-- Торингтоны теперь въ Дипло,-- не поѣдете-ли вы завтра туда? Я пришлю экипажъ за м-съ Давило. Вы мнѣ скажете, какія передѣлки надо сдѣлать въ домѣ. Пока мы будемъ въ Райландсѣ, тутъ все приведутъ въ порядокъ. Завтра единственный свободный день.
Говоря это, Грандкортъ сидѣлъ на диванѣ въ гостиной офендинскаго дома; одной рукой онъ опирался о спинку дивана, а другую засунулъ между скрещенными колѣнями, принявъ, такимъ образомъ, позу человѣка, который внимательно наблюдаетъ за сосѣдомъ. Гвендолина всегда ненавидѣла рукодѣлье, но съ тѣхъ поръ, какъ она сдѣлалась невѣстой, стала выказывать неожиданное пристрастіе къ работѣ и въ настоящую минуту держала въ рукахъ англійское шитье, которое однако, доказывало ея совершенную неумѣлость въ этомъ дѣлѣ. Впродолженіи послѣдней недѣли она проводила большую часть дня на лошади, но все-же ей приходилось и сидѣть съ глазу-на-глазъ съ Грандкортомъ, что было гораздо труднѣе, хотя далеко не такъ непріятно, какъ она предполагала. Вообще она была очень довольна своимъ женихомъ. Отвѣчая на всѣ ея разспросы о томъ, что онъ дѣлалъ и видѣлъ въ жизни, онъ обнаруживалъ рѣдкое умѣнье говорить и представлять весь свѣтъ въ такомъ видѣ, что все глупое и пошлое совершалось не имъ, а другими. Кромѣ того, поведеніе Грандкорта, какъ жениха, не выходило за предѣлы почтительной любви, льстившей самолюбію Гвендолины. Только однажды онъ позволилъ себѣ вольность, поцѣловавъ ее въ шею пониже уха; Гвендолина, застигнутая врасплохъ, вскочила въ смущеніи, и Грандкортъ поспѣшно промолвилъ.
-- Извините, я васъ испугалъ.
-- Нѣтъ, ничего,-- отвѣтила Гвендолина,-- я только не терплю, чтобъ меня цѣловали за ухомъ.
Она засмѣялась дѣтскимъ смѣхомъ, но сердце ея тревожно забилось: она не могла обращаться съ Грандкортомъ такъ гордо, повелительно, какъ нѣкогда съ Рексомъ. Что-же касается Грандкорта, то ея смущеніе казалось ему чѣмъ-то вродѣ комплимента, и, удовольствовавшись одной попыткой, онъ не возобновлялъ ея болѣе.
Въ тотъ день, о которомъ мы теперь говоримъ, шелъ дождь и нельзя было ѣхать верхомъ, но, какъ-бы въ вознагражденіе за эту непріятность, прибылъ изъ Лондона большой ящикъ съ приданымъ, заказаннымъ Грандкортомъ, и м-съ Давило разложила на столахъ великолѣпныя вещи, невольно возбуждавшія восторгъ Гвендолины, которая предвкушала теперь всѣ удовольствія предстоящей ей жизни.
-- Отчего-же завтра единственный свободный день -- спросила она съ прелестной улыбкой.
-- Потому, что послѣ завтра начинается охота.
-- А потомъ?
-- Потомъ я долженъ буду дня на два уѣхать; конечно, это очень непріятно, но я поѣду утромъ, а на слѣдующій день вечеромъ вернусь. Вы не желаете, чтобъ я уѣзжалъ -- спросилъ онъ, видя, что Гвендолина перемѣнилась въ лицѣ.
-- Мои желанія ни къ чему не поведутъ,-- отвѣтила она съ усиліемъ, удерживаясь, чтобъ не высказать своего подозрѣнія, куда онъ ѣхалъ, и разъ на-всегда не объясниться съ нимъ откровенно насчетъ м-съ Глашеръ.
-- Нѣтъ, ваше желаніе для меня законъ -- произнесъ Грандкортъ, взявъ руку молодой дѣвушки;-- я эту поѣздку отложу, а когда предприму ее, то отправлюсь ночью и буду въ отсутствіи только одинъ день.
Онъ предугадывалъ причину ея неудовольствія и она никогда не была такъ очаровательна въ его глазахъ, какъ въ эту минуту.
-- Въ такомъ случаѣ не откладывайте, а поѣзжайте ночью, сказала Гвендолина, чувствуя, что она имѣетъ надъ нимъ власть, и находя въ этомъ новое утѣшеніе.
-- Вы, значитъ, согласны посѣтить завтра Дипло?
-- Да, если вы желаете,-- отвѣтила Гвендолина небрежно, почти безсознательно.
-- Какъ вы обходитесь съ нами, бѣдными мужчинами!-- замѣтилъ Грандкортъ, понижая голосъ:-- мы всегда отъ васъ терпимъ.
-- И вы въ томъ числѣ?-- спросила Гвендолина съ наивной улыбкой и прибавила, желая убѣдиться, не была-ли м-съ Глашеръ виновна болѣе Грандкорта въ своемъ несчастьи:-- Вы всегда терпѣли отъ женщинъ?
-- Да; развѣ вы такъ-же добры ко мнѣ, какъ я къ вамъ?-- отвѣтилъ Грандкортъ, смотря ей прямо въ глаза.
Гвендолина почувствовала себя побѣжденной. Она столькимъ была обязана Грандкорту, что, казалось, немыслимо было имъ повелѣвать. Она какъ-будто видѣла себя въ экипажѣ, которымъ правило другое лицо, а не въ ея натурѣ было выпрыгнуть на виду у всѣхъ. Она дала слово сознательно, и все, что могла сказать теперь, только потвердило бы ея сознательный выборъ. Всякое право на объясненіе было уже потеряно и ей оставалось только принять мѣры, чтобы укоры совѣсти не слишкомъ ее мучили. Съ какою-то внутреннею дрожью она рѣшительно перемѣнила теченіе своихъ мыслей и послѣ небольшого молчанія сказала съ улыбкою:
-- Если-бъ я была къ вамъ такъ-же добра, какъ вы ко мнѣ, то ваше великодушіе потеряло-бы свой грандіозный характеръ.
-- Такъ я не могу выпросить ни одного поцѣлуя?-- спросилъ Грандкортъ, готовый съ удовольствіемъ заплатить громадную цѣну за этотъ новый видъ ухаживанія.
-- Ни одного,-- отвѣтила Гвендолина, надувъ губки и качая головой самымъ вызывающимъ образомъ.
Онъ поднесъ ея лѣвую руку къ своимъ губамъ и потомъ почтительно выпустилъ ее. Онъ не только не былъ теперь противенъ, но казался очаровательнымъ, и Гвендолина почувствовала, что наврядъ-ли могла любить кого-нибудь болѣе его.
-- Кстати,-- сказала она, принимаясь снова за работу: -- есть-ли въ Дипло кто-нибудь другой, кромѣ капитана Торингтона и его жены? Неужели вы оставляете ихъ вдвоемъ: вѣдь они не могутъ произнести ни одного слова: за него говоритъ -- сигара, а за нее шиньонъ.
-- Она привезла съ собою свою сестру, отвѣтилъ Грандкортъ съ улыбкой; -- кромѣ того, въ Дипло гостятъ два джентльмена, изъ которыхъ одного вы, кажется, знаете.
-- И, вѣроятно, уже составила о немъ самое плохое мнѣніе,-- замѣтила Гвендолина, кокетливо покачивая головой.
-- Вы его видали въ Лейбронѣ... это молодой Деронда... живущій у Малинджеровъ.
Сердце Гвендолины дрогнуло и пальцы, которыми она стиснула работу, вдругъ похолодѣли.
-- Я никогда съ нимъ не говорила,-- отвѣтила она стараясь скрыть свое смущеніе;-- что, онъ очень противный?
-- Нѣтъ, не особенно,-- промолвилъ Грандкортъ своимъ медленнымъ, апатичнымъ тономъ;-- онъ только слишкомъ много думаетъ о себѣ. Но я полагалъ, что онъ былъ вамъ представленъ въ Лейбронѣ.
-- Нѣтъ, кто-то назвалъ его имя вечеромъ, наканунѣ моего отъѣзда... вотъ и все. Кто онъ такой?
-- Воспитанникъ сэра Гюго Малинджера. Неважная птица!
-- Бѣдный! Ему, должно быть, не весело жить,-- сказала Гвендолина безъ малѣйшей тѣни сарказма;-- а кажется, дождь пересталъ? прибавила она, подходя къ окну.
По счастью, на слѣдующій день не было дождя, и Гвендолина отправилась въ Дипло верхомъ на Критеріонѣ. Она всегда чувствовала себя смѣлѣе и очаровательнѣе всего въ амазонкѣ, а подобное сознаніе служило болшой поддержкой для предстоящей ей тяжелой встрѣчи. Ее гнѣвъ на Деронду мало-по-малу перешелъ въ суевѣрное опасеніе, чтобъ онъ не получилъ какого-нибудь вліянія на ея послѣдующую жизнь.
До завтрака Гвендолина осматривала всѣ комнаты въ диплоскомъ домѣ вмѣстѣ съ матерью и м-съ Торингтонъ; она рѣшилась сухо поклониться, если встрѣтитъ Деронду, и какъ можно менѣе обращать на него вниманія. Но когда она дѣйствительно очутилась съ нимъ въ одной комнатѣ, то почувствовала непріятное для ея гордости сознаніе, что онъ всецѣло овладѣлъ ея вниманіемъ. Эта встрѣча произошла за завтракомъ, и Грандкортъ сказалъ:
-- Деронда, по словамъ миссъ Гарлетъ, вы не были ей представлены въ Лейбронѣ?
-- Миссъ Гарлетъ, вѣроятно меня не помнитъ,-- отвѣтилъ Деронда, смотря на нее просто и спокойно:-- она была очень занята, когда я ее видѣлъ.
Неужели онъ предполагалъ, что она не подозрѣваетъ въ немъ человѣка, выкупившаго ея ожерелье?
-- Напротивъ, я васъ помню очень хорошо,-- сказала Гвендолина, съ большимъ усиліемъ поборовъ свое смущеніе и пристально смотря на него;-- вы не одобряли моей игры въ рулетку.
-- Изъ чего вы могли это заключить?-- спросилъ Деронда серьезно.
-- Вы меня сглазили -- отвѣтила Гвендолина съ улыбкой,-- до вашего прихода я постоянно выигрывала, потомъ стала проигрывать.
-- Рулетка въ такой трущобѣ, какъ Лейбронъ, чрезвычайно скучна,-- замѣтилъ Грандкортъ.
-- Мнѣ она показалась скучной только тогда, когда я стала проигрывать,-- промолвила Гвендолина.
Говоря это, она повернулась къ Грандкорту и прелестно улыбнулась,-- но черезъ минуту она изподлобья взглянула на Деронду, который пристально смотрѣлъ на нее. Этотъ серьезный, проницательный взглядъ казался для нея еще болѣе острымъ жаломъ, чѣмъ ироническая улыбка его въ Лейбронѣ или строгая критика Клесмера. Она притворилась что равнодушно прислушивается къ общему разговору о безпорядкахъ на Ямайкѣ, но въ сущности думала только о Дерондѣ и поочередно смотрѣла на всѣхъ присутствующихъ лишь для того, чтобы имѣть право взглянуть и на него. Его лицо отличалось тѣми чертами и выраженіемъ, одинъ видъ которыхъ заставляетъ насъ стыдиться своихъ мнѣній и взглядовъ. Кто не видалъ подобныхъ поразительныхъ лицъ,-- увы!-- такъ часто противорѣчащихъ рѣчамъ и дѣйствіямъ ихъ обладателей? Но голосъ Деронды нисколько не сглаживалъ впечатлѣнія, производимаго его лицомъ. Гвендолина слышала его впервые, и въ сравненіи съ лѣнивой, монотонной манерой Грандкорта цѣдить слова, онъ напоминалъ ей мелодичные плавные звуки віолончели среди кудахтанья куръ и писка другихъ обитателей птичьяго царства. Въ глубинѣ своего сердца она не могла не согласиться съ Грандкортомъ, что Деронда слишкомъ много о себѣ думалъ, такъ-какъ это лучшій способъ объяснить унижающее насъ превосходство ближняго. Но, вмѣстѣ съ тѣмъ, она спрашивала себя: "Что онъ обо мнѣ думаетъ? Онъ должно быть, интересуется мною, иначе не прислалъ-бы ожерелья. Какого онъ мнѣнія о моей свадьбѣ? Отчего онъ вообще такъ серьезно смотритъ на жизнь? Зачѣмъ онъ пріѣхалъ въ Дипло?" Всѣ эти вопросы сливались въ одно безпокойное, жгучее желаніе, чтобъ Деронда питалъ къ ней ничѣмъ невозмутимое восхищеніе; эта жажда его одобренія была тѣмъ сильнѣе, чѣмъ оскорбительнѣе ей показался въ первую минуту его критикующій взглядъ. Но отчего она такъ жаждала хорошаго о себѣ мнѣнія столь "неважной птицы", по выраженію Грандкорта? Ей некогда было доискиваться причины этого явленія: она чувствовала только ея жгучую силу.
Послѣ завтрака все общество перешло въ гостиную, и когда Грандкортъ удалился за чѣмъ-то въ свой кабинетъ, Гвендолина инстинктивно, безъ всякаго опредѣленнаго намѣренія, подошла къ Дерондѣ, который разсматривалъ картины, лежавшія на столѣ у окна.
-- Вы поѣдете завтра на охоту, м-ръ Деронда?-- спросила она.
-- Да, вѣроятно.
-- Вы, значитъ, не порицаете охоты?
-- Я ее извиняю и самъ склоненъ ею грѣшить, если только нѣтъ случая грести въ лодкѣ или играть въ крокетъ.
-- Вы, значитъ, не имѣете ничего противъ того, чтобъ и я охотилась?-- спросила Гвендолина, надувъ губки.
-- Я не имѣю права противиться какому-бы то ни было вашему желанію.
-- А вы вѣдь считали себя въ правѣ противиться моей игрѣ въ рулетку!
-- Мнѣ жаль было видѣть, какъ вы играли, но, я кажется не выразилъ вамъ своего порицанія,-- отвѣтилъ Деронда, смотря на нее своими большими, серьезными глазами, которые отличались такой добротой и нѣжностью, что внушали каждому, на комъ только они ни останавливались, убѣжденіе въ томъ, что Деронда питаетъ къ нему особенное чувство.
-- Однако, вы мнѣ помѣшали вернуться къ игорному столу,-- сказала Гвендолина и вся вспыхнула.
Деронда также покраснѣлъ, чувствуя, что онъ въ дѣлѣ ожерелья былъ виновенъ въ непозволительной вольности. Но болѣе говорить нельзя было, и Гвендолина отошла отъ окна, сознавая, что она глупо высказала то, чего вовсе не хотѣла, и въ то-же время ощущая какую-то странную радость отъ этого откровеннаго объясненія. Деронда также былъ доволенъ этимъ неожиданнымъ разговоромъ. Вообще Гвендолина показалась ему гораздо привлекательнѣе, чѣмъ прежде; и, дѣйствительно, въ послѣднее время въ ней произошла большая перемѣна. Внутренняя борьба, возбужденная въ ней сознательнымъ уклоненіемъ отъ прямого пути, какъ-бы переродила ея душу, вызвавъ наружу болѣе могучія силы къ добру и злу, чѣмъ преобладавшая до сихъ поръ надъ всѣми ея чувствами грубая самоувѣренность и гордое самодовольство.
Возвратясь вечеромъ домой, м-съ Давило спросила у дочери:
-- Ты правду сказала, Гвенъ, или только пошутила, говоря, что м-ръ Деронда сглазилъ тебя во время игры въ рулетку?
-- Когда я начала проигрывать, то замѣтила, что онъ смотритъ на меня,-- отвѣтила Гвендолина небрежно.
-- Нельзя его и не замѣтить,-- сказала м-съ Давило:-- у него очень типичное лицо. Онъ напоминаетъ мнѣ итальянскіе портреты. Съ перваго взгляда уже легко отгадать, что въ немъ иностранная кровь.
-- А развѣ онъ иностранецъ?
-- Я спросила у м-съ Торингтонъ, кто онъ такой,-- и она объяснила, что его мать была чужестранка высокаго происхожденія.
-- Его мать?-- произнесла Гвендолина,-- а кто же его отецъ?
-- Всѣ говорятъ,-- что онъ сынъ сэра Гюго Малинджера, который его и воспиталъ, хотя называетъ себя только опекуномъ молодого человѣка. По словамъ м-съ Торингтонъ, если-бъ сэръ Гюго могъ распоряжаться своими помѣстьями, то, не имѣя законнаго сына, онъ оставилъ-бы ихъ м-ру Дерондѣ.
Гвендолина ничего не сказала, но м-съ Давило замѣтила, что ея слова произвели на дочь сильное впечатлѣніе, и пожалѣла, что передала ей слышанное отъ м-съ Торингтонъ. Дѣйствительно, по ея мнѣнію, лучше было-бы молодой дѣвушкѣ не знать подобныхъ вещей. Что-же касается Гвендолины, то въ ея воображеніи немедленно возникъ образъ этой невѣдомой матери, непремѣнно черноокой и грустной, несчастной. Трудно было себѣ представить что-либо болѣе непохожее на лицо Деронды, какъ портретъ сэра Гюго, висѣвшій въ кабинетѣ въ Дипло, но черноокая, не молодая красавица стала съ нѣкоторыхъ поръ неотъемлемымъ, необходимымъ элементомъ внутренняго сознанія Гвендолины.
Ночью лежа въ постели, Гвендолина неожиданно спросила у матери:
-- Мама, у мужчинъ всегда бываютъ дѣти прежде, чѣмъ они женятся?
-- Нѣтъ, голубушка,-- отвѣтила м-съ Давило;-- но зачѣмъ ты это спрашиваешь?
-- Если это общее правило, то мнѣ это надо знать!-- проговорила Гвендолина съ негодованіемъ.
-- Ты думаешь о томъ, что я сказала про м-ра Деронду и сэра Гюго Малинджера. Но это необыкновенный случай.
-- А леди Малинджеръ объ этомъ извѣстно?
-- Вѣроятно,-- иначе м-ръ Деронда не жилъ-бы съ ними.
-- Каково-же мнѣніе людей о немъ?
-- Конечно, его положеніе не такое блестящее, какъ если-бъ онъ былъ сыномъ леди Малинджеръ. Онъ не наслѣдникъ сэра Гюго и не имѣетъ никакого значенія въ свѣтѣ. Но никто не обязанъ знать его происхожденія и, ты видишь, онъ вездѣ прекрасно принятъ.
-- А знаетъ-ли онъ самъ о своемъ происхожденіи и чувствуетъ-ли злобу къ своему отцу?
-- Зачѣмъ ты объ этомъ спрашиваешь дитя мое?
-- Зачѣмъ?-- воскликнула Гвендолина съ жаромъ;-- развѣ дѣти не имѣютъ права сердиться на своихъ родителей, браку которыхъ они не могли помѣшать?
Но не успѣла она произнести этихъ словъ, какъ покраснѣла, не столько отъ сожалѣнія, что ихъ можно было принять за упрекъ матери, сколько отъ сознанія, что произнесла роковой приговоръ надъ своей собственной судьбой. На этомъ разговоръ прекратился, но Гвендолина долго не смыкала глазъ. Въ головѣ ея происходила жестокая борьба съ многочисленными аргументами противъ предстоявшаго ей брака, которые теперь какъ-бы возымѣли новую силу, неожиданно отражаясь въ исторіи человѣка, повидимому имѣвшаго какое-то странное, таинственное сродство съ ней. При этомъ было очень характерно то, что къ борьбѣ разнородныхъ идей и чувствъ не примѣшивалось сознанія, что она, выходя замужъ за Грандкорта, принимаетъ на себя серьезныя обязанности, а не только заключаетъ выгодную сдѣлку. Конечно, мысли Гвендолины были очень грубы, первобытны, не развиты, но намъ часто приходится преодолѣвать большія трудности въ жизни, находясь именно въ такомъ положеніи; и чтобъ придти къ разумному заключенію о многихъ жизненныхъ явленіяхъ, я полагаю, необходимо знать, какъ они представляются обыкновеннымъ людямъ, не мудрецамъ, такъ-какъ изъ этихъ представленій слагается большая часть исторіи человѣчества.
На слѣдующій день ей предстояло двойное удовольствіе; она отправлялась на охоту вмѣстѣ съ м-съ Торингтонъ, которая согласилась ее сопровождать ради приличія, и должна была снова увидѣть Деронду, о которомъ съ прошлаго вечера она не переставала думать. Какая ожидала его будущность? Если-бъ обстоятельства сложились нѣсколько иначе, то онъ былъ-бы не "неважной птицей", а такимъ-же значительнымъ лицомъ, какъ Грандкортъ, и получилъ-бы то самое наслѣдство, которое ожидаетъ Грандкорта. А теперь онъ, по всей вѣроятности, увидитъ ее, Гвендолину, хозяйкой топингскаго аббатства и обладательницей того титула, который могъ принадлежать его женѣ. Эти мысли дали новый поворотъ самопознанію Гвендолины, которая до сихъ поръ считала все лучшее въ жизни своимъ удѣломъ по праву, а теперь впервые увидала, что улыбавшаяся ей судьба жестоко преслѣдовала другихъ. Деронда занялъ въ ея воображеніи мѣсто рядомъ съ м-съ Глашеръ и ея дѣтьми, передъ которыми она чувствовала себя какъ-бы виновной, тогда-какъ прежде она всѣхъ считала виновными передъ собою. Быть можетъ, Деронда думалъ то-же самое. Зналъ-ли онъ исторію м-съ Глашеръ? Если зналъ, то, конечно, презиралъ Гвендолину за ея бракъ; но врядъ-ли ему это было извѣстно. Но, если онъ это знаетъ, то одобрялъ-ли онъ ея свадьбу? Его сужденіе о ея поступкахъ такъ-же смущало ее, какъ мнѣніе Клесмера о ея драматическихъ способностяхъ, хотя въ первомъ случаѣ ей было гораздо легче опровергнуть въ глубинѣ своей души неблагопріятное заключеніе. Когда дѣло шло о ея неспособности быть актрисой, она не могла сказать: " что-же дѣлать?" а теперь она съ нѣкоторымъ основаніемъ повторяла: "что-жъ дѣлать? я слѣдую примѣру другихъ. Если-бъ я теперь отказалась отъ брака съ Грандкортомъ,-- то это ни къ чему не повело-бы."
Дѣйствительно, идти назадъ было немыслимо. Кони въ ея колесницѣ неслись во всю прыть, и она готова была рискнуть скорѣе всѣмъ, чѣмъ возвратиться вспять къ прежнему унизительному положенію; мысль-же, что отступленіе грозило неменьшимъ несчастьемъ, чѣмъ дальнѣйшее слѣдованіе по избранному пути, служила ей нѣкоторымъ утѣшеніемъ. Но въ настоящую минуту эти періодически находившія на нее тревожныя мысли были совершенно не кстати; передъ нею былъ радостный фактъ -- охота, на которой она увидитъ Деронду, а онъ ее, такъ-какъ во всѣхъ ея мысляхъ о немъ лежало убѣжденіе, что онъ глубоко ею интересуется. Впрочемъ, она рѣшилась не повторять вчерашней безумной выходки и не вступать съ Дерондой въ откровенную бесѣду, тѣмъ болѣе, что врядъ-ли могъ представиться къ тому случай на охотѣ -- такъ всецѣло хотѣла она предаться этому одуряющему удовольствію.
Долго все шло такъ, какъ ожидала Гвендолина. Она видѣла Деронду нѣсколько разъ во время охоты, но никакая случайность не столкнула ихъ до самаго возвращенія ихъ въ Офендинъ въ сопровожденіи обитателей Дипло. Пока ее занималъ всепоглощающій интересъ охоты, она довольствовалась тѣмъ, что отъ времени до времени обмѣнивались съ Дерондой взглядами, но теперь она почувствовала неотразимое желаніе заговорить съ нимъ. Она не знала, что именно она ему скажетъ, но онъ уѣзжалъ изъ Дипло черезъ два дня и, по всей вѣроятности, имъ не суждено будетъ болѣе встрѣтиться. Но какъ было вступить съ нимъ въ разговоръ? Грандкортъ ѣхалъ рядомъ съ нею; немного впереди скакала м-съ Торингтонъ съ мужемъ и еще однимъ джентльменомъ, а Деронда слѣдовалъ позади. Стукъ копытъ его лошади только хуже ее раздражалъ, а полумракъ ноябрьскаго дня, клонившагося къ вечеру, увеличивалъ ея нетерпѣніе. Наконецъ, она потеряла всякое самообладаніе и рѣшилась поставить на своемъ, презирая всякія приличія, которыя, какъ и все въ жизни, она полагала, должны были передъ нею преклоняться. Она осадила лошадь и оглянулась назадъ; Грандкортъ также остановился, но она махнула хлыстомъ и весело крикнула:
-- Поѣзжайте впередъ, я хочу поговорить съ м-ромъ Дерондой.
Грандкортъ съ минуту колебался; его положеніе было очень неловкое: никакой женихъ не могъ выказать сопротивленія волѣ своей невѣсты, облеченной въ такую шуточную форму. Дѣлать было нечего, онъ молча продолжалъ свой дуть, а Гвендолина дождалась, пока Деронда поравнялся съ нею. Онъ вопросительно взглянулъ на нее и поѣхалъ рядомъ.
-- М-ръ Деронда,-- сказала Гвендолина прямо,-- я хочу знать, почему вы сочли безнравственной мою игру въ рулетку. Потому-ли, что я женщина?
-- Не совсѣмъ, и, конечно, я болѣе сожалѣлъ о вашей игрѣ потому, что вы женщина,-- отвѣтилъ Деронда съ улыбкой, понимая, что между ними вполнѣ установился фактъ присылки имъ ожерелья;-- вообще, по моему мнѣнію, хорошо было-бы, если-бъ люди вовсе не играли. Эта безумная страсть часто превращается въ болѣзнь. Къ тому-же, нельзя смотрѣть безъ отвращенія, какъ одинъ человѣкъ съ восторгомъ загребаетъ кучу золота, потерю котораго оплакиваютъ другіе. Это просто низкій поступокъ; вѣдь и такъ въ жизни часто случается, что нашъ выигрышъ -- потеря другого. Намъ слѣдовало-бы какъ можно болѣе уменьшать число подобныхъ случайностей, а не находить удовольствіе въ искусственномъ ихъ учащеніи.
-- Но вы должны признать, что иногда мы невольны въ своихъ дѣйствіяхъ,-- произнесла Гвендолина, пораженная его неожиданными словами,-- то-есть, я хочу сказать, что бываютъ случаи, когда мы не можемъ помѣшать тому, чтобъ нашъ выигрышъ причинилъ потерю другому.
-- Конечно, но когда можемъ, мы должны, не допускать этого.
Гвендолина незамѣтно прикусила губы и послѣ минутнаго молчанія продолжала съ веселой улыбкой:
-- Но отчего вы болѣе осуждали мою игру, такъ какъ я женщина?
-- Потому что мы, мужчины, нуждаемся въ томъ, чтобы женщины были лучше насъ.
-- А если намъ нужно, чтобъ мужчины были лучше насъ?
-- Это невозможно -- отвѣтилъ Деронда съ улыбкою.
-- Нѣтъ, я нуждаюсь, чтобъ вы были лучше меня, и вы это поняли,-- сказала Гвендолина и, весело улыбнувшись, поскакала впередъ.
Черезъ минуту она нагнала Грандкорта, который ничего у нея не спросилъ.
-- Вы не желаете знать, о чемъ я говорила съ м-ромъ Дерондой?-- спросила Гвендолина, которая изъ чувства гордости ощущала необходимость объяснить свое странное поведеніе.
-- Н...нѣтъ,-- отвѣтилъ Грандкортъ холодно.
-- Это первое нелюбезное слово, которое я отъ васъ слышу,-- сказала Гвендолина, надувъ губки;-- вы не желаете слышать того, что я вамъ хочу сказать?
-- Я желаю слышать все, что вы хотите сказать мнѣ, а не другимъ.
-- Въ такомъ случаѣ, не мѣшайте мнѣ вамъ сказать, что я спросила у м-ра Деронды, почему онъ порицалъ мою игру въ рулетку, и что онъ въ отвѣтъ прочелъ мнѣ цѣлую проповѣдь.
-- Хорошо; только избавьте меня, пожалуйста, отъ этой проповѣди -- проговорилъ сухо Грапдкортъ, желая доказать Гвендолинѣ, что ему было рѣшительно все равно, съ кѣмъ и о чемъ-бы она ни говорила.
Въ дѣйствительности онъ былъ оскорбленъ тѣмъ, что она приказала ему уступить мѣсто другому, и молодая дѣвушка хорошо это видѣла; но ей было все равно. Она поставила на своемъ и говорила съ Дерондой.
При поворотѣ въ Офендинъ все общество, за исключеніемъ Грандкорта, простилось съ нею, а онъ проводилъ ее домой, такъ-какъ на другой день они не должны были видѣться по случаю его отъѣзда изъ Дипло. Грандкортъ сказалъ правду, назвавъ эту поѣздку непріятной: онъ отправлялся въ Гадсмиръ къ м-съ Глашеръ.