ВЪ ЦЕРКВИ.
-- Гетти, Гетти, развѣ ты не знаешь, что служба начинается въ два часа, а теперь уже половина второго? Неужели ты не можешь придумать лучшаго занятія, какъ вертѣться передъ зеркаломъ въ такой день! Вѣдь сегодня у насъ воскресенье, и бѣднаго Тіаса Бида хоронятъ. Хоть-бы ты вспомнила, какъ ужасно онъ умеръ -- утонулъ въ глухую полночь! У другого морозъ пойдетъ по спинѣ отъ одной этой мысли, а тебѣ все ни почемъ -- знай себѣ наряжается, точно идетъ на свадьбу, а не на похороны.
-- Ахъ, тетя, не могу-же я быть готова въ одно время съ другими, когда мнѣ надо одѣвать Тотти! Вы вѣдь знаете, какъ трудно заставить ее стоять смирно, отвѣчала Гетти.
Гетти спускалась съ лѣстницы, а мистрисъ Пойзеръ стояла внизу, совсѣмъ готовая, въ шляпкѣ и тали. Если когда-нибудь молодая дѣвушка была похожа на розу, такъ это Гетти въ эту минуту, въ своемъ воскресномъ платьѣ и шляпѣ. То и другое было розовое: шляпа -- отдѣлана розовыми лентами, а платье усѣяно розовымъ горошкомъ по бѣлому полю; кромѣ ея темныхъ волосъ и глазъ, да маленькихъ черныхъ башмачковъ съ пряжками, на ней все было розовое и бѣлое. Мистрисъ Пойзеръ едва удержалась отъ улыбки при видѣ это^о прелестнаго существа и разсердилась на себя за это. Не прибавивъ ничего больше, она отвернулась и поспѣшила присоединиться къ группѣ, ожидавшей ее на крыльцѣ. У Гетти такъ билось сердце при мысли о томъ, кого она разсчитывала увидать въ церкви, что она почти не чувствовала подъ собой земли.
И вотъ, маленькая процессія тронулась въ путь. Мистеръ Пойзеръ былъ въ своей воскресной суконной парѣ и въ пестромъ, зеленомъ съ краснымъ жилетѣ; изъ жилетнаго кармана, гдѣ помѣщались у него часы, висѣла большая сердоликовая печать на зеленомъ шнуркѣ; на шеѣ у него былъ желтый фуляръ, на ногахъ -- чудесные сѣрые въ рубчикахъ чулки собственной работы мистрисъ Пойзеръ, превосходно выставлявшіе размѣры его икръ. Мистеръ Пойзеръ не имѣлъ никакихъ причинъ стыдиться своихъ икръ и на этомъ основаніи подозрѣвалъ, что возрастающая мода на высокіе сапоги и другія ухищренія, клонящіяся къ тому, чтобы замаскировать нижнюю часть ноги, имѣетъ своимъ источникомъ прискорбное вырожденіе человѣческихъ икръ. Тѣмъ менѣе могъ онъ стыдиться своего веселаго круглаго лица, бывшаго живымъ воплощеніемъ добродушія въ ту минуту, когда онъ сказалъ: "Идемъ-же, Гетти, идемте, малыши!" и, подавъ руку женѣ, торжественно открылъ шествіе.
"Малыши", къ которымъ онъ обращался, были Марти и Томми, мальчуганы девяти и семи лѣтъ, въ курточкахъ фалдочками и въ коротенькихъ брючкахъ, румяные, черноглазые и похожіе на отца, какъ только можетъ маленькій слонъ походить на большого. Гетти шла между ними, а сзади выступала терпѣливая Молли, на обязанности которой лежало переносить Тотти черезъ всѣ лужи во дворѣ и по дорогѣ, ибо Тотти, быстро оправившаяся отъ своей лихорадки, рѣшительно объявила, что она идетъ сегодня въ церковь и непремѣнно надѣнетъ свои красныя съ чернымъ бусы поверхъ фартучка. А лужъ было не мало, и ее приходилось безпрестанно нести, такъ какъ поутру прошелъ сильный ливень, хотя теперь вся середина неба очистилась, и только но краямъ горизонта лежали тучи большими серебристыми глыбами.
Стоило вамъ войти на дворъ фермы, и вы сразу догадались бы, что сегодня воскресенье. Куры -- и тѣ, кажется, знали это: онѣ не кудахтали, а издавали какіе-то нѣжные, воркующіе звуки. Даже бульдогъ смотрѣлъ не такъ свирѣпо: казалось, если онъ и укуситъ васъ, то не особенно больно. Даже солнце какъ-будто приглашало къ отдыху -- не къ труду: оно и само спало на мягкомъ мхѣ, устилавшемъ кровлю навѣса,-- на спилкахъ бѣлыхъ утокъ, столпившихся въ одну кучу и подвернувшихъ носы подъ крылья,-- на неуклюжемъ туловищѣ старой черной свиньи, лѣниво растянувшейся на соломѣ, на одномъ изъ ея толстенькихъ поросятъ, устроившемъ себѣ превосходную постель на жирномъ материнскомъ брюхѣ,-- на новой блузѣ пастуха Алика, расположившагося отдыхать въ довольно неудобномъ, полусидячемъ, полустоячемъ положеніи, на ступенькахъ амбара. Аликъ былъ того мнѣнія, что ходить въ церковь -- роскошь, которую не можетъ позволять себѣ часто старшій работникъ, всегда занятый мыслью о погодѣ и благоденствіи овецъ. "Церковь!-- да какже! Мнѣ и безъ церкви есть о чемъ думать!" -- былъ постоянный его отвѣтъ на всѣ зазыванія, произносившійся горькимъ, многозначительнымъ гономъ; сразу прекращавшимъ дальнѣйшій разговоръ. Я убѣжденъ, что Аликъ не имѣлъ намѣренія оказать непочтеніе религіи; я даже знаю навѣрно, что онъ не отличался скептическимъ складомъ ума и ни въ какомъ случаѣ не пропустилъ-бы обѣдни на Рождество, на Пасху и въ Троицынъ день. Онъ только полагалъ, что религіозныя церемоніи вообще и общественное богослуженіе въ частности, какъ занятія непроизводительныя, предназначены исключительно для людей, имѣющихъ досугъ.
-- А вонъ и отецъ уже стоитъ у воротъ, сказалъ Мартинъ Пойзеръ.-- Онъ вѣрно хочетъ посмотрѣть, какъ мы пойдемъ по нолю. Удивительно, какое у него хорошее зрѣніе для его лѣтъ; вѣдь ему семьдесятъ пять.
-- Старики какъ малыя ребята, замѣтила мистрисъ Пойзеръ:-- имъ все равно, на что ни смотрѣть, лишь-бы смотрѣть. Я думаю, Всемогущій Господь нарочно такъ устроилъ, чтобъ старики затихали передъ отходомъ ко сну.
Замѣтивъ приближеніе семейной процессіи, старикъ Мартинъ отворилъ калитку и стоялъ, придерживая ее одной рукой, а другою опираясь на палку, довольный тѣмъ, что и онъ тоже работаетъ, ибо, какъ всѣмъ старымъ людямъ, чья жизнь прошла въ трудѣ, ему пріятно было думать, что онъ еще полезенъ,-- что лукъ въ огородѣ лучше ростетъ оттого, что онъ былъ тамъ и видѣлъ, какъ его сажали,-- что коровъ лучше выдоятъ, если въ воскресенье онъ останется дома и присмотритъ за этимъ. Въ церковь онъ хоть и ходилъ иногда, но не особенно регулярно; когда было сыро или когда разыгрывался его ревматизмъ, онъ оставался дома и читалъ три первыя главы книги Бытія.
-- Вы не застанете Тіаса Бида: его уже похоронятъ, когда вы придете, сказалъ онъ сыну, когда тотъ подошелъ.-- Лучше-бы имъ похоронить его поутру, когда шелъ дождь: подъ дождикъ хорошо хоронить. А теперь непохоже, чтобъ дождь опять пошелъ: вонъ мѣсяцъ лежитъ на небѣ лодочкой -- видишь? Это вѣрный признакъ ясной погоды. Есть много другихъ, невѣрныхъ, но этотъ никогда не обманетъ.
-- Да, да, отвѣчалъ сынъ,-- я и самъ надѣюсь, что погода установится.
-- Смотрите, мальчики, слушайте, что будетъ говорить пасторъ, хорошенько слушайте, сказалъ старикъ своимъ черноглазымъ внучатамъ въ коротенькихъ брючкахъ, не подозрѣвая, что совѣсть ихъ была отягчена сознаніемъ присутствія въ ихъ кармашкахъ каменныхъ шариковъ, которыми они собирались втихомолку поиграть во время проповѣди.
-- Плосцай, дѣда, сказала Тотти.-- Я иду въ целковь,-- я буси надѣла. Дай мнѣ конфетку.
Старый дѣдъ затрясся отъ смѣха надъ сообразительностью "маленькой плутовки", затѣмъ, не спѣша, перенесъ палку изъ правой руки въ лѣвую, которая придерживала калитку, и не спѣша полѣзъ въ свой жилетный карманъ, на который Тотти смотрѣла, не сводя глазъ, довѣрчивымъ, выжидательнымъ взглядомъ.
И когда они ушли, старикъ прислонился къ калиткѣ и слѣдилъ за ними глазами, пока они не прошли первыхъ и вторыхъ воротецъ ограды и не скрылись за третьей изгородью, ибо въ тѣ времена изгороди повсюду закрывали видъ даже на самыхъ благоустроенныхъ фермахъ, а тутъ еще жимолость разрослась до того, что далеко переросла кусты остролистника, шиповникъ отовсюду высовывалъ свои розовыя головки, и надо всѣмъ этимъ возвышались -- здѣсь ясень, тамъ дикая смоковница, отбрасывая свою тѣнь на дорожки.
За каждымъ плетнемъ у каждыхъ воротецъ путниковъ поджидали старые знакомцы, которымъ приходилось давать имъ дорогу. За первымъ плетнемъ ихъ встрѣтило стадо коровъ, стоявшихъ гуськомъ, одна за другой, и рѣшительно не желавшихъ понять, что ихъ громоздкія особы могутъ мѣшать людямъ пройти. У слѣдующихъ воротецъ стояла кобыла, положивъ свою морду на верхнюю перекладину изгороди, а рядомъ, уткнувшись головой матери подъ брюхо,-- ея гнѣдой жеребенокъ, еще нетвердый на ногахъ и видимо смущенный этимъ обстоятельствомъ. До самой дороги, по которой надо было сворачивать въ деревню, ихъ путь лежалъ по землѣ фермы, и мистеръ Пойзеръ, проходя, зорко посматривалъ на скотъ и на поля, а у мистрисъ Пойзеръ въ каждую данную минуту былъ наготовѣ комментарій на все, что попадалось имъ на глаза. Когда женщина ведетъ молочное хозяйство, она въ значительной мѣрѣ участвуетъ въ созиданіи общихъ доходовъ; поэтому ей можно позволить имѣть свое мнѣніе о скотѣ и уходѣ за нимъ, а это упражненіе развиваетъ ея сообразительность вообще, такъ-что въ концѣ концовъ она становится способной давать мужу совѣты и по другимъ отраслямъ хозяйства.
-- Вонъ эта противная короткорогая Салли, сказала мистрисъ Пойзеръ, когда они подошли къ первой изгороди, за которой лежала большая корова, невозмутимо пережевывая свою жвачку и поглядывая на нихъ сонными глазами.-- Я начинаю положительно ненавидѣть ее, и всегда скажу то, что говорила три недѣли тому назадъ:-- чѣмъ скорѣе мы отъ нея отдѣлаемся, тѣмъ будетъ лучше. Вонъ та маленькая рыжая коровенка не даетъ и вполовину столько молока, а я получаю отъ нея вдвое больше масла.
-- А у другихъ хозяевъ жены говорятъ какъ разъ обратное, замѣтилъ мистеръ Пойзеръ:-- всѣ онѣ любятъ короткорогій скотъ за то, что онъ даетъ много молока. Вонъ жена Чоуна объявила ему, чтобъ онъ не смѣлъ покупать ей простыхъ коровъ, а непремѣнно короткорогихъ.
-- Мало-ли что говоритъ жена Чоуна!-- глупая баба, у которой мозгу какъ у воробья! Она протираетъ картофель черезъ крупное рѣшето и потомъ удивляется, что онъ выходитъ комками. Довольно я насмотрѣлась на ея хозяйство. Я служанки никогда не возьму изъ ихъ дома; у нихъ все шиворотъ-на-выворотъ. Пойди ты къ нимъ въ любой день на недѣлѣ, и ты не скажешь, когда ты пришелъ -- въ понедѣльникъ или въ пятницу, потому что стирка тянется у нихъ до самой субботы. Ну, а ужъ про ея сыры и говорить нечего: я навѣрное знаю, что въ прошломъ году всѣ сыры поднялись у нея, точно хлѣбъ на дрожжахъ. Сама все дѣлаетъ безъ талку, а потомъ сваливаетъ на погоду; это все равно, какъ если бы человѣкъ ходилъ на головѣ и увѣрялъ, что въ этомъ виноваты его сапоги.
-- Ну что-жъ, такъ какъ Чоунъ желаетъ купить нашу Салли мы всегда можемъ отдѣлаться отъ нея, если ты хочешь, сказалъ мистеръ Пойзеръ, гордясь въ душѣ недюжинною способностью своей жены къ хозяйственнымъ выкладкамъ: Дѣйствительно, въ послѣднее время, бывая на рынкѣ, онъ неоднократно имѣлъ случай убѣдиться въ вѣрности ея оцѣнки относительно этого самаго короткорогаго скота.
-- Конечно, разъ человѣкъ женился на дурѣ, такъ отчего ему и не покупать короткорогихъ коровъ? Когда ты застрялъ головой въ тинѣ, такъ ужъ нечего ноги беречь... Кстати о ногахъ: взгляни -- вотъ это такъ ноги -- не уступятъ твоимъ, продолжала мистрисъ Пойзеръ, указывая на Тотти. Ее спустили теперь съ рукъ, такъ какъ дорога была сухая, и она бѣжала впереди.-- Посмотри, какія онѣ у нея длинныя и крѣпкія,-- она настоящая дочь своего отца.
-- Да, лѣтъ черезъ десять она будетъ вылитая Гетти, только глаза у нея твои. Въ моей семьѣ никогда не было голубыхъ глазъ; у матери моей глаза были черные, какъ черника, совершенно, какъ у Гетти.
-- Дѣвочка не будетъ хуже оттого, что не во всемъ будетъ похожа на Гетти. И я вовсе не хочу, чтобъ она была такъ уже черезчуръ хороша, хотя -- ужъ если говорить о красотѣ,-- такъ свѣтлые волосы и голубые глаза ничѣмъ не хуже черныхъ. Если бы Дина была чуть-чуть порумянѣе, да не носила на головѣ этихъ своихъ методистскихъ чепцовъ, которыми только воронъ пугать впору, она была-бы не хуже Гетти.
-- Ну нѣтъ, протянулъ мистеръ Пойзеръ выразительно-презрительнымъ тономъ,-- ты не понимаешь, въ чемъ главная суть женской красоты. За Диной мужчины никогда не будутъ бѣгать такъ, какъ за Гетти.
-- Какое мнѣ дѣло до того, за кѣмъ бѣгаютъ мужчины! Довольно видѣть, на комъ они женятся, чтобы сказать, что они дураки. Развѣ умный человѣкъ возьметъ себѣ въ жены пустую бабенку, которой лишь-бы трепать хвосты по гостямъ и которая годна развѣ только на то, чтобъ ее выбросить въ печку, какъ кусокъ газовой ленточки, когда онъ полиняетъ?
-- Ну хорошо, во всякомъ случаѣ ты не можешь сказать, что я сдѣлалъ плохой выборъ, женившись на тебѣ, проговорилъ мистеръ Пойзеръ, обыкновенно заканчивавшій такого рода комплиментами всѣ маленькіе супружескіе споры;-- а десять лѣтъ тому назадъ ты была вдвое привлекательнѣе Дины.
-- Я никогда не говорила, что женщина должна быть безобразна для того, чтобы быть хорошей женой и хозяйкой. Жена Чоуна такъ дурна, что могла-бы смѣло створаживать молоко безъ всякой закваски, но кромѣ закваски она въ хозяйствѣ ничего не сбережетъ. Ну, а бѣдняжка Дина никогда не будетъ привлекательна, пока она будетъ сидѣть на одномъ овсяномъ хлѣбѣ да на водѣ ради того, чтобы кормить чужіе рты. Она часто выводила меня изъ терпѣнія, и я всегда ей говорила: "Ты поступаешь противъ Писанія, потому что въ Писаніи сказано: люби ближняго, какъ самого себя, а ты его -- любишь больше себя. Да и немного добра сдѣлала-бы ты своимъ ближнимъ, еслибъ любила ихъ, какъ самое себя: ты-бы считала тогда, что они прекрасно могутъ жить впроголодь". Что-то она дѣлаетъ теперь?-- сидитъ, должно быть, около той больной женщины, къ которой она такъ рвалась ѣхать.
-- Да, жаль, что она забрала себѣ въ голову эти фантазіи. Еслибъ она осталась у насъ на все лѣто и ѣла-бы вдвое больше того что она ѣла, намъ бы не было это въ убытокъ. Она совсѣмъ не прибавляла въ домѣ хлопотъ,-- сидитъ себѣ за своимъ шитьемъ, какъ птичка въ гнѣздѣ, и всегда рада всѣмъ услужить. Если Гетти выйдетъ замужъ, я думаю, ты захочешь имѣть Дину всегда при себѣ.
-- Безполезно объ этомъ говорить, сказала мистрисъ Пойзеръ.-- Звать Дину переѣхать къ намъ и жить, какъ всѣ люди живутъ, все равно что манить къ себѣ ласточку. Если бы что-нибудь могло ее убѣдить, я бы давно ее убѣдила; я говорила съ ней цѣлыми часами,-- и говорила, и сердилась,-- вѣдь она родная дочь моей сестры, и я обязана сдѣлать для нея все, что могу. Но -- вѣришь-ли -- когда она сказала намъ: "прощайте", сѣла въ повозку и обернулась ко мнѣ въ послѣдній разъ своимъ блѣднымъ лицомъ, до того похожимъ на лицо ея тетки Юдифи, что, глядя на нее, я часто думаю -- ужъ не Юдифь-ли это воскресла и сошла съ Неба,-- когда я увидѣла ея лицо, мнѣ стало страшно, зачѣмъ я все это ей говорила, потому-что иной разъ мнѣ, право, думается, что она лучше насъ знаетъ, что хорошо и что дурно. Но только это не оттого, что она методистка -- я никогда этому не повѣрю, какъ не повѣрю, что бѣлый теленокъ потому бѣлый, что онъ пьетъ изъ одной шайки съ чернымъ.
-- Да, я и самъ не слишкомъ-то уважаю методистовъ, проговорилъ мистеръ Пойзеръ настолько брюзгливо, насколько это допускало его добродушіе.-- Только купецъ можетъ сдѣлаться методистомъ; солидный хозяинъ никогда не поймается на эту удочку. Попадаются, правда, иногда и ремесленники изъ неслишкомъ способныхъ, въ родѣ Сета Бида. Небось Адамъ не сдѣлался методистомъ, а у него самая умная голова изъ всѣхъ, кого я здѣсь знаю. Онъ былъ и есть добрый церковникъ, иначе я никогда не сталъ-бы прочить его въ женихи Гетти.
-- Ахъ, Боже мой! вскрикнула мистрисъ Пойзеръ, оглянувшись назадъ,-- Посмотри, гдѣ Молли и мальчики,-- на томъ концѣ поля!-- Гетти, какъ ты могла позволить имъ такъ отстать? Если бы приставить картину смотрѣть за дѣтьми, она сдѣлала-бы это не хуже тебя. Бѣги къ нимъ, скажи, чтобы шли поскорѣй.
Мистеръ и мистрисъ Пойзеръ уже прошли второе поле; поэтому они посадили Тотти на одинъ изъ тѣхъ большихъ камней, что служатъ межевыми столбами въ Ломширѣ, и остановились, поджидая отставшихъ, причемъ Тотти замѣтила снисходительно: "Мальцики сквелные, Тотти -- холосая".
Дѣло въ томъ, что воскресная прогулка изобиловала самыми волнующими впечатлѣніями для Марти и Томми: каждая изгородь съ кипѣвшей въ ней жизнью представляла для нихъ непрерывный спектакль, и они, какъ маленькія собачки, не могли удержаться, чтобы не останавливаться и не заглядывать въ каждую щелочку. Марти увѣрялъ, что онъ своими глазами видѣлъ подорожникъ на большой ясени, и пока онъ старался его разсмотрѣть между вѣтками, онъ прозѣвалъ бѣлодушку, которая перебѣжала тропинку у самыхъ ихъ ногъ и которую младшій мальчуганъ Томми описывалъ съ большимъ жаромъ. Потомъ имъ попался щегленокъ; онъ не умѣлъ еще хорошо летать и перепархивалъ съ кочки на кочку надъ самой землей; его ничего не стоило поймать, да только онъ спрятался подъ кустъ ежевики. Заинтересовать Гетти всѣми этими любопытными вещами не было никакой возможности; поэтому мальчики обращались къ Молли, у которой всегда было готово сочувствіе, и Молли смотрѣла, куда ей указывали, разѣвала ротъ и восклицала: "Ахъ, батюшки!", когда нужно было удивляться.
Когда Гетти, пробѣжавъ немного, закричала имъ, что тетка ея сердится, зачѣмъ они отстали, Молли заторопилась въ испугѣ, но Марти пустился впередъ, крича: "Мама, мы нашли гнѣздо нашей пестрой индюшки!" съ инстинктивной увѣренностью, что тотъ, кто приноситъ добрую вѣсть, не можетъ оказаться виноватымъ.
-- А, вотъ молодцы! сказала мистрисъ Пойзеръ, забывая про дисциплину при этомъ пріятномъ извѣстіи.-- Гдѣ-же гнѣздо?
-- Вонъ тамъ подъ изгородью, такъ запрятано, что снаружи не видно. Я первый увидалъ -- я искалъ тамъ щегленка,-- и она сидѣла въ гнѣздѣ.
-- Надѣюсь, ты ее не спугнулъ, а то она больше не вернется.
-- Нѣтъ, нѣтъ, я отошелъ на ципочкахъ и тихонько сказалъ Молли.-- Правда, Молли?
-- Ну, хорошо, хорошо, сказала мистрисъ Пойзеръ.-- А теперь пойдемте. Берите за руку сестру и ступайте впередъ. Больше нельзя останавливаться. Хорошіе мальчики не бѣгаютъ за птицами въ воскресенье.
-- Мама, а вѣдь ты обѣщала дать полкроны тому, кто найдетъ гнѣздо нашей пеструшки, сказалъ Марти.-- Дашь мнѣ полкроны?-- я положу въ мою копилку.
-- Мы это увидимъ потомъ, а теперь будь умникъ, ступай впередъ и не шали.
Отецъ и мать обмѣнялись многозначительнымъ взглядомъ, улыбаясь сметливости своего первенца; но на круглое личико Томми набѣжало облачко.
-- Мама, заговорилъ онъ почти со слезами,-- у Марти и такъ уже гораздо больше денегъ, чѣмъ у меня.
-- Мама, и я хоцу полклону въ копилку, сказала Тотти.
-- Довольно, довольно, замолчите! Ну, видывалъ-ли кто такихъ негодныхъ дѣтей! Если вы сейчасъ-же не успокоитесь и не будете идти смирно, никто изъ васъ не увидитъ больше своихъ денегъ.
Эта страшная угроза подѣйствовала: три пары маленькихъ ногъ засѣменили впереди, и два ноля, остававшихся до церкви, были пройдены безъ особенно серьезныхъ препятствіи, не смотря на то, что имъ попалась на пути глубокая лужа, кипѣвшая головастиками, на которыхъ мальчики поглядѣли съ тоской, проходя.
Мокрое сѣно, которое завтра предстояло сызнова трясти и поворачивать, было не особенно утѣшительнымъ зрѣлищемъ для мистера Пойзера. Сказать но правдѣ, во время уборки хлѣба и сѣна его частенько-таки одолѣвали сомнѣнія насчетъ пользы отдыха въ воскресные дни; но никакое искушеніе не могло-бы заставить его работать въ полѣ въ праздникъ, хотя-бы даже раннимъ утромъ. Развѣ у Микеля Гольдсворта не пала пара быковъ, послѣ того, какъ онъ пахалъ въ святую пятницу? И развѣ это не доказывало, что работать въ праздникъ грѣшно? А Мартинъ Пойзеръ твердо зналъ, что онъ никогда не будетъ имѣть съ грѣхомъ ничего общаго, и что деньги, добытыя такими путями, не пойдутъ въ прокъ.
-- Просто руки чешутся взяться за сѣно, когда солнышко такъ славно пригрѣваетъ, сказалъ мистеръ Пойзеръ, когда они проходили "большимъ лугомъ".-- Но я никогда не позволю себѣ поступить противъ совѣсти; грѣшно даже и думать объ этомъ. Вонъ Джимъ Векфильдъ -- тотъ, котораго прозвали "бариномъ" -- никогда бывало не разбиралъ, что будни, точно на свѣтѣ нѣтъ ни Бога, ни дьявола. И что-же? До чего онъ дошелъ?-- въ послѣдній разъ на рынкѣ я самъ, своими глазами видѣлъ, какъ онъ продавалъ на улицѣ апельсины.
-- Еще-бы! торжественно согласилась мистрисъ Пойзеръ.-- Кто хочетъ поймать удачу, не долженъ знаться со зломъ: зло плохая приманка для счастья. Если ты добываешь деньги нечистыми средствами, онѣ непремѣнно прожгутъ твой карманъ. Я не хотѣла-бы оставить нашимъ дѣтямъ лишней копѣйки, добытой незаконно. Ну, а погоду посылаетъ намъ Богъ, и мы должны покоряться.
Не смотря на остановку въ пути, превосходная привычка часовъ мистрисъ Пойзеръ забѣгать впередъ сдѣлала то, что когда они пришли въ деревню, было еще только безъ четверти два. Впрочемъ, всѣ, кто пришелъ сюда молиться, уже собрались въ церковной оградѣ, на кладбищѣ. Дома остались почти-что однѣ матери малолѣтнихъ дѣтей въ родѣ Тимофеевой Бессъ, которая стояла теперь у себя на крыльцѣ и кормила ребенка, чувствуя -- какъ чувствуетъ большинство женщинъ въ ея положеніи,-- что больше съ нея и спрашивать нечего.
Нельзя сказать, чтобы весь этотъ народъ столпился на кладбищѣ такъ рано -- задолго до начала службы -- съ единственной цѣлью посмотрѣть, какъ будутъ хоронить Тіаса Бида; они всегда собирались такъ рано. Правда, женщины сейчасъ-же входили въ церковь, гдѣ и принимались болтать между собой -- конечно, въ полголоса -- черезъ высокія спинки скамей о своихъ болѣзняхъ и о томъ, что докторское лекарство никуда не годится, и что настой изъ одуванчиковъ и другія домашнія средства гораздо дѣйствительнѣе, и о томъ, что прислуга съ каждымъ годомъ становится требовательнѣе относительно жалованья, а работаетъ хуже, и что теперь не найдешь ни одной порядочной служанки, на которую можно было-бы положиться, и о томъ, какъ дешево предлагаетъ за масло Треддльстонскій зеленщикъ мистеръ Дингаль, и что есть много основаній сомнѣваться въ его состоятельности, хотя мистрисъ Дингаль добрая женщина, и ее нельзя не пожалѣть, потому что у нея хорошее родство. Мужчины-же тѣмъ временемъ стояли въ оградъ, и кромѣ пѣвчихъ, которые отправлялись на хоры заранѣе, гдѣ каждый репетировалъ вполголоса отрывки изъ своей партіи, никто не входилъ въ церковь, пока на каѳедрѣ не появлялся мистеръ Ирвайнъ. Они не видѣли причины забираться туда спозаранку (что имъ было дѣлать въ церкви, когда служба еще не началась?) и не допускали мысли, чтобы какая-либо земная власть могла покарать ихъ за то, что они постоятъ въ оградѣ и поболтаютъ немного о дѣлахъ.
Чеда Крэнеджа невозможно узнать: сегодня у него его воскресное, чистое лицо, котораго всегда пугается его маленькая внучка и начинаетъ кричать, принимая его за чужого. Но опытный глазъ сейчасъ-же признаетъ въ немъ деревенскаго кузнеца по той униженной почтительности, съ какою этотъ рослый и задорный дѣтина снимаетъ шляпу передъ фермерами. Ибо Чедъ Крэнеджъ придерживается того мнѣнія, что рабочій человѣкъ долженъ ставить свѣчку... одному господину, который, говорятъ, такъ-же черенъ, какъ кузнецъ въ будніе дни. Впрочемъ, хоть это правило поведенія выходитъ въ его устахъ и несовсѣмъ благозвучно, Чедъ не подразумѣваетъ подъ нимъ ничего особенно дурного: онъ хочетъ только сказать, что кузнецъ долженъ обращаться почтительно съ людьми, у которыхъ есть лошади, потому-что кузнецу нужно ковать. Чедъ и группа чернорабочихъ держались въ сторонѣ отъ могилы подъ бѣлымъ кустомъ, гдѣ шло отпѣваніе; но Огненный Джимъ и нѣсколько человѣкъ работниковъ съ фермъ обступили ее плотной кучкой и стояли съ непокрытыми головами вмѣстѣ съ вдовой и сыновьями покойнаго въ качествѣ участниковъ похоронъ. Остальные занимали среднюю позицію; они то наблюдали за группой у могилы, то прислушивались къ разговору фермеровъ, стоявшихъ отдѣльной кучкой у церковныхъ дверей. Къ этой-то кучкѣ присоединился теперь Мартинъ Поизеръ, между тѣмъ какъ семья его прошла прямо въ церковь. Тутъ-же пребывалъ и мистеръ Кассонъ, хозяинъ "Герба Донниторновъ". Онъ стоялъ въ самой поразительной изъ своихъ позъ -- заложивъ указательный палецъ правой руки за пуговицу жилета, засунувъ лѣвую въ карманъ панталонъ и согнувъ голову на бокъ. Въ общемъ онъ очень напоминалъ актера безъ рѣчей, но который, тѣмъ не менѣе чувствуетъ, что публика признаетъ его артистомъ на главныя роли, и представлялъ любопытный контрастъ со старикомъ Бурджемъ, который стоялъ, заложивъ руки за спину, и, согнувшись впередъ, покашливалъ удушливымъ кашлемъ, презирая въ душѣ все, что не могло быть обращено въ наличныя деньги. Сегодня эта компанія разговаривала не такъ громко, какъ обыкновенно, стѣсняемая, быть можетъ, звуками голоса мистера Ирвайна, дочитывавшаго послѣднюю молитву панихиды. У каждаго изъ этихъ людей нашлось слово сожалѣнія для бѣднаго Тіаса, но теперь разговоръ коснулся болѣе близкой имъ темы -- ихъ общаго неудовольствія противъ Сатчеля, управляющаго мистера Донниторна, разыгрывавшаго въ замкѣ роль эконома и дворецкаго во всѣхъ тѣхъ случаяхъ, когда отказывался отъ этой роли самъ сквайръ, ибо этотъ джентльменъ доводилъ свою мелочность до того, что собственноручно получалъ ренту со своихъ арендаторовъ и самолично торговался изъ-за собственнаго своего лѣса. Такой предметъ разговора былъ только лишней причиной понижать голоса, такъ какъ самъ Сатчель могъ каждую минуту показаться на мощеной дорожкѣ, которая вела къ церкви. Впрочемъ, вскорѣ всѣ разомъ затихли, потому что голосъ мистера Ирвайна умолкъ, и группа людей, окружавшихъ могилу подъ бѣлымъ кустомъ, направилась къ церкви.
Стоявшіе у церковныхъ дверей разступились и сняли шляпы, пропуская мистера Ирвайна. За нимъ шли Адамъ съ Сетомъ и между ними ихъ мать, ибо Джошуа Раннъ, исполнявшій, кромѣ должности приходского клерка, еще и обязанности старшаго могильщика, былъ занятъ и не могъ слѣдовать за ректоромъ въ ризницу. Но родные покойника подошли не сразу. Лизбета еще остановилась и оглянулась въ послѣдній разъ на могилу. Теперь тамъ виднѣлась только кучка черной земли,-- все было кончено. А между тѣмъ сегодня она плакала меньше, чѣмъ всѣ эти дни со смерти мужа; къ ея горю -- какъ ни было оно велико,-- примѣшивалось непривычное сознаніе собственной важности,-- сознаніе, что изъ ея дома хоронятъ покойника, и что она -- первое лицо на этихъ похоронахъ,-- что мистеръ Ирвайнъ служилъ панихиду по ея мужѣ, и что въ церкви будутъ пѣть для него особый похоронный псаломъ. И это пріятное возбужденіе, шедшее въ разрѣзъ съ ея горемъ, сказалось еще сильнѣе, когда она съ сыновьями подходила къ церковнымъ дверямъ и видѣла, какими сочувственными, дружескими поклонами встрѣчали ихъ земляки.
Наконецъ мать и сыновья прошли въ церковь, и остальные послѣдовали за ними одинъ за другимъ. Но нѣсколько человѣкъ еще замѣшкалось на паперти; быть можетъ, это объяснялось тѣмъ, что они увидѣли карету Донниторновъ, медленно поднимавшуюся по склону холма; быть можетъ, видъ этой кареты убѣдилъ ихъ, что не было никакой нужды торопиться.
Но вотъ раздались звуки органа; запѣли вечерній гимнъ, которымъ всегда начиналась служба: теперь надо было входить и занимать мѣста.
Я не могу сказать, чтобы внутренность Гейслопской церкви была замѣчательна чѣмъ-нибудь другимъ, кромѣ сѣдой древности своихъ массивныхъ дубовыхъ скамей, размѣщенныхъ по обѣ стороны узкаго придѣла. Во всякомъ случаѣ эта церковь была безспорно свободна отъ современнаго недостатка -- обилія галлерей. Хоры ея состояли изъ двухъ отдѣльныхъ узенькихъ скамеекъ, занимавшихъ середину праваго ряда, такъ что Джошуа Ванну требовалось очень немного времени на то, чтобы занять на одной изъ нихъ свое мѣсто перваго баса и затѣмъ, по окончаніи пѣнія, возвратиться къ своему аналою. Каѳедра и аналой -- ровесники массивнымъ скамьямъ -- помѣщались но одну и ту-же сторону длинной аркады, которая вела въ алтарь, и здѣсь-же, подъ аркадой стояли двѣ особыя скамьи для семейства и слугъ мистера Донниторна. Но могу васъ увѣрить, что эти старыя скамьи, въ соединеніи съ желтоватымъ цвѣтомъ стѣнъ, придавали необыкновенно пріятный гонъ этому убогому храму и въ высшей степени гармонировали съ румяными лицами и яркими жилетами его прихожанъ. А къ сторонѣ алтаря картина оживлялась еще и малиновымъ цвѣтомъ, такъ какъ на каѳедрѣ и на скамьѣ Донниторновъ лежали красивыя малиновыя подушки, а передъ самымъ алтаремъ вся эта перспектива заканчивалась малиновой завѣсой съ золотыми лучами, вышитыми собственными ручками миссъ Лидіи Донниторнъ.
Но даже и безъ этой малиновой завѣсы здѣсь должно было становиться тепло и уютно, когда на каѳедрѣ появлялся мистеръ Ирвайнъ и обводилъ ласковымъ взглядомъ свою скромную паству -- здоровыхъ стариковъ -- быть можетъ сгорбленныхъ и согнувшихся въ колѣняхъ, но достаточно сильныхъ, чтобы еще много лѣтъ чинить изгороди и рѣзать солому для крыши, высокія статныя фигуры и грубыя, загорѣлыя лица каменьщиковъ и плотниковъ,-- зажиточныхъ фермеровъ съ ихъ толстощекими ребятишками,-- чистенькихъ старухъ, все больше женъ работниковъ на фермахъ, съ ихъ выглядывающею изъ подъ черныхъ шляпокъ бѣлоснѣжной полоской чепцовъ и по локоть голыми сморщенными руками, безстрастно сложенными на груди. Ибо никто изъ этихъ стариковъ не имѣлъ въ рукахъ молитвенника, да и зачѣмъ?-- никто изъ нихъ не умѣлъ читать. Но они знали нѣсколько хорошихъ молитвъ наизусть, и ихъ сморщенныя губы беззвучно шевелились, повторяя за священникомъ святыя слова -- безъ особенно яснаго пониманія, это правда, но съ простодушной вѣрой въ могущество этихъ словъ охранить ихъ отъ зла и призвать на ихъ головы Божію благодать. А теперь всѣ лица были видны, потому что всѣ стояли -- маленькія дѣти на скамьяхъ, выглядывая изъ за высокихъ спинокъ,-- пока пѣвчіе пѣли прекрасный вечерній гимнъ епископа Кена на одинъ изъ тѣхъ живыхъ церковныхъ напѣвовъ, которые умерли вмѣстѣ съ послѣднимъ поколѣніемъ ректоровъ и приходскихъ клерковъ-хористовъ. Мелодіи, какъ свирѣль Пана, умираютъ съ тѣми, кто любилъ ихъ и слушалъ.
Адама не было на его всегдашнемъ мѣстѣ между пѣвчими; онъ сидѣлъ съ матерью и братомъ и съ удивленіемъ замѣтилъ, что Бартль Масси тоже отсутствуетъ,-- обстоятельство, доставлявшее большое удовольствіе мистеру Джошуа Ранну, который пускалъ свои басовыя ноты съ особеннымъ благоволеніемъ и бросалъ особенно суровые взгляды черезъ очки на богоотступника Билля Маскери.
Я убѣдительно васъ прошу вообразить мистера Ирвайна въ тотъ моментъ, когда онъ обозрѣваетъ эту картину, стоя на каѳедрѣ въ своемъ широкомъ бѣломъ стихарѣ, который удивительно къ нему идетъ, съ напудренными, зачесанными назадъ волосами, съ своимъ роскошнымъ смуглымъ цвѣтомъ лица и тонко очерченными ноздрями и верхней губой, ибо въ этомъ добромъ и гордомъ лицъ есть своего рода святость, какъ и во всѣхъ человѣческихъ лицахъ, въ которыхъ свѣтится благородная душа. И надо всѣмъ этимъ сіяетъ прелестное іюньское солнце, проникая сквозь старыя окна съ желтыми красными и синими стеклами, отбрасывающими веселые блики на противоположную стѣну.
Мнѣ кажется, что сегодня взглядъ мистера Ирвайна, обводя молящихся, чуть-чуть подольше остановился на той скамьѣ, которую занимала семья Пойзеровъ. Была здѣсь и еще одна пара темныхъ глазъ, которая не могла не обращаться въ ту сторону и не останавливаться на прелестной розовой съ бѣлымъ фигуркѣ. Но Гетти не замѣчала ничьихъ взглядовъ: она была вся поглощена мыслью о томъ, что Артуръ Донни торнъ скоро войдетъ въ церковь,-- навѣрно его карета уже стоитъ у церковныхъ дверей. Она ни разу не видѣла его съ того вечера, послѣ ихъ разставанья въ лѣсу, и -- Боже мой!-- какъ долго тянулось для ноя это время! Ея жизнь шла по прежнему; чудеса, случившіяся въ тотъ памятный вечеръ, не принесли съ собой никакихъ перемѣнъ, они казались ей теперь почти сномъ. Когда она услышала стукъ захлопнувшейся двери, сердце ея забилось такъ сильно, что она не смѣла поднять глазъ. Она почувствовала скорѣе, чѣмъ увидѣла, что тетка ея кланяется; она тоже присѣла Должно быть, это старый сквайръ: онъ всегда входитъ первымъ -- этотъ маленькій сморщенный старикашка,-- и всегда такъ смѣшно оглядывается своими близорукими глазами на поклоны прихожанъ. Потомъ она догадалась, что прошла миссъ Лидія, и какъ ни любила она разсматривать ея маленькую шляпку съ гирляндой чайныхъ розъ вокругъ тульи, сегодня она о ней и не вспомнила. Но что это значитъ?-- больше не кланяются. Вѣрно онъ не пришелъ. Мимо нея промелькнули: черная шляпка ключницы, хорошенькая соломенная шляпа камеристки, принадлежавшая когда-то миссъ Лидіи, и напудренныя головы дворецкаго и лакея, но больше никто не проходилъ -- она это навѣрное знала. Нѣтъ, онъ не пришелъ. Но все таки она посмотритъ,-- она могла ошибиться: вѣдь она еще не смотрѣла но настоящему. И Гетти подняла рѣсницы и бросила робкій взглядъ на малиновую скамью передъ алтаремъ: тамъ были только старикъ Донниторнъ, протиравшій свои очки бѣлымъ платкомъ, да миссъ Лидія, открывавшая свой большой золотообрѣзный молитвенникъ. Холодное разочарованіе сжало сердце Гетти. Она не могла этого вынести; она почувствовала, что блѣднѣетъ; губы ея задрожали, она была готова заплакать. О. что ей дѣлать! Всѣ теперь догадаются что съ ней, всѣ поймутъ, что она плачетъ оттого, что Артуръ не пришелъ. А тутъ еще этотъ противный мистеръ Крегъ съ какимъ-то удивительнымъ оранжерейнымъ цвѣткомъ въ петличкѣ таращитъ на нее глаза -- она это чувствовала. Она едва могла дождаться начала общей исповѣди, когда ей можно будетъ спуститься на колѣни вмѣстѣ съ другими. И тутъ-то двѣ крупныя капли скатились у нея по щекамъ. Впрочемъ, кромѣ добродушной Молли, никто ихъ не замѣтилъ, такъ какъ дядя и тетка стояли впереди. Молли, не допускавшая никакой другой причины слезъ въ церкви, кромѣ дурноты, о которой она имѣла лишь смутное, традиціонное представленіе, немедленно вытащила изъ кармана какой-то смѣшной плоскій синій флакончикъ съ нюхательными солями и послѣ довольно долгихъ хлопотъ съ пробкой, которая не хотѣла выниматься, сунула его подъ носъ Гетти. "Не пахнетъ", шепнула она, въ полной увѣренности, что въ этомъ-то и состоитъ главное преимущества старыхъ солей надъ свѣжими: онѣ не щиплютъ вамъ носа и вмѣстѣ съ тѣмъ помогаютъ. Гетти нетерпѣливо оттолкнула флакончикъ, но эта маленькая вспышка досады сдѣлала то, чего не сдѣлали-бы никакія соли: она заставила ее взять себя въ руки, вытереть слѣды слезъ и постараться больше не плакать. Въ узкой, тщеславной натурѣ Гетти была своего рода сила характера. Все на свѣтѣ она перенесла-бы легче, чѣмъ насмѣшку; ей нестерпимо было думать, что на нее могутъ указывать и смотрѣть съ какимъ-либо инымъ чувствомъ кромѣ восхищенія. Она скорѣе до крови запуститъ ногти въ свои нѣжныя ладони, чѣмъ выдастъ людямъ тайну, которую она хочетъ отъ нихъ скрыть.
Какія мысли проносились въ ея головѣ, какія чувства волновали ее, пока мистеръ Ирвайнъ произносилъ торжественные слова "отпущенія", къ которымъ уши ея были глухи, и потомъ, во время всѣхъ переходовъ послѣдующаго воззванія. Обманутое ожиданіе близко граничитъ съ гнѣвомъ, и вскорѣ гнѣвъ взялъ верхъ надъ всѣми выводами, къ какимъ только могла придти ея узкая изобрѣтательность для объясненія отсутствія Артура, предполагая, что онъ дѣйствительно хотѣлъ быть въ церкви, что онъ дѣйствительно хотѣлъ ее видѣть. И къ тому времени, когда она поднялась съ колѣнъ -- машинально, вслѣдъ за другими,-- на щекахъ ея опять игралъ румянецъ, и даже ярче прежняго, потому что въ ея душѣ бушевало негодованіе, и она сочиняла про себя гнѣвныя рѣчи -- говорила, что она ненавидитъ Артура за то, что онъ заставилъ ее страдать, и хочетъ, чтобъ и онъ тоже страдалъ. А между тѣмъ, пока этотъ себялюбивый гнѣвъ разгорался въ ея сердцѣ, глаза ея были опущены на молитвенникъ, и темная бахрома рѣсницъ была плѣнительна, какъ всегда. Адамъ Бидъ подумалъ это, когда взглянулъ на нее, поднявшись съ колѣнъ.
Но мысли о Гетти не дѣлали Адама глухимъ къ словамъ божественной службы. Чувство его къ Гетти сливалось со всѣми другими глубокими чувствами, для которыхъ эти святыя слова служили сегодня проводникомъ, какъ это всегда бываетъ съ нами въ минуты душевнаго подъема, когда къ ощущеніямъ даннаго момента примѣшивается сознаніе нашего прошлаго и воображаемаго будущаго. А для Адама -- для наполнявшихъ его чувствъ -- церковная служба была такимъ проводникомъ, лучше котораго нельзя было придумать: эта смѣсь смиренія, раскаянія и порываній къ небу, это непрестанное чередованіе воплей о помощи съ страстными вспышками вѣры и славословіями, эти вновь и вновь повторяющіяся слова отвѣтныхъ возгласовъ и знакомый ритмъ короткихъ молитвъ говорили его душѣ гораздо больше, дѣйствовали на него гораздо сильнѣе, чѣмъ могла-бы подѣйствовать всякая другая форма поклоненія божеству. Вѣроятно и первымъ христіанамъ, всю жизнь съ ранняго дѣтства молившимся въ катакомбахъ, свѣтъ факеловъ и черныя тѣни живѣе напоминали о присутствіи Божества, нежели свѣтъ дня на улицахъ языческихъ городовъ. Тайна нашихъ ощущеній лежитъ не въ одномъ только ихъ объектѣ, а еще и въ неуловимой связи его cъ нашимъ прошлымъ. Неудивительно, что она ускользаетъ отъ несочувствующаго наблюдателя, и напрасно онъ будетъ вооружаться своею наблюдательностью, желая проникнуть ее: съ такимъ-же успѣхомъ онъ могъ бы вооружиться очками для того, чтобы различить запахъ.
Но даже на случайнаго посѣтителя богослуженіе въ Гейслопской церкви должно было дѣйствовать особенно сильно -- сильнѣе, чѣмъ въ большинствѣ церквей нашихъ глухихъ деревень; и на то была своя, особая причина, о которой -- я убѣжденъ -- вы нимало не догадываетесь. Причина эта была -- чтеніе нашего пріятеля Джошуа Раина. Гдѣ этотъ простой деревенскій башмачникъ научился такъ удивительно читать -- оставалось тайной даже для самыхъ близкихъ его друзей. Я думаю, что главнымъ его учителемъ была природа. Природа вложила часть своей музыки въ ограниченную душу этого честнаго ремесленика, какъ она это дѣлала и для другихъ узкихъ душъ до него. Во всякомъ случаѣ природа дала ему его чудесный басъ и музыкальное ухо; но я не рискну утверждать положительно, что только голосъ и слухъ вдохновляли его въ тѣхъ богатѣйшихъ модуляціяхъ, съ какими онъ подавалъ свои отвѣтные возгласы. Его манеру читать, когда голосъ его отъ глубокаго forte переходилъ къ меланхолическому piano, замирая на концѣ послѣдняго слова гудящимъ, едва слышнымъ эхо, въ родѣ того, какъ замираютъ дрожащіе звуки хорошей віолончели, я могу сравнить по силѣ тихой скорби, проникавшей ее, развѣ только съ порывами и завываніемъ осенняго вѣтра въ лѣсу. Можетъ показаться страннымъ, что я такъ говорю о чтеніи какого-то приходскаго клерка -- человѣка въ ржавыхъ желѣзныхъ очкахъ, съ щетинистыми волосами, съ широкой шеей и заостреннымъ, сдавленнымъ черепомъ. Но таковы капризы природы: изящный джентльменъ съ великолѣпной наружностью и поэтическими стремленіями поетъ жестоко не въ тонъ,-- она это допускаетъ и даже ничѣмъ не намекнетъ ему, что онъ поетъ фальшиво, но позаботится о томъ, чтобы какой-нибудь узколобый дѣтина, распѣвая балладу въ углу кабачка, оставался вѣренъ, какъ птица, мелодіи и размѣру.
Самъ Джошуа не слишкомъ цѣнилъ свое чтеніе; онъ гораздо больше гордился своимъ пѣніемъ и, переходя отъ аналоя на хоры, дѣлалъ это всегда съ усиленнымъ сознаніемъ собственной важности. А сегодня тѣмъ болѣе. Случай былъ чрезвычайный: умеръ старикъ, знакомый всему приходу,-- умеръ страшной смертью, безъ покаянія,-- а для ума крестьянина ничего не можетъ быть ужаснѣе этого,-- и вотъ, въ намять его внезапной смерти они будутъ пѣть похоронный псаломъ. Къ тому-же Бартля Масси не было въ церкви, и слѣдовательно ничто не будетъ затмѣвать славы Джошуа, какъ пѣвца. И они запѣли. Напѣвъ былъ торжественный, въ минорномъ тонѣ. Въ старинныхъ псалмахъ много скорбнаго, и слова: "Ты сметаешь насъ, какъ потокомъ; мы исчезаемъ, какъ сны" казались какъ-то особенно подходящими къ смерти бѣднаго Тіаса. Мать и сыновья слушали -- каждый съ своимъ, особымъ чувствомъ. Лизбета безотчетно вѣрила, что это пѣніе на пользу ея мужу: оно составляло часть тѣхъ "хорошихъ" похоронъ, на которыхъ она такъ настаивала; она часто дѣлала его несчастнымъ при жизни; но это, по ея понятіямъ, не было для него такимъ зломъ, какъ еслибы она лишила это приличнаго погребенія. Чѣмъ больше говорилось объ ея покойникѣ, чѣмъ больше дѣлалось для него, тѣмъ лучше ему на томъ свѣтѣ. Такъ чувствовала бѣдная темная крестьянка Лизбета, смутно понимая, что человѣческая любовь и жалость служатъ источникомъ вѣры въ иную, высшую любовь. Сетъ, всегда отличавшійся чувствительностью, проливалъ слезы и старался увѣрить себя, что довольно одного мига созданія передъ концомъ, чтобы получить прощеніе и примириться съ Богомъ, припоминая все, что онъ когда-нибудь слышалъ объ этомъ, ибо не говорилось-ли въ этомъ самомъ псалмѣ, который теперь пѣли, что пути Божіи неисповѣдимы, и дѣла Его не ограничены временемъ? Съ Адамомъ никогда еще до сихъ поръ не случалось, чтобъ онъ былъ не въ силахъ участвовать въ божественномъ пѣніи. Онъ пережилъ не мало горя; его испытанія начались съ отроческихъ лѣтъ, но это была первая скорбь, лишившая его голоса и -- странная вещь!-- скорбь была именно въ томъ, что онъ освободился отъ главнаго источника своихъ прежнихъ тяготъ и скорбей. Ему не пришлось пожать руку отцу передъ разлукой и сказать: "Отецъ, ты знаешь, я любилъ тебя; я никогда не забывалъ, чѣмъ я тебѣ обязанъ, какъ много ты дѣлалъ для меня, когда я былъ ребенкомъ,-- прости-же меня, если я бывалъ нетерпѣливъ съ тобой иной разъ". Адамъ не вспоминалъ сегодня, какъ много тяжелаго труда онъ положилъ на отца, сколько пошло на него его кровныхъ, заработанныхъ денегъ; онъ думалъ о томъ, что долженъ былъ чувствовать старикъ въ минуты своего униженія. Когда наше негодованіе переносится въ покорномъ молчаніи, укоры совѣсти являются обыкновеннымъ послѣд ствіемъ этого: насъ начинаютъ грызть сомнѣнія, мы упрекаемъ себя, если не въ недостаткѣ справедливости, то въ недостаткѣ великодушія во всякомъ случаѣ. Насколько-же сильнѣе должно быть это чувство, когда предметъ нашего гнѣва ушелъ отъ насъ въ страну вѣчнаго безмолвія, когда лицо его вспоминается намъ, какимъ мы видѣли его въ послѣдній разъ -- запечатлѣнное кроткимъ покоемъ смерти.
"Да, я былъ слишкомъ суровъ, говорилъ себѣ Адамъ.-- Я всегда этимъ грѣшу: я не умѣю быть терпѣливымъ съ людьми, когда они дурно поступаютъ; сердце мое закрывается для нихъ, и я не могу заставить себя имъ простить. Я и самъ вижу, что въ моей душѣ больше гордости, чѣмъ любви. Такимъ я былъ и съ отцомъ: мнѣ легче было лишнюю тысячу разъ ударить молоткомъ, чѣмъ заставить себя сказать ему доброе слово. Я исполнялъ свою обязанность -- работалъ для отца; но вѣдь дьяволъ прикладываетъ свою руку не къ однимъ нашимъ грѣхамъ, а и къ тому, что мы зовемъ своими обязанностями. Быть можетъ все то хорошее, что я когда-нибудь сдѣлалъ, было легчайшимъ для меня. Мнѣ всегда было пріятнѣе работать, чѣмъ сидѣть сложа руки, а вотъ свой нравъ покорить, смирить свою гордость -- вотъ это было для меня настоящей тяжелой работой. Мнѣ кажется, что еслибы сейчасъ я возвратился домой и засталъ тамъ отца -- живого, я велъ-бы себя иначе; такъ мнѣ теперь кажется, но какъ знать?-- можетъ быть только то и служитъ намъ урокомъ, что мы узнаемъ слишкомъ поздно. Хорошо было-бы, еслибъ мы всегда помнили, что жизнь нельзя передѣлывать заново. На этомъ свѣтѣ нѣтъ искупленія: что ты сдѣлалъ дурного, того ужъ не исправишь, какъ не исправишь невѣрнаго вычитанія тѣмъ, что сдѣлаешь вѣрно сложеніе".
Таковъ былъ главный тонъ мыслей Адама со дня смерти его отца, и торжественный, печальный напѣвъ похороннаго гимна только усиливалъ напряженность этихъ привычныхъ мыслей, Въ такомъ-же направленіи подѣйствовала на него и проповѣдь, для которой мистеръ Ирвайнъ взялъ текстъ, имѣвшій отношеніе къ смерти Тіаса. Это была простая, коротенькая проповѣдь на слова: "Среди жизни мы въ смерти"; проповѣдникъ говорилъ о томъ, что только настоящую минуту можемъ мы считать своею, и потому, если мы хотимъ быть справедливы и сострадательны, если хотимъ доказать свою любовь нашимъ близкимъ, мы должны пользоваться этой минутой. Все старыя истины, но то, что мы считали избитой, старой истиной, поражаетъ насъ какъ новость, когда мы видѣли мертвое лицо человѣка, составлявшаго часть нашей жизни. Не совершенно-ли также, желая показать намъ эффектъ какого-нибудь новаго яркаго свѣта, вы освѣщаете имъ самые обыденные, знакомые намъ предметы, чтобы мы могли лучше оцѣнить его силу, вспоминая тѣ-же предметы при болѣе сумрачномъ освѣщеніи?
Но вотъ настала минута послѣдняго благословенія, и раздались слова: "Благословеніе Господне на васъ", исполненныя вѣчнаго, высокаго смысла и какъ-бы сливавшіяся съ тихимъ сіяніемъ вечерняго солнца, падавшимъ сверху на склоненныя головы молящихся. Затѣмъ всѣ тихо поднялись съ мѣстъ; матери одѣвали маленькихъ дѣтей, проспавшихъ всю проповѣдь, отцы собирали молитвенники; наконецъ всѣ потянулись къ выходу черезъ старинную аркаду и высыпали на паперть и на зеленое кладбище. Начался обмѣнъ учтивостей, завязалась пріятельская бесѣда, посыпались приглашенія къ чаю ибо въ воскресенье всякій былъ радъ гостю,-- воскресенье такой день, когда всѣ должны быть въ своемъ лучшемъ нарядѣ и въ самомъ хорошемъ расположеніи духа.
Мистеръ и мистрисъ Пойзеръ остановились на паперти, поджидая Адама; имъ не хотѣлось уйти, не сказавъ ласковаго слова вдовѣ и ея сыновьямъ.
-- Не падайте духомъ, мистрисъ Бидъ, сказала мистрисъ Пойзеръ, когда тѣ подошли, и они всѣ вмѣстѣ тронулись въ путь.-- Мужья и жены должны считать себя счастливыми, если они дожили вмѣстѣ до сѣдыхъ волосъ и выроста я и дѣтей.
-- Конечно,-- подтвердилъ мистеръ Пойзеръ: -- тогда имъ недолго ждать другъ друга на томъ свѣтѣ. А у васъ, мистрисъ Бидъ, такіе два молодца сына, что другихъ такихъ по всей округѣ не сыщешь. Впрочемъ у васъ и должны быть здоровыя дѣти: я помню, какимъ высокимъ, широкоплечимъ дѣтиной былъ бѣдный Тіасъ въ свое время. Да и вамъ грѣхъ пожаловаться: вонъ какъ вы до сихъ поръ прямо держитесь -- лучше любой изъ нынѣшнихъ молоденькихъ женщинъ.
-- Да, битая посуда, говорятъ, два вѣка живетъ,-- сказала Лизбета,-- только ей-то мало отъ этого проку. Чѣмъ скорѣй меня положатъ подъ Бѣлыми Кустами, тѣмъ лучше; я никому теперь не нужна.
Адамъ никогда не возражалъ на эти маленькія несправедливыя жалобы, но Сетъ сказалъ:
-- Нѣтъ, мама, напрасно ты такъ говоришь; у твоихъ сыновей другой матери ужъ не будетъ.
-- Правда, парень, совершенная правда,-- подхватилъ мистеръ Пойзеръ.-- Онъ правъ, мистрисъ Бидъ; грѣшно такъ поддаваться горю; это только маленькому ребенку пристало плакать, когда отецъ или мать отберутъ у него игрушку. Отецъ нашъ Небесный лучше насъ знаетъ, что для насъ хорошо.
-- Да, грѣшно ставить мертвыхъ выше живыхъ,-- сказала мистрисъ Пойзеръ.-- Всѣ мы когда-нибудь умремъ, и мнѣ кажется, было-бы лучше, еслибъ намъ доказывали свою любовь, пока мы живы, чѣмъ начинать заботиться о насъ, когда насъ нѣтъ. Какая польза поливать прошлогоднее жнитво?
-- Надѣюсь, Адамъ,-- заговорилъ мистеръ Пойзеръ, чувствуя, что въ словахъ его жены было, какъ всегда, больше правды, чѣмъ мягкости, и что будетъ лучше перемѣнить разговоръ,-- надѣюсь, вы теперь скоро опять къ намъ придете. Давно уже мы съ вами не бесѣдовали, да и хозяйкѣ моей вы нужны: у нея сломалась лучшая ея самопрялка; надо, чтобъ вы взглянули, что можно съ ней сдѣлать; а работы будетъ, кажется, не мало. Такъ вы придете?-- мы будемъ васъ ждать.
Мистеръ Пойзеръ замолчалъ и озирался по сторонамъ, отыскивая кого-то глазами -- очевидно Гетти, такъ какъ дѣти бѣжали впереди. Гетти шла не одна, и если прежде въ ея нарядѣ преобладали розовый и бѣлый цвѣта, то теперь и подавно: теперь она держала въ рукѣ удивительный розовый съ бѣлымъ оранжерейный цвѣтокъ съ какимъ-то очень длиннымъ названіемъ -- шотландскимъ, какъ она полагала, потому-что всѣ говорили, что мистеръ Крегъ, садовникъ, былъ шотландецъ. Адамъ воспользовался случаемъ и тоже оглянулся въ ту сторону, и, я надѣюсь, вы не посѣтуете на него зато, что онъ не ощутилъ ни малѣйшей досады, замѣтивъ, съ какимъ капризно-недовольнымъ выраженіемъ на своемъ прелестномъ личикѣ Гетти слушала болтовню мистера Крега. А между тѣмъ въ глубинѣ души она была рада его обществу, потому-что надѣялась узнать отъ него, отчего Артура не было въ церкви. Она, конечно, и не подумаетъ разспрашивать его, но можетъ быть онъ скажетъ самъ, какъ-нибудь случайно, ибо мистеръ Крегъ, въ качествѣ лица, занимавшаго высокое положеніе въ замкѣ, очень любилъ сообщать новости.
Мистеръ Крегъ не подозрѣвалъ, что его пріятная бесѣда и ухаживанія принимаются холодно, ибо даже для самаго широкаго ума бываетъ невозможно перенестись на чужую точку зрѣнія дальше извѣстныхъ границъ. Никто изъ насъ не знаетъ, какое впечатлѣніе мы производимъ на бразильскихъ обезьянъ съ слабо развитымъ мозгомъ: очень возможно, что онѣ о насъ самаго низкаго мнѣнія. Къ тому-же мистеръ Крегъ былъ человѣкъ не слишкомъ пылкихъ страстей, и шелъ уже десятый годъ съ той поры, какъ онъ началъ размышлять о сравнительныхъ преимуществахъ женитьбы и холостой жизни, не зная, чему отдать предпочтеніе. Случалось, правда, что, разгорячившись не въ мѣру отъ лишняго стаканчика грога, онъ говорилъ во всеуслышаніе, что Гетти "славная дѣвочка" и что "можно пожалуй выбрать и хуже", но въ дружеской бесѣдѣ человѣкъ вообще бываетъ склоненъ употреблять сильныя выраженія.
У Мартина Пойзера мистеръ Крегъ былъ въ чести, какъ человѣкъ, понимающій толкъ въ своемъ дѣлѣ и обладающій большими свѣдѣніями по части всякихъ почвъ и компостовъ; но мистрисъ Пойзеръ его не долюбливала и не одинъ разъ говорила мужу въ минуты откровенности: "Вотъ ты такъ цѣнишь Крега, а по моему онъ похожъ на пѣтуха, который воображаетъ, что солнце встаетъ съ единственной цѣлью послушать, какъ онъ закричитъ кукуреку ". Во всякомъ случаѣ мистеръ Крегъ былъ хорошимъ садовникомъ и имѣлъ нѣкоторыя основанія быть высокаго мнѣнія о себѣ. Собой онъ былъ неказистъ -- сутуловатъ, съ широкими, выдающимися скулами; когда ходилъ, закладывалъ руки въ карманы и вытягивалъ голову немного впередъ. Если онъ и имѣлъ преимущество быть шотландцемъ, такъ развѣ только по своему родословному дереву, а не со стороны ближайшей родни, ибо -- если не считать сильной картавости,-- говоръ его мало чѣмъ отличался отъ говора его ломширскихъ земляковъ. Но всѣ садовники непремѣнно шотландцы, какъ всѣ учителя французскаго языка -- парижане.
-- А знаете, мистеръ Пойзеръ, заговорилъ мистеръ Крегъ, прежде чѣмъ добродушный, неповоротливый фермеръ успѣлъ открыть ротъ,-- вѣдь вамъ не убрать завтра вашего сѣна: барометръ стоитъ на перемѣнной погодѣ, и попомните мое слово, что не пройдетъ и сутокъ, какъ у насъ опять будетъ дождь. Видите вы вонъ ту темно-синюю тучку на горизонтѣ?-- вы вѣдь знаете, что такое горизонтъ?-- линія, гдѣ земля сходится съ небомъ.
-- Тучку-то я вижу, а ужъ на горизонтѣ-ли, или нѣтъ -- суть не въ томъ, отвѣчалъ мистеръ Пойзеръ.-- Вонъ она, прямо надъ залежью Мика Гольдсворта, и прескверно вспахана эта залежь, надо правду сказать.
-- Ну такъ вотъ попомните мое слово, что не успѣете вы накрыть брезентомъ и одной копны вашего сѣна, какъ эта тучка разойдется по всему небу... Да, великая эта вещь -- понимать видъ облаковъ. Всѣ эти ваши метеорологическіе альманахи не скажутъ мнѣ ничего новаго, а вотъ я такъ могъ-бы научить людей кое-чему, еслибъ меня захотѣли спросить... Ну что, мистрисъ Пойзеръ, какъ ваши дѣла? Вѣрно уже подумываете о сборѣ красной смородины? Я бы совѣтовалъ вамъ не дожидаться, пока она совсѣмъ поспѣетъ; съ такой погодой, какая у насъ теперь на носу, надо спѣшить. А вы какъ поживаете, мистрисъ Бидъ? продолжалъ мистеръ Крегъ безъ всякаго перерыва, кивнувъ мимоходомъ Адаму и Сету.-- Надѣюсь, вы остались довольны шпинатомъ и крыжовникомъ что я послалъ вамъ намедни съ Честеромъ? Если бы вамъ понадобились овощи въ это тяжелое для васъ время,-- вы знаете, гдѣ ихъ взять. Я никогда не раздаю чужого добра -- всѣ это знаютъ, но за исключеніемъ тѣхъ продуктовъ, которые я поставляю на господскій домъ, весь садъ и огородъ въ моемъ пользованіи, и я сильно сомнѣваюсь, чтобы старый сквайръ могъ найти другого человѣка, который справился-бы съ этимъ дѣломъ, не говоря уже о томъ, что едва ли-бы онъ захотѣлъ и искать. Скажу безъ преувеличенія: мнѣ приходится вести очень точный разсчетъ, чтобы выручить тѣ деньги, которыя я плачу сквайру. Хотѣлъ-бы я знать, найдется-ли хоть одинъ изъ тѣхъ господъ, что сочиняютъ альманахи, который умѣлъ-бы видѣть настолько дальше своего носа, насколько мнѣ приходится это дѣлать изъ года въ годъ.
-- Однако, мнѣ кажется они видятъ достаточно далеко, осмѣлился возразить мистеръ Пойзеръ почтительнымъ тономъ, склонивъ голову на бокъ.-- Взять хоть ту старинную картину, гдѣ изображенъ пѣтухъ съ огромными шпорами, которому сбиваютъ голову якоремъ, а сзади военные корабли и пальба. Вѣдь эта картина нарисована до Рождества Христова, а между тѣмъ все, что на ней изображено, сбылось не хуже библейскихъ пророчествъ. Пѣтухъ этотъ -- Франція, а якорь -- Нельсонъ, и значитъ все было предсказано заранѣе.
-- Мало-ли что! сказалъ мистеръ Крегъ.-- Не надо видѣть особенно далеко, чтобъ предсказать, что англичанинъ всегда побьетъ француза. Я знаю изъ вѣрнаго источника, что французъ въ пять футовъ ростомъ считается у нихъ велика и о мъ и что они живутъ на одномъ супѣ. Я былъ знакомъ съ однимъ человѣкомъ,-- такъ его отецъ очень хорошо зналъ французовъ. Ну, посудите сами: что могутъ сдѣлать эти стрекозы противъ такихъ здоровыхъ молодцовъ, какъ нашъ капитанъ Артуръ, напримѣръ? Да всякій французъ испугается одного его вида: вѣдь каждая его рука толще любого француза, готовъ побожиться, потому что всѣ они носятъ корсеты. Впрочемъ, имъ оно и нетрудно, когда у нихъ пустые животы.
-- А гдѣ капитанъ, что его сегодня не было въ церкви? спросилъ Адамъ.-- Я видѣлся съ нимъ въ пятницу, и онъ ничего не говорилъ о томъ, что уѣзжаетъ.
-- О, онъ недалеко -- въ Игльдэлѣ,-- поѣхалъ поудить: я думаю, черезъ нѣсколько дней онъ вернется; онъ вѣдь хотѣлъ самъ наблюдать за приготовленіями къ тридцатому іюля. Онъ любитъ укатить кое-когда на денекъ, на два. Они со старымъ сквайромъ, что морозъ и цвѣты: такъ-же хорошо уживаются вмѣстѣ.
Сдѣлавъ это замѣчаніе, мистеръ Крегъ улыбнулся и выразительно подмигнулъ, но интересную тему не пришлось развивать дальше, такъ какъ въ эту минуту компанія дошла до поворота, гдѣ Адамъ и его спутники должны были проститься съ Пойзерами. Садовнику было-бы тоже по пути съ Видами, еслибъ онъ не принялъ приглашенія мистера Пойзера на чай. Мистрисъ Пойзеръ, какъ радушная хозяйка, поддержала приглашеніе мужа. Она сочла-бы величайшимъ для себя позоромъ, еслибы позволила себѣ нарушить священный законъ гостепріимства: личныя симпатіи и антипатіи не должны идти въ счетъ въ такихъ случаяхъ. Притомъ-же мистеръ Крегъ въ своихъ сношеніяхъ съ семьей на Большой Фермѣ былъ сама любезность, и мистрисъ Пойзеръ, говоря о немъ, всегда добросовѣстно заявляла, что она ровно ничего противъ него не имѣетъ,-- жаль только, что его нельзя перекроить, заново, и по другому фасону.
Итакъ, Адамъ и Сетъ съ матерью свернули по дорогѣ къ долинѣ, а спустившись въ долину, опять поднялись на гору, къ старому дому, гдѣ грустное воспоминаніе заступило теперь мѣсто долгой, долгой заботы, и гдѣ Адамъ никогда уже больше не спроситъ, возвратившись съ работы: "А гдѣ-же отецъ?"
А другая семья, въ обществѣ мистера Крега, вернулась къ своему уютному, свѣтлому очагу на Большой Фермѣ, съ спокойнымъ, бодрымъ духомъ -- всѣ, кромѣ Гетти, которая знала теперь, куда уѣхалъ Артуръ, но волновалась и недоумѣвала пуще прежняго. Она узнала, что отсутствіе его не было вынужденнымъ; ему незачѣмъ было уѣзжать, и онъ не уѣхалъ-бы, еслибъ хотѣлъ ее видѣть. Душу ея наполняло гнетущее сознаніе, что для нея нѣтъ больше радостей въ жизни если не сбудутся ея ночныя грезы того памятнаго дня, и въ эти минуты холоднаго, безотраднаго разочарованія и сомнѣній она смотрѣла впередъ, на возможность быть опять съ Артуромъ, снова видѣть его любящій взглядъ и слышать нѣжныя рѣчи съ тою страстной тоской ожиданія, которую по справедливости можно назвать "разростающейся болью" любви.