Между тѣмъ, Деронда началъ часто посѣщать отдаленные кварталы Лондона, населенные преимущественно небогатыми евреями, входилъ въ синагоги во время службы, заглядывалъ въ лавки и съ любопытствомъ разсматривалъ всякое еврейское лицо. Конечно, избранный имъ путь къ разысканію родственниковъ Миры не обѣщалъ скорыхъ результатовъ и гораздо проще было-бы обратиться за помощью къ какому-нибудь раввину или другому вліятельному члену еврейской общины. Но, какъ мы уже видѣли, онъ рѣшилъ приступить къ этому только послѣ Рождества.
Дѣло въ томъ, что, несмотря на свою склонность находить поэтическую сторону въ обыкновенныхъ явленіяхъ повседневной жизни, Деронда, когда затрагивались его личные интересы, подобно всѣмъ людямъ, отворачивался отъ холодной, никогда несправляющейся съ нашими вкусами, дѣйствительности. Энтузіазмъ, мы знаемъ, легко уживается въ мірѣ идей съ запахомъ чеснока, отравлявшимъ атмосферу среднихъ вѣковъ, и съ отвратительными лохмотьями старины; но онъ мгновенно охлаждается, приходя въ столкновеніе съ идеалами, обращенными въ плоть и кровь. Что значитъ мрачная обстановка грязныхъ улицъ и зловонныхъ лавокъ, населенныхъ презрѣнными, отталкивающими фигурами, когда мы переносимся въ Кордову ко временамъ Ибнъ-Габироля и видимъ передъ собою величественные образы несчастныхъ, преслѣдуемыхъ евреевъ, геройски встрѣчающихъ пытку и смерть.
Перенесемъ мѣсто дѣйствія на берега Рейна къ концу XI столѣтія, когда въ ушахъ людей, ждавшихъ пришествія Мессіи, раздался вдругъ, побѣдный кличъ крестоносцевъ, и въ присутствіи этихъ героевъ, съ огнемъ и мечемъ въ рукахъ, согбенная фигура поруганнаго еврея выпрямилась, засвѣтилась высокимъ героизмомъ и безстрашно пошла навстрѣчу смерти и пыткамъ, крѣпко держась за свою вѣру. Въ возвышеніи ежедневнаго факта, а не въ витаніи среди туманныхъ фантазій познается вся сила поэтическаго стремленія къ идеалу. Радоваться пророческому видѣнію лучезарнаго царства всеобщаго мира на земномъ шарѣ гораздо легче, чѣмъ сознавать его наступленіе въ газетныхъ объявленіяхъ, вывѣшиваемыхъ на столбахъ сельскаго моста среди уединенныхъ полей и луговъ. Вообще Дерсида порицалъ обычное теоретическое поклоненіе идеаламъ до перваго соприкосновенія съ дѣйствительной жизнью; но теперь, заботясь о благосостояніи реальнаго, живого существа, онъ смотрѣлъ на каждаго еврея и еврейку не иначе какъ примѣнительно къ Мирѣ и предчувствовалъ, какая мучительная борьба произойдетъ въ сердцѣ молодой дѣвушки между ея фантастическими представленіями о матери и братѣ и непривлекательной дѣйствительностью. Это предчувствіе было для него тѣмъ мучительнѣе, что онъ сознавалъ возможность для него самого подобнаго столкновенія между мечтою и дѣйствительностью. Это вовсе не значило, что онъ съ большимъ удовольствіемъ разыскивалъ-бы родственниковъ Миры между богатыми евреями; но, такъ-какъ не было никакого вѣроятія, чтобъ они находились въ этой именно средѣ, то онъ вовсе объ этомъ не думалъ.
Въ подобномъ настроеніи онъ знакомился съ бѣднымъ еврейскимъ населеніемъ Лондона, не ожидая прямыхъ результатовъ, а только подготовляя свой умъ къ будущей теоретической и практической общественной дѣятельности. Точно также, если-бъ родственники Миры были валлійскими рудокопами, то онъ отправился-бы въ Валлисъ для ознакомленія съ ихъ жизнью и не преминулъ-бы, между прочимъ, собрать свѣдѣнія объ исторіи недавнихъ стачекъ.
Въ сущности онъ вовсе и не желалъ сдѣлать необходимаго ему открытія и даже испытывалъ удовольствіе, когда, прочитывая вывѣску на какой-нибудь лавкѣ, онъ не встрѣчалъ на ней имени Эзры Когана. Онъ даже желалъ, чтобъ Эзра Коганъ не былъ лавочникомъ; но многіе держатся того мнѣнія, что всегда случается именно то, чего мы не желаемъ, и, если вы, наприм., не любите косыхъ, то у васъ непремѣнно родится косой ребенокъ. Оптимисты, конечно, отвергаютъ эту мрачную теорію вѣроятностей и считаютъ желаніе достаточнымъ залогомъ для осуществленія желаемаго. Какъ-бы то ни было, но однажды, въ одномъ маленькомъ переулкѣ близь Гольборна Деронда увидалъ въ окнѣ скромной лавки закладчика красивыя серебрянныя застежки, вѣроятно, отъ стариннаго католическаго молитвенника, и, вспомнивъ, что леди Малинджеръ любитъ подобные предметы старины, остановился, чтобъ ихъ разсмотрѣть подробнѣе.
Въ ту-же минуту на порогѣ лавки появился молодой человѣкъ лѣтъ тридцати, очевидно, еврей, и, кланяясь радушно промолвилъ: "здравствуйте, сэръ". Опасаясь его навязчивости, Деронда любезно отвѣтилъ на его привѣтствіе и быстро перешелъ на другую сторону улицы, откуда ясно выдѣлилась вся вывѣска лавки: Коганъ. Мѣняютъ и чинятъ часы и золотыя вещи.
На сотнѣ вывѣсокъ, конечно, могло стоять имя Эзры Когана; но Деронду прежде всего поразило то, что по лѣтамъ еврей-лавочникъ вполнѣ подходилъ къ возрасту брата Миры. Деронда, разумѣется, сталъ убѣждать себя, что это не могъ быть братѣ Миры, и поспѣшно удалился. Онъ даже пришелъ къ тому убѣжденію, что, если-бъ Эзра и оказался дѣйствительно тѣмъ, кого онъ искалъ, то онъ не былъ обязанъ открыть это Мирѣ. Впрочемъ, мысль эта не долго волновала его умъ, и онъ сталъ спрашивать себя, имѣлъ-ли онъ право устраивать чужую жизнь согласно своимъ воззрѣніямъ? Не возставалъ-ли онъ самъ противъ той тайны, которой другіе окружили его собственную жизнь? Во всякомъ случаѣ, эта борьба противорѣчивыхъ мыслей была преждевременна, такъ-какъ имъ, въ сущности, не было еще сдѣлано никакого опредѣленнаго открытія; поэтому онъ рѣшился же при первой, возможности, вернуться въ лавку Эзры Когана подъ предлогомъ покупки застежекъ для леди Малинджеръ.
Это посѣщеніе было отсрочено на нѣсколько дней случайными обстоятельствами: именно сэръ Гюго попросилъ его разработать юридическую сторону одного животрепещущаго политическаго вопроса, по которому онъ долженъ былъ произнести рѣчь на публичномъ обѣдѣ. Какъ обыкновенно, ихъ мнѣнія и въ этомъ случаѣ расходились, но сэръ Гюго, хотя и сожалѣлъ объ этомъ, но съ удовольствіемъ слушалъ, какъ логически и краснорѣчиво доказывалъ Деронда справедливость своего взгляда.
-- Чортъ возьми, Данъ,-- говорилъ онъ,-- отчего ты не выскажешь этого публично? Ты, конечно, не правъ, и твои мнѣнія не могутъ имѣть успѣха, но ты-бы могъ заявить себя самымъ блестящимъ ораторомъ и легко попасть въ парламентъ. А ты знаешь, что это было-бы для меня очень пріятно.
-- Сожалѣю, что не могу вамъ сдѣлать пріятнаго сэръ,-- отвѣтилъ Доронда;-- я не считаю политику ремесломъ.
-- Отчего-же? Вѣдь политику направлять необходимо, а, это было-бы невозможно, если-бъ всѣ смотрѣли на политику, какъ на нѣчто, требующее наитія свыше. Если тебѣ хочется быть въ парламентѣ, то нельзя сидѣть сложа руки и ожидать призванія съ неба или отъ избирателей.
-- Я не хочу обратить какія-бы то ни было политическія мнѣнія, особенно чужія, въ средства къ жизни,-- отвѣтилъ Деронда -- я нисколько не осуждаю другихъ, но многіе, стоящіе гораздо выше меня, тоже не брезгаютъ восхваленіемъ себя и своей партіи.
-- Ты ошибаешься, Данъ: безъ нѣкотораго актерства невозможна общественная дѣятельность. Отвергать это можетъ только непрактичный идеалистъ. Управляя людьми, необходимо потворствовать ихъ идеямъ, хотя онѣ часто нелѣпы. Но есть дурная и хорошая манера обманывать народъ; послѣдняя и есть та, которая смазываетъ колеса прогресса.
-- Можетъ быть, иногда и приходится прибѣгать къ обману въ случаѣ крайней необходимости,-- отвѣтилъ Деронда;-- но я не вижу такой общественной необходимости, которая мѣшала-бы вѣчно держать высоко знамя идеала, чтобы строго ограничивать подобныя уклоненія отъ прямого пути.. Если-бъ я сдѣлался общественнымъ дѣятелемъ, то могъ-бы легко принять свой личный успѣхъ за общественную необходимость.
Послѣ этого разговора Деронда отправился въ уединенный переулокъ близь Гольборна для давно задуманнаго посѣщенія лавки Когана и по дорогѣ примѣнялъ мысленно высказанную имъ теорію о позволительности обмана только при крайней необходимости къ настоящему частному случаю. Онъ рѣшительно не зналъ, какъ ему слѣдовало-бы поступить, если-бъ, несмотря на всѣ ожиданія, Эзра Коганъ оказался братомъ Миры; потому онъ, достигнувъ Гольборна, невольно замедлялъ шаги и останавливался почти передъ, каждой лавкой. Его вниманіе привлекла лавка одного букиниста, передъ которой на небольшомъ столѣ лежала груда всевозможныхъ книгъ, отъ безсмертной поэзіи Гомера до мертворожденной прозы современныхъ желѣзнодорожныхъ романовъ включительно. Глаза Деронды остановились на давно разыскиваемой имъ автобіографіи польскаго еврея Соломона Маймона на нѣмецкомъ языкѣ; онъ вошелъ въ лавку, чтобъ купить ее.
Вмѣсто обыкновенной мрачной фигуры продавца старыхъ книгъ, всегда ведущаго свою торговлю небрежно, въ противоположность всѣмъ другимъ лавочникамъ, Деронда увидалъ въ узкой, темной лавкѣ, человѣка, поразившаго его съ перваго взгляда. Онъ сидѣлъ за низенькой конторкой и читалъ вчерашній "Times"; одежда на немъ была поношенная, а цвѣтъ лица его былъ до того желтый, и до того походилъ на пергаментъ, что трудно было опредѣлить его годы. При входѣ Деронды онъ отложилъ газету и взглянулъ на него; въ головѣ молодого человѣка блеснула мысль, что вѣроятно, такой физіономіей обладали еврейскіе пророки во времена вавилонскаго плѣненія или-же ново-еврейскіе поэты среднихъ вѣковъ. Это былъ прекрасный еврейскій типъ, съ пламеннымъ, энергичнымъ выраженіемъ лица, на которомъ виднѣлись явные слѣды физическихъ страданій и отвлеченнаго мышленія. Черты его были некрупны, но рѣзко опредѣленны, лобъ невысокій, но широкій, окаймленный курчавыми, черными волосами. По всей вѣроятности, это лицо никогда не было красивымъ, но всегда должно было отличаться духовной силой; въ настоящую-же минуту блѣдно-восковое, съ глубокими, черными глазами, оно рельефно выдавалось на темномъ фонѣ книгъ, и его легко можно было принять за еврейскаго мученика въ инквизиціонной тюрьмѣ, въ которую неожиданно ворвалась толпа. Его взглядъ, обращенный на Деронду, такъ сверкалъ пламенно, какъ-будто молодой человѣкъ принесъ ему вѣсть объ освобожденіи или смерти. Этотъ необыкновенный человѣкъ, вѣроятно, не возбуждалъ особаго вниманія въ мѣстныхъ обитателяхъ, но его странный видъ такъ поразилъ Деронду, что онъ не вдругъ его спросилъ:
-- Что стоитъ эта книга?
-- На ней нѣтъ никакой помѣтки, а господинъ Рамъ обѣдаетъ,-- сказалъ еврей, не вставая съ мѣста и перелистывая книгу.-- Я только караулю лавку безъ него. Что вы за нее дадите?
-- Развѣ вы не знаете, что она стоитъ?-- спросилъ Деронда, подозрѣвая, что этотъ необыкновенный книгопродавецъ хотѣлъ воспользоваться его неопытностью.
-- Я не знаю рыночной цѣны, но позвольте васъ спросить: вы ее читали?
-- Нѣтъ, я читалъ ея разборъ и потому желаю ее пріобрѣсти.
-- Вы -- ученый и интересуетесь еврейской исторіей?
Послѣднія слова были произнесены съ необыкновеннымъ жаромъ, и Деронда до того былъ пораженъ этой странной личностью, что любопытство взяло въ немъ верхъ надъ негодованіемъ, возбужденнымъ такимъ дерзкимъ допросомъ.
-- Да, я интересуюсь еврейской исторіей,-- отвѣтилъ онъ просто.
Въ ту-же минуту странный еврей вскочилъ, схватилъ Деронду за руку и взволнованнымъ, но тихимъ голосомъ спросилъ:
-- Вы, можетъ быть, нашей національности?
Деронда покраснѣлъ и, покачавъ головой, отвѣтилъ:
-- Нѣтъ.
Въ ту-же минуту еврей отдернулъ свою руку, и его пламенное, энергичное лицо приняло равнодушный, грустный видъ.
-- Я увѣренъ, что господинъ Рамъ будетъ доволенъ полгинеей, сэръ,-- сказалъ онъ съ холодной вѣжливостью и подалъ Дерондѣ книжку.
Эта неожиданная перемѣна въ евреѣ подѣйствовала чрезвычайно странно на молодого человѣка. Онъ какъ-будто почувствовалъ, что какой-то важный сановникъ, отъ котораго онъ зависѣлъ, забраковалъ его, считая недостойнымъ вниманія. Но ему нечего было дѣлать и, отдавъ требуемыя деньги, онъ удалился въ дурномъ расположеніи духа, которое нисколько, не уменьшилось, когда онъ вошелъ въ лавку Эзры Когана, своимъ грубымъ самодовольнымъ лицомъ, столь рѣзко отличавшагося отъ только-что видѣннаго имъ необыкновеннаго человѣка.
Коганъ разговаривалъ съ какимъ-то покупателемъ о трехъ серебрянныхъ ложкахъ, лежавшихъ на конторкѣ. Увидавъ вошедшаго Деронду, онъ громко воскликнулъ:
-- Матушка! Мама! Она сейчасъ придетъ, сэръ,-- прибавилъ онъ, улыбаясь и фамильярно кивнувъ головой.
Деронда тревожно взглянулъ на дверь и очень смутился когда въ ней показалась пожилая женщина лѣтъ за пятьдесятъ. Въ ней не было, однако, ничего отвратительнаго, и про нея можно было только сказать, что она, подобно многимъ пожилымъ еврейкамъ, при своемъ туалетѣ не прибѣгала часто къ водѣ и, вѣроятно, даже спала въ кольцахъ, ожерельѣ и тяжелыхъ серьгахъ. Сердце Деронды дрогнуло именно потому, что она не отличалась такой грубостью и отвратительной уродливостью, которыя дѣлали-бы невозможнымъ всякое родство ея съ Мирой; напротивъ, стараясь освободить основныя черты ея лица отъ нароста времени, онъ долженъ былъ признать, что Мира могла быть ея дочерью; особенно брови имѣли у нихъ почти одинаковое очертаніе.
-- Чѣмъ могу служить, сэръ?-- спросила старуха, добродушно взглянувъ на Деронду.
-- Я желалъ-бы посмотрѣть серебрянныя эастежки, выставленныя въ окнѣ,-- отвѣтилъ онъ.
Старухѣ трудно было достать изъ окна требуемую вещь, и Коганъ, замѣтивъ это, быстро подбѣжалъ говоря:
-- Я ихъ достану, мама, я ихъ достану! Матушка ужасно горда,-- прибавилъ онъ, подавая съ улыбкой застежки Дерондѣ;-- она хочетъ все сдѣлать сама, и, когда является къ намъ приличный покупатель, то я не смѣю имѣть съ нимъ дѣло, а долженъ позвать ее; но я не могу позволить ей причинять себѣ безпокойство.
Старуха засмѣялась и взглянула на Деронду, какъ-бы говоря: "Сынъ мой всегда шутитъ, но вы видите, какъ онъ меня любитъ".
Деронда началъ внимательно осматривать застежки.
-- Онѣ стоятъ только три гинеи, сэръ,-- сказала старуха.
-- Посмотрите, сэръ, какая работа,-- прибавилъ Коганъ издали;-- онѣ стоятъ вдвое дороже, но я купилъ ихъ дешево въ Кельнѣ.
Въ эту минуту въ лавку вошли два новыхъ посѣтителя, и Коганъ громко крикнулъ:
-- Адди!
Въ дверяхъ тотчасъ-же показалась черноглазая молодая женщина, напоминавшая попугая, въ голубомъ платьѣ съ коралловыми серьгами и ожерельемъ. Ея простое, грубое лицо рѣзко отличалось отъ лица пожилой еврейки, что еще болѣе убѣдило Деронду, что послѣдняя была не совсѣмъ обыкновенной еврейкой, и потому Мира могла быть ея дочерью. Вмѣстѣ съ женою Когана въ лавку вошли его дѣти: бойкій мальчикъ лѣтъ шести и дѣвочка лѣтъ четырехъ; оба они отличались своими черными глазами и такими-же курчавыми волосами, причемъ еврейскій типъ сказывался въ нихъ еще рѣзче, чѣмъ въ родителяхъ; наконецъ, молодая женщина имѣла на рукахъ грудного ребенка, также черноокаго и чернокудраго. Мальчикъ вбѣжалъ въ лавку, громко топая ногами и остановился противъ Деронды, заложивъ руки въ карманы панталонъ.
-- Какъ васъ зовутъ, голубчикъ?-- спросилъ Деронда, погладивъ мальчика по головѣ, вѣроятно, съ дипломатическою цѣлью подольше оставаться въ лавкѣ и снискать расположеніе всего семейства.
-- Яковъ-Александръ Коганъ,-- отвѣтилъ маленькій человѣкъ очень смѣло и рѣшительно.
-- Вы названы не въ честь отца?
-- Нѣтъ, въ память прадѣда. А дѣдушка продаетъ ножи, бритвы и ножницы. Вотъ онъ мнѣ подарилъ этотъ ножикъ.
Мальчикъ поспѣшно вынулъ изъ кармана перочинный ножикъ и открылъ своими маленькими, грязными пальцами два клинка и штопоръ.
-- Это опасная игрушка,-- сказалъ Деронда, обращаясь къ бабушкѣ.
-- Не безпокойтесь: онъ никогда не причинитъ себѣ вреда,-- отвѣтила старуха, съ восторгомъ глядя на внучка.
-- А у васъ есть ножикъ?-- спросилъ Яковъ какимъ-то хриплымъ голосомъ, словно это былъ старый торгашъ, которому уже надоѣло заниматься торговлей впродолженіи нѣсколькихъ поколѣній.
-- Да, хотите посмотрѣть?-- отвѣтилъ Деронда, вынимая свой перочинный ножикъ изъ кармана жилета.
Яковъ быстро схватилъ его и, отойдя нѣсколько шаговъ, сталъ задумчиво сравнивать оба ножика. Между тѣмъ всѣ посѣтители удалились, и старшіе Коганы со всѣхъ сторонъ окружили удивительнаго мальчика.
-- Мой лучше,-- сказалъ онъ, наконецъ, возвращая Дерондѣ его ножикъ.
-- О, вы не поймаете Якова на невыгодной сдѣлкѣ,-- сказалъ Коганъ, смѣясь и подмигивая.
-- Это у васъ единственные внуки?-- спросилъ онъ у старухи.
-- Да, это мой единственный сынъ,-- отвѣтила она, съ любовью смотря на Когана.
-- А дочери у васъ нѣтъ?-- спросилъ Деронда, считая свой вопросъ совершенно естественнымъ.
Лицо старухи внезапно измѣнилось. Она закусила губу, опустила глаза и, отвернувшись отъ Деронды, стала разсматривать индѣйскіе платки, висѣвшіе позади нея. Коганъ бросилъ на Деронду проницательный взглядъ, пожалъ плечами и приложилъ палецъ къ губамъ.
-- Вы, сэръ, повидимому, знатный джентльменъ изъ Сити?
-- Нѣтъ, я ничего общаго не имѣю съ Сити.
-- А я полагалъ, что вы молодой хозяинъ какой-нибудь первоклассной фирмы. Но все-же, какъ видно, вы понимаете толкъ въ серебрѣ.
-- Да, немного,-- сказалъ Деронда и прибавилъ, мгновенно составивъ планъ для разузнанія дальнѣйшихъ подробностей объ этомъ семействѣ:-- по правдѣ вамъ сказать, я пришелъ не столько для покупки, сколько для заклада. Вы, вѣроятно, даете иногда большія суммы?
-- Да, сэръ, могу съ гордостью сказать, что оказывалъ услуги важнымъ господамъ. Я не промѣняю своего ремесла ни на какое другое. Нѣтъ болѣе благороднаго, полезнаго и великодушнаго занятія! Въ закладчикѣ нуждаются всѣ: скромная хозяйка для платежа булочнику и блестящій джентльменъ, подобный вамъ, для расходовъ на удовольствія. Я люблю свою лавку, и не помѣнялся-бы даже съ лордъ-мэромъ. Чѣмъ могу вамъ служить?
Если самодовольствіе служитъ доказательствомъ счастья, то Соломонъ во всей своей славѣ былъ несчастнымъ человѣкомъ въ сравненіи съ Коганомъ, который, торжественно закончивъ свою рѣчь, взялъ у жены ребенка и началъ нѣжно его ласкать. Дерондѣ онъ казался самымъ неинтереснымъ евреемъ, котораго онъ когда-либо встрѣчалъ, и его грубая, мелочная душа ничѣмъ не напоминала его несчастную, преслѣдуемую всѣми историческую расу. Но это не могло послужить причиной отказаться отъ своего плана, и Деронда сказалъ:
-- У меня есть славное брилліантовое кольцо. Я его никогда не ношу, но могу принести его сегодня вечеромъ. Я желалъ-бы получить подъ закладъ его пятьдесятъ фунтовъ стерлинговъ.
-- Сегодня пятница, молодой человѣкъ,-- отвѣтилъ Коганъ,-- и я пойду въ синагогу. Лавка будетъ заперта. Но подобныя сдѣлки -- доброе дѣло, и если вамъ некогда, то я могу вечеромъ посмотрѣть вашъ брилліантъ. Вы, можетъ быть, живете въ Вестъ-Эндѣ: тогда это порядочная даль.
-- Да, но ваша суббота начинается въ это время года, рано, и я могъ-бы пріѣхать къ пяти часамъ,-- произнесъ Деронда, надѣясь въ праздничный вечеръ скорѣе познакомиться съ отличительнымъ характеромъ семейства и, быть можетъ, собрать болѣе подробныя свѣдѣнія.
Коганъ согласился, и Деронда хотѣлъ уже уйти, когда Яковъ, обращаясь къ нему, вдругъ сказалъ:
-- Вы вернетесь сегодня назадъ? Есть у васъ дома другіе ножи?
-- Кажется, есть одинъ,-- отвѣтилъ Деронда съ улыбкой.
-- Не въ бѣлой-ли оправѣ, съ двумя клинками и крючкомъ?
-- Да.
-- А вы любите штопоръ?-- спросилъ Яковъ, снова вынимая свой ножикъ.
-- Да.
-- Такъ принесите вашъ ножикъ -- и мы помѣняемся,-- сказалъ Яковъ тономъ лавочника, заключившаго выгодную сдѣлку.
Окончивъ разговоръ съ мальчикомъ, Деронда приласкалъ и маленькую дѣвочку, спросивъ, какъ ее зовутъ.
-- Аделаида-Ревекка,-- отвѣтила съ гордостью мать.
Деронда поцѣловалъ ребенка, къ величайшему удовольствію всего семейства, въ томъ числѣ и бабушки, которая уже совершенно оправилась отъ своего смущенія.
-- Будьте такъ добры, подождите меня, если я не успѣю вернуться къ вашему пріѣзду,-- сказалъ Коганъ, сіяя самодовольствомъ и любезно смотря на этого пріятнаго свидѣтеля его благоденствія.-- Принесите брилліантъ, и я сдѣлаю все, что будетъ возможно для васъ.
Такимъ образомъ, Деронда произвелъ на всѣхъ прекрасное впечатлѣніе, а это могло облегчить ему достиженіе его цѣли. Но онъ удалился въ очень грустномъ настроеніи. Если это дѣйствительно были мать и братъ Миры, то, несмотря навсю свою пламеннную, родственную любовь, она, конечно, не могла найти въ жизни съ ними ничего пріятнаго, кромѣ сознанія исполненнаго долга. Его утѣшала только мысль, что все это могло кончиться ничѣмъ, такъ-какъ онъ не имѣлъ еще никакихъ доказательствъ, чтобъ Коганы были именно тѣ, которыхъ онъ искалъ. Но если роковое предположеніе подтвердится, то что надлежало ему дѣлать? Скрыть все отъ Миры, или рискнуть возможными послѣдствіями ради искренности, составляющей самую живительную атмосферу нашей нравственной жизни?