"Если есть степени въ страданіяхъ, то Израиль стоитъ во главѣ всѣхъ народовъ; если продолжительность горя и терпѣніе, съ которымъ оно переносится, облагораживаетъ человѣка, то евреи находятся въ рядахъ высшей аристократіи міра; если литературу называютъ богатой, благодаря нѣсколькимъ классическимъ трагедіямъ, то, что-же сказать о національной трагедіи, продолжающейся пятнадцать вѣковъ, и въ которой поэты и актеры въ то-же время и герои?!"
Деронда недавно прочелъ эти строки въ "Die synagifeale Poesie des Mittelalters" Цунца, и онъ невольно вспомнилъ о нихъ, отправляясь къ Коганамъ, которые, конечно, не обнаруживали никакихъ признаковъ аристократіи скорби или чегобы то ни-было другого. Эзра Коганъ не отличался патетизмомъ мученика, и его страсть къ наживѣ, повидимому, поощрялась успѣхомъ. Этотъ закладчикъ, безъ сомнѣнія, не былъ символомъ великой еврейской трагедіи... Но не былъ-ли типичнымъ тотъ фактъ, что жизнь Мардохея, въ которой вылилось все національное сознаніе еврейскаго народа, протекала подъ кровомъ невѣжественнаго, самодовольнаго, благоденствія Когановъ?
Все семейство встрѣтило Деронду съ сіяющими отъ радости лицами; Эзра не могъ даже удержаться отъ того, чтобъ незамѣтить гостю, что, хотя отъ скорѣйшаго выкупа заложеннаго имъ кольца, должны значительно пострадать его, Когана, интересы, но что это для него ничего не значитъ въ виду той радости, которую испытываетъ вся его семья при видѣ такого высокаго и пріятнаго гостя. Молодая жена Эзры очень сожалѣла о томъ, что младенецъ ея уже спитъ, и радовалась тому, что Аделаида еще не въ постели. Она пригласила его не оставаться въ лавкѣ, а зайти къ нимъ въ комнату, чтобы посмотрѣть на дѣтей. Деронда охотно исполнилъ ея просьбу, такъ какъ принесъ съ собою маленькіе подарки: коробку цвѣтныхъ бумажныхъ куколъ для Аделаиды и костяные шарики для Якова,
Бабушка сидѣла за столомъ, на которомъ лежала цѣлая куча игральныхъ картъ, изъ которыхъ она дѣлaла тарелки для дѣтей. Одна такая "тарелка" упала и завертѣлась на полу.
-- Стой!-- крикнулъ Яковъ Дерондѣ, когда тотъ вошелъ,-- не наступи на эту тарелку и посмотри, какъ я ее подниму.
Деронда исполнилъ его приказаніе и остановился, переглянувшись съ бабушкой. Тарелка нѣсколько разъ ударилась и разбилась. Тогда Деронда могъ подойти ближе и сѣсть на стулъ. Онъ замѣтилъ, что дверь, изъ который вышелъ Мардохей при первомъ его посѣщеніи, была заперта. Но онъ не хотѣлъ показать, что онъ менѣе интересуется Коганами, чѣмъ ихъ страннымъ жильцомъ; поэтому онъ раньше всего посадилъ къ себѣ на колѣни Аделаиду, разставивъ передъ ней на столѣ бумажныя куклы, между тѣмъ, какъ Яковъ уже возился со своими шариками, а потомъ уже спросилъ:
-- Мардохей дома?
-- Гдѣ онъ, Адди?-- спросилъ вошедшій въ эту минуту Эзра.
-- Тамъ, въ мастерской,-- отвѣтила жена, кивнувъ на запертую дверь.
-- Дѣло въ томъ,-- пояснилъ Коганъ,-- что мы не знаемъ, что стало съ нимъ за послѣдніе два-три дня? У него всегда тутъ не хорошо,-- прибавилъ онъ, указывая на лобъ,-- но онъ былъ всегда очень аккуратенъ, трудолюбивъ и прекрасно занимался съ моимъ мальчикомъ. Въ послѣдніе-же дни онъ ходитъ, какъ во снѣ, или-же сидитъ неподвижно, какъ восковая фигура.
-- Это все его проклятая болѣзнь!.. Бѣдняжка!-- съ чувствомъ сказала бабушка,-- я не думаю, чтобы онъ долго продержался.
-- Нѣтъ, у него на умѣ что-то другое;-- возразила младшая мистрисъ Коганъ,-- онъ все писалъ въ послѣднее время и, когда я къ нему обращалась съ какимъ-нибудь вопросомъ, снъ отвѣчалъ не сразу и имѣлъ видъ человѣка, не понимающаго, чего отъ него хотятъ.
-- Вы, вѣроятно, находите насъ въ этомъ отношеніи слишкомъ уступчивыми;-- сталъ оправдываться Коганъ;-- но моя мать и жена ни за что бы съ нимъ не разстались, даже въ томъ случаѣ, еслибъ онъ доставлялъ намъ еще больше хлопотъ; не то, чтобъ мы не знали настоящую цѣну вещамъ, но ужъ такой у насъ принципъ; есть такіе дураки, которые торгуютъ и при этомъ теряютъ, сами того не замѣчая; но, къ счастью, я къ такимъ не принадлежу.
-- О, Мардохей приноситъ благословеніе нашему дому -- съ чувствомъ произнесла бабушка.
-- Да, съ нимъ что-то не ладно;-- вмѣшался въ разговоръ и Яковъ;-- онъ мнѣ сказалъ, что не можетъ болѣе болтать со мной и даже отказался взять отъ меня кусокъ пирога...
-- Я вполнѣ раздѣляю ваши чувства къ нему; я говорилъ съ нимъ въ лавкѣ Рама и даже обѣщалъ зайти за нимъ сюда;-- отозвался Деронда, обращаясь къ бабушкѣ.
-- Такъ вотъ въ чемъ дѣло!-- воскликнулъ Коганъ, хлопнувъ себя по колѣну;-- онъ все ждалъ васъ, и это-то его такъ измѣнило! Я полагаю, что онъ много говорилъ вамъ о своей учености; очень любезно съ вашей стороны выслушивать его бредни, такъ какъ я сомнѣваюсь, чтобы можно было что-нибудь изъ нихъ вынести; но мнѣ пора!-- и съ этими словами онъ вышелъ изъ комнаты.
-- Я позову Мардохея, если желаете,-- предложилъ маленькій Яковъ; но мать его перебила:
-- Нѣтъ, отвори дверь въ мастерскую, и джентльменъ самъ пройдетъ къ нему. Тише, не шуми.
Мальчикъ неслышно отворилъ дверь, и Деронда остановился на порогѣ. Маленькая комната была освѣщена свѣчкой съ зеленымъ абажуромъ и догоравшимъ полѣномъ въ каминѣ. На столѣ, придѣланномъ къ окну, валялось нѣсколько золотыхъ вещей, а въ углу виднѣлась груда книгъ. Мардохей сидѣлъ въ большомъ креслѣ, спиною къ двери, и, облокотившись на столъ, смотрѣлъ на часы, стоявшіе противъ него. Онъ находился въ нервномъ ожиданіи, какъ узникъ, прислушивающійся къ шагамъ тюремщика, который долженъ его освободить.
-- Я пришелъ за вами, готовы вы?-- сказалъ Деронда.
Мардохей мгновенно обернулся, схватилъ мѣховую шапку и молча послѣдовалъ за Дерондой.
Черезъ минуту они очутились въ общей комнатѣ, и Яковъ, который, сразу замѣтилъ перемѣну въ лицѣ и выраженіи своего друга, взялъ его за руку и сказалъ:
-- Посмотри на мои шарики.
Онъ держалъ шарики передъ самымъ лицомъ Мардохея, какъ-будто это могло составить какую-нибудь радость для выздоравливающаго. Дѣйствительно, Мардохей улыбнулся и привѣтливо сказалъ:
-- Красиво, очень красиво!
-- Вы забыли шарфъ и пальто,-- сказала молодая г-жа Коганъ, и Мардохей вернулся за ними въ свою комнату.
-- Вы видите, я былъ правъ!-- сказалъ снова вошедшій въ эту минуту Эзра шопотомъ,-- я сказалъ, что онъ грустилъ по васъ и оживился какъ только увидѣлъ васъ возлѣ себя. Теперь вы видите, что я никогда не ошибаюсь.
Затѣмъ онъ прибавилъ уже громко:
-- Я вижу, что вы собираетесь уходить. Я не смѣю васъ задерживать, но надѣюсь, что мы васъ видимъ у себя не въ послѣдній разъ, и что вы еще удостоите насъ своими посѣщеніями.
-- Ты скоро опять придешь къ намъ?-- спросилъ Яковъ, подбѣгая къ нему;-- Смотри; я научился уже бросать шарики и готовъ держать пари, что я ихъ уже всегда буду подхватывать такъ, какъ нужно.
-- Онъ очень ловокъ -- проговорилъ Деронда, обращаясь къ просвѣтлѣвшей бабушкѣ;-- онъ унаслѣдовалъ это съ отцовской стороны или съ материнской?
Бабушка ничего не отвѣтила и только кивнула своему сыну, который, выступивъ впередъ, проговорилъ:
-- Съ моей,-- потому что семья моей жены не отличается такими способностями; члены-же нашей семьи -- повѣрите-ли -- одарены такими ловкими руками, что могутъ ими сдѣлать, что только угодно. Нѣкоторые господа вамъ сдѣлаютъ рѣшительно все, чего вы только отъ нихъ ни потребуете.
При этомъ онъ тихонько кивнулъ въ сторону маленькаго Якова, думая что онъ не пойметъ его намека.-- Но Яковъ вдругъ разразился громкимъ смѣхомъ и хлопая въ ладоши, началъ громко выкрикивать: Нѣкоторые господа, нѣкоторые господа -- ха -- ха!
Деронда, между тѣмъ, подумалъ: я такимъ образомъ ничего не узнаю отъ этихъ людей! Развѣ прямо спросить Когана не потерялъ-ли онъ когда-нибудь шестилѣтнюю сестру по имени Мира;-- но это казалось ему не легкимъ дѣломъ, хотя первоначальное чувство отвращенія къ грубости этихъ людей -- незамѣтно смѣнилось другимъ, болѣе дружескимъ: какъ ни грубы были ихъ разговоры и манеры, но онъ долженъ былъ признать за ними большую долю деликатности въ обращеніи ихъ съ чахоточнымъ работникомъ, котораго умственное превосходство они принимали лишь за безвредный бредъ больного.
-- Коганы, кажется, очень привязаны къ вамъ?-- обратился онъ къ Мардохею, когда они вышли на улицу.
-- И я къ нимъ тоже:-- былъ отвѣтъ:-- въ нихъ бьется еврейское сердце, хотя они, подобно лошади и верблюду, ничего не видятъ дальше той узкой тропинки, по которой идутъ.
-- Боюсь, что я причинилъ вамъ безпокойство, не придя раньше; я хотѣлъ придти вчера, но это оказалось невозможнымъ.
-- Да, да, я вамъ вѣрю; но правду сказать, я немножко безпокоился, ибо думы моей юности проснулись во мнѣ, а это тѣло слишкомъ слабо, чтобъ переносить взмахи ихъ крыльевъ. Я похожъ на закованнаго человѣка, проведшаго долгіе годы въ темницѣ: посмотрите на него, когда оковы съ ногъ его сняты, и онъ впервые слышитъ человѣческую рѣчь -- какъ онъ плачетъ, шатается, какъ радость грозить разбитъ и опрокинуть его тѣлесную оболочку!
-- Вамъ нельзя говорить на воздухѣ вечеромъ,-- сказалъ Деронда, для котораго довѣрчивыя слова Мардохея были узами, которыми онъ все болѣе и болѣе притягивалъ его къ себѣ.--Закутайтесь въ свой шарфъ. Мы, вѣроятно, отправимся въ таверну "Рука и Знамя", гдѣ никто намъ не будетъ мѣшать?
-- Въ такомъ случаѣ, пойдемте въ клубъ, если только меня впустятъ,-- сказалъ Деронда.-- Что это за собраніе?
-- Нѣтъ; оттого-то я и безпокоился вчера о вашемъ отсутствіи, что въ нынѣшній вечеръ въ тавернѣ "Рука и Знамя" происходитъ собраніе нашего клуба, и потому комната очистится очень поздно. А между тѣмъ, я только въ этой комнатѣ и могу говорить. Всякое новое помѣщеніе дѣйствуетъ на меня страннымъ образомъ: я теряюсь и не могу сказать ни слова.
-- Клубъ "философовъ". Насъ тамъ немного, какъ кедровъ на вершинѣ Ливана. Мы всѣ бѣдны, но иногда между нами появляются и знатные люди. Каждый человѣкъ имѣетъ право привести гостя, интересующагося нашимъ предметомъ. За комнату мы не платимъ, но требуемъ обыкновенно пива и другихъ напитковъ, сидимъ, разговариваемъ, окружая себя клубами табачнаго дыма. Я, когда могу, тоже посѣщаю этотъ клубъ: тамъ бываютъ и другіе мои единовѣрцы. Эти бѣдные философы напоминаютъ мнѣ нашихъ великихъ наставниковъ, передавшихъ намъ свои великія идеи и сохранившихъ душу Израиля отъ совершеннаго уничтоженія. Вѣдь, тѣ также были бѣдняками. Днемъ они зарабатывали себѣ пропитаніе, а ночью занимались ученіемъ; они днемъ пахали землю ради хлѣба, а ночью воздѣлывали нашъ умственный виноградникъ, чтобы сохранить его для насъ, своихъ отдаленнѣйшихъ потомковъ. Я не могу вамъ представить, съ какой радостью я смотрю на этихъ маленькихъ великихъ людей!
-- Я съ удовольствіемъ приму участіе въ вашемъ собраніи,-- произнесъ Деронда, который былъ, въ сущности, очень доволенъ, что его разговоръ съ Мардохеемъ отлагается.
Черезъ нѣсколько минутъ они отворили стеклянную дверь съ красною занавѣской и вошли въ небольшую комнату, освѣщенную газомъ, еле мерцавшимъ сквозь облако дыма. Семь человѣкъ различнаго возраста, отъ тридцати до пятидесяти лѣтъ, плохо одѣтыхъ, съ глиняными трубками въ зубахъ, слушали со сосредоточеннымъ вниманіемъ отрывокъ изъ "Прометея" Шелли, который декламировалъ бѣлокурый толстякъ въ сѣромъ костюмѣ.
Когда присутствующіе увидѣли двухъ новыхъ лицъ, изъ которыхъ одно имъ было совершенно незнакомо, они всѣ замолчали и раздвинули свои стулья, чтобы дать мѣсто вошедшимъ. На столѣ стояли налитые стаканы, пачки табаку и глинянныя трубки. Деронда никогда еще не видалъ чтобы люди, собравшіеся въ трактирѣ, казалось-бы, для того, чтобы выпить, поддерживали въ себѣ такое возвышенное, торжественное настроеніе. Видно было, что они пришли сюда для чего-то высокаго и благороднаго. На лицѣ каждаго было написано столько благородства, что Деронда сразу какъ будто потерялся. Они любезно поздоровались съ Мардохеемъ и тотчасъ-же устремили вопросительный взглядъ на Деронду.
-- Я привелъ къ вамъ человѣка, моего пріятеля и друга, который интересуется предметомъ нашихъ собесѣдованій,-- сказалъ Мардохей, это -- человѣкъ, который изъѣздилъ многія страны, многое видѣлъ и многое могъ-бы намъ разсказать.
-- Какъ имя этого господина, или это- секретъ? Можетъ быть, это тотъ "Великій Анонимъ", котораго философы ищутъ вотъ уже много поколѣній?-- спросилъ человѣкъ, который декламировалъ "Прометея" и который вообще любилъ выражаться шутливо.
-- Меня зовутъ -- Даніель Деронда. Я тутъ, въ самомъ дѣлѣ, чужой, но не тотъ великій, о которомъ вы говорите,
Деронда проговорилъ эти слова такимъ нѣжнымъ ласкающимъ тономъ, что, казалось, сразу привлекъ къ себѣ, симпатіи всѣхъ.
-- Слыхали, слыхали,-- какъ-же?-- проговорили они всѣ въ одинъ голосъ. А декламаторъ прибавилъ:
-- Да будешь благословенъ ты и твое имя, господинъ! А ты, Мардохей, пройди вотъ сюда. Садись вотъ тутъ, на краю стола, противъ меня.
Онъ хотѣлъ предоставить ему наиболѣе удобное мѣсто, гдѣ ничто не помѣшало-бы ему слушать и говорить.
Дерондѣ также было предоставлено почетное мѣсто за столомъ, откуда онъ могъ наблюдать за лицами присутствующихъ, а также слѣдить за выраженіемъ лица Мардохея. Онъ видѣлъ, что Мардохей и здѣсь пользуется какимъ-то особеннымъ уваженіемъ и почетомъ, и что присутствующіе вообще не являются людьми изъ толпы, что это, своего рода, умственные аристократы, большинство которыхъ принадлежало еврейскому племени.
Окинувъ быстрымъ взглядомъ все общество, онъ дѣйствительно, убѣдился, что въ этой группѣ далеко не преобладала чисто-англійская кровь (если ланцетъ можетъ представить ея образецъ). Миллеръ, бѣлокурый толстякъ, торговецъ старинными книгами, имѣлъ дѣда, называвшаго себя нѣмцемъ, и предковъ, отвергавшихъ, что они евреи; Буканъ, сѣдельникъ, былъ шотландецъ; Пошъ, часовщикъ, представлялъ изъ себя типъ маленькаго, живого черноволосаго еврея; Гедеонъ, оптикъ, принадлежалъ къ тѣмъ добродушнымъ, рыжимъ евреямъ которыхъ принимаютъ за необыкновенно любезныхъ англичанъ; Крупъ, башмачникъ, вѣроятно, былъ кельтическаго происхожденія, хотя онъ самъ этого не признавалъ. Только трое представляли неоспоримые признаки англійской рассы: рѣзчикъ на деревѣ, Гудвинъ, съ открытымъ лицомъ и пріятнымъ голосомъ; ассистентъ-химическаго лаборанта -- Марабльсъ и блѣдный, русый конторщикъ, Лилли. Это общество избранныхъ представителей бѣднаго люда, соединившихся во имя знанія, что такъ рѣдко случается въ высшихъ классахъ, возбудило въ Дерондѣ большой интересъ. Это не были счастливые обитатели высокихъ дворцовъ: отъ нихъ они значительно разнились, какъ по своимъ поступкамъ, такъ и по своему обращенію. Они не взвѣшивали своихъ словъ и не обдумывали своихъ выраженій, которыя вычитывали изъ книгъ или-же выслушивали отъ умныхъ собесѣдниковъ. Тѣмъ не менѣе, Деронда смотрѣлъ на своихъ неожиданныхъ собесѣдниковъ съ уваженіемъ, какъ на равныхъ себѣ; онъ потребовалъ воды съ коньякомъ и сталъ подчивать всѣхъ сигарами, которыя обыкновенно носилъ въ карманѣ больше для друзей, чѣмъ для себя. Хорошее впечатлѣніе, произведенное имъ на всѣхъ, немедленно выразилось въ томъ, что пренія, на минуту пріостановленныя, возобновились попрежнему, точно не было никого посторонняго.
-- Прежде, чѣмъ мы будемъ продолжать нашу бесѣду, я долженъ вамъ заявить, что нынѣшній вечеръ не является очереднымъ въ нашихъ занятіяхъ,-- обратился Миллеръ къ Дерондѣ,-- и послѣдній понялъ, что -- это предсѣдатель собранія.-- Поэтому мы не будемъ сегодня строго послѣдовательны, какъ всегда, когда разрабатываемъ какой-нибудь серьезный вопросъ. Сегодня одинъ изъ нашихъ товарищей, Пошъ, поднялъ вопросъ о факторахъ, двигающихъ міръ, и обратился къ указаніямъ статистики. Другой нашъ товарищъ, Лилли, оспаривая мнѣніе Поша, сталъ доказывать, что изъ статистики мы ничего поучительнаго не почерпнемъ, такъ какъ многое осталось еще незарегистрованнымъ и туманнымъ. Начался оживленный споръ о причинахъ соціальныхъ переворотовъ, и я старался доказать, ссылаясь между прочимъ и на Шелли, что самая главная изъ этихъ причинъ -- есть сила идей.
-- Я съ вами несогласенъ, Миллеръ,-- возразилъ Гудвинъ, который, очевидно, заботился не о томъ, чтобы заинтересовать гостя, а о томъ лишь, чтобы уяснить себѣ свою мысль,-- или вы разумѣете подъ идеями слишкомъ много -- и тогда ваша мысль не ясна, или-же вы подразумѣваете только извѣстный рядъ идей,-- и тогда ваше понятіе о предметѣ слишкомъ узко. Всѣ дѣйствія, въ которыя человѣкъ влагаетъ мысль,-- суть идеи; напримѣръ, сѣяніе зерна, постройка лодки, обжиганіе кирпичей; всѣ эти идеи примѣняются къ жизни и развиваются вмѣстѣ съ нею, но онѣ не могутъ существовать безъ матеріала, дающаго имъ пищу. Свойства дерева и камня, поддающихся рѣзцу, возбуждаютъ идею о ваяніи. Подобныя идеи, соединяясь съ другими элементами жизни, пріобрѣтаютъ силу. Чѣмъ медленнѣе происходитъ это соединеніе, тѣмъ менѣе онѣ имѣютъ силы. Что-же касается до причинъ соціальныхъ переворотовъ, то я полагаю, что идеи -- это нѣчто вродѣ парламента, внѣ котораго существуетъ народъ, и этотъ народъ работаетъ надъ соціальными переворотами, не зная, что дѣлаетъ парламентъ.
-- Но если вы считаете распространеніе идей самымъ вѣрнымъ выразителемъ силы,--замѣтилъ Пошъ,-- то почему часто самыя нелѣпыя идеи принимаются быстрѣе разумныхъ?
-- Онѣ, можетъ быть, дѣйствуютъ, измѣняя направленіе вѣтра -- сказалъ Морабльсъ,-- теперь инструменты стали такъ утонченны, что вскорѣ люди начнутъ опредѣлять распространеніе идей по перемѣнамъ въ атмосферѣ и въ нашихъ нервахъ.
-- Вы правы -- сказалъ Пошъ съ усмѣшкой;-- вотъ, напримѣръ, идея національности. Она также носится въ воздухѣ. Ослы чувствуютъ ее и, отличаясь большимъ стаднымъ чувствомъ, готовы за ней послѣдовать...
-- Какъ? Вы не признаете идеи національности?-- спросилъ Деронда, невольно замѣчая странный контрастъ между словами Поша и его типичными чертами, прямо выдававшими его происхожденіе.
-- Скажите лучше, что онъ не знаетъ этого чувства -- прибавилъ Мардохей, грустно смотря на Поша;-- если національность не есть чувство, то она тѣмъ болѣе не можетъ имѣть силы какъ идея;
-- Хорошо, Мардохей,-- сказалъ добродушно Пошъ;-- Не чувство національности съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе ослабѣваетъ. Мнѣ эта идея представляется призракомъ смерти, вѣстникомъ кладбища...
-- Чувство можетъ казаться умирающимъ и все-же воскреснутъ,-- замѣтилъ Деронда;-- націи воскресали, и мы, можетъ быть, еще увидимъ восгановленіе могущества арабовъ, одушевляемыхъ нынѣ новой энергіей, новымъ стремленіемъ къ возрожденію.
-- Аминь, аминь!-- произнесъ Мардохей, смотря на Деронду сверкающими, радостными глазами, при чемъ его маленькая жалкая фигура на минуту какъ-то выпрямилась и оживилась.
-- Это, можетъ быть, вѣрно для дикихъ народовъ, возразилъ Пошъ,-- но у насъ, въ Европѣ, чувству національности суждено умереть. Въ странахъ, озаренныхъ великой зарей просвѣщенія, среди народовъ высоко образованныхъ и культурныхъ оно не можетъ имѣть будущности: все теченіе прогресса противорѣчитъ идеѣ національности!
-- Хорошо,-- крикнулъ вдругъ Буканъ своимъ тоненькимъ, пискливымъ голосомъ -- хорошо, что мы теперь затронули этотъ, именно, вопросъ! уже раньше хотѣлъ кое-что сказать по этому поводу. Вѣдь всѣ почти изслѣдователи въ одинъ голосъ утверждаютъ, что основы человѣческой жизни сильно мѣняются отъ времени. Вотъ я и думаю, что намъ раньше всего слѣдуетъ разобраться въ законахъ этихъ вѣчныхъ измѣненій. Принято думать, что всякій шагъ, который дѣлаетъ человѣчество, есть шагъ впередъ. Но кто можетъ намъ поручиться за то, что шаги, которые мы съ вами дѣлаемъ, предполагая, что подвигаемся впередъ, не заведутъ насъ въ какую-нибудь трясину, изъ которой намъ уже невозможно будетъ выбраться? Три вопроса я хотѣлъ-бы предложить на ваше разрѣшеніе: во первыхъ, дѣйствительно-ли каждый шагъ, который дѣлаетъ человѣкъ, есть шагъ впередъ, а не назадъ? во вторыхъ, можемъ-ли мы опредѣлить по первому нашему шагу, избрали-ли мы направленіе правильное или нѣтъ? и, въ третьихъ, чѣмъ мы можемъ ускорить наши шаги, когда мы видимъ, что они правильны, и наоборотъ, чѣмъ мы въ состояніи ихъ удержать, если мы замѣчаемъ, что они ложны?
Вопросы Букана остались, однако, неразрѣшенными, потому что Лилли, выслушавъ его, тотчасъ-же заговорилъ:
-- Всѣ измѣненія, которыя мы замѣчаемъ въ человѣческой жизни и всѣ шаги, которые дѣлаетъ человѣкъ, дѣлаются не по его волѣ, а по законамъ, лежащимъ внѣ его. Они называются: "Законы человѣческаго развитія". Мы видимъ только проявленіе этихъ законовъ и лишь впослѣдствіи въ состояніи судить о томъ, на сколько благотворно ихъ вліяніе на человѣческую жизнь. Если мы ихъ часто не одобряемъ, но это значитъ, что мы ихъ не понимаемъ. Во всякомъ случаѣ, они лежатъ внѣ нашего выбора и всецѣло властвуютъ надъ нами.
-- Но я не понимаю, чѣмъ вы руководствуетесь, утверждая, что всякія измѣненія, происходящія внутри насъ -- суть только степени нашего развитія и нашего совершенствованія?-- спросилъ Деронда.-- Кто докажетъ намъ, что всѣ люди обладаютъ одинаковой силой духа и что среди людей нѣтъ такихъ, которые располагаютъ большей нравственной или матеріальной силой, и способны подчинить себѣ другихъ? Кто убѣдитъ насъ въ томъ, что все дѣлается по законамъ, лежащимъ внѣ насъ, и что мы сами безсильны направлять нашу жизнь такъ, какъ мы находимъ разумнымъ? Въ такомъ случаѣ, мы должны совершенно опустить руки безъ всякой борьбы съ заблужденіями и тьмой! Если мы будемъ всякое совершаемое нами зло объяснять какими-то лежащими внѣ насъ законами, то не вернемся-ли мы къ первобытному состоянію, отъ котораго давно уже избавились?
-- Вы правы! Горе тому, кто въ эти печальные дни не видитъ необходимости вь сопротивленіи окружающему злу! произнесъ Мардохей,-- я вѣрю въ ростъ и въ новый расцвѣтъ жизни тамъ, гдѣ сѣмя полнѣе, согласно съ Божественной волей!. Жизнь нашего народа развивается; она связываетъ тысячею нитей чувства, умъ и дѣйствіе всякаго изъ насъ; она претворяетъ въ себѣ мысли другихъ народовъ въ новыя формы и обратно приноситъ ее въ даръ міру -- очищенной; она -- высшая сила и наиболѣе жизненный органъ въ громадномъ тѣлѣ народовъ. Могутъ насильно задержать ея развитіе, воспоминанія могутъ превратиться въ мертвыя реликвіи, душа народа отъ недостатка движенія можетъ покрыться ржавчиной, но -- кто осмѣлится сказать: "Источникъ жизни этого народа изсякъ, онъ никогда болѣе не будетъ націей; такъ повелѣваетъ теченіе событій, и я этому не стану сопротивляться?" -- Эти слова, конечно, не произнесетъ человѣкъ, въ душѣ котораго бьется жизнь его народа, душа котораго есть -- источникъ пламени, которое можетъ, воспламенивъ души всѣхъ сыновъ народа, проложить новый путь для послѣдующаго событія!..
-- Я не отрицаю патріотизма,-- замѣтилъ Гедеонъ,-- но мы всѣ знаемъ, что, вы, Мардохей, придаете ему особое значеніе. Конечно, вы знаете образъ мыслей Мардохея?-- прибавилъ онъ, обращаясь къ Дерондѣ.-- Я еврей-раціоналистъ и стою за свой народъ по семейнымъ воспоминаніямъ. Я поддерживаю нашу вѣру раціональнымъ образомъ и не оправдываю своихъ соотечественниковъ, перемѣняющихъ религію, такъ-какъ вообще не вѣрю въ обращеніе еврея. Теперь, когда мы достигли политической равноправности, нѣтъ и предлога къ подобному отступничеству. Но я желалъ-бы, чтобъ нашъ народъ отдѣлался отъ всего исключительнаго и суевѣрнаго. Нѣтъ никакого основанія для насъ мало-по-малу не смѣшаться съ той націей, среди которой мы живемъ. Вотъ куда ведетъ насъ прогрессъ. Мнѣ, напримѣръ, все равно, женятся-ли мои сыновья на христіанкахъ или на еврейкахъ. Я стою за старую пословицу: "Отечество человѣка тамъ, гдѣ ему хорошо".
-- Такую страну не легко найти,-- сказалъ съ улыбкой Пошъ;-- къ тому-же, вы получаете десятью шиллингами въ недѣлю болѣе меня, и у васъ вдвое меньше дѣтей. Если-бъ кто-нибудь открылъ въ Іерусалимѣ хорошую торговлю часами, то я переѣхалъ-бы туда. Что вы на это скажете, Мардохей?
Деронда слушалъ эти слова -- и только удивлялся, какъ, могъ Мардохей настолько владѣть собой, чтобы не выдать, своего волненія по поводу этого издѣвательства, которому подвергалось, все, что ему было такъ дорого! Вѣдь самое обидное въ такихъ случаяхъ -- это насмѣшка. Какъ-же они, зная его образъ мыслей, не настроили его до сихъ поръ противъ себя?
Мардохей, между тѣмъ, преспокойно сидѣлъ на своемъ мѣстѣ, съ улыбкой; глядя на присутствующихъ. Дѣло въ томъ, что онъ обращалъ къ нимъ свои рѣчи не съ тѣмъ, чтобы ихъ убѣдить, а съ тѣмъ, чтобы только высказать то, что переполняло еро душу, что жгло его какимъ-то божественнымъ пламенемъ.
-- Я скажу,-- отвѣтилъ Мардохей, обращаясь къ Пошу, я скажу на это, что кто отворачивается отъ родного народа и его культуры, предавая ихъ посмѣянію,-- тотъ пусть себѣ идетъ своей дорогой. Это не первый и не послѣдній. Сотни и тысячи изъ нашихъ-же собственныхъ сыновъ, давно уже обратились къ намъ спиною и пошли сливаться съ другими народами, подобно кельтамъ и саксамъ, которыхъ теперь не существуетъ. Туда имъ и дорога! Пусть сливаются, ассимилируются и требуютъ своей доли изъ того наслѣдія, которыми владѣютъ народы, къ которымъ они хотятъ присосаться... Но -- только напрасный трудъ! Богъ Израиля запечатлѣлъ на ихъ лицахъ такой неизгладимый знакъ ихъ семитическаго происхожденія, котораго имъ никогда не удастся стереть,-- и они всегда останутся тѣми, которыми родились. Я знаю: ты также одинъ изъ тѣхъ, которые вѣчно блуждаютъ изъ страны въ страну, отъ одного народа къ другому, и про которыхъ -- увы!-- вездѣ узнаютъ, что это -- дѣти презираемаго племени... Не говорите-ли вы часто сами себѣ: "Зачѣмъ мы родились евреями? Что общаго между нами и домомъ Якова? Какія связи соединяютъ насъ съ той великой и священной работой, которую совершали наши предки въ теченіе тысячелѣтій? Пойдемте лучше къ другимъ, присоединимъ и наши насмѣшки къ тѣмъ, которыя отовсюду сыплются на эту жалкую націю, покажемъ всѣмъ, что и мы не менѣе другихъ умѣемъ смѣяться надъ тѣмъ, что пошло и глупо!"... Да,-- но замѣчаете-ли вы, господа, что вы сами надъ собою смѣетесь, что единственная награда, которую получите отъ тѣхъ, у кого вы заискиваете, будетъ та-же презрительная насмѣшка, только болѣе обидная и болѣе унизительная... Неужели вы думаете, что, сбросивъ съ себя внѣшній обликъ, вы сумѣете вытравить изъ своей души то, что мало-по-малу внѣдрялось въ нее въ теченіе восемнадцати вѣковъ?.. Что за жалкую роль долженъ разыгрывать изъ себя такой человѣкъ, который, подобно вамъ, именуетъ себя "всемірнымъ гражданиномъ". Можетъ-ли быть гражданиномъ человѣкъ, блуждающій среди людей, чуждыхъ ему по духу и потерявшій чувство братства со своими? Это жалкая тварь, которой руководитъ одна только подлая жажда наживы! Онъ всѣмъ чужой; онъ высасываетъ кровь человѣчества, но самъ онъ не человѣкъ! Правду-ли говорю я, Пошъ?
-- Не совсѣмъ,-- отвѣтилъ тотъ,-- если вы думаете, что я считаю себя хуже потому, что я -- еврей; если я за что-нибудь благодаренъ своимъ предкамъ, такъ это за то, что въ нашей націи меньше дураковъ, чѣмъ во всякой другой, но, по всей вѣроятности, вы правы, полагая, что я не пользуюсь особой благосклонностью христіанъ.
-- Католики и протестанты ненавидѣли другъ друга не меньше,-- возразилъ Гедеонъ;-- мы должны терпѣливо ждать той поры, когда предразсудки окончательно исчезнутъ. Многіе изъ нашихъ братьевъ пользуются высокимъ положеніемъ, и не мало нашей крови течетъ въ жилахъ высшей христіанской аристократіи. По моему мнѣнію, мы должны все тщательно обдумать и взвѣсить прежде, чѣмъ рѣшить вопросъ о томъ, что ждетъ насъ впереди и на что мы должны и можемъ надѣяться?
-- И я также,-- крикнулъ вдругъ Мардохей съ особеннымъ жаромъ, наклонивъ впередъ голову и засунувъ свою худую руку за пазуху,-- и я также внутренне горжусь тѣмъ, что я еврей -- и хочу обо всемъ судить раціонально. Но что дастъ намъ этотъ раціонализмъ? Развѣ онъ укажетъ намъ тѣ сокровенныя нити, которыми связано наше настоящее съ нашимъ отдаленнѣйшимъ прошлымъ? Развѣ онъ уяснитъ намъ, чѣмъ поддерживается нашъ національный организмъ, что поддерживаетъ нашу силу, что питаетъ нашъ духъ? Конечно, если считать раціональнымъ то, что человѣкъ отрекается отъ своего отца, отворачивается отъ брата и не хочетъ знать своихъ дѣтей,-- то неменѣе раціональнымъ будетъ, если еврей самовольно рѣшитъ отказаться отъ своего я, затеряться среди окружающихъ народовъ, заставитъ себя забыть пророческое слово и языкъ, на которомъ слово это было возвѣщено, и вытравить изъ себя послѣднія воспоминанія о далекомъ, великомъ прошломъ, которыя превратятся для него въ выцвѣтшія письмена забытой надписи. Но, въ то-же самое время, онъ заставитъ своего сына вытверживать наизусть миѳическія преданія о герояхъ Мараѳона и прочихъ безсмертныхъ эллинахъ, будетъ издѣваться надъ евреями и ихъ ученіемъ, нѣкогда свѣтившимъ всему міру, надъ ихъ пророческими идеалами, надъ святыми мучениками, нѣкогда мужественно ходившими на костеръ для спасенія своей Торы!.. Что значитъ все это для еврея, который умѣетъ пресмыкаться только передъ сильнымъ, хотя-бы это былъ и какой-нибудь язычникъ!..
Мардохей откинулся на спинку кресла и -- наступило минутное молчаніе. Ни одинъ изъ членовъ клуба не раздѣлялъ его взглядовъ и волненія, но его личность и рѣчи производили на нихъ неотразимое впечатлѣніе кроющимся въ нихъ трагизмомъ, хотя никакихъ практическихъ результатовъ они отъ него не ждали и хотя, обыкновенно, онъ встрѣчалъ съ ихъ стороны одно только противорѣчіе. Деронда думалъ о томъ, сколько пришлось вынести этому человѣку отъ окружающаго его непониманія; онъ смотрѣлъ на Мардохея, какъ на поэта затерявшагося въ чужой странѣ, который не можетъ запечатлѣть свою мысль въ умахъ своихъ слушателей, ибо они не могутъ постигнуть всѣхъ красотъ его языка.
-- Мы удалились отъ вопроса о соціальныхъ переворотахъ,-- замѣтилъ Буканъ.
-- Ничего.-- Мы немножко отвлеклись въ сторону, потому что мы хотѣли обратиться на востокъ, къ землѣ "текущей млекомъ и медомъ",-- проговорилъ насмѣшливый Миллеръ, который любилъ казаться вольтерьянцемъ,-- но, если мы уже начали, то пусть сегодня будетъ еврейскій вечеръ. Мы уже давно не обсуждали еврейскаго вопроса. Мы вѣдь всѣ философы, люди безъ предразсудковъ, и не менѣе любимъ нашихъ друзей, Мардохея, Поша и Гедеона оттого, что они -- евреи; наконецъ, мы всѣ братья другъ другу по Адаму. Поэтому, не оскорбляя никого, я считаю себя вправѣ сказать, что въ моихъ глазахъ еврейскій народъ никогда не игралъ особенно важной роли, въ мірѣ. Конечно, въ-старину ихъ безжалостно притѣсняли, и я вовсе не желаю, чтобъ кого-бы то ни было, бѣлаго, чернаго, желтаго или бураго брата моего подвергали тираніи. Мнѣ припоминается одна нѣмецкая книга, которую прочелъ мнѣ пріятель, (самъ я не читаю по нѣмецки), въ которой говорится объ исторіяхъ и предразсудкахъ, направленныхъ противъ евреевъ; и, чтобы вы думали: одна изъ нихъ гласитъ, что евреи наказаны исходящимъ отъ ихъ тѣла сквернымъ запахомъ (книга написана въ 1715 году). "И это вѣрно,-- подтверждаетъ авторъ,-- ибо еще древніе говорили объ этомъ;" но "зато,-- поясняетъ онъ дальше,-- все прочее, какъ напримѣръ, то, что этотъ запахъ испаряется при крещеніи, и что каждое изъ десяти участвовавшихъ въ распятіи колѣнъ израильскихъ, наказано особеннымъ образомъ: у Асира; я помню, правая рука гораздо короче лѣвой, у Нафталія -- уши и запахъ свиньи,-- выдумки." Ну-съ какъ вамъ это понравится? Но я все-же повторяю вмѣстѣ съ философами прошлаго столѣтія, что евреи никогда не играли важной роли, какъ народъ, хотя и говорятъ, что они, со своимъ умомъ, могутъ покорить весь міръ. Отчего-же, спрошу я, они этого не сдѣлали до сихъ поръ?
-- Отчего?-- переспросилъ Пошъ;-- Да по той-же причинѣ, по которой умнѣйшіе люди въ странѣ не попадаютъ въ парламентъ: оттого, что на свѣтѣ слишкомъ много дураковъ, которые становятся имъ поперекъ дороги.
-- Можетъ-ли нашъ народъ покорить весь міръ -- вопросъ совершенно пустой,-- сказалъ Мардохей;-- каждая нація дѣлаетъ свою работу, приносящую пользу всѣмъ. Но,-- какъ сказалъ когда-то р. Іегуда-Галеви,-- Израиль -- это сердце человѣчества. Конечно, если подъ этимъ разумѣть любовь, связывающую націю чувствомъ долга, преклоненіе передъ высшими потребностями человѣка, возвысившее запросы нашего животнаго существованія до религіи, и состраданіе къ бѣднымъ, слабымъ и нѣмымъ твореніямъ, гнущимся подъ нашимъ ярмомъ.
-- По крайней мѣрѣ, евреи не отстали ни отъ какой другой націи въ самохвальствѣ, и, если они погибли, то, во всякомъ случаѣ, не отъ излишней скромности -- замѣтилъ Лилли.
-- О! хвастаются одинаково всѣ націи,-- сказалъ Миллеръ.
-- Конечно,-- есть даже такіе самохвалы, вмѣшался Пошъ,-- которые иначе и не изъясняются, какъ только на языкѣ Священнаго. Писанія.
-- Какъ-бы то ни было,-- прибавилъ Лилли,-- и какую-бы пользу евреи не принесли въ прошломъ -- это народъ отпѣтый. Они представляютъ изъ себя типъ упорной преданности мертвой старинѣ. Они могутъ выказывать хорошія способности, взявшись за проведеніе какихъ-нибудь возвышенныхъ идей, но, какъ нація, они больше развиваться не могутъ.
-- Это неправда!-- крикнулъ Мардохей съ прежней энергіей;-- покажите мнѣ другой народъ, для котораго религія, законъ и нравственная жизнь составляютъ нѣчто единное, который сохранялъ и развивалъ свое духовное наслѣдіе во время самыхъ жестокихъ преслѣдованій! Разсказываютъ про одного римлянина, что онъ спасъ свою рукопись, держа ее въ зубахъ въ то время, какъ переплывалъ черезъ рѣку. Нашъ народъ совершилъ гораздо большій подвигъ. Онъ геройски защищалъ свое мѣсто среди націй; когда у него отрубили руки, онъ ухватился зубами за свою землю, но, увидѣвъ, что соха прошла тамъ, гдѣ стоялъ его храмъ, онъ сказалъ себѣ: "Духъ мой живъ и я сохраню его!.. Духъ нашъ живъ!.. Сдѣлаемъ-же изъ него долговѣчное убѣжище, долговѣчное потому, что онъ обладаетъ способностью передвиженія и можетъ сохраняться изъ поколѣнія въ поколѣніе; еще не рожденные на свѣтъ Божій, внуки наши будутъ знать наше прошлое и не потеряютъ надежды на будущее, надежды, основанной на незыблемомъ фундаментѣ!" -- Такъ они говорили, такъ они и дѣйствовали; хотя ихъ часто душили безъ воздуха, хотя они часто валялись, тяжело израненные, посреди груды такихъ-же несчастныхъ, какъ и они. Эта разсѣянная по всему свѣту нація была новой Филипіей, разрабатывавшей природныя богатства древней Греціи и дарившей ихъ потомъ всему міру. Нашъ національный духъ стремился къ движенію, а не къ затворничеству,-- и въ то время, когда язычники говорили:-- "все ваше, это наше и больше вамъ не принадлежитъ", въ то время, какъ они безграмотно читали наши письмена или превращали пергаментъ, на которомъ онѣ были начертаны, въ подошвы для своей развращенной, жестокой арміи,-- наши учители трудились надъ ихъ толкованіемъ!.. Но мы, подобно песку, были разсѣяны по земному шару, мы гнулись подъ тяжестью гнета; изгнанниками жили мы между грубыми людьми, среди которыхъ, подъ конецъ, утратили даже сознаніе возвышенной миссіи нашего народа: мы знали о ней столько-же, сколько наши отцы, во времена римскихъ преслѣдованій знали о солнцѣ, когда сидѣли въ темныхъ погребахъ и только потому, что свѣчи горѣли тусклѣе, догадывались о наступленіи дня. Преслѣдуемые, какъ бѣшеныя собаки, евреи возбудили къ себѣ общую зависть своимъ умомъ и богатствомъ; они усвоили себѣ всѣ высшія знанія и распространяли ихъ повсюду!.. Но они были разсѣяны по всѣмъ самымъ дикимъ странамъ и подвергались самымъ ужаснымъ жестокостямъ!..
Мардохей всталъ со своего стула у камина, и остановился, опираясь спиною на выступавшій карнизъ. Лицо его было блѣдно, глаза горѣли, а голосъ звѣнѣлъ, какъ никогда.
-- Вы говорите -- началъ онъ далѣе,-- что еврейская толпа невѣжественна, суевѣрна; но въ какомъ-же языческомъ народѣ нѣтъ невѣжественной толпы? Они издѣваются надъ еврейскимъ невѣжественнымъ соблюденіемъ обрядовъ, но не болѣе-ли вредно невѣжество безъ всякихъ обрядовъ, когда оно признаетъ только хитрость и жадность лисицы, для которой законъ -- западня и лай охотничьей собаки? Среди разсѣянной въ трехъ частяхъ свѣта невѣжественной массы, исповѣдующей Божественное единство и исполняющей всѣ наши обряды, душа іудаизма жива. Возстановите органическій центръ еврейскаго народа, дайте внѣшнюю форму тому единству, которое сохранило его религію,-- и нашъ разсѣянный повсюду народъ, имѣя отечество и свою національную политику, возвыситъ свой голосъ наравнѣ со всѣми народами востока и запада. Когда все это исполнится, то пламя жизни снова воскреситъ омертвѣвшіе члены израильскаго организма и суевѣріе исчезнетъ не отъ позорнаго отступничества, а лучезарнаго блескавеликихъ событіи, расширяющихъ человѣческую душу и оживляющихъ человѣческую мысль!
Голосъ Мардохея дошелъ до полушепота, но при вдохновенномъ блескѣ его глазъ онъ нисколько не утратилъ своей поразительной силы. Его необыкновенное волненіе, очевидно, происходило отъ присутствія Деронды, къ которому, собственно, онъ и обращался со своей пламенной рѣчью, хотя, конечно, его подстрекало и хорошо извѣстное ему равнодушіе другихъ слушателей. Это обращеніе къ Дерондѣ, имѣло для него смыслъ торжественнаго завѣщанія, и это придавало Мардохею особенную необыкновенную силу.
Онъ не смотрѣлъ на Деронду; онъ никого не видѣлъ и, еслибъ его въ эту минуту ударили, онъ, по всей вѣроятности, не замѣтилъ-бы этого.
Опять Дерондѣ пришли на умъ слова:-- "вы должны лелѣять мои надежды, видѣть цѣль, которую, я указываю, видѣть славу тамъ, гдѣ я ее вижу",-- и онѣ овладѣли имъвъ ту минуту съ новой силой. Передъ нимъ стоялъ бѣднякъ, котораго никто не зналъ, больной, чувствующій близость своей смерти, но живущій еще жизнью невидимаго прошлаго и туманнаго будущаго, заботящійся о своей личной судьбѣ лишь постольку, поскольку она могла содѣйствовать осуществленію добра, плодами котораго онъ никогда не воспользуется, чье солнце ни разу его не согрѣетъ и которому онъ отдалъ, весь жаръ своего израненнаго сердца!
Однако, глаза всѣхъ были устремлены на него, и не безъ сочувствія. Впрочемъ, добродушный Гедеонъ, питавшій къ Мардохею наибольшую симпатію, счелъ своимъ долгомъ возразить ему, особенно, въ виду присутствія гостя.
-- Вы, Мардохей, смотрите на все со своей оообой точки зрѣнія, которая вамъ кажется раціональной. Я знаю, что вы не ожидаете возстановленія Іудеи отъ сверхъестественнаго чуда, но, вѣдь, съ этимъ вопросомъ соединено слишкомъ много нелѣпостей. Что-же касается до неразрывной связи нашей рассы съ Палестиной, то она только породила растлѣвающее суевѣріе. Поддонки нашего народа отправляются туда, чтобы жить на чужой счетъ нищими. Безполезно бороться съ фактами. Мы должны ими руководиться и тогда только наша дѣятельность можетъ быть названа раціональной. Самые ученые и либеральные люди между нами, придерживаясь нашей религіи, стремятся къ тому, чтобъ выбросить изъ нея вѣру въ буквальное исполненіе пророчествъ о возстановленіи еврейскаго царства. Кромѣ того, очистите нашу религію еще отъ нѣкоторыхъ излишнихъ обрядовъ -- и она станетъ простѣйшей изъ всѣхъ религій, связующимъ звеномъ между нами и всѣмъ міромъ.
-- Вы хотите вырвать дерево съ корнемъ,-- произнесъ съ иронической улыбкой Пошъ,-- оборвать на немъ всѣ сучья съ листьями и очистить кору, чтобъ сдѣлать изъ него трость. Но, по моему лучше ужъ бросить его въ огонь, какъ никуда ненужный хворостъ; я не знаю, почему наша старина должна быть намъ болѣе священна, чѣмъ, напримѣръ, браминская или буддійская?
-- Вы, Пошъ,-- отвѣтилъ Мардохей,-- потому такъ говорите, что потеряли душу еврея. Я превозношу не суевѣріе, я преклоняюсь передъ живымъ источникомъ всепросвѣтляющей вѣры. Вы начали нашу сегодняшнюю бесѣду съ вопроса о соціальныхъ переворотахъ, и я, переходя отъ общаго къ частному, утверждаю, что жизнь нашего народа, вдохновлявшая весь міръ, не достигнетъ своего высшаго проявленія иначе, какъ только добившись снова національной самостоятельности. Какое мнѣ дѣло до того, что десять колѣнъ Израиля затеряны для насъ безвозвратно, что толпы евреевъ смѣшались съ язычниками: народъ нашъ все-же существуетъ, онъ живъ! Посмотрите на него! Одежды его изорваны, растоптаны въ грязь, но на груди у него сіяетъ драгоцѣнный камень! Пусть финансовые князья, ученые, художники, ораторы, государственные люди, въ жилахъ которыхъ течетъ еврейская кровь, сохранившая энергію и величіе еврейскаго генія,-- пусть они скажутъ: "Мы поднимаемъ наше народное знамя, мы соединяемся для великаго дѣла, достойнаго подвиговъ Моисея и Эзры!" У нихъ достаточно богатства, чтобъ откупить нашу землю у бѣдныхъ, развращенныхъ завоевателей, у нихъ довольно государственной мудрости, чтобы составить планъ дѣйствій, довольно краснорѣчія, чтобъ убѣдить всѣхъ въ своей правотѣ! Развѣ между нами нѣтъ поэта или пророка, который могъ-бы устыдить христіанскую Европу и доказать, что ея взаимной ненавистью и междоусобіями только пользуются турки? У насъ довольно ума и знанія, чтобъ создать новое, великое, и простое, какъ въ старину, государство, обезпечивающее всѣмъ людямъ равенство и свободу. Тогда голосъ презираемаго, унижаемаго еврея будетъ услышанъ въ международномъ судѣ, на совѣтѣ націй, какъ голосъ англичанина, и американца!.. И весь міръ выиграетъ отъ этой побѣды евреевъ! Во главѣ Востока станетъ могучая община, которая понесетъ туда знамя цивилизаціи и будетъ нейтральнымъ убѣжищемъ для востока, какъ Бельгія для запада. Вы мнѣ скажете, что слишкомъ многія преграды помѣшаютъ успѣху этого великаго дѣла. Да, преграды существуютъ, но пусть духъ великихъ подвиговъ вдохновитъ умы высшихъ представителей нашего народа -- и начало будетъ положено!..
-- Я съ этимъ согласенъ, Мардохей,-- проговорилъ нѣсколько насмѣшливо Пошъ;-- когда князья биржи и мудрые ученые примутъ вашу теорію, то всѣ преграды, дѣйствительно, исчезнутъ но...
-- Если мы обратимся къ исторіи,-- замѣтилъ Деронда, нѣсколько обиженный насмѣшливымъ тономъ Поша,-- то увидимъ, что многіе великіе перевороты сначала казались смѣшными. Напримѣръ, борьба за единство Италіи была начата Мадзини при самыхъ тяжелыхъ обстоятельствахъ; все было противъ него: соотечественники были невѣжественны или равнодушны, правительства враждебны, Европа не вѣрила въ его успѣхъ. Всѣ издѣвавшіеся надъ нимъ были, повидимому, правы, но, въ-концѣ-концовъ, дѣло объединенія увѣнчалось успѣхомъ. Пока въ народѣ еще хранится искра національнаго сознанія, нельзя отчаяваться, нельзя утверждать, что не наступитъ день его возрожденія.
-- Аминь!-- произнесъ Мардохей;-- Необходимо одно -- закваска; а мысль о наслѣдіи израиля живетъ въ сердцахъ милліоновъ людей, хотя еще до сихъ поръ, какъ неясный зародытъ. Пусть только зажжется свѣточъ великаго еврейскаго единенія, пусть разумъ израиля выкажетъ себя какимъ-нибудь внѣшнимъ реальнымъ фактомъ, пусть совершится великое переселеніе -- и израиль составитъ націю, сыны которой будутъ по-прежнему встрѣчаться во всѣхъ странахъ свѣта, такъ-же, какъ англичане и нѣмцы, но у него будетъ національный центръ и національная политика. Кто скажетъ, что это немыслимо? Даже Борухъ Спиноза, не отличавшійся особенной преданностью своему народу, несмотря на то, что на его этикѣ онъ выросъ и изъ его сокровищницъ черпалъ свои знанія, сказалъ, что онъ не видитъ причинъ, почему израилю не сдѣлаться снова націей и не вернуться снова на свою старую, историческую родину. Кто можетъ утверждать, что исторія и литература нашей рассы -- это мертвая буква? Нѣтъ онѣ такъ-же вѣчны, какъ исторія и литература Греціи и Рима, которыя произвели революцію въ Европѣ, двинули впередъ современную мысль и заставили содрогнуться могущество нечестивыхъ. Но наслѣдіе Греціи и Рима извлечено было изъ могилъ, а наше наслѣдіе никогда не переставало одушевлять милліоны человѣческихъ существъ!..
Мардохей простеръ къ небу свои длинныя, сухія руки и умолкъ. Слова его, очевидно, тронули Гедеона, потому что, возражая, онъ говорилъ уже гораздо мягче прежняго.
-- Отстаивая великое наслѣдіе нашихъ отцовъ, вы, Мардохей, забываете, однако, что въ немъ есть и значительная доля ненависти. Вы забываете, что нашъ народъ -- этотъ вѣчный, бездомный скиталецъ, успѣлъ захватить въ свою дорожную сумку и тѣ проклятія, которыми его преслѣдовали его гонители... Что этотъ глубоко проникшій въ его душу осадокъ злобы и ненависти переходитъ по наслѣдству отъ одного поколѣнія къ другому. Почему-же вы говорите только о хорошемъ, забывая все дурное? Вѣдь Божіе слово начертано было на двухъ скрижаляхъ: какъ-же мы можемъ прочесть то, что написано на одной сторонѣ, совершенно опуская другую?
-- Я беру только хорошее и отвергаю все дурное!-- отвѣтилъ Мардохей.-- Я желаю для еврейской націи лишь добра, которіое принесетъ пользу не только ей, но и всѣмъ другимъ народамъ земли. Сущность еврейскаго закона, его духъ и содержаніе -- это есть любовь, а не ненависть, абсолютная любовь къ ближнему. Еще наши законодатели-талмудисты учили: "преступленіе по отношенію къ ближнему наказуется строже, чѣмъ преступленіе по отношенію къ Богу".. Какъ не быть ненависти въ сердцахъ евреевъ, когда они невѣжественны и всѣми гонимы? Но пусть они только сдѣлаются гражданами своего національнаго государства -- и душа израиля выкажетъ все свое величіе, основавъ новое государство на старыхъ, очищенныхъ принципахъ, доведенныхъ до высшаго ихъ состоянія, согласно современному прогрессу. Два вѣка тому назадъ одинъ корабль перенесъ черезъ Атлантическій океанъ ядро великой сѣверо-американской націи. Новый народъ, состоявшій изъ различныхъ племенъ и сектъ, быстро развился, и, наконецъ, сто лѣтъ тому назадъ, его геройскіе граждане основали великую націю, положивъ въ основаніе ея европейскіе принципы, развитые и усовершенствованные. Пусть-же и наши мудрецы и богачи выкажутъ себя героями! Они знаютъ все прошлое запада и востока, они могутъ усвоить себѣ все, что до сихъ поръ было хорошаго, и еще увеличить, расширить это добро. Новая Персія, со своей очищенной религіей, прославила себя въ искусствѣ и философіи. Такова будетъ судьба и новой Іудеи, которая, находясь между востокомъ и западомъ, представитъ изъ себя поприще для ихъ взаимнаго примиренія. Кто скажетъ мнѣ:-- "пророческія видѣнія вашего народа -- одна глупость и ханжество: ангелъ прогресса не имѣетъ ничего общаго съ іудаизмомъ; послѣдній -- это только полуразрушенный городъ, въ которомъ остановившіяся воды мутны и грязны?" -- Я говорю, что первое условіе возрожденія народа это -- желаніе его воскреснуть; сыны израиля должны желать, чтобъ Господь вновь избралъ ихъ. Древніе египтяне развѣ не покорили себѣ самого Нила, и изъ оружія Божьяго гнѣва они его развѣ не сдѣлали своимъ слугою, орошавшимъ ихъ поля, и поддерживавшимъ ихъ благополучіе? Развѣ человѣкъ -- этотъ царь природы, станетъ отрицать свой рангъ, говоря:-- "я только зритель на жизненной аренѣ, не требуйте отъ меня ничего?" Постараемся-же достигнуть лучшаго будущаго для нашего народа и всего міра; не откажемся отъ высокаго дара и не будемъ больше говорить;-- "пусть незамѣтно будетъ наше существованіе среди другихъ народовъ" -- но бодро и смѣло разберемся въ нашемъ наслѣдствѣ и приступимъ къ осуществленію братства въ нашемъ народѣ, а затѣмъ,-- и всего міра. Время это близко! Пора снять тяготѣющее на нашемъ народѣ проклятіе и уготовить какъ ему, такъ и всему міру болѣе свѣтлую будущность? Вотъ цѣль всѣхъ нашихъ усилій -- и эта цѣль будетъ достигнута!..
Произнеся шопотомъ послѣднія слова, Мардохей поникъ головой и закрылъ глаза. Всѣ молчали. Эти мысли, собственно, не были для нихъ новы, но никогда еще Мардохей не излагалъ ихъ съ такимъ пламеннымъ одушевленіемъ, какъ въ этотъ вечеръ. До сихъ поръ онъ, говоря объ этомъ предметѣ, призывалъ всегда на борьбу другйхъ, самъ оставаясь безучастно. Тутъ-же, благодаря присутствію Деронды, онъ впервые заговорилъ такъ, какъ будто онъ и самъ готовъ ринуться въ бой, отъ котораго зависѣла судьба всего его народа.
Онъ замолчалъ и въ изнеможеніи опустился на стулъ, устремивъ свой вдохновенный, лучистый взоръ куда-то вдаль, очевидно, вслѣдъ за своими воспоминаніями. Поставить новую тему для обсужденія никому не хотѣлось, и члены маленькаго клуба быстро разоишись одинъ за другимъ, попрощавшись съ Мардохеемъ, который, повидимому, ничего не замѣчалъ, по прежнему оставаясь въ какомъ-то забытьѣ