и задумчивый образъ человѣка, выказывавшаго къ нему такое дружеское довѣріе, такое отеческое расположеніе, и его добрыя, правдивыя черты выражали тяжелый упрекъ. Развѣ онъ не согрѣшилъ уже тысячу разъ? Развѣ онъ не посягалъ на счастіе своего благодѣтеля? Отто разсѣянно бродилъ по заламъ. Его душевное потрясеніе заставило его забыть о томъ, надъ чѣмъ при другихъ обстоятельствахъ онъ глубоко бы задумался,-- о странныхъ словахъ барона Анастасія фонъ-Сунтгельмъ. Въ первую минуту онъ былъ дѣйствительно озадаченъ. Онъ симпатиченъ барону Сунтгельмъ! Болѣе наглой лжи,-- онъ чувствовалъ это,-- никогда не было говорено. Неужели симпатія выражается въ злобно сверкающихъ глазахъ, нахмуренныхъ бровяхъ и нервномъ подергиваніи губъ? Но когда Отто вошелъ въ залу, гдѣ носились пары подъ звуки оглушительнаго вальса, онъ совершенно забылъ о загадочности этого непонятнаго человѣка. Только вина, которую онъ чувствовалъ на себѣ, давила его горящій мозгъ, какъ свинецъ.
Вотъ промчалась мимо него Люцинда въ объятіяхъ блестящаго офицера.
-- Лейтенантъ фонъ-Клерво, сынъ генерала, -- объяснилъ редакторъ Колокола.
Отто не спускалъ глазъ съ этой пары.
Высокая, мужественная, стройная фигура съ оживленнымъ лицомъ пробудила въ немъ всѣ мученія ревности и какъ ураганомъ унесла все благоразумное и хорошее, что онъ только что говорилъ себѣ. Все сильнѣе охватывала его страсть, все возрастающая страсть и, вмѣстѣ съ тѣмъ, смутное предчувствіе ожидающихъ его несчастій.