ТАНЦЫ.
Артуръ выбралъ для танцевъ парадныя сѣни. Это была очень хорошая мысль: ни въ какой другой комнатъ не могло быть столько воздуха и простора, и нигдѣ больше не было такихъ широкихъ дверей, отворявшихся прямо въ садъ, и такого удобнаго сообщенія съ другими комнатами. Конечно, танцовать на каменномъ полу было не особенно удобно, но вѣдь большинство участниковъ бала привыкло отплясывать на кухонномъ полу. Это были одни изъ тѣхъ огромныхъ сѣней, по сравненію съ которыми всѣ остальныя комнаты кажутся какими-то чуланами,-- роскошныя сѣни съ гипсовыми ангелами, трубами и цвѣточными гирляндами на высокомъ потолкѣ, съ большими медальонами на стѣнахъ, изображающими всевозможныхъ героевъ, и со статуями въ глубокихъ нишахъ. Такое помѣщеніе можно было великолѣпно разубрать свѣжей зеленью, и мистеръ Крегъ былъ счастливъ возможностью щегольнуть при этомъ своимъ вкусомъ и своими рѣдкими оранжерейными растеніями. Широкія ступени каменной лѣстницы были устланы подушками для дѣтей, такъ какъ предполагалось, что дѣти пробудутъ до половины десятаго и посмотрятъ на танцы, а потомъ ихъ разошлютъ по домамъ. А такъ какъ эта бальная зала (потому что была и другая) предназначалась исключительно для крупныхъ арендаторовъ, то въ мѣстахъ не могло быть недостатка. Освѣщеніе состояло изъ прелестныхъ цвѣтныхъ бумажныхъ фонариковъ, развѣшенныхъ между вѣтками. Жены и дочери фермеровъ -- тѣ, которыя успѣли заглянуть въ эту залу,-- увѣряли, что онѣ не могли себѣ представить болѣе великолѣпной картины: теперь онѣ знаютъ, въ какихъ комнатахъ живутъ король съ королевой, говорили онѣ, и не безъ сожалѣнія вспоминали о своихъ знакомыхъ и родственницахъ, которымъ судьба отказала въ такомъ прекрасномъ случаѣ познакомиться съ жизнью большого свѣта. Фонарики уже горѣли, хотя солнце только что сѣло, и надъ лужайкой былъ разлитъ тотъ мягкій вечерній свѣтъ, при которомъ всѣ предметы мы видимъ, какъ будто даже отчетливѣе, чѣмъ среди бѣлаго дня.
Лужайка и цвѣтникъ представляли премилую картину. Дорожки между цвѣточныхъ клумбъ и кустовъ пестрѣли движущимися фигурами фермеровъ, ихъ женъ и дѣтей; много было гуляющихъ и на широкой прямой дорогѣ, что шла отъ восточнаго фасада, пересѣкая зеленый коверъ густой и ровной травы, но которому безъ всякой симметріи были разбросаны отдѣльныя деревья,-- здѣсь темный развѣсистый кедръ, тамъ высокая пирамидальная ель съ нижними вѣтвями, лежащими почти на землѣ. Толпа поселянъ и мелкихъ фермеровъ въ паркѣ постепенно рѣдѣла: молодежь убѣжала, привлеченная свѣтомъ, уже появившимся въ окнахъ верхней галлереи аббатства, гдѣ была устроена вторая бальная зала, а кто постарше и посолиднѣе -- потихоньку отправлялся домой. Къ числѣ этихъ послѣднихъ были Лизбета Бидъ съ Сетомъ. Сетъ уходилъ домой не только изъ вниманія къ матери, но и потому, что совѣсть не позволяла ему принять участіе въ танцахъ. Для него этотъ день далеко не былъ днемъ веселья: никогда образъ Дины не преслѣдовалъ его такъ неотступно, какъ въ этой праздничной обстановкѣ, гдѣ все было такъ непохоже на нее. Насмотрѣвшись на безсмысленныя лица окружавшихъ его молодыхъ женщинъ и на ихъ яркія платья, онъ только живѣе видѣлъ ее передъ собой. Мы глубже чувствуемъ красоту и величіе изображенія Мадонны, увидѣвъ его послѣ того, какъ его заслонила отъ насъ на минуту какая-нибудь вульгарная головка въ шляпкѣ. Но постоянное присутствіе Дины въ душѣ Сета поддерживало его: оно давало ему силы быть терпѣливымъ съ матерью, которая къ концу дня становилась все раздражительнѣе. Въ сердцѣ бѣдной Лизбеты происходила борьба самыхъ противурѣчивыхъ чувствъ. Гордая радость, которую доставило ей чествованіе ея любимца Адама, начинала блѣднѣть, отравленная ревностью и обидой, разгорѣвшимися въ ней съ новою силой, когда Адамъ пришелъ ей сказать, что капитанъ Донниторнъ проситъ его присоединиться къ танцующимъ въ большой залѣ. Адамъ все больше и больше ускользалъ отъ нея: теперь она бы дорого дала, чтобы вернуть прошлое со всѣми его невзгодами, потому что тогда Адамъ больше дорожилъ своей матерью, и слова ея что-нибудь значили для него.
-- Какъ ты можешь говорить о танцахъ!-- сказала она; -- вѣдь не прошло еще и пяти недѣль, какъ отца твоего схоронили. Лучше бы и мнѣ лежать съ нимъ рядомъ въ могилѣ, чѣмъ мѣшать другимъ веселиться и заживать чужой вѣкъ.
-- Нѣтъ, мама, напрасно ты смотришь на это такъ мрачно,-- отвѣчалъ ей Адамъ, рѣшившійся быть сегодня съ матерью кроткимъ и ласковымъ.-- Я танцовать не собираюсь,-- я только посмотрю. Капитанъ желаетъ, чтобъ я присутствовалъ на балѣ, и мнѣ кажется, отказываться неловко: если я скажу, что мнѣ не хочется оставаться, это будетъ имѣть такой видъ, какъ будто я считаю себя умнѣе его. А ты вѣдь знаешь, какъ онъ велъ себя сегодня по отношенію ко мнѣ.
-- Дѣлай какъ знаешь, твоя старуха мать не вправѣ перечить тебѣ. Что она такое для тебя?-- все равно, что старая шелуха для спѣлаго орѣха, которому она больше не нужна.
-- Ну хорошо, мама, сказалъ Адамъ,-- я пойду и скажу капитану, что тебѣ непріятно, чтобъ я оставался, и потому я лучше уйду; тогда онъ не приметъ этого въ дурную сторону, я увѣренъ, а я охотно уйду домой.
Онъ выговорилъ это съ нѣкоторымъ усиліемъ, потому-что ему очень хотѣлось побыть съ Гетти этотъ вечеръ.
-- Нѣтъ, нѣтъ, не надо, я не хочу,-- молодой сквайръ разсердится. Ступай и дѣлай, какъ онъ тебѣ приказалъ, а мы съ Сетомъ пойдемъ домой. Я знаю, такое приглашеніе -- большая честь для тебя, а кому-же и гордиться тобой, какъ не твоей матери? Не она-ли ростила тебя и холила всѣ эти годы?
-- Ну такъ прощай, мама;-- прощай, братъ. Не забудьте про Джипа, какъ придете домой -- сказалъ Адамъ, поворачивая къ лужайкѣ, гдѣ онъ разсчитывалъ присоединиться наконецъ къ Пойзерамъ: все послѣ обѣда онъ былъ такъ занятъ, что не успѣлъ перекинуться съ Гетти ни однимъ словомъ. Его зоркіе глаза вскорѣ различили вдали знакомую группу, направлявшуюся къ дому по широкой, усыпанной гравіемъ дорожкѣ. Онъ былъ увѣренъ, что не ошибся, и поспѣшилъ имъ на встрѣчу.
-- А, Адамъ, очень радъ, что вижу васъ, наконецъ, сказалъ мистеръ Пойзеръ, выступавшій впереди съ Тотти на рукахъ.-- Ну что, собираетесь веселиться? Покончили съ вашей работой, надѣюсь?... А Гетти то, кажется, ангажирована на всѣ танцы; я только-что спрашивалъ ее, танцуетъ-ли она съ вами, и она сказала -- нѣтъ.
-- Да я не думалъ танцовать сегодня, проговорилъ Адамъ и посмотрѣлъ на Гетти, уже почти готовый измѣнить своему рѣшенію.
-- Вотъ вздоръ! сказалъ мистеръ Пойзеръ.-- Сегодня всѣ танцуютъ, кромѣ стараго сквайра да мистрисъ Ирвайнъ. Мистрисъ Бестъ намъ сказала, что даже миссъ Лидди и миссъ Ирвайнъ будутъ танцовать, а молодой сквайръ намѣренъ открыть балъ съ моей женой, такъ-что ей поневолѣ придется плясать, хоть она уже нѣсколько лѣтъ какъ отказалась отъ танцевъ,-- съ тѣхъ самыхъ святокъ, когда мы ожидали рожденія Тотти. Съ какой стати вамъ не танцовать, Адамъ? Это будетъ просто срамъ. Такой молодой человѣкъ, и собой молодецъ, да и танцуете вы не хуже любого изъ насъ.
-- Нѣтъ, нѣтъ, это не годится, подтвердила и мистрисъ Пойзеръ.-- Конечно, танцы -- глупое занятіе, я съ этимъ согласна, но если въ жизни дѣлать только умныя вещи,-- далеко не уѣдешь. Когда похлебка налита, надо ѣсть и жижу, и гущу, или совсѣмъ не ѣсть.
-- Ну, такъ если Гетти не откажется протанцовать со мной, я буду танцовать,-- сказалъ Адамъ, уступая доводамъ мистрисъ Пойзеръ, а можетъ быть и чему-то другому.-- Который контрдансъ у васъ свободенъ, Гетти?
-- На четвертый у меня нѣтъ кавалера, отвѣчала Гетти,-- и я могу танцовать его съ вами, если хотите.
-- Да, но въ такомъ случаѣ, Адамъ, вамъ слѣдуетъ танцовать и первый контрдансъ, иначе это покажется страннымъ, сказалъ мистеръ Пойзеръ.-- Въ хорошенькихъ дамахъ нѣтъ недостатка,-- есть изъ кого выбирать, а молодыя дѣвушки не любятъ, когда мужчины стоятъ вдоль стѣнъ и не приглашаютъ ихъ.
Адамъ почувствовалъ всю справедливость замѣчанія мистера Пойзера,-- неловко, если онъ будетъ танцовать съ одной только Гетти,-- и, вспомнивъ, что Джонатанъ Бурджъ имѣлъ сегодня нѣкоторое основаніе питать противъ него обиду, онъ рѣшилъ пригласить на первый танецъ миссъ Мари, если у нея еще нѣтъ кавалера.
Часы на башнѣ бьютъ восемь, сказалъ мистеръ Пойзеръ:-- пора намъ идти въ залу, а не то, пожалуй, сквайръ и его дамы придутъ раньше насъ, а это будетъ неловко.
Едва они успѣли придти въ залу и усадить троихъ дѣтей на лѣстницѣ, сдавъ ихъ на попеченіе Молли, какъ створчатыя двери гостиной широко распахнулись, и вошелъ Артуръ въ своемъ военномъ мундирѣ, подъ руку съ мистрисъ Ирвайнъ, которую онъ провелъ черезъ всю комнату къ эстрадѣ, покрытой ковромъ и уставленной оранжерейными растеніями, откуда она, миссъ Анна и мистеръ Донниторнъ-старшій должны были смотрѣть на танцующихъ, какъ короли и королевы въ трагедіяхъ. Артуръ, какъ онъ говорилъ, надѣлъ мундиръ въ угоду своимъ арендаторамъ, которымъ его военный чинъ представлялся чѣмъ-то въ родѣ сана перваго министра и ужъ никакъ не ниже. Артуръ ровно ничего не имѣлъ противъ того, чтобы доставить имъ это удовольствіе: военный мундиръ чрезвычайно какъ шелъ къ его лицу и фигурѣ.
Старый сквайръ, прежде чѣмъ сѣсть, обошелъ всю залу, чтобъ поздороваться съ арендаторами и сказать ихъ женамъ нѣсколько вѣжливыхъ словъ. Онъ былъ всегда вѣжливъ, но фермеры хоть и долго ломали голову, стараясь объяснить себѣ значеніе этой вѣжливости, однако раскусили-таки наконецъ, что внѣшній лоскъ былъ въ немъ однимъ изъ признаковъ черствости сердца. Всѣ замѣтили, что въ этотъ вечеръ особенно утонченной любезностью отличалось обращеніе его съ мистрисъ Пойзеръ. Онъ долго разспрашивалъ ее о здоровьѣ, совѣтовалъ обливаться холодной водой, какъ дѣлалъ онъ самъ, и избѣгать всякихъ лекарствъ.
Мистрисъ Пойзеръ сдѣлала книксенъ и поблагодарила за совѣтъ съ большимъ самообладаніемъ, но когда онъ отошелъ, шепнула мужу: "Даю голову на отсѣченіе, что онъ затѣваетъ противъ насъ какую-нибудь каверзу. Ужъ если чортъ завилялъ хвостомъ -- это недаромъ". Мистеръ Пойзеръ не успѣлъ отвѣтить, потому-что въ эту минуту къ нимъ подошелъ Артуръ и сказалъ: "Мистрисъ Пойзеръ, я пришелъ просить васъ сдѣлать мнѣ честь быть моей дамой на первый контрдаттсъ, а насъ, мистеръ Пойзеръ, если позволите, я провожу къ моей теткѣ, такъ какъ она желаетъ танцовать съ вами".
Блѣдныя щеки жены, когда Артуръ повелъ ее въ другой конецъ комнаты, къ эстрадѣ, вспыхнули отъ непривычнаго, волнующаго сознанія оказанной ей чести, но мужъ, которому лишній стаканчикъ вина возвратилъ его юношескую вѣру въ свою красивую наружность и умѣнье танцовать, выступалъ рядомъ съ ними вполнѣ развязно и гордо, льстя себя втайнѣ увѣренностью, что у миссъ Лидіи никогда въ жизни не бывало кавалера, который могъ-бы такъ ловко ее завертѣть и приподнять отъ пола, какъ онъ. Чтобы уравновѣсить оба прихода въ оказанномъ имъ вниманіи, миссъ Ирвайнъ танцовала съ Люкомъ Бриттономъ, самымъ крупнымъ фермеромъ изъ Брокстона, а мистеръ Гавэнъ съ мистрисъ Бриттонъ. Мистеръ Ирвайнъ, усадивъ свою сестру Анну, отправился въ галлерею аббатства (какъ у нихъ было заранѣе условлено съ Артуромъ) взглянуть, хорошо-ли тамъ веселятся мелкіе фермеры и крестьяне. Тѣмъ временемъ менѣе почетныя пары танцующихъ заняли свои мѣста. Гетти танцовала съ неизбѣжнымъ мистеромъ Крегомъ, а Мэри Бурджъ съ Адамомъ. И вотъ грянула музыка, и начался контрдансъ, великолѣпный деревенскій контрдансъ, лучшій изъ всѣхъ танцевъ.
Какая жалость, что полъ былъ не деревянный, а то равномѣрное постукиванье толстыхъ башмаковъ отбивало-бы тактъ лучше всякаго барабана. Это веселое притоптыванье, эти ласковые кивки головой, этотъ широкій, кругообразный, исполненный радушія жестъ, съ которымъ кавалеръ подаетъ руку дамѣ,-- гдѣ ихъ увидишь нынче? Эта простая пляска скромно одѣтыхъ матронъ, отложившихъ въ сторону на время всѣ свои хозяйственныя и домашнія заботы, чтобы вспомнить молодость, но не молодящихся и не завидующихъ молоденькимъ дѣвушкамъ, своимъ дочерямъ, что танцуютъ тутъ-же, а гордящихся ими,-- это праздничное оживленіе солидныхъ мужей, отпускающихъ комплиментики собственнымъ женамъ, какъ-будто вернулись дни ихъ жениховства,-- эти пары юношей и дѣвушекъ, конфузливыхъ и неловкихъ, не знающихъ, что имъ сказать другъ другу,-- было-бы отраднымъ разнообразіемъ видѣть все это иногда вмѣсто лифовъ съ низкимъ вырѣзомъ и широкихъ модивіхъ юбокъ, вмѣсто недоброжелательныхъ взглядовъ искоса, критически осматривающихъ костюмы, и томныхъ молодыхъ людей въ лакированныхъ ботинкахъ, съ двусмысленной улыбкой на губахъ.
Удовольствіе Мартина Пойзера было-бы полнымъ, еслибы не одна маленькая зацѣпка: дѣло въ томъ, что въ танцахъ ему постоянно приходилось сталкиваться съ этимъ нерадивымъ, неряшлымъ хозяиномъ -- Люкомъ Бриттономъ. Онъ хотѣлъ было пюидать своему взгляду оттѣнокъ ледяной холодности въ тотъ моментъ, когда визави должны были мѣняться дамами, но тутъ какъ разъ вмѣсто ненавистнаго Люка противъ него очутилась ни въ чемъ неповинная миссъ Ирвайнъ, а ее онъ отнюдь не имѣлъ въ виду заморозить. Тогда онъ махнулъ на все рукой, откинулъ въ сторону нравственныя соображенія и разрѣшилъ своему лицу принять выраженіе просто веселое, безъ всякихъ оттѣнковъ.
Какъ у Гетти билось сердце, когда Артуръ къ ней подходилъ! Онъ, кажется, еще ни разу не взглянулъ на нее во весь день,-- теперь онъ долженъ будетъ взять ея руку. Пожметъ онъ ей руку? Взглянетъ-ли на нее? Ей казалось, что она заплачетъ, если онъ ничѣмъ не выразитъ ей своихъ чувствъ. Вотъ онъ уже близко... онъ беретъ ея руку. Да, онъ пожимаетъ ее. Гетти вся поблѣднѣла, когда подняла на него глаза на секунду и встрѣтила его взглядъ передъ тѣмъ, какъ ходъ танца снова ихъ разлучилъ. Эта блѣдность, эти молящіе глаза больно укололи Артура: они были для него какъ-бы началомъ тяжелаго страданія и преслѣдовали его въ то время, какъ онъ долженъ былъ танцовать, шутить и улыбаться. Въ дѣйствительности взглядъ Гетти не имѣлъ того глубокаго значенія, какое онъ ему придавалъ: этотъ взглядъ показывалъ только, что въ ней происходитъ борьба между желаніемъ, чтобы Артуръ ее замѣтилъ, и боязнью выдать это желаніе другимъ.
Но лицо Гетти имѣло свой языкъ, выражавшій гораздо больше, чѣмъ она чувствовала. Есть лица, надѣленныя отъ природы трогательными оттѣнками выраженій, отнюдь не составляющими собственности той человѣческой души, которая бьется подъ ними, но свидѣтельствующими о радостяхъ и скорбяхъ минувшихъ поколѣній,-- глаза, говорящіе о глубокой любви, которая, безъ сомнѣнія, жила и живетъ гдѣ-нибудь, но только не въ нихъ, а можетъ быть въ безцвѣтныхъ, некрасивыхъ глазахъ, ровно ничего не говорящихъ. Такъ народный языкъ можетъ быть полонъ поэзіи, совершенно чуждой устамъ, которыя на немъ изъясняются. Этотъ взглядъ Гетти терзалъ Артура, давилъ его страхомъ, къ которому примѣшивалась, однако, страшная, безсознательная радость,-- радость, что она такъ сильно любитъ его. Трудная задача предстояла ему; въ этотъ моментъ, по крайней мѣрѣ, онъ чувствовалъ, что отдалъ-бы три года своей молодости за счастье свободно, безъ угрызеніи, отдаться своей страсти къ Гетти.
Вотъ какія несообразныя мысли проносились у него въ головѣ въ то время, когда онъ велъ мистрисъ Пойзеръ (задыхавшуюся отъ усталости и твердо рѣшившую въ душѣ, что никакая земная власть -- ни присяжные, ни судьи -- никогда больше не заставятъ ее танцовать) -- когда онъ велъ ее въ столовую, гдѣ для гостей былъ устроенъ открытый буфетъ.
-- Я напоминала Гетти, сэръ, что она обѣщала танцовать съ вами, сказала ему въ невинности души эта добрая женщина.-- Она у насъ такая вѣтреная, что способна забыть свое обѣщаніе и раздать всѣ контрдансы; такъ я и сказала ей, чтобъ она помнила о васъ.
-- Благодарю васъ, мистрисъ Пойзеръ, отвѣчалъ Артуръ, и нельзя сказать, чтобы совѣсть его была при этомъ совершенно спокойна.-- Теперь я пойду, а вы присядьте вотъ на это кресло, и Мильсъ подастъ вамъ, чего вы пожелаете.
И онъ побѣжалъ отыскивать другую солидную матрону, ибо необходимо было оказать должное вниманіе замужнимъ женщинамъ, прежде чѣмъ приглашать молодыхъ. Снова грянулъ оркестръ, и опять весело затопали толстые башмаки, закивали головы и кругообразно задвигались руки.
Наконецъ, насталъ чередъ четвертаго контрданса, такъ страстно ожидаемаго мужественнымъ, серьезнымъ Адамомъ, какъ будто бы онъ былъ восемпадцатилѣтнимъ юношей съ бѣлыми барскими руками. Всѣ мы одинаковы, когда любимъ впервые, а Адамъ никогда еще не касался руки Гетти, кромѣ тѣхъ мимолетныхъ мгновеній, когда они здоровались или прощались; онъ танцовалъ съ нею раньше одинъ только разъ. Его глаза, помимо его воли, жадно слѣдили за ней въ этотъ вечеръ, и съ каждымъ новымъ взглядомъ на нее любовь его все росла. Она вела себя сегодня такъ мило, такъ спокойно, совсѣмъ не кокетничала, улыбалась рѣже обыкновеннаго; въ ней было что-то нѣжное, почти грустное. "Благослови ее Боже!" -- говорилъ онъ себѣ.-- "Я сдѣлаю ее счастливой, если для этого довольно сильныхъ рукъ, которыя будутъ работать для нея, и сердца, которое будетъ любить ее".
И мало-по-малу имъ овладѣли восхитительныя грезы. Вотъ онъ возвращается домой съ работы, обнимаетъ Гетти, и ея щечка нѣжно прижимается къ его лицу... Онъ такъ размечтался, что позабылъ, гдѣ онъ, такъ что еслибъ его спросили, онъ не съумѣлъ-бы отвѣтить, музыку ли онъ слышитъ и топотъ танцующихъ ногъ, или паденіе дождевыхъ капель и завываніе вѣтра.
Но вотъ кончился третій контрдансъ. Теперь онъ могъ идти за Гетти. Она стояла въ другомъ концѣ залы, у лѣстницы, и перешептывалась о чемъ-то съ Молли, которая только что передала ей на руки спящую Тотти, собираясь бѣжать за шляпами и теплыми платками для дѣтей, сложенными повыше, на площадкѣ. Мальчиковъ мистрисъ Пойзеръ повела въ столовую, чтобы дать имъ чего-нибудь сладкаго передъ отъѣздомъ; всѣ дѣти должны были сейчасъ ѣхать домой съ дѣдомъ, и Молли надо было торопиться.
-- Дайте, я ее подержу, сказалъ Адамъ, подходя къ Гетти, когда Молли ушла.-- Дѣти всегда такія тяжелыя, когда спятъ.
Гетти обрадовалась облегченію: держать на рукахъ Тотти, да еще стоя, было для нея весьма сомнительнымъ удовольствіемъ. Но, къ несчастію, результатомъ этой второй передачи съ рукъ на руки было то, что Тотти проснулась, а Тотти, когда ее будили не во-время, бывала очень капризна, не отставая въ этомъ отношеніи отъ любого ребенка своего возраста. Въ тотъ самый моментъ, когда Гетти передавала ее Адаму и еще не успѣла отнять своихъ рукъ, дѣвочка открыла глаза и вслѣдъ затѣмъ лѣвымъ кулачкомъ ударила но рукѣ Адама, а правой рученкой уцѣпилась за нитку темныхъ бусъ, висѣвшую на шеѣ у Гетти. Медальонъ выскочилъ изъ-за пояса, нитка порвалась; еще минута -- и Гетти съ отчаяніемъ увидѣла, что бусы ея разсыпались по полу и медальонъ упалъ.
-- Мой медальонъ! Мой медальонъ! сказала она Адаму громкимъ, испуганнымъ шепотомъ.-- Бусъ не подбирайте... только медальонъ!
Адамъ еще раньше замѣтилъ, когда онъ упалъ: вещица привлекла его вниманіе въ ту минуту, когда она выскочила изъ-за пояса Гетти. Она упала не на каменный полъ, а на деревянные подмостки, гдѣ сидѣли музыканты, и Адамъ, поднимая ее, разсмотрѣлъ подъ стекломъ двѣ прядки волосъ -- темную и свѣтлую. Медальонъ упалъ стекломъ кверху, такъ что оно не разбилось. Адамъ перевернулъ его другой стороной и увидѣлъ золотую крышечку съ эмалью.
-- Онъ цѣлъ, сказалъ Адамъ, поднося медальонъ Гетти, которая не могла его взять, такъ какъ обѣ ея руки были заняты Тотти.
-- О, это все равно, я имъ не дорожу, проговорила Гетти. Передъ тѣмъ она была страшно блѣдна, а теперь покраснѣла.
-- Не дорожите? повторилъ Адамъ серьезно:-- вы, кажется, очень за него испугались. Я подержу его, пока вамъ можно будетъ его взять,-- прибавилъ онъ, спокойно зажимая кулакъ, чтобъ она не подумала, что ему хочется разсмотрѣть медальонъ.
Тѣмъ временемъ Молли вернулась со шляпами и платками, и какъ только она унесла Тотти, Адамъ подалъ Гетти медальонъ. Она взяла его съ равнодушнымъ видомъ и опустила въ карманъ, раздосадованная въ душѣ на Адама за то, что онъ видѣлъ его, по твердо рѣшившись не выдавать больше своего волненія.
-- Смотрите, сказала она:-- вонъ уже всѣ становятся въ пары; сейчасъ начнутъ танцовать, пойдемте и мы.
Адамъ молча подалъ ей руку. Недоумѣніе и страхъ терзали его. Неужели у Гетти есть тайный возлюбленный? потому что никто изъ ея родныхъ -- онъ былъ въ этомъ увѣренъ,-- не могъ подарить ей такого медальона, а изъ ея поклонниковъ, извѣстныхъ ему, никто не былъ ея объявленнымъ женихомъ и, слѣдовательно, не имѣлъ права дѣлать ей такіе подарки. Адамъ терялся въ догадкахъ; онъ ни на комъ не могъ остановить своихъ опасеній,-- онъ могъ только чувствовать съ мучительной болью, что въ жизни Гетти было что-то, чего онъ не зналъ, что пока онъ убаюкивалъ себя надеждой, что она когда-нибудь полюбитъ его,-- она уже любила другого. Удовольствіе танцовать съ Гетти было забыто; глаза его, останавливаясь на ней, принимали выраженіе тревожнаго вопроса. Онъ не могъ подумать, что-бы ему ей сказать, да и она тоже была не въ духѣ и не расположена говорить. Оба обрадовались, когда контрдансъ кончился.
Адамъ рѣшилъ сейчасъ-же уйти; онъ никому не былъ нуженъ и можетъ ускользнуть такъ, что никто* не замѣтитъ. Очутившись на улицѣ, онъ зашагалъ своимъ всегдашнимъ скорымъ шагомъ; онъ почти бѣжалъ, самъ не зная зачѣмъ, поглощенный мучительной мыслью, что воспоминаніе объ этомъ днѣ, начавшемся такъ радостно и такъ много сулившемъ ему въ будущемъ, навѣки отравлено для него. Вдругъ, уже подходя къ концу парка, онъ остановился: лучъ оживающей надежды, какъ молнія, пронизалъ его душу. Какой онъ дуракъ! Ну, можно ли создавать себѣ горе изъ всякихъ пустяковъ? Гетти такъ любитъ наряжаться... она могла сама купить медальонъ. Правда, вещь эта, должно быть, дорогая, слишкомъ дорогая для нея; съ виду она совершенно такая, какъ тѣ золотыя вещицы на бѣломъ атласѣ, что выставлены на окнахъ въ большой ювелирной лавкѣ въ Россетерѣ. Но Адамъ имѣлъ весьма неопредѣленное представленіе о цѣнности подобныхъ вещей, и, по его мнѣнію, медальонъ не могъ стоить больше гинеи. Гинею Гетти легко могла скопить изъ тѣхъ денегъ, которыя родные дарили ей на праздники, а въ ней еще довольно ребячества, чтобы истратить ихъ всѣ такимъ образомъ. Она вѣдь такъ еще молода,-- какъ ей не любить нарядовъ! Но если такъ, отчего же она испугалась? отчего такъ измѣнилась въ лицѣ, а потомъ стала увѣрять, что ей все равно, что она дорожитъ этой вещью?-- Да просто оттого, что ей стало стыдно, непріятно, что онъ видѣлъ у нея такую дорогую вещь: она вѣдь понимаетъ, что нехорошо тратить деньги на такой вздоръ, и знаетъ, что онъ, Адамъ, не одобряетъ ея наклонности къ щегольству. Это только доказываетъ, что она дорожитъ его мнѣніемъ. И навѣрно потомъ, по его молчанію и серьезному виду, она заключила, что онъ недоволенъ ею, и теперь думаетъ, что онъ способенъ строго отнестись къ ея слабостямъ... И когда послѣ этого онъ пошелъ тише, упиваясь новой надеждой,-- единственной, мучившей его мыслью была мысль о томъ, что своимъ обращеніемъ съ Гетти онъ могъ охладить ея чувство къ нему. Потому что послѣдняя его догадка вѣрна -- это несомнѣнно. Какимъ образомъ у Гетти могъ быть возлюбленный, о которомъ онъ ничего-бы не зналъ? Она никогда не отлучалась изъ дома дяди больше чѣмъ на одинъ день; у нея не могло быть знакомыхъ, которые не бывали-бы въ домѣ, и о которыхъ ея дядя и тетка не знали-бы. Вообразить, что медальонъ подаренъ ей любовникомъ,-- какая нелѣпость! Маленькая прядка темныхъ волосъ была ея собственная -- онъ былъ въ этомъ увѣренъ; онъ не могъ догадаться, кому принадлежали свѣтлые волосы, да и не успѣлъ ихъ хорошо разсмотрѣть. Быть можетъ, это были волосы ея отца или матери, умершихъ, когда она была ребенкомъ, и весьма естественно, что она положила ихъ въ медальонъ вмѣстѣ со своими.
И Адамъ легъ спать успокоенный, соткавъ себѣ въ утѣшеніе хитроумную сѣть вѣроятностей -- вѣрнѣйшую преграду, какую только можетъ поставить благоразумный человѣкъ между собой и истиной. Послѣднія его мысли передъ сномъ перешли въ сновидѣнія: ему снилось, что онъ опять съ Гетти на Большой Формѣ и проситъ у нея прощенія въ томъ, что онъ былъ съ нею такъ холоденъ и молчаливъ.
А пока онъ спалъ и видѣлъ сладкіе сны, Артуръ велъ Гетти танцовать и говорилъ ей тихимъ, торопливымъ шепотомъ: "Послѣ завтра, въ семь часовъ, я буду въ рощѣ; приходите пораньше". И безумныя надежды Гетти, улетѣвшія было на мигъ, спугнутыя вздорными страхами, вернулись опять. Не сознавая опасности, она впервые была счастлива въ этотъ безконечно тянувшійся для нея день и желала только одного,-- чтобы этотъ контрдансъ никогда не кончался. Того-же желалъ и Артуръ. Это была послѣдняя уступка слабости, которую онъ себѣ позволялъ, а человѣкъ, подъ вліяніемъ страсти, никогда не лжетъ себѣ съ такимъ наслажденіемъ, какъ когда ему удалось себя увѣрить, что завтра онъ поборетъ ее.
Зато желанія мистрисъ Пойзеръ были совершенно противоположнаго свойства, ибо ее терзали мрачныя предчувствія насчетъ завтрашняго сыра, который неизбѣжно долженъ былъ запоздать по милости такого полунощинчанья. Теперь Гетти исполнила свой долгъ -- протанцовала съ молодымъ сквайромъ, такъ пусть же Пойзеръ пойдетъ и посмотритъ, пріѣхала-ли за ними повозка: пора домой -- половина одиннадцатаго, и, несмотря на кроткое возраженіе мужа, что, дескать, "неприлично имъ уѣзжать первыми", мистрисъ Пойзеръ осталась непреклонна, рѣшительно объявивъ, что "ужъ тамъ прилично, или неприлично, а она уѣдетъ".
-- Какъ, мистрисъ Пойзеръ! Вы уже уѣзжаете? сказалъ мистеръ Донниторнъ-старшій, когда она подошла къ нему прощаться.-- Я думалъ, никто изъ нашихъ гостей не покинетъ насъ хоть до одиннадцати часовъ; мы съ мистрисъ Ирвайнъ, по крайней мѣрѣ, намѣрены просидѣть до одиннадцати, а мы здѣсь самые старые.
-- Ахъ, ваша милость, господамъ можно сидѣть хоть до бѣлаго свѣта: у нихъ нѣтъ хозяйства на рукахъ, нѣтъ думки про сыръ, да про масло. А мы и такъ засидѣлись: коровамъ вѣдь не скажешь, чтобы завтра по утру онѣ подождали, потому что ихъ будутъ позже доить. Такъ ужъ вы извините насъ, ваша милость,-- позвольте намъ проститься.
-- Ухъ! Я лучше согласна возиться каждый день со стиркой и съ масломъ вдобавокъ, чѣмъ таскаться по этимъ баламъ,-- сказала она мужу, когда они сѣли въ повозку и поѣхали.-- Я не знаю болѣе утомительной работы, какъ слоняться безъ всякаго дѣла, глазѣть по сторонамъ и не знать, что ты будешь дѣлать въ слѣдующую минуту. Да еще и улыбайся все время, точно лавочникъ въ базарные дни, чтобъ люди какъ-нибудь не назвали тебя невѣжей. А кончился день, его и помянуть нечѣмъ, развѣ что ходишь съ желтымъ лицомъ, оттого -- что объѣлся.
-- Нѣтъ, нѣтъ не говори этого,-- возразилъ ей мистеръ Пойзеръ, пребывавшій въ самомъ веселомъ настроеній духа и находившій, что онъ давно не проводилъ такого пріятнаго дня.-- Тебѣ полезно иногда повеселиться. А танцуешь ты положительно лучше всѣхъ; во всемъ приходѣ не найдется женщины, которая была бы такъ легка на ногу. И какъ это хорошо, что молодой сквайръ пригласилъ тебя первую. Это большая честь. Я думаю, онъ сдѣлалъ это оттого, что я предсѣдательствовалъ за столомъ и сказалъ рѣчь... А Геття-то наша?-- тоже дождалась чести.-- Что, Гетти, небось никогда еще у тебя не было такого кавалера? Молодой баринъ, красавецъ, въ мундирѣ! Будетъ по крайней мѣрѣ чѣмъ молодость вспомнить, какъ состаришься,-- будешь всѣмъ разсказывать, какъ ты танцовала съ молодымъ наслѣдникомъ въ день его рожденья.