Возвращаясь съ прогулки, Деронда шелъ рядомъ съ м-ромъ Вандернутомъ. Этотъ словоохотливый холостякъ завелъ разговоръ о Грандкортѣ.
-- Какой полинялый, выцвѣтшій субъектъ этотъ Грандкортъ,-- сказалъ онъ;-- впрочемъ, если онъ вамъ другъ, то я беру свои слова назадъ.
-- Помилуйте, нисколько.
-- Я такъ и думалъ. Право, непонятно, откуда у него взялось чувство... Не могъ-же онъ жениться, въ самомъ дѣлѣ, на этой молодой дѣвушкѣ безъ любви; хотя Лушъ и увѣряетъ, что онъ женился изъ упрямства. Какъ-бы то ни было, но эта свадьба должна была ему стоить дорого.
-- Я совсѣмъ не знаю его дѣлъ. У него, кажется, есть еще одинъ домъ?
-- Какъ, вы развѣ не знаете?
-- Въ Дипло? Конечно, знаю. Но вѣдь онъ нанялъ его только на годъ у сэра Гюго.
-- Нѣтъ, въ Гадсмирѣ. Я убѣжденъ, что сэру Гюго это извѣстно.
Деронда ничего не отвѣтилъ,-- хотя его любопытство было сильно затронуто: онъ видѣлъ, что м-ръ Вандернутъ самъ все разскажетъ безъ всякихъ разспросовъ.
-- Я знаю изъ самаго вѣрнаго источника,-- продолжалъ Вандернутъ черезъ минуту,-- что въ Гадсмирѣ у него живетъ другая женщина, съ четверыми дѣтьми. Впродолженіи болѣе десяти лѣтъ она вертѣла имъ и, повидимому, вертитъ еще до сихъ поръ. Она бросила мужа, который теперь уже умеръ, и слѣдовала за Грандкортомъ повсюду. Въ свое время она была извѣстной красавицей; потомъ ее всѣ потеряли изъ виду. Но гнѣздо еще существуетъ, птенчики продолжаютъ жить въ немъ, и Грандкортъ его посѣщаетъ. Удивительно, что онъ не женился на ней, тѣмъ болѣе, что старшій мальчикъ его очень уменъ, и Грандкортъ, говорятъ, можетъ распорядиться своими помѣстьями, какъ хочетъ.
-- Какое-же право онъ имѣлъ жениться на этой дѣвушкѣ?-- спросилъ Деронда взволнованно:-- она, конечно, ничего не знаетъ объ этомъ?
Но въ глубинѣ его души невольно родился вопросъ: А можетъ быть она объ этомъ знаетъ? Со временъ своей ранней юности, когда онъ старался возсоздать сокровенную исторію своего происхожденія, онъ никогда съ такимъ любопытствомъ не подбиралъ вѣроятныхъ объясненій чужимъ поступкамъ, какъ теперь въ отношеніи свадьбы Гвендолины. Не знала-ли она о тайной связи Грандкорта и не было-ли это причиной ея бѣгства въ Лейбронъ? А потомъ, не заставила-ли ее побороть свое отвращеніе къ Грандкорту ея крайняя бѣдность? Онъ припоминалъ все, что она когда-нибудь говорила, и ему теперь ясно казалось, что въ ея словахъ явно проглядывало сознаніе нанесеннаго кому-то тяжелаго удара. Его собственная исторія дѣлала его особенно чуткимъ ко всему, что вредило незаконнымъ дѣтямъ и ихъ матерямъ. Не терзало-ли м-съ Грандкортъ, подъ ея счастливою маской, тройное горе: разочарованіе, ревность и укоры совѣсти? Онъ особенно останавливался на признакахъ послѣдняго и готовъ былъ судить о ней снисходительно, пожалѣть ее, извинить всѣ ея поступки. Онъ думалъ, что, нашелъ, наконецъ ключъ къ уясненію ея характера.
Какъ мрачна должна быть жизнь юнаго существа, соединившаго свои молодыя надежды со старой и тяжелой тайной! Онъ понималъ теперь, почему сэръ Гюго никогда ни слова не говорилъ ему о м-съ Глашеръ, исторія которой могла имѣть много общаго съ его тайнымъ происхожденіемъ. Гвендолина, вышедшая замужъ за Грандкорта заранѣе зная объ этой женщинѣ и ея дѣтяхъ и счастливая своимъ блестящимъ положеніемъ, стала-бы для него презрѣннымъ, отвратительнымъ существомъ: но Гвендолина, испытывающая укоры совѣсти за разрушеніе чужого счастья, была вполнѣ достойна его сочувствія. Въ этомъ случаѣ она вполнѣ раздѣляла его взглядъ на нѣкоторыя трудности жизни, о которыхъ женщины рѣдко судятъ справедливо и человѣколюбиво. Дѣйствительно, ничего не было легче для Гвендолины, какъ, руководствуясь многочисленными прецедентами, видѣть въ женитьбѣ Грандкорта вступленіе его на прямой путь нравственности, тогда-какъ м-съ Глашеръ олицетворяла собою тотъ грѣхъ, отъ котораго онъ отвернулся.
Деронда все болѣе и болѣе думалъ о Гвендолинѣ, въ особенности благодаря ея необыкновенному обращенію съ нимъ. Интересъ, который она въ немъ пробудила къ себѣ, совершенно измѣнилъ свой характеръ: теперь онъ не считалъ ее бездушной кокеткой, старавшейся его увлечь и рѣшился не избѣгать разговоровъ съ нею.
Онъ отошелъ отъ м-ра Вандернута и, послѣ получасового размышленія о Гвендолинѣ вспомнилъ, что она, вѣроятно, съ другими дамами пила чай въ гостиной. Это предположеніе было совершенно справедливо: Гвендолинй сначала не хотѣла сойти внизъ раньше четырехъ часовъ, но вскорѣ пришла къ тому заключенію, что, оставаясь въ своей комнатѣ, она упускала случай видѣть Деронду и говорить съ нимъ. Поэтому она собралась съ силами, напустила на себя веселый тонъ и, появившись въ гостиной, постаралась быть со всѣми любезной. Тамъ были только однѣ дамы, и леди Нентритъ забавляла ихъ разсказомъ о пріемѣ при дворѣ въ 1819 году во времена регентства.
-- Можно-ли мнѣ войти?-- спросилъ Деронда, показываясь въ дверяхъ;-- или я долженъ отправиться къ мужчинамъ, которые, вѣроятно, въ билліардной?
-- Нѣтъ, пожалуйста, оставайтесь здѣсь,-- крикнула леди Пентритъ;-- всѣмъ уже надоѣла моя болтовня; послушаемъ, что вы намъ разскажете.
-- Вы ставите меня въ очень неловкое положеніе,--произнесъ Деронда, садясь рядомъ съ леди Малинджеръ;-- я думаю, что лучше всего воспользоваться этимъ случаемъ, чтобъ объявить вамъ о моей пѣвицѣ, если леди Малинджеръ уже предупредила васъ.
-- Вы говорите о маленькой еврейкѣ? Нѣтъ, я о ней не упоминала, потому что здѣсь, кажется, никто не нуждается въ урокахъ пѣнія.
-- Помилуйте, каждая дама знаетъ кого-нибудь, кому нужна учительница пѣнія,-- отвѣтилъ Деронда, и, обращаясь къ леди Пентритъ, прибавилъ:-- я случайно встрѣтился съ одной чудной пѣвицей. Она живетъ въ семьѣ одного моего университетскаго товарища; прежде она пѣла въ Вѣнѣ на сценѣ, а теперь хочетъ исключительно посвятить себя урокамъ.
-- Много у насъ такихъ пѣвицъ,-- замѣтила леди Пентритъ.-- А что, уроки ея стоятъ дешево или очень дорого? Дѣло въ томъ, что то и другое одинаково заманчиво.
-- Да,-- сказалъ Деронда.-- Но она удивительно поетъ. У нея прекрасная школа, и она поетъ такъ естественно, что каждому видно, что у нея врожденный талантъ.
-- Зачѣмъ-же она оставила сцену?-- спросила леди Пентритъ;-- я слишкомъ стара, чтобъ повѣрить добровольному отказу отъ блестящей карьеры.
-- Ея голосъ недостаточно силенъ для сцены,-- сказалъ Деронда, смотря на м-съ Реймондъ;-- но такъ онъ прямо восхитителенъ. Вы до сихъ поръ довольствовалась моимъ пѣніемъ, но услышавъ ее, будете смѣяться надъ моимъ искусствомъ. Она вѣроятно, не откажется пѣть въ обществѣ и выступать въ концертахъ.
-- Я приглашу ее къ себѣ,-- произнесла леди Малинджеръ,-- и вы всѣ ее услышите. Я собираюсь взять ее въ учительницы къ своимъ дочерямъ.
-- А, это другое дѣло!-- замѣтила леди Пентритъ; -- я терпѣть не могу благотворительной музыки.
-- Но такіе уроки -- находка для всѣхъ, любящихъ музыку,-- проговорилъ Деронда;-- если-бъ вы слышали миссъ Лапидусъ,-- прибавилъ онъ, обращаясь къ Гвендолинѣ,-- то, быть можетъ, вы отказались-бы отъ своей рѣшимости бросить пѣніе.
-- Напротивъ, моя рѣшимость тогда только усилилась бы,-- промолвила Гвендолина;-- не могу-же я заставлять другихъ наслаждаться моимъ посредственнымъ пѣніемъ.
-- Я полагаю, что совершенство въ чемъ-бы то ни было возбуждаетъ желаніе ему подражать,-- возразилъ Деронда;-- вообще, совершенство увеличиваетъ духовное богатство міра и придаетъ силу людямъ.
-- Но, если мы не можемъ ему подражать, то оно только еще болѣе омрачаетъ нашу жизнь,-- промолвила Гвендолина.
-- Это зависитъ отъ точки зрѣнія на этотъ предметъ,-- сказалъ Деронда;-- по моему, большей части изъ насъ слѣдуетъ заниматься музыкой только для подготовленія себя къ тому высшему наслажденію, которое доставляютъ такіе таланты, какъ миссъ Лапидусъ.
-- Она, должно быть, очень счастлива,-- саркастически сказала Гвендолина, обращаясь къ м-съ Раймондъ.
-- Не знаю, мнѣ надо собрать о ней больше свѣдѣній, чтобъ положительно отвѣтить на такой вопросъ.
-- Вѣроятно, неудача на сценѣ была для нея горькимъ разочарованіемъ,-- сочувственно замѣтила Джульета Фенъ.
-- Во всякомъ случаѣ, она уже не является теперь вовсемъ блескѣ своего таланта,-- сказала леди Пентритъ.
-- Напротивъ, она еще не достигла зенита своего развитія,-- отвѣтилъ Деронда;-- ей только двадцать лѣтъ.
-- И она къ тому еще очень хорошенькая,-- прибавила леди Малинджеръ, стараясь помочь Дерондѣ;-- у нея прекрасныя манеры, и я только жалѣю о томъ, что она еврейка. Впрочемъ, для пѣнія это вѣдь все равно.
-- Ну, если у нея голосъ такъ слабъ, что она не можетъ кричать,-- то я попрошу леди Клементину взять ее для моихъ девяти внучекъ,-- промолвила леди Пентритъ,-- тогда я надѣюсь, что она убѣдитъ ихъ въ необходимости пѣть тихо. На моему мнѣнію, многимъ изъ теперешнихъ молодыхъ дѣвушекъ слѣдовало-бы учиться не пѣть.
-- Я уже этому научилась,-- сказала Гвендолина, смотря на Деронду;-- вы видите, леди Пентритъ согласна со мною.
Въ эту минуту въ комнату вошелъ сэръ Гюго, а за нимъ нѣсколько другихъ джентльменовъ, въ томъ числѣ и Грандкортъ.
-- Что это вамъ разсказываетъ Деронда?-- спросилъ баронетъ;-- онъ пробрался къ вамъ тайкомъ, вѣроятно, для того, чтобъ на свободѣ за вами ухаживать.
-- Да; онъ хочетъ навязать намъ какую-то хорошенькую пѣвицу-еврейку,-- отвѣтила леди Пентритъ,-- увѣряя, что она выше всѣхъ знаменитостей. Но вѣдь мы съ вами слыхали Каталани во всемъ ея блескѣ; насъ не удивишь.
-- Но я, какъ либералъ, обязанъ признать, что и послѣ Каталани, были великія пѣвицы,-- сказалъ сэръ Гюго съ усмѣшкой.
-- А, вы моложе меня. Вы, вѣроятно, безумствовали по Алькаризи. Но она всѣхъ васъ обманула и вышла замужъ.
-- Да, да,-- замѣтилъ сэръ Гюго,- нехорошо, что великія пѣвицы выходятъ замужъ прежде, чѣмъ у нихъ пропадаетъ голосъ. Ихъ мужья просто разбойники.
Съ этими словами сэръ Гюго повернулся и отошелъ на другой конецъ комнаты; Деронда также, видя, что его мѣсто занято другими, удалился въ сторону. Но вскорѣ онъ замѣтилъ, что Гвендолина, которой, очевидно, надоѣли комплименты м-ра Вандернута, подошла къ фортепіано и стала перебирать ноты. Дерондѣ пришла въ голову мысль не хочетъ ли она съ нимъ поговорить и взять назадъ свои нелюбезныя выраженія насчетъ Миры.
-- Вы, кажется, раскаиваетесь и хотѣли-бы что-нибудь сыграть или спѣть?
-- Я ничего не хочу, но, правда, я раскаиваюсь,-- отвѣтила Гвендолина тономъ смиренія.
-- Можно узнать, въ чемъ?
-- Я желала-бы услышать миссъ Лапидусъ и взять у нея нѣсколько уроковъ, съ цѣлью признать ея совершенство и свою посредственность,-- отвѣтила Гвендолина со свѣтлой улыбкой.
-- Я, дѣйствительно, буду очень радъ, если вы ее увидите и услышите,-- сказалъ Деронда съ такою-же улыбкой.
-- Не правда-ли, она совершенство во всемъ, не только въ музыкѣ, да?
-- Не могу поручиться, такъ-какъ я ее очень мало знаю, но до сихъ поръ не видалъ въ ней ничего дурного. Она была несчастна съ самаго дѣтства и выросла въ самой грустной обстановкѣ. Но, увидѣвъ ее, я увѣренъ, вы бы признали, что никакое блестящее воспитаніе не могло-бы придать ей больше изящества и прелести.
-- Какія-же несчастья она встрѣчала на своемъ пути?
-- Опредѣленно не знаю, но она находилась въ такомъ отчаяніи, что уже готова была броситься въ воду.
-- Что-же ей помѣшало?-- поспѣшно спросила Гвендолина, взглянувъ на Деронду.
-- Какой-то внутренній голосъ сказалъ ей, что она должна жить,-- отвѣтилъ онъ спокойно;-- она очень набожна и согласна перенести все, что представляется ей долгомъ.
-- Такихъ людей нечего жалѣть,-- произнесла Гвендолина съ нетерпѣніемъ: -- я не сочувствую женщинамъ, которыя всегда поступаютъ хорошо. Я не вѣрю ихъ страданіямъ.
-- Правда, сознаніе сдѣланнаго зла -- чувство болѣе глубокое, болѣе горькое. Мы, грѣшные люди, не можемъ вполнѣ сочувствовать безгрѣшнымъ.
-- Это -- пустыя слова,-- промолвила Гвендолина съ горечью;-- вы, я знаю, восторгаетесь миссъ Лапидусъ только потому, что считаете ее безгрѣшной, совершенствомъ и вы презирали-бы женщину, совершившую что-нибудь, по вашему мнѣнію, дурное.
-- Это зависѣло-бы отъ того, какъ она сама смотритъ на свой проступокъ.
-- Васъ удовлетворило-бы только ея безконечное отчаяніе!-- сказала съ жаромъ Гвендолина.
-- Объ удовлетвореніи тутъ не можетъ быть рѣчи; я былъ-бы преисполненъ грусти. Это не пустыя слова; я не хочу этимъ сказать, что совершенство не возбуждаетъ въ немъ восхищенія, но человѣкъ, незаслуживающій никакого состраданія внушаетъ горькое сочувствіе, когда его дѣйствія породили въ немъ укоры совѣсти. Люди развиваются различно; нѣкоторые прозрѣваютъ только благодаря тяжелымъ ударамъ, которые они сами наносятъ себѣ своимъ поведеніемъ. Во время подобныхъ страданій мы испытываемъ къ нимъ больше сочувствія, чѣмъ къ самодовольнымъ, никогда незаблуждающимся существамъ.
Говоря это, Деронда забылъ обо всемъ, кромѣ подозрѣваемыхъ страданій Гвендолины, и въ его голосѣ и глазахъ ясно выразилось самое теплое участіе.
-- Вы уговариваете м-съ Грандкортъ спѣть намъ что-нибудь, Данъ?-- спросилъ сэръ Гюго, подходя къ нимъ и положивъ руку на плечо Деронды.
-- Я никакъ не могу рѣшиться на это,-- отвѣтила Гвендолина, вставая.
За сэромъ Гюго подошло еще нѣсколько человѣкъ, и въ этотъ день уже не представилось болѣе случая Дерондѣ и Гвендолинѣ поговорить наединѣ.
На слѣдующій вечеръ былъ канунъ новаго года, и въ портретной галлереѣ, надъ старинными монастырскими келіями, предполагалось устроить ежегодный балъ, даваемый баронетомъ для своихъ фермеровъ, а среди толпы и общей суматохи всегда удобно уединиться. Одѣваясь къ балу, Гвендолина хотѣла, въ воспоминаніе о Лейбронѣ, надѣть на шею только бирюзовое ожерелье, но она боялась оскорбить мужа, не явившись на подобное торжество во всемъ своемъ блескѣ, и потому надѣла памятное ожерелье въ видѣ браслета, обернувъ его три раза вокругъ кисти.
Балъ наканунѣ новаго года въ аббатствѣ представлялъ живописную картину и, насколько возможно, возсоздавалъ старину, согласно семейнымъ преданіямъ. Полъ монастырской галлереи былъ устланъ краснымъ ковромъ; въ противоположныхъ ея концахъ и вокругъ оконъ были устроены открытые павильоны изъ цвѣтовъ и тропическихъ растеній. Въ числѣ, приглашенныхъ, кромѣ фермеровъ, были и сосѣдніе сквайры, такъ что будущіе обладатели королевскаго и аббатскаго Топинга могли увидѣть здѣсь въ самомъ пріятномъ освѣщеніи свою будущую славу и все мѣстное величіе. Сэръ Гюго былъ увѣренъ, что Грандкорта польститъ приглашеніе на это семейное торжество, и вмѣстѣ съ, тѣмъ надѣялся, что, видя его сіяющую здоровьемъ и благоденствіемъ фигуру, Грандкортъ предпочтетъ получить тотчасъ значительную сумму денегъ, чѣмъ ожидать наслѣдства послѣ его смерти.
Всѣ присутствующіе, до послѣдней дочери самаго бѣднаго фермера, знали, что они увидятъ наслѣдника сэра Гюго, съ его молодой женой, такъ-какъ, по слухамъ, всегдашнія холодныя отношенія между баронетомъ и Грандкортомъ превратились въ тѣсную дружбу. Гвендолина, открывая балъ вмѣстѣ съ сэромъ Гюго, привлекала къ себѣ всѣ взоры, и, если-бы годъ тому назадъ она съ помощью какого-нибудь волшебнаго зеркала, увидѣла себя въ подобномъ положеніи, то сочла-бы себя вполнѣ счастливой. Теперь-же она удивлялась, какъ могла чувствовать такъ мало удовольствія отъ величія и блеска, среди которыхъ она очутилась послѣ скучной дѣвичьей жизни и ожидавшей ее мрачной будущности. Однако, она держала себя съ такимъ достоинствомъ, что всѣ женщины ей завидовали. Если-бъ она родилась дочерью герцога или даже короля, она не могла-бы болѣе просто и естественно принимать всеобщее поклоненіе. Бѣдная Гвендолина! она мало-по-малу научилась переносить свой роковой проигрышъ въ великой жизненной игрѣ съ совершеннымъ спокойствіемъ и невозмутимымъ самообладаніемъ...
Вторая пара, слѣдовавшая за сэромъ Гюго и Гвендолиной, также заслуживала вниманія по разительному контрасту между кавалеромъ и дамой -- старой, сѣдой леди Пентритъ и юнымъ, блестящимъ Даніелемъ Дерондой, который казался только-что распустившимся, свѣжимъ цвѣткомъ подлѣ сѣраго лишайника. Третья пара состояла изъ Грандкорта и леди Малинджеръ; первый, являясь какъ всегда, врожденнымъ джентльменомъ, могъ-бы, по мнѣнію всѣхъ присутствующихъ, имѣть болѣе свѣжій цвѣтъ лица, больше волосъ на головѣ и больше жизненности въ глазахъ, а послѣдняя -- своимъ добрымъ простымъ лицомъ и нѣжно смотрѣвшими на всѣхъ голубыми глазами возбуждала въ окружающихъ только сожалѣніе о томъ, что она не подарила мужу красиваго, молодого наслѣдника.
Только три стороны древней, четырехугольной галлереи отведены были подъ бальную залу, а четвертая представляла закрытый корридоръ; въ одномъ концѣ танцовали, въ другомъ -- былъ приготовленъ ужинъ, а посрединѣ была устроена блестяще освѣщенная гостиная съ роскошной мягкой мебелью.
Въ серединѣ бала Гвендолина удалилась съ мужемъ въ этотъ импровизированный будуаръ; они не разговаривали между собою; она молча полулежала въ креслѣ, а онъ стоялъ подлѣ, прислонившись къ стѣнѣ. Увидавъ это издали, Деронда подошелъ къ Гвендолинѣ, съ которой онъ почти не промолвилъ ни слова со времени разговора у фортепіано. Онъ такъ добросовѣстно во весь вечеръ исполнялъ свою обязанность относительно гостей, танцуя до упаду, что считалъ себя вправѣ немножко отдохнуть. Присутствіе Грандкорта нисколько не могло уменьшить удовольствія разговаривать съ Гвендолиной, а, напротивъ, избавляло его отъ неловкаго tête à tête. При видѣ приближающагося Деронды, лицо Гвендолины просіяло, и она съ улыбкою приподнялась. Грандкортъ уже давно ворчалъ на скуку и предлагалъ незамѣтно уйти въ свои комнаты, но она все отказывалась, хотя ею уже овладѣло сожалѣніе о томъ, что она даромъ надѣла памятное ожерелье: Наконецъ-то Деронда обратилъ на нее вниманіе.
-- Вы больше не танцуете?-- спросилъ ои".
-- Нѣтъ; я увѣрена, что вы этому очень рады,-- весело отвѣтила Гвендолина,-- иначе вы были-бы принуждены предложить мнѣ свои услуги, а, кажется, вы уже вволю наплясались.
-- Я этого не отрицаю, если вы, съ своей стороны, также устали отъ танцевъ,-- отвѣтилъ Деронда.
-- Но все-же окажите мнѣ услугу, хотя и въ другомъ родѣ: подайте мнѣ стаканъ воды.
Чтобъ исполнить желаніе Гвендолины, Дерондѣ надо было сдѣлать только нѣсколько шаговъ. Молодая женщина была завернута въ легкое бѣлое Sortie de bal, такъ что руки ея были закрыты; но когда Деронда возвратился со стаканомъ воды, она сняла перчатку съ правой руки, взяла стаканъ и, поднеся его ко рту, открыла бирюзовое ожерелье, обвивавшее ея кистъ. Грандкортъ это замѣтилъ, и отъ него также не ускользнуло, что Деронда устремилъ на странный браслетъ пристальный взглядъ.
-- Что это за гадость у тебя на рукѣ?-- спросилъ онъ.
-- Старинное ожерелье, которое я очень люблю,-- отвѣтила Гвендолина спокойно; я его разъ потеряла, и мнѣ его кто-то нашелъ.
Съ этими словами она отдала стаканъ Дерондѣ, который отнесъ его и, возвратясь, сказалъ:
-- Посмотрите въ окно, какъ великолѣпно луна освѣщаетъ колонны галлереи.
-- Я очень желала-бы посмотрѣть на эту картину,-- сказала Гвендолина, смотря на мужа; ты пойдешь?
-- Нѣтъ, Деронда тебя проводитъ,-- отвѣтилъ онъ, не сводя съ нея глазъ, и медленно удалился.
Это обидное равнодушіе оскорбило Гвендолину, и на лицѣ ея выразилось минутное негодованіе. Деронда также вспыхнулъ за нее, но чувствуя, что лучше всего не показывать ей и тѣни состраданія, поспѣшно сказалъ:
-- Позвольте мнѣ предложить вамъ руку.
Ему казалось, что онъ совершенно понималъ, зачѣмъ она надѣла памятное ожерелье: она хотѣла ему сказать, что смиренно принимаетъ его упрекъ и нисколько на него не сердится. Съ своей стороны, Гвендолина, идя съ нимъ по залѣ, сознавала, что только-что происшедшая сцена съ мужемъ давала ей еще больше права на совершенную откровенность съ Дерондой. Однако, она не промолвила ни слова и, дойдя до окна, выходившаго на монастырскій дворъ, живописно освѣщенный луною, выпустила его руку и прильнула лбомъ къ стеклу. Деронда отошелъ немного въ сторону чувствуя, что въ эту минуту простой свѣтскій разговоръ былъ-бы не кстати.
-- Если-бы я теперь снова начала играть въ рулетку и вторично потеряла-бы ожерелье, что-бы вы обо мнѣ подумали?-- спросила она наконецъ.
-- Я былъ-бы о васъ худшаго мнѣнія, чѣмъ теперь.
-- Вы совершенно ошибаетесь; вы не хотѣли, чтобы я играла въ рулетку и воспользовалась моимъ выигрышемъ, но я поступила гораздо хуже.
-- Я, можетъ быть, понимаю, что вы хотите сказать; во всякомъ случаѣ, понимаю испытываемые вами угрызенія совѣсти,-- отвѣтилъ Деронда, пугаясь неожиданной откровенности Гвендолины, всегда столь скрытной.
-- Что-бы вы сдѣлали, если-бъ находились на моемъ мѣстѣ и были такъ-же несчастны, чувствуя, что поступили дурно и опасаясь возмездія?-- продолжала Гвендолина, какъ-бы торопясь высказать все, что у нея было на душѣ.
-- Нельзя помочь горю однимъ извѣстнымъ поступкомъ,-- отвѣтилъ Деронда рѣшительно.
-- Что?-- поспѣшно спросила Гвендолина, поворачивая къ нему голову и смотря прямо на него.
Онъ, въ свою очередь, устремилъ на нее взглядъ, который ей показался слишкомъ строгимъ, но онъ чувствовалъ что въ эту минуту не слѣдовало быть нѣжнымъ, а нужно было прямо высказывать свое мнѣніе, какъ-бы оно ни было сурово.
-- Я хочу сказать,-- продолжалъ онъ,-- что многое можетъ вамъ помочь переносить ваше горе. Подумайте, сколько людей подвержены подобной-же участи!
Она отвернулась, снова прильнула лбомъ къ окну и промолвила съ нетерпѣніемъ:
-- Вы должны мнѣ сказать, что думать и что дѣлать, иначе -- зачѣмъ вы вмѣшались въ мою жизнь и помѣшали мнѣ играть? Если-бъ я продолжала игру, то, можетъ быть, снова выиграла-бы, и, увлекшись этой страстью, не думала-бы ни о чемъ другомъ. Вы этого не захотѣли. Отчего-же я не могу дѣлать того, что желаю? Другіе, вѣдь, такъ поступаютъ и не терзаются!
Слова бѣдной Гвендолины не имѣли опредѣленнаго, яснаго смысла, а выражали только сильное раздраженіе.
-- Я не вѣрю, чтобъ вы могли когда-нибудь хладнокровно переносить зло,-- сказалъ Дероида съ чувствомъ;-- если-бы, дѣйствительно, низость и жестокость спасали человѣка отъ страданій, то какое значеніе это могло-бы имѣть для людей, которые не въ состояніи быть жестокими и низкими? Идіоты не знаютъ нравственныхъ страданій, но вы вѣдь не идіотка. Нѣкоторые причиняютъ зло другимъ безъ малѣйшаго сожалѣнія; но я увѣренъ, что вы не могли-бы сдѣлать зла кому-бы то ни было безъ тяжелыхъ угрызеній совѣсти.
-- Скажите-же, что мнѣ, дѣлать?
-- Многое. Смотрите, какъ живутъ другіе, какъ они подвергаются горю и переносятъ его. Старайтесь заботиться о чемъ-нибудь высшемъ, чѣмъ удовлетвореніе своего мелкаго эгоизма. Старайтесь питать интересъ ко всему, что есть лучшаго въ области мысли и человѣческой дѣятельности.
Гвендолина молчала минуты двѣ и, взглянувъ на него, сказала:
-- Вы считаете меня эгоисткой и невѣждой?
-- Вы не будете болѣе эгоистичны и невѣжественны,-- произнесъ онъ твердо, послѣ непродолжительнаго молчанія и не сводя съ нея глазъ.
Она не опустила головы, не отвернулась, а въ лицѣ ея неожиданно произошла та перемѣна, которая придаетъ какое-то дѣтское выраженіе взрослому человѣку, когда онъ вдругъ теряетъ самообладаніе.
-- Пойдемте назадъ,-- нѣжно сказалъ Деронда, подавая ей руку.
Она молча повиновалась и, возвратясь къ Грандкорту, сказала:
-- Теперь я согласна уйти съ бала; м-ръ Деронда извинится за насъ передъ леди Малинджеръ.
-- Конечно,-- прибавилъ Деронда;-- лордъ и леди Пентритъ уже давно удалились.
Грандкортъ, не говоря ни слова, подалъ руку женѣ и кивнулъ головою Дерондѣ, а Гвендолина, также слегка поклонившись ему, промолвила:
-- Благодарю васъ.
Молча прошли они всю галлерею и корридоры, которые вели въ отведенныя имъ комнаты; остановившись въ будуарѣ, Грандкортъ затворилъ за собою дверь, и бросившись въ кресло, повелительнымъ тономъ сказалъ:
-- Сядь!
Гвендолина предчувствовала непріятную сцену и немедленно сѣла на ближайшій стулъ.
-- Сдѣлай одолженіе, не веди себя впередъ, какъ сумасшедшая,-- проговорилъ онъ, смотря ей прямо въ глаза.
-- Что ты хочешь этимъ сказать?-- спросила Гвендолина.
-- У тебя, вѣроятно, съ Дерондой было какое-нибудь тайное соглашеніе насчетъ этого дрянного ожерелья. Если ты имѣешь что-нибудь ему сказать, то говори прямо, а не прибѣгай къ телеграфу, который могутъ замѣтить и другіе. Это глупо и неприлично.
-- Если хочешь, ты можешь узнать всю исторію этого ожерелья,-- отвѣтила Гвендолина, въ душѣ которой оскорбленная гордость и гнѣвъ взяли верхъ надъ страхомъ.
-- Я ничего не хочу знать. Скрывай отъ меня все, что угодно. Что я захочу, я узнаю безъ тебя. Только сдѣлай одолженіе, веди себя, какъ подобаетъ моей женѣ, и не выставляй себя дуракамъ на показъ.
-- Ты не хочешь, чтобъ я говорила съ м-ромъ Дерондой?
-- Мнѣ рѣшительно все равно, съ кѣмъ ты говоришь: съ Дерондой или съ другимъ фатомъ. Ты можешь бесѣдовать съ нимъ сколько хочешь. Онъ никогда не займетъ моего мѣста. Ты моя жена и будешь прилично вести себя въ отношеніи меня и всего свѣта, или убирайся къ чорту!
-- Я постараюсь держать себя достойно,-- отвѣтила Гвендолина сдержанно.
-- Ты надѣла эту дрянь и спрятала ее отъ меня до той минуты, когда вздумала показать ее Дерондѣ. Только дураки прибѣгаютъ къ языку знаковъ, думая, что ихъ никто не понимаетъ. Ты не должна себя компрометировать. Веди себя прилично. Вотъ все, что я хотѣлъ тебѣ сказать.
Грандкортъ не спускалъ съ нея глазъ. Она стояла безмолвно. Она не смѣла отвѣчать на его дерзкіе совѣты горькими упреками. Она сама болѣе всего боялась-бы скомпрометировать себя и разыграть какую-нибудь глупую роль. Не стоило разсказывать ему, что Деронда также упрекалъ ее, и еще болѣе строгимъ образомъ. Въ словахъ Грандкорта выражалась не ревность, а презрѣніе. Онъ былъ убѣжденъ въ своей силѣ надъ нею.
Но почему ей не возстать противъ него и не вызвать на бой? Она жаждала этого всѣми фибрами своей души. Она сидѣла въ блестящемъ, бальномъ нарядѣ, блѣдная, безпомощная, а онъ, казалось, тѣшился своимъ превосходствомъ надъ ней. Она не могла даже выразить жалобу или разразиться громкимъ воплемъ, какъ дѣлала это до замужества. Его презрѣніе привело ее въ какое-то отупѣніе.
-- Позвать горничную?-- спросилъ онъ послѣ продолжительнаго молчанія.
Она кивнула головой; онъ позвонилъ и ушелъ въ свою уборную.
Въ глубинѣ своего сердца Гвендолина повторяла роковыя слова; "зло, причиненное вами мнѣ, будетъ вашимъ проклятіемъ", а когда дверь затворилась за Грандкортомъ, и слезы выступали на ея главахъ, она тихо промолвила, обращаясь къ кому-то:
-- Зачѣмъ ты мстишь мнѣ, а не ему?!
Однако, она не долго предавалась отчаянію и, вытеревъ платкомъ глаза, постаралась удержаться отъ дальнѣйшихъ рыданій.
На слѣдующій день Гвендолина, оправившись отъ тяжелаго впечатлѣнія вчерашней сцены съ мужемъ, рѣшилась воспользоваться его презрительнымъ разрѣшеніемъ и поговорить съ Дерондой; но впродолженіе цѣлаго дня она не могла, найти для этого удобнаго случая, а прибѣгать къ различнымъ хитростямъ -- противорѣчило ея гордости. Такъ прошелъ день, а на другой, въ три часа дня, она должна была уѣхать съ мужемъ домой. Послѣднее утро было посвящено Грандкортомъ поѣздкѣ съ сэромъ Гюго въ королевскій Топингъ. Остальные мужчины отправились на охоту, а дамы съ лордомъ Пентритомъ и м-ромъ Вандернутомъ пошли на птичій дворъ. Хотя этотъ планъ былъ составленъ при Дерондѣ, но онъ не принялъ участія въ прогулкѣ. Выведенная изъ себя, Гвендолина какъ-то инстинктивно отстала по дорогѣ отъ общества и почти бѣгомъ пустилась домой. Она прямо направилась въ библіотеку, гдѣ Деронда, по просьбѣ сэра Гюго, писалъ письма къ его избирателямъ. Тихонько отворивъ дверь и незамѣтно войдя въ комнату, она подождала, пока онъ окончилъ начатое письмо, и тихо произнесла:
-- М-ръ Деронда!
Онъ вскочилъ и въ изумленіи оттолкнулъ отъ себя кресло.
-- Я дурно сдѣлала, что пришла?
-- Я думалъ, что вы гуляете,-- отвѣтилъ Деронда.
-- Я вернулась.
-- Если вы намѣрены снова пойти, то я теперь могу отправиться вмѣстѣ съ вами.
-- Нѣтъ, я хочу вамъ кое-что сказать и не могу тутъ долго оставаться,-- произнесла Гвендолина поспѣшно и, облокотясь на спинку отодвинутаго имъ кресла, промолвила:-- дѣйствительно, я не могу заглушить въ себѣ укоровъ совѣсти за причиненное другимъ зло. Вотъ почему я сказала, что я поступила хуже, чѣмъ если-бы стала снова играть въ рулетку. Этого измѣнить нельзя. Я тяжело наказана и только умоляю васъ научить меня, что дѣлать. Какъ-бы вы поступили, что-бы вы чувствовали на моемъ мѣстѣ?
Ея слова были тѣмъ трогательнѣе, что она торопилась говорить и не прибѣгала ни къ какимъ уверткамъ, а прямо шла къ цѣли.
-- Я чувствовалъ-бы почти то-же, что и вы: безнадежное горе.
-- Но что-бы вы старались сдѣлать?-- съ жаромъ спросила Гвендолняа.
-- Я устроилъ-бы свою жизнь такъ, чтобъ по-возможности загладить совершенный грѣхъ и старался-бы удержать себя отъ новыхъ подобныхъ-же поступковъ.
-- Но я не могу, не могу!-- произнесла Гвендолина плачущимъ тономъ;-- я оттерла другихъ, я превратила чужой проигрышъ въ мой выигрышъ. Я теперь ничего не могу измѣнить, а должна идти по тому-же пути.
Онъ не могъ отвѣтить тотчасъ и долго боролся между чувствомъ участія къ Гвендолинѣ и сочувствіемъ къ тѣмъ, которымъ она причинила столько зла.
-- Самое горькое,-- сказалъ онъ, наконецъ,-- это нести бремя своихъ дурныхъ поступковъ, но, если-бы вы подчинялись этому испытанію какъ какому-нибудь недугу, и постарались бы воспользоваться неизбѣжнымъ зломъ для торжества добра, то, быть можетъ, вы достигли-бы благихъ результатовъ. Было много примѣровъ, что заблуждающіеся люди, подстрекаемые укорами совѣсти, приносили большую пользу своей возвышенной дѣятельностью. Сознаніе, что мы испортили одну жизнь, можетъ побудить насъ стараться спасти другихъ отъ той-же участи.
-- Но вы никому не причинили зла и не испортили ни чьей жизни,-- поспѣшно произнесла Гвендолина;-- другіе вредили вамъ и портили вашу жизнь.
Деронда слегка покраснѣлъ, но тотчасъ-же отвѣтилъ:
-- Я полагаю, что, глубоко страдая за себя, мы кончаемъ тѣмъ, что такъ-же пламенно сочувствуемъ страданіямъ другихъ. Вы меня понимаете?
-- Да, кажется. Но вы правы: я эгоистка. Я никогда не думала о чувствахъ и страданіяхъ другихъ, кромѣ моей матери. Но что-же мнѣ дѣлать? Я должна съ утра до вечера дѣлать то, что другіе. Я стараюсь казаться счастливой и мнѣ все опостылѣло, все опротивѣло,-- прибавила она, съ отвращеніемъ махнувъ рукою;-- вы говорите, что я невѣжественна, но къ чему стараться знать больше, когда жизнь не стоитъ подобныхъ усилій?
-- А для того, чтобы жизнь получила въ вашихъ глазахъ большую цѣну,-- отвѣтилъ Деронда напряженно-суровымъ тономъ, въ которомъ онъ видѣлъ лучшее средство для своей безопасности.-- Большее знаніе научило-бы васъ интересоваться всѣмъ міромъ, внѣ тѣсныхъ предѣловъ своей личной драмы. Роковое проклятіе, тяготѣющее надъ вашей жизнью и надъ жизнью многихъ другихъ, заключается въ томъ, что всѣ ваши чувства и мысли сосредоточены на маленькомъ кружкѣ личныхъ интересовъ, все остальное въ мірѣ васъ не занимаетъ и не возбуждаетъ вашего сочувствія. Скажите откровенно, есть-ли какое нибудь умственное занятіе, которое имѣло-бы для васъ интересъ?
Деронда остановился; Гвендолина, пораженная какъ-бы электрическимъ токомъ, лихорадочно слѣдила за каждымъ его словомъ, но ничего не отвѣтила.
-- Я возьму для примѣра музыку,-- продолжалъ Деронда съ еще большимъ жаромъ;-- вы не хотите ею заниматься, потому что она не можетъ удовлетворить вашей эгоистической жаждѣ чужихъ похвалъ. Никакая земля, никакое небо не могутъ удовлетворить человѣка, душа котораго окаменѣла. Всякое новое явленіе вы заклеймили-бы своимъ безжизненнымъ, безчувственнымъ отношеніемъ. Для васъ, какъ и для многихъ другихъ, единственное убѣжище отъ горя -- это высшая духовная жизнь, которая обнимаетъ все, что выходитъ изъ области животныхъ страстей и личнаго эгоизма. Эта высшая жизнь доступна нѣкоторымъ по врожденному влеченію сердца, но для насъ, которые должны съ борьбою развивать свой умъ, она достигается только путемъ знанія.
Слова Деронды звучали сурово; но это происходило. не отъ строгаго отношенія его къ Гвендолинѣ, а отъ привычки постоянной внутренней аргументаціи противъ самого себя. Этотъ тонъ дѣйствовалъ на Гвендолину лучше, чѣмъ самое нѣжное утѣшеніе. Ничто не имѣетъ такого растлѣвающаго вліянія на человѣка, какъ апатичная жалоба на судьбу; самоосужденіе-же составляетъ уже нѣкоторую дѣятельность ума.
-- Я буду стараться,-- промолвила Гвендолина смиренно;-- вы сказали, что привязанность лучше всего; но я ни къ кому не привязана, кромѣ матери. Я желала-бы имѣть ее при себ но это невозможно. Я такъ перемѣнилась за короткое время, что, кажется, начинаю жалѣть свое прошлое.
-- Смотрите на ваше теперешнее страданіе, какъ на искусъ передъ вступленіемъ на болѣе чистый путь,-- сказалъ Деронда гораздо нѣжнѣе;-- вы теперь сознаете, что есть многое на свѣтѣ внѣ предѣловъ вашего личнаго я; вы начинаете понимать, какъ ваша жизнь отражается на жизни другихъ и ихъ жизнь на вашей. Во всякомъ случаѣ, вы, вѣроятно, не избѣгли-бы этого мучительнаго процесса въ той или иной формѣ.
-- Но эта форма ужасна!-- произнесла Гвендолина, топнувъ ногою въ сильномъ волненіи;-- все меня пугаетъ, и я боюсь самой себя. Когда кровь во мнѣ закипитъ, я буду способна на все, а это меня страшитъ.
-- Превратите этотъ страхъ въ орудіе спасенія,-- отвѣтилъ Деронда поспѣшно;--сосредоточьте этотъ страхъ на мысли увеличить укоры совѣсти, столь горькіе для васъ. Думая постоянно объ одномъ, мы можемъ постепенно измѣнить направленіе инстинктивнаго страха, овладѣвшаго всѣмъ нашимъ существомъ. Всякое наше чувство подвержено законамъ развитія, какъ физическаго, такъ и нравственнаго. Воспользуйтесь этимъ страхомъ, какъ орудіемъ для вашего спасенія!
Деронда говорилъ все съ большимъ и большимъ одушевленіемъ, какъ-бы видя въ своихъ словахъ надежду, хотя и слабую, на спасеніе Гвендолины отъ ожидавшей ее роковой опасности.
-- Да, я васъ понимаю,-- произнесла она дрожащимъ голосомъ, не глядя на него;-- но что-же я могу сдѣлать, если во мнѣ берутъ верхъ... злоба и ненависть? Если настанетъ минута, когда я не буду въ силахъ...
Она остановилась и взглянула на Деронду. Лицо его выражало мучительное состраданіе, точно онъ видѣлъ, какъ она на его глазахъ утопаетъ, а руки его и ноги были связаны.
-- Я васъ мучаю,-- промолвила Гвендолина, мгновенно принимая нѣжный тонъ мольбы;-- я неблагодарна. Вы можете мнѣ помочь. Я буду стараться слѣдовать вашему совѣту. Но скажите, вы не сердитесь, что я въ моемъ горѣ, обратилась къ вамъ? Вѣдь вы сами первые обратили на меня вниманіе,-- прибавила она съ грустной улыбкой.
-- Я буду счастливъ, если мои слова удержатъ васъ отъ большаго зла,-- отвѣтилъ Деронда съ жаромъ;--иначе я буду въ отчаяніи.
-- Нѣтъ, нѣтъ, я до этого не дойду. Я могу, я должна сдѣлаться лучшей, узнавъ васъ.
Съ этими словами она быстро обернулась и вышла изъ комнаты.
На лѣстницѣ она встрѣтила сэра Гюго, который шелъ въ библіотеку одинъ, безъ Грандкорта. Въ дверяхъ онъ остановился, увидавъ Деронду, на лицѣ котораго ясно выражались слѣды только-что происшедшей сцены.
-- М-съ Грандкортъ была здѣсь?-- спросилъ баронетъ.
-- Да,-- отвѣтилъ Дероида, продолжая разбирать бумаги на столѣ.
-- А другіе гдѣ?
-- Она оставила ихъ въ саду.
-- Я надѣюсь, что ты не станешь играть съ огнемъ, Данъ,-- сказалъ сэръ Гюго послѣ непродолжительнаго молчанія;-- ты меня понимаешь?..
-- Понимаю, сэръ,-- отвѣтилъ Деронда, удерживаясь отъ вспышки;-- но ваша метафора не имѣетъ никакого основанія: здѣсь нѣтъ огня, а слѣдовательно, нельзя и обжечься.
-- Тѣмъ лучше,-- сказалъ сэръ Гюго, пристально глядя на молодого человѣка;-- а все таки берегись, не скрыта-ли тутъ какая-нибудь пороховая мина?