Однажды утромъ м-ръ Гаскойнъ пріѣхалъ въ Офендинъ съ утѣшительнымъ, по его мнѣнію, извѣстіемъ, что м-съ Момпертъ назначила на слѣдующій вторникъ свиданіе Гвендолинѣ въ Вансестерѣ. Онъ ничего не упомянулъ о пріѣздѣ Грандкорта въ Дипло, хотя и зналъ объ этомъ; ему также какъ Гвендолинѣ было неизвѣстно, что ея поклонникъ ѣздилъ въ Лейбронъ, и онъ не хотѣлъ безполезно напоминать племянницѣ въ эту горькую минуту униженія о томъ, что еще такъ недавно казалось близкимъ къ осуществленію. Въ глубинѣ своего сердца онъ осуждалъ племянницу за ея непонятный капризъ, хотя и признавалъ, что Грандкортъ съ своей стороны поступилъ болѣе чѣмъ странно, безъ всякой причины улетучившись въ самую удобную минуту для предложенія. Практическій пасторъ ясно понималъ, что теперь его обязанность заключалась въ поощреніи племянницы къ мужественному примиренію съ судьбою, такъ-какъ не было никакой надежды на что-либо лучшее.
-- Ты найдешь значительный интересъ, милая Гвендолина,-- сказалъ онъ,-- въ близкомъ знакомствѣ съ различными условіями жизни; ниспосланное испытаніе принесетъ тебѣ большую пользу.
-- Не думаю, чтобъ когда-нибудь я нашла интересъ въ этой новой для меня жизни,-- отвѣтила Гвендолина довольно рѣзко,-- но я также знаю, что у меня нѣтъ выбора.
Говоря это, она вспомнила, что дядя такъ-же убѣдительно совѣтовалъ ей нѣкогда рѣшиться на совершенно иной шагъ.
-- Я увѣренъ, что м-съ Момпертъ будетъ тобою довольна -- замѣтилъ Гаскойнъ серьезно,-- и что ты сумѣешь должнымъ образомъ держать себя въ сношеніяхъ съ женщиной, которая со всѣхъ точекъ зрѣнія стоитъ выше тебя. Несчастье тебя посѣтило въ юности -- и потому тебѣ легче будетъ его перенести, легче съ нимъ примириться.
Этого-то именно и не могла сдѣлать Гвендолина. Едва ушелъ дядя, какъ она залилась горькими слезами, что бывало съ нею очень рѣдко. Она не могла согласиться, чтобъ ей было легче перенести несчастье потому, что она молода. Когда-же она узнаетъ счастье, если не въ молодости? Прежнія мечты о безоблачномъ блаженствѣ, о томъ, что ей суждено собирать въ жизни однѣ розы безъ шиповъ, давно исчезли; но горькое разочарованіе въ жизни, въ самой себѣ, въ своемъ превосходствѣ надъ всѣми -- только увеличивало ея мрачное сознаніе безпомощности, и у нея не хватало мужества рѣшительно вступить на открывавшійся передъ нею тяжкій, тернистый путь. Она переживала теперь критическую минуту перваго гнѣвнаго протеста юныхъ силъ противъ не прямого горя, а лишь отсутствія радости. Успокоенные опытомъ жизни, мы признаемъ нелѣпыми эти горькія сѣтованія на несправедливость судьбы, поразившей тяжелымъ ударомъ именно насъ, а не кого-либо другого, но въ свое время мы также прошли черезъ тотъ-же фазисъ человѣческой жизни. Представьте себѣ, что какому-нибудь высшему существу, которое вѣритъ въ свою святость, перестаютъ поклоняться, и оно ничѣмъ не можетъ возстановить своего погибшаго авторитета передъ собою и передъ всѣмъ міромъ! Нѣчто подобное случилось и съ бѣдной, избалованной Гвендолиной, которая вдругъ сознала, что ея прелестныя губки, чудные глаза и стройная осанка потеряли свою чарующую силу.
Долго сидѣла Гвендолина, погруженная въ свои грустныя думы. Наконецъ, она встала и начала ходить взадъ и впередъ по комнатѣ; слезы продолжали медленно струиться по ея щекамъ. Она думала: "Я всегда съ дѣтства считала маму унылой, мрачной женщиной, но я, вѣроятно, буду еще хуже нея". И живое воображеніе молодой дѣвушки рисовало печальную картину ея будущей жизни: она видѣла себя увядшей, старой дѣвой, а мать дряхлой, сѣдой старухой, грустно повторяющей: "бѣдная Гвенъ, и она пріуныла". Тутъ впервые Гвендолина громко зарыдала, не со злобою, а съ какимъ-то нѣжнымъ сожалѣніемъ о своей несчастной судьбѣ.
Въ эту минуту въ дверяхъ показалась м-съ Давило, и Гвендолина быстро поднесла платокъ къ глазамъ. Мать обняла ее съ любовью и смѣшала свои рыданія съ рыданіями дочери. Наконецъ, Гвендолина пересилила свое волненіе и, тяжело вздохнувъ, успокоительно взглянула на мать, которая была очень блѣдна и дрожала всѣмъ тѣломъ.
-- Это ничего, мама,-- сказала она, полагая, что смущеніе матери происходило отъ состраданія къ дочери;-- теперь все прошло.
Но м-съ Давило держала въ рукахъ какой-то конвертъ и смотрѣла на него съ испугомъ.
-- Что это за письмо? еще какія-нибудь дурныя вѣсти?-- съ горечью спросила Гвендолина.
-- Не знаю, какъ ты взглянешь на дѣло, голубушка,-- отвѣтила м-съ Давило, не выпуская письма изъ рукъ;-- ты никогда не догадаешься, откуда оно.
-- Я не могу ничего отгадывать,-- нетерпѣливо промолвила Гвендолина.
-- Оно адресовано тебѣ.
Гвендолина едва замѣтно покачала головою.
-- А привезъ его груммъ изъ Дипло,-- сказала м-съ Давило, подавая ей письмо.
Узнавъ неразборчивый почеркъ Грандкорта, Гвендолина вспыхнула, но, по мѣрѣ того, какъ она читала записку, она все болѣе и болѣе блѣднѣла; а когда она молча передала ее матери, то въ лицѣ ея не было ни кровинки. М-съ Давило прочла слѣдующее:
"М-ръ Грандкортъ свидѣтельствуетъ свое почтеніе миссъ Гарлетъ и проситъ позволенія пріѣхать завтра въ два часа къ ней въ Офендинъ. Онъ только-что вернулся изъ Лейброна, гдѣ надѣялся застать миссъ Гарлетъ".
-- Надо отвѣтить,-- сказала м-съ Давило, видя, что Гвендолина задумалась и выронила изъ рукъ письмо;-- груммъ ждетъ.
Молодая дѣвушка опустилась на кушетку и устремила глаза въ пространство. Она теперь походила на человѣка, пораженнаго необычайными звуками и недоумѣвавшаго, откуда они, и что они означаютъ. Неожиданная перемѣна въ ея положеніи могла-бы хоть кого свести съума. За нѣсколько минутъ передъ тѣмъ она съ безпомощной грустью смотрѣла на открывшійся передъ нею мрачный, однообразный, но неизбѣжный путь жизни, а теперь ей представлялся выборъ. Она не могла отдать себѣ отчета, что она чувствовала въ настоящую минуту; торжество или страхъ? Она не могла не ощутить гордаго самодовольства при мысли, что ея чарующая сила, въ которой она уже начинала сомнѣваться, была еще всемогуща. Снова отъ нея зависѣло такъ или иначе обставить свою жизнь. Но какъ ей воспользоваться своею силой? Въ этомъ-то и заключался источникъ ея страха. Съ неимовѣрной быстротою въ ея головѣ воскресло все, что произошло между нею и Грандкортомъ: соблазнъ блестящей партіи, колебанія, рѣшимость принять его предложеніе, энергичный образъ черноокой красавицы съ хорошенькимъ мальчикомъ, ея обѣщаніе не выходить за него замужъ (но давала-ли она это обѣщаніе?) и бѣгство, разочарованіе и недовѣріе ко всему и всѣмъ. Все это слилось въ одну грозную картину, отъ которой она съ ужасомъ отвернулась. Какую пользу могъ принести ей снова представившійся выборъ? Чего она желала? Чего-нибудь другого? Нѣтъ, въ глубинѣ ея души впервые проснулось новое чувство: чувство сожалѣнія о томъ, что она знаетъ о Грандкортѣ, можетъ быть, больше, чѣмъ слѣдуетъ. "Ахъ! если-бъ я ничего не знала!"
-- Тебѣ надо отвѣтить,-- повторила м-съ Давило послѣ продолжительнаго молчанія;-- или, хочешь, я напишу?
-- Нѣтъ, мама, я сама отвѣчу,-- сказала Гвендолина, тяжело вздохнувъ;-- пожалуйста, приготовьте мнѣ перо и бумагу.
Она сказала это для выигрыша времени. Не отклонить-ли ей посѣщеніе Грандкорта? Однако, ея пламенная натура взяла верхъ надъ страхомъ, и ей захотѣлось воспользоваться случаемъ, чтобъ еще разъ разыграть свою старую роль.
-- Я не понимаю, чего вы безпокоитесь объ отвѣтѣ, мама, сказала Гвендолина, видя, что м-съ Давило, приготовивъ все, что нужно, для письма, смотрѣла на нее вопросительно;-- груммъ можетъ подождать. Я не могу отвѣтить въ одну минуту.
-- Никто этого и не требуетъ,-- отвѣтила м-съ Давило, садясь къ столу и взявъ въ руки работу;-- онъ можетъ подождать и еще четверть часа, если ты хочешь.
Она сказала это совершенно просто, но Гвендолина почувствовала вдругъ противоположное желаніе поспѣшить съ разрѣшеніемъ труднаго вопроса, такъ-какъ поспѣшность освобождала ее отъ необходимости сознательнаго выбора.
-- Я не желаю заставлять его дожидаться, пока вы кончите эту работу, произнесла Гвендолина, вставая съ своего мѣста.
-- Но если ты не можешь рѣшиться?-- замѣтила м-съ Давило.
-- Я должна рѣшиться,-- отвѣтила молодая дѣвушка, усаживаясь за письменный столъ и утѣшая себя мыслью, что пріемъ на слѣдующій день Грандкорта нисколько не помѣшаетъ ей отвергнуть его предложеніе, которое, конечно, онъ сдѣлаетъ ей формальнымъ образомъ.
-- Я желала-бы знать,-- сказала м-съ Давило, пристально смотря на дочь,-- извѣстно-ли Грандкорту о нашемъ несчастьи, такъ-какъ онъ только-что вернулся изъ Лейброна.
-- Это не можетъ составить никакого различія для человѣка въ его положеніи,-- презрительно отвѣтила Гвендолина.
-- Однако, для многихъ оно имѣло-бы большую важность,-- замѣтила м-съ Давило;-- не всякій захочетъ взять жену изъ нищенскаго семейства. Если м-ръ Грандкортъ знаетъ о нашемъ разореніи, то его поступокъ доказываетъ его глубокую привязанность къ тебѣ.
М-съ Давило говорила съ необыкновеннымъ жаромъ и впервые позволила себѣ высказаться въ пользу Грандкорта. Она до сихъ поръ боялась своимъ вмѣшательствомъ испортить дѣло, но теперь ея слова произвели такое сильное впечатлѣніе, котораго она и не ожидала. Они возбудили въ умѣ Гвендолины новую мысль о томъ, что могъ-бы сдѣлать Грандкортъ для ея матери, если-бъ она поступила не такъ, какъ собиралась. Но прежде всего надо было отвѣтить, и она сдѣлала это второпяхъ, какъ желала, потому что дѣйствуя такъ, она избавляла себя отъ положительнаго рѣшенія вопроса и оставляла для себя много выходовъ. Она написала:
"Миссъ Гарлетъ свидѣтельствуетъ свое почтеніе м-ру Гранокорту; она будетъ дома завтра, въ два часа".
Когда письмо было отправлено, она встала съ кресла, потянулась и глубоко вздохнула.
-- Что ты написала, Гвенъ?-- спросила м-съ Давило.
-- Что я буду дома,-- гордо отвѣтила Гвендолина, но черезъ минуту прибавила:-- вы, мама, не ожидайте чего-нибудь необыкновеннаго отъ пріѣзда м-ра Грандкорта.
-- Я ни на что и не надѣюсь голубушка, а желаю только, чтобы ты была счастлива. Ты-же никогда мнѣ не говоришь о своихъ желаніяхъ и намѣреніяхъ.
-- Не къ чему говорить; когда явится возможность сообщить вамъ пріятное, конечно, я не замедлю раздѣлить съ вами свою радость.
-- Но м-ръ Грандкортъ приметъ твое позволеніе пріѣхать сюда за согласіе выйти за него замужъ, такъ-какъ онъ ясно выразилъ въ своей запискѣ намѣреніе сдѣлать тебѣ завтра предложеніе.
-- Хорошо, а я намѣрена доставить себѣ удовольствіе отказать ему.
М-съ Давило съ изумленіемъ взглянула на дочь, но Гвендолина положила конецъ разговору, воскликнувъ:
-- Бросьте свою противную работу; пойдемте гулять, я задыхаюсь!