Вечеромъ, въ ожиданіи Феликса Гольта, Лайонъ сидѣлъ на жесткомъ креслѣ въ пріемной комнатѣ внизу и быстро пробѣгалъ близорукими глазами, при свѣтѣ одной свѣчи, страницы миссіонерскаго отчета, произнося время отъ времени гм--мъ, звучавшее скорѣе осужденіемъ, чѣмъ одобреніемъ. Комната была меблирована очень скудно, единственными предметами, намекавшими на украшеніе, были книжный шкафъ, карта Святой земли, гравированный портретъ Додриджа и черный бюстъ съ раскрашеннымъ лицомъ, почему-то покрытый зеленой кисеей. Между тѣмъ наблюдательнаго человѣка, входившаго въ эту комнату, поражали въ ней нѣкоторыя вещи, несовмѣстныя съ общимъ видомъ бѣдности и мрачности. Въ ней пахло сушеными розами; свѣчка, передъ который читалъ священникъ, была восковая, въ бѣломъ глиняномъ подсвѣчникѣ, а на столѣ, на противоположной сторонѣ очага, стояла изящная рабочая корзинка, выложенная голубымъ атласомъ.
Феликсъ Гольтъ, входя въ комнату, былъ не въ наблюдательномъ настроеніи, и сѣвъ по приглашенію священника возлѣ маленькаго стола съ рабочей корзинкою, посмотрѣлъ на восковую свѣчку, стоявшую противъ, безъ всякаго удивленія и даже не замѣчая, что она не была сальной. Но щепетильный священникъ придалъ другое толкованіе взгляду, который онъ скорѣе угадалъ, чѣмъ увидѣлъ, и боясь, чтобы эта несовмѣстная роскошь не уронила его кредита, поспѣшилъ сказать:
-- Васъ вѣроятно удивляетъ, что у меня горитъ восковая свѣча, молодой другъ мой; но эта неподходящая роскошь оплачивается трудами дочери моей, которая такъ нѣжна, что запахъ сала невыносимъ для нея.
-- " Я и не замѣтилъ свѣчки, сэръ. Благодаря Бога, я не мышь, и мнѣ рѣшительно все равно, что сало, что воскъ.
Старика передернуло отъ громкаго, рѣзкаго тона. Онъ началъ-было гладить себя по подбородку, думая, что съ такимъ эксцентричнымъ молодымъ человѣкомъ нужно быть крайне осторожнымъ; и тутъ почти безсознательно вытащилъ очки, которыми онъ обыкновенно вооружался, когда хотѣлъ наблюдать собесѣдника внимательнѣе обыкновеннаго.
-- Да и мнѣ все равно, въ сущности, сказалъ онъ, только было бы хорошо видно. Тутъ большіе глаза его глянули пристально сквозь стекла очковъ.
-- Вы думаете больше о достоинствѣ книги, чѣмъ о свѣчкѣ, сказалъ Феликсъ, снисходительно улыбаясь. Вы думаете, что теперь передъ вами страница, написанная очень грубымъ и неразборчивымъ почеркомъ.
То была правда. Священникъ, привыкшій къ почтительному виду провинціальныхъ горожанъ и особенно къ гладенькой подстриженной степенности собственной его конгрегаціи, даже вздрогнулъ, когда увидѣлъ сквозь стекла очковъ косматаго, большеглазаго, широкоплечаго молодаго человѣка безъ галстука и безъ жилета. Но мысль, вызванная нѣкоторыми словами м-ссъ Гольтъ, что въ сынѣ, на котораго она такъ горько жаловалась, можетъ быть, кроется тайная благодать, остановила его отъ поспѣшнаго и рѣзкаго сужденія.
-- Я воздерживаюсь отъ сужденій на основаніи одной только внѣшности, отвѣчалъ онъ съ обычнымъ своимъ простодушіемъ. Я по опыту знаю, что, когда душа въ тревогѣ и смятеніи, трудно помнить о галстукахъ и подтяжкахъ и тому подобныхъ подробностяхъ одежды, хотя все это совершенно необходимо для насъ, пока мы живемъ во плоти. И вы, молодой другъ мой, сколько я понялъ изъ сбивчивыхъ и тревожныхъ словъ матери ватей, переживаете теперь такую пору душевной борьбы. Я надѣюсь, что вы не откажетесь высказаться откровенно передо мною, передъ престарѣлымъ пастыремъ, который самъ въ былое время пережилъ много душевныхъ передрягъ и особенно много былъ испытуемъ духомъ сомнѣнія.
-- Что касается до сомнѣнія, сказалъ Феликсъ громко и рѣзко, попрежнему, то если вамъ мать моя говорила о дурацкихъ лекарствахъ и мазурническихъ объявленіяхъ -- а должно быть она объ этомъ говорила,-- то я на нихъ смотрю ни болѣе ни менѣе какъ на карманную кражу. Я знаю, что съ извѣстной точки зрѣнія и карманная кража можетъ быть извинительной и даже похвальной, но я не принадлежу къ той хитроумной братіи, которая смотритъ на свѣтъ сквозь собственные свои пальцы. Еслибъ я позволилъ себѣ продолжать продажу этими снадобьями и мать мою содержать на эту выручку, тогда какъ я могу содержать себя честнымъ трудомъ рукъ моихъ,-- я безъ всякаго сомнѣнія былъ бы бездѣльникомъ.
-- Мнѣ очень хотѣлось бы понять настоящую причину вашего отвращенія къ этимъ снадобьямъ, сказалъ Лайонъ серіозно. Несмотря на врожденную добросовѣстность и нѣкоторую личную свою оригинальность, онъ такъ мало привыкъ къ высокимъ правиламъ, совершенно чуждымъ сектаторской фразеологіи, что не умѣлъ, не могъ сочувствовать имъ непосредственно.-- Я знаю, что о нихъ шла добрая молва и что многіе умные люди испытывали на себѣ средства, случайно открытыя неучеными докторами, и обрѣтали исцѣленіе. Я могу, напримѣръ, упомянуть о Веслеѣ, который былъ несомнѣнно человѣкомъ праведнымъ и благочестивымъ, хотя я не раздѣляю ни его воззрѣній, ни обычаевъ, введенныхъ его ученіемъ; въ этомъ же смыслѣ могутъ быть упомянуты и жизнеописанія многихъ христіанъ прежняго времени, оставившихъ по себѣ незабвенную память. Кромѣ того, отецъ вашъ, собственнымъ умомъ дошедшій до этихъ лекарствъ и завѣщавшій ихъ матери вашей, какъ доходную статью, былъ извѣстенъ за человѣка добросовѣстнаго и честнаго.
-- Отецъ мой былъ неучъ, сказалъ Феликсъ отрывисто. Онъ ничего не смыслилъ въ сложной, человѣческой системѣ, ни въ томъ, какимъ образомъ различныя снадобья противодѣйствуютъ другъ другу. Невѣжество не такъ гнусно, какъ шарлатанство и обманъ; но когда невѣжество прописываетъ пилюли, оно можетъ быть опаснѣе всякаго обмана. Я знаи" кой-что объ этомъ. Я цѣлыхъ пять лѣтъ былъ у одной глупой скотины, деревенскаго аптекаря,-- бѣдняга отецъ платилъ за меня -- онъ не могъ ничего умнѣе придумать. Но нужды нѣтъ: я теперь знаю, что пилюли изъ шпанскихъ мухъ такое лошадиное средство, что можетъ быть хуже яда для тѣхъ, кто вздумаетъ проглотить ихъ; что эликсиръ -- нелѣпая смѣсь дюжины самыхъ несовмѣстныхъ вещей; и что пресловутое средство отъ рака -- ни что иное какъ засмоленая колодезная вода.
Лайонъ всталъ и прошелся по комнатѣ. Къ простодушію его примѣшивалась значительная доля здраваго смысла и сенаторскихъ предразсудковъ: онъ не сразу поддался громко высказанной честности,-- сатана, быть можетъ, приправилъ ее самонадѣянностью и тщеславіемъ. Онъ только спросилъ быстро и негромко:
-- Давно ли вы все это знаете, молодой человѣкъ?
-- Мѣтко сказано, замѣтилъ Феликсъ. Я зналъ все это задолго передъ тѣмъ, какъ мнѣ пришлось участвовать въ этомъ самому, какъ и многое другое. Но вѣрите въ обращеніе?
-- Воистинну вѣрю.
-- Ну и я также. Меня обратили шесть недѣль разврата.
Священникъ вздрогнулъ.-- Молодой человѣкъ, сказалъ
онъ торжественно, подходя къ Феликсу и кладя ему руку на плечо,-- не говорите такъ слегка о божественномъ промыслѣ и воздерживайтесь отъ неподобающихъ словъ.
-- Я говорю не слегка, сказалъ Феликсъ. Еслибъ я не замѣтилъ, что я становлюсь очень быстро свиньей, и что свинячьи помои, хотя въ нихъ недостатка не было, въ сущности порядочная мерзость, я никогда не взглянулъ бы жизни прямо въ лицо и не подумалъ бы, что изъ нея можно сдѣлать. Мнѣ смѣшно стало наконецъ при мысли, что такой круглый бѣднякъ, какъ я, на холодномъ чердакѣ, въ дырявыхъ чулкахъ, съ шилингомъ въ карманѣ, мечталъ превратить жизнь свою къ легкое удовольствіе. Тутъ я принялся обдумывать средства переиначить жизнь. Ихъ оказалось не много. Міръ этотъ очень непривлекателенъ для большинства людей. Но я задался непремѣннымъ намѣреніемъ сдѣлать его какъ можно болѣе сноснымъ. Мнѣ скажутъ можетъ быть, что я не могу измѣнить свѣтъ, что въ немъ непремѣнно должно быть извѣстное число мазуриковъ и подлецовъ, и что если я не буду лгать и подличать, то будутъ во всякомъ случаѣ лгать и подличать другіе. Ну, пусть лгутъ и подличаютъ, кто хочетъ, только я не хочу. Вотъ результатъ моего обращенія, м-ръ Лайонъ, если вамъ угодно знать его.
Лайонъ снялъ руку съ плеча Феликса и снова сталъ ходить по комнатѣ.
-- Вы посѣщали какого-нибудь проповѣдника въ Глазговѣ, молодой человѣкъ?
-- Нѣтъ: я слышалъ многихъ проповѣдниковъ по разу, но никогда не ощущалъ желанія слушать ихъ по два раза.
Добрый Руфусъ не могъ удержаться отъ легкой вспышки досады, при такой непочтительной выходкѣ молодаго человѣка. Можетъ быть онъ не захотѣлъ слышать два раза и проповѣди на Мальтусовомъ подворьѣ. Но злое чувство было немедленно подавлено: душа въ такихъ исключительныхъ условіяхъ требуетъ крайне деликатнаго обхожденія.
-- А позвольте спросить, сказалъ онъ, что вы намѣрены предпринять, лишивъ мать возможности дѣлать и продавать эти снадобья? Я ничего не говорю въ ихъ защиту, послѣ того что вы сказали. Сохрани меня Богъ препятствовать вамъ стремиться ко всему хорошему и честному. Но мать ваша старѣетъ; ей необходимъ покой и комфортъ; вы вѣроятно обдумали средства помогать ей и обезпечивать ее. "Не пекущійся о кровныхъ своихъ"... надѣюсь, что вы признаете авторитетъ высказавшаго это. Я ни въ какомъ случаѣ не могу допустить безпечности и равнодушія къ матери при такой щепетильной добросовѣстности въ отношеніи къ чужимъ. Бываютъ случаи конечно, когда люди, взявъ на плечи тяжелую ношу, поневолѣ должны оставить домъ свой на попеченіе Провидѣнія и меньшей братіи, но въ такомъ случаѣ призваніе должно быть очевидно.
-- Я буду содержать мать также хорошо -- даже лучше -- чѣмъ она теперь живетъ. У нея никогда не было большихъ претензій. Будетъ съ нея того, что я заработаю чисткой часовъ и обученіемъ ребятишекъ, которыхъ я къ себѣ залучилъ. А я проживу и отрубяной похлебкой. У меня воловій желудокъ.
-- Но молодой человѣкъ съ такимъ образованіемъ, безъ сомнѣнія умѣющій четко писать и вести книги, могъ бы искать болѣе выгоднаго занятія -- мѣста писаря или ассистента. Я берусь переговорить съ братомъ Мускатомъ, который хорошо знаетъ всѣ подобные пути. Боюсь только, что въ Лендрелльскій банкъ не примутъ не принадлежащаго къ церкви. Въ прошломъ году они отказали брату Бодкину, хотя онъ былъ имъ очень полезенъ. Но если поискать, непремѣнно найдется что-нибудь. Ни что же и разряды и ступени въ жизни:-- кто можетъ стать выше, не долженъ легкомысленно лишать себя того, что кажется назначеніемъ свыше. Ваша бѣдная мать...
-- Позвольте, м-ръ Лайонъ; я уже обо всемъ этомъ переговорилъ съ матерью, и для сокращенія нашей бесѣды могу сказать вамъ, что я пришелъ къ рѣшенію, отъ котораго не отступлю ни на шагъ. Я не возмусь за дѣло, которое заставило бы меня подпирать затылокъ высокимъ воротникомъ и носить штрипки, проводить цѣлые дни съ балбесами, тратящими запасные деньги на запонки и булавки. По-моему такая работа хуже, ниже всякаго ремесла; и странно, что за нее платятъ не пропорціонально. Вотъ отчего я принялся изучать часовое мастерство. Отецъ мой былъ ткачемъ. И лучше было бы, еслибы онъ остался ткачемъ. Я шелъ домой черезъ Ломкшайръ и видѣлъ дядю своего, который до сихъ поръ еще ткачъ. Зачѣмъ мнѣ отставать отъ своихъ -- отъ людей, не слѣдящихъ за модами.
Лайонъ помолчалъ нѣсколько минутъ. Разговоръ этотъ былъ далекъ отъ его обычнаго мирнаго плаванія, былъ далекъ отъ его широтъ и долготъ. Еслибъ врагъ глазговскихъ проповѣдей говорилъ въ пользу джина и нарушенія субботы, дѣло Лайона было точнѣе и опредѣлительнѣе.
-- Хорошо, хорошо, сказалъ онъ, послѣ раздумья; вѣдь и св. Павелъ торговалъ палатками, хотя онъ изучилъ всю премудрость раввинизма.
-- Св. Павелъ былъ мудрымъ мужемъ, сказалъ Феликсъ. Зачѣмъ мнѣ тянуться за среднимъ классомъ только потому, что я учился кой-чему? Большая часть средняго класса также невѣжественна, какъ рабочій людъ, во всемъ, что не относится непосредственно къ ихъ пошлой жизни. Такимъ-то образомъ рабочій людъ пускается на безумныя затѣи и портится мало-по-малу: лучшія головы изъ нихъ забываютъ своихъ кровныхъ товарищей и мѣняютъ ихъ на дома съ широкими лѣстницами и мѣдными молотками у дверей.
Лайонъ провелъ рукой по подбородку, можетъ быть потому, что ему хотѣлось усмѣхнуться, а не слѣдъ было бы смѣяться надъ тѣмъ, въ чемъ проглядывало нѣчто въ родѣ намека на христіанское отреченіе отъ мірскихъ благъ.
-- Однако, замѣтилъ онъ серіозно, движеніе впередъ дало многимъ возможность дѣятельно содѣйствовать распространенію свободы и общественнаго благосостоянія. Перстень и облаченіе Іосифа не были для него предметами стремленій и желаній, но они были видимыми знаками той власти, которую онъ пріобрѣлъ своимъ свыше вдохновеннымъ искусствомъ и которая дала ему возможность спасти братьевъ.
-- О, не дай Богъ мнѣ никогда носить колецъ и разить духами! Только надѣньте на человѣка атласный галстукъ, и у него сейчасъ же явятся новыя потребности и новыя побужденія. Метаморфоза начнется съ затылочнаго сустава и пойдетъ неудержимо дальше, пока не измѣнитъ сперва его вкусовъ, симпатій, а потомъ и его взглядовъ и разсужденій, которые послѣдуютъ за симпатіями, какъ ноги голодной собаки слѣдуютъ за носомъ. Не хочу я писарскаго благородства. Я могу кончить вымогательствомъ грязныхъ грошей отъ бѣдныхъ на пріобрѣтеніе тонкаго платья или сытнаго обѣда, подъ предлогомъ службы на ихъ же пользу. По-моему ужъ лучше быть круглымъ болваномъ, чѣмъ демагогомъ, состоящимъ исключительно изъ языка и желудка, хотя -- тутъ голосъ Феликса дрогнулъ слегка -- я былъ бы не прочь сдѣлаться демагогомъ другаго рода, еслибъ только могъ.
-- Вы стало-быть сильно заинтересованы современнымъ политическимъ движеніемъ? сказалъ Лайонъ, замѣтно оживляясь.
-- Надѣюсь. Я презираю всѣхъ, кто въ немъ не принимаетъ участія -- или, участвуя самъ, не старается расшевелить, разбудить его въ другихъ людяхъ.
-- Дѣло, другъ мой, дѣло, сказалъ священникъ съ полнымъ радушіемъ. И тутъ же уклонился отъ непосредственнаго созерцанія духовныхъ интересовъ Феликса, увлекшись перспективой политической симпатіи. Въ тѣ времена многіе бойцы за религіозную и политическую свободу высказывали убѣжденія совершенно несовмѣстныя со спасеніемъ!-- И я также думаю и отстаиваю свой взглядъ передъ оппозиціей братьевъ, которые воображаютъ, что участіе въ общественномъ движеніи можетъ препятствовать дѣлу спасенія, и что съ каѳедры не подобаетъ говорить объ обязанностяхъ гражданскихъ. Мало ли обо мнѣ судили-рядили за то что я произносилъ съ каѳедры такія имена, какъ Брумъ и Белингтонъ! Отчего не Велингтонъ, а Рабшаке, и не Брумъ, а Валаамъ? Развѣ Богъ сталъ меньше любить и пещись о людяхъ, чѣмъ во времена Іезекіиля и Моисея?-- Развѣ длань Его укоротилась, или міръ сталъ слишкомъ широкъ для Его промысла? Но они говорятъ, въ Новомъ Завѣтѣ нѣтъ ни слова о политикѣ.
-- Что жъ, вѣдь они правы, сказалъ Феликсъ съ обычной своей безцеремонностью.
-- Какъ! Вы тоже находите, что христіанскій священникъ не долженъ говорить съ каѳедры объ общественныхъ дѣлахъ? вскричалъ Лайонъ, вспыхивая.
-- Сохрани меня Богъ, сказалъ Феликсъ; я напротивъ говорю: проповѣдуйте какъ можно больше истинъ, хотя бы онѣ были заимствованы и не изъ Писанія. И во всѣхъ-то въ насъ мало правды, а ужъ въ мозгахъ люда, считающаго гроши, да отвѣшивающаго фунты и наполняющаго по большей части ваши капеллы, ее и вовсе нѣтъ.
-- Молодой человѣкъ! сказалъ Лайонъ, останавливаясь прямо противъ Феликса: онъ говорилъ быстро, какъ всегда, когда словъ его не сдерживало, не ^угнетало волненіе: мысли приходили къ нему цѣлыми роями и тотчасъ же организовались въ слова.-- Я говорю не о себѣ, потому что я нетолько не желаю, чтобы кто-нибудь думалъ обо мнѣ больше, чѣмъ слѣдуетъ, но я сознаю за собой много такого, что могло бы заставить меня подчиниться терпѣливо даже презрѣнію. Я не требую уваженія къ своимъ лѣтамъ и къ своему сану,-- хочу не корить васъ, но только остановить, предостеречь. Хорошо, что вы говорите прямо, и я не принадлежу къ числу людей, требующихъ отъ молодежи покорнаго молчанія, для того чтобы имъ, старшимъ, можно было разглагольствовать вволю....
-- Младшій изъ друзей Іова,-- продолжалъ священникъ -- оказался мудрѣе всѣхъ, и престарѣлый Илія внималъ откровеніямъ ребенка Самуила. Я особенно долженъ блюсти за собою въ этомъ отношеніи, потому что я чувствую иногда такую потребность высказываться, что мысль бьетъ ко мнѣ клюнемъ, пока не выйдетъ наружу какъ бы то ни было, зачастую иглами и стрѣлами, попадающими въ цѣль. Ботъ почему я усердно молю о терпѣніи, объ умѣньи слушать и молчать, въ чемъ сказывается высшая благодать. Несмотря на то, молодой другъ мой, я считаю своею обязанностью остановить васъ. Искушеніе людей даровитыхъ и воздержныхъ -- гордость и неукротимость нрава, особенно въ тѣхъ мелочахъ жизни, которыя какъ будто нарочно созданы для того чтобы смущать великихъ и сильныхъ людей. Гнѣвныя ноздри и вскинутая голова не могутъ ощущать благоуханій, стелющихся по стезѣ истины. Умъ слишкомъ скорый на презрѣніе и осужденіе
Тутъ дверь отворилась, и Лайонъ пріостановился, но, увидѣвъ только Лидди съ подносомъ, продолжалъ:
-- Точно сжатый кулакъ, способный наносить удары, по неспособный ни принимать, ни раздавать какую бы ни было благодать, хотя бы манну небесную.
-- Я понимаю васъ, вставилъ Феликсъ, добродушно протягивая руку маленькому человѣчку, который во время послѣдней сентенціи подошелъ къ нему совсѣмъ близко.-- Но я не намѣренъ сжимать кулака передъ вами.
-- Хорошо, хорошо, сказалъ Лайонъ, тряся протянутую руку: мы съ вами будемъ видѣться и, надѣюсь, будемъ бесѣдовать съ большей пользой, съ большимъ удовольствіемъ. Останьтесь и напейтесь съ нами чаю: мы по четвергамъ пьемъ чай поздно, потому что дочь моя поздно возвращается съ уроковъ. Теперь она вѣроятно уже возвратилась и сейчасъ сойдетъ къ намъ.
-- Благодарю, я останусь, сказалъ Феликсъ, не изъ любопытства увидѣть дочь священника, по потому, что ему понравился самъ священникъ -- понравился самобытными взглядами и пріемами и ясной прямотою рѣчи, придававшей особенную прелесть даже его слабостямъ. Дочка вѣроятна какая-нибудь жеманная барышня, набожная, чувствительная все на свой, узенькій женскій ладъ, которымъ Феликсъ также мало интересовался, какъ Доркасовыми митингами, житіями благочестивыхъ женъ и всей канителью, нераздѣльной съ конформистскою чопорностью.
-- А можетъ быть черезъ-чуръ люблю ломать и рубить, продолжалъ онъ. Одинъ френологъ въ Глазговѣ сказалъ, что у меня очень развита шишка благоговѣнія; другой, знавшій меня лучше, расхохотался и объявилъ, что напротивъ -- я самый отъявленный атеистъ. Это потому, возразилъ на это френологъ, что онъ крайній идеалистъ и не можетъ найдти ничего достойнаго поклоненія. Разумѣется, я при этомъ легъ на землю и повилялъ хвостомъ отъ удовольстія.
-- Такъ, такъ; и мою голову когда-то изслѣдовали и нашли тоже что-то въ этомъ родѣ. Только, по-моему, это -- сущіе пустяки, тщетныя старанія выполнить языческое правило: "Познавай себя", часто ведущія къ самообольщенію, къ самонадѣянности, несмотря на отсутствіе плода, посредствомъ котораго познается достоинство дерева. А между тѣмъ... Эсѳирь, это м-ръ Гольтъ, съ которымъ я только-что познакомился и бесѣдовалъ съ большимъ удовольствіемъ. Онъ будетъ пить съ нами чай.
Эсѳирь слегка поклонилась, проходя черезъ комнату за свѣчей. Феликсъ всталъ и поклонился, тоже небрежно, хотя подъ этой небрежностью спряталось глубокое изумленіе. Онъ не ожидалъ видѣть въ священнической дочери то, что увидѣлъ. Она какъ-то не вязалась съ его понятіемъ о священническихъ дочеряхъ вообще. Когда она проходила мимо, на него пахнуло тонкимъ ароматомъ сада. Онъ услышалъ легкую походку, переступанье маленькихъ ногъ, увидѣлъ длинную шею и пышный вѣнецъ изъ блестящихъ русыхъ косъ, изъ-подъ которыхъ сбѣгали на затылокъ мелкія кудри,-- во всемъ этомъ сказывалась красавица, и онъ рѣшился взглянуть на нее попристальнѣе. Красавица всегда неестественна, красива только искуственной красотой; но красавица въ видѣ дочери стараго пуританина была ужъ окончательной нелѣпостью.
-- А между тѣмъ, продолжалъ Лайонъ, рѣдко терявшій нить разговора, френологія основывается на естественномъ распредѣленіи способностей и дарованій. Несомнѣнно, что въ каждомъ изъ насъ есть врожденныя склонности и влеченія, надъ которыми безсильна даже благодать. Я самъ смолоду былъ очень склоненъ къ пытливости -- любилъ больше изслѣдовать, изучать медицину души, чѣмъ примѣнять ее къ себѣ, къ своимъ немощамъ.
-- Если медицина души похожа на Гольтовы пилюли и эликсиръ, то чѣмъ меньше вьц съ ней будете имѣть дѣла, тѣмъ лучше, сказалъ Феликсъ. Но торгаши истинами, какъ и торгаши лекарственными снадобьями, обыкновенно совѣтуютъ глотать безъ разсужденій. Когда пропитаніе человѣка, зависитъ отъ пилюли или отъ фразы,-- онъ заботится только о дозахъ, а отъ пытливости избави Богъ.
Слова эти звучали грубостью, но были высказаны съ такой рѣзкой откровенностью, которая устраняла всякую возможность личнаго намека. Дочь священника тутъ впервые подняла глаза на Феликса. Но осмотръ новаго знакомаго продолжался недолго, и она избавила отца отъ необходимости отвѣчать, сказавъ: -- Чай налитъ, папа.
Лайонъ подошелъ къ столу, протянулъ правую руку и сталъ благословлять такъ медленно, что Эсѳирь успѣла между тѣмъ еще разъ взглянуть на гостя. Онъ этого не могъ замѣтить: онъ смотрѣлъ на отца. Она увидѣла странную, но не пошлую, не ничтожную личность. Онъ былъ массивно сплоченъ. Броскими особенностями лица его были большіе, ясные сѣрые глаза и выпуклыя губы.
-- Не пододвинетесь ли вы къ столу, м. Гольтъ? сказалъ священникъ.
Вставая, Феликсъ отодвинулъ стулъ свой такъ сильно, что задѣлъ за столикъ, стоявшій возлѣ, и покачнулъ рабочую корзинку съ голубыми бантами. Корзинка разсыпала по полу катушки, наперстокъ и т. п., и еще что-то тяжелое -- книгу въ двѣнадцатую долю листа, которая упала совсѣмъ возлѣ него, между столомъ и каминной рѣшеткой.
-- Боже мой! сказалъ Феликсъ, извините.
Эсѳирь уже встала и необыкновенно проворно собрала половину мелкихъ, катящихся бездѣлушекъ, пока Феликсъ поднималъ корзинку и книгу. Книга, падая, раскрылась и помялась. Съ инстинктомъ человѣка, знающаго цѣну книгамъ, онъ поспѣшилъ распрямить согнувшіеся листы.
-- Поэмы Байрона! сказалъ онъ съ отвращеніемъ. "Мечты и грезы" -- ужъ лучше бы онъ просто заснулъ и похрапѣлъ. Неужели вы, миссъ Лайонъ, набиваете голову Байрономъ?
Феликсъ съ своей стороны долженъ былъ взглянуть прямо на Эсѳирь, но то былъ взглядъ педагога и судьи. Разумѣется онъ увидѣлъ яснѣе прежняго, что она была красавица.
Она вспыхнула, вскинула голову и сказала, возвращаясь на свое мѣсто: -- Я глубоко уважаю Байрона.
Лайонъ между тѣмъ пододвигалъ себѣ стулъ къ чайному столу и смотрѣлъ на сцену, помаргивая глазами и сконфуженно улыбаясь. Есейри не хотѣлось, чтобы онъ зналъ что-нибудь о книгѣ Байронѣ, но она была слишкомъ горда, чтобы пускаться на какую-нибудь уловку.
-- Онъ -- писатель свѣтскій и суетный, кажется, замѣтилъ Лайонъ. Онъ самъ зналъ только по имени поэта, созданія котораго были тогда религіей для многихъ молодыхъ людей.
-- Мизантропъ, развратникъ, сказалъ Феликсъ, поднимая одной рукой стулъ и державъ другой раскрытую книгу:-- по его мнѣнію герой долженъ разстроить себѣ желудокъ и презирать человѣчество. Его морскіе разбойники и ренегаты, его Манфреды -- нелѣпѣйшіе паяцы, которые когда-либо прыгали на веревочкахъ гордости и распутства.
-- Дайте мнѣ книгу, сказалъ Лайонъ.
-- Позволь мнѣ отложить ее въ сторону до послѣ-чая, папа, сказала Эсѳирь. Какъ ни отвратительны эти страницы въ глазахъ м-ра Гольта, онѣ сдѣлаются еще хуже, если ихъ выпачкать буттербродами.
-- Правда, милая, пробормоталъ Лайонъ, кладя книгу на маленькій столикъ позади себя. Онъ видѣлъ, что дочь разсердилась.
Ого! подумалъ Феликсъ, отецъ ея побаивается. Откуда у него такая долговязая, чванная пава -- дочка? Но она увидитъ, что я ея не боюсь. Потомъ онъ прибавилъ громко:-- Мнѣ бы хотѣлось знать, миссъ Лайонъ, чѣмъ вы оправдываете уваженіе и удивленіе къ такому писателю?
-- Я никогда не рѣшусь оправдывать или объяснять что-либо вамъ, м-ръ Гольтъ, сказала Эсѳирь. Вы употребляете такія сильныя слова, что они дѣлаютъ грозными самые ничтожные доводы. Еслибъ мнѣ когда-нибудь случилось встрѣтиться съ великаномъ Кармораномъ, я непремѣнно напередъ согласилась бы со всѣми его литературными воззрѣніями.
Эсѳирь обладала завидной способностью, выпадающей только на долю женщинамъ: мягкимъ, нѣжнымъ голосомъ, при выразительной, плавной рѣчи. Споръ у нея выходилъ всегда какъ-то особенно привлекательнымъ, потому что въ немъ не было злобы, жесткости, и онъ сопровождался очень граціозными движеніями головы.
Феликсъ разсмѣялся на это съ юношеской задушевностью.
-- Дочь моя очень разборчива на слова, м-ръ Гольтъ, сказалъ священникъ, весело улыбаясь,-- и часто упрекаетъ меня въ отступленіяхъ отъ правилъ, также для меня непонятныхъ, какъ будто бы они были впечатлѣніями шестого чувства, котораго у меня нѣтъ. Я самъ чрезвычайно люблю точность и всегда стараюсь подбирать слова, какъ можно ближе передающія всѣ извивы тропинокъ души, но и рѣшительно не понимаю, какимъ образомъ слово, точно и близко передающее какую-нибудь мысль, слово, созданное и благословленное Создателемъ, можно клеймить и преслѣдовать, какъ злодѣя.
-- О, я очень хорошо понимаю всѣ эти тонкости, сказалъ Феликсъ обычнымъ своимъ fortissimo. Все это недомолвки ради приличій. Слово "гниль" можетъ напомнить о чемъ-нибудь крайне непріятномъ, и потому*вы лучше говорите "сахарныя конфекты" или что-нибудь такое далекое отъ самаго факта, что никому и въ голову не придетъ, о чемъ вы именно говорите. Вы своими околичностями такъ оплетете подлую ложь, что она будетъ казаться честной правдой. Это называется стрѣльбой моченымъ горохомъ вмѣсто пуль. Терпѣть не могу такихъ мягко стелющихъ, щепетильныхъ ораторовъ.
-- Въ такомъ случаѣ вамъ не поправится Джерминъ, сказала Эсѳирь. Кстати, папа, знаешь, что сегодня, когда я давала урокъ Луизѣ Джерминъ, пошелъ м-ръ Джерминъ и заговорилъ со мной съ величайшей вѣжливостью. Онъ спросилъ у меня, въ какое время ты свободнѣе, потому что ему хочется побывать у тебя посовѣтоваться съ тобою насчетъ очень важнаго дѣла. А прежде онъ никогда не обращалъ на меня ни малѣйшаго вниманія. Чѣмъ ты объяснишь такую небывалую внимательность?
-- Не знаю, дитя мое, сказалъ священникъ въ раздумьи.
-- Политикой, разумѣется, сказалъ Феликсъ. Онъ вѣроятно участвуетъ въ какой-нибудь стачкѣ. Вѣдь выборы на носу. Лисицамъ бываетъ иногда не безвыгодно заискивать въ курятникѣ. Не правда ли, м. Лайонъ?
-- Нѣтъ, это все не то. Онъ въ тѣсной связи съ семействомъ Тренсомовъ, наслѣдственныхъ торговъ, также какъ и Деберри. Они погонятъ своихъ фермеровъ къ подачѣ голосовъ, какъ стадо овецъ. Говорятъ даже, что сынъ, котораго ждутъ съ востока, будетъ вторымъ кандидатомъ тори, на одной доскѣ съ молодымъ Дебарри. Говорятъ, что онъ страшно богатъ и можетъ закупить всѣ продажные голоса въ нашемъ краѣ.
-- Онъ ужъ пріѣхалъ, сказала Эсѳирь. Я слышала, какъ миссъ Джерминъ говорила сестрѣ, что онъ только, что вышелъ изъ комнаты отца.
-- Странно, сказалъ Лайонъ.
-- Должно быть случилось что-нибудь особенное, сказала Эсѳирь, потому что Джерминъ стали за нами ухаживать. Миссъ Джерминъ сказала маѣ недавно, что она удивляется, отчего я такъ образована и такъ похожа на порядочную барышню. Она прежде думала, что диссентеры все необразованный, грубый народъ. Я на это сказала, что они такіе и есть, также какъ и церковный людъ въ маленькихъ городахъ. Она берется судить о порядочности, а сама олицетворенная пошлость и вульгарность -- съ огромными ногами, разитъ духами, и вѣчно въ шляпкѣ, какъ двѣ капли воды похожей на модную вывѣску.
-- Что жъ? Это тоже своего рода порядочность, не хуже другой, сказалъ Феликсъ.
-- Нѣтъ, извините, возразила Эсѳирь. Настоящая порядочная женщина не надѣнетъ шляпки, бросающейся въ глаза, не станетъ употреблять крѣпкихъ духовъ и шумѣть юбками на ходу; порядочная женщина всегда изящна, граціозна, деликатна и никогда не навязчива.
-- О, да, сказалъ Феликсъ презрительно, И порядочная женщина непремѣнно читаетъ Байрона, удивляется Чайдъ Гарольду -- господину съ невыразимыми томленьями и страданьями, который не умѣетъ причесаться безъ куафера и по цѣлымъ часамъ смотрится серіозно въ зеркало.
Эсѳирь покраснѣла и тряхнула слегка головой. Феликсъ продолжалъ торжествуя: -- Порядочная женщина вертится точно бѣлка въ колесѣ въ мелочныхъ воззрѣніяхъ и стремленіяхъ, также мало примѣнимыхъ къ жизни, какъ женскіе ножницы къ рубкѣ лѣса. Спросите у отца вашего, что бы старинные протестантскіе эмигранты стали дѣлать во время гоненія съ такими порядочными женами и дочерьми?
-- Ну, такихъ неравныхъ браковъ бояться нечего, сказала Эсѳирь. Мужчины невоспитанные, грубые всегда найдутъ себѣ и женъ подъ стать.
-- Эсѳирь, милая, сказалъ Лайонъ, не простирайте шутки до неуваженія къ почтеннымъ изгнанникамъ и пилигримамъ. Они страдали и боролись, чтобы посѣять и взлелѣять сѣмена очищеннаго ученья и строгой нравственности.
-- Да, да, я знаю все это, сказала Эсѳирь торопливо, боясь, чтобы отецъ не пустился въ разглагольствованіе о пилигримахъ.
-- Да они и не стоили лучшей роли! вставилъ Феликсъ, къ искреннему изумленію Лайона. Миссъ Эсѳирь не поморщилась бы даже и тогда, еслибъ ихъ повели на плаху -- обкарнать имъ уши. Она сказала бы: "У нихъ уши торчали не въ мѣру". Ужъ не бюстъ ли это одного изъ нихъ? Тутъ Феликсъ указалъ на черный бюстъ, покрытый кисеей.
-- Нѣтъ, сказалъ Лайонъ, это достопочтенный Джорджъ Уитфильдъ, который, какъ вамъ извѣстно, обладалъ пламеннымъ языкомъ отцовъ церкви. Но Провидѣніе -- безъ сомнѣнія въ премудрыхъ видахъ спасенія -- Провидѣніе, говорю я, сдѣлало этого святаго мужа косымъ; а дочь моя никакъ не можетъ видѣть косыхъ.
-- И потому прикрыла его кисеей. А что еслибъ вы сами были косы? сказалъ Феликсъ, глядя на Эсѳирь.
-- Тогда, безъ сомнѣнія, вы были бы вѣжливѣе со мною, м-ръ Гольтъ, сказала Эсѳирь, вставая и садясь къ рабочему столику. Вы, кажется, любите все выходящее изъ уровня, все уродливое.
Павлинъ! подумалъ Феликсъ. Надо ходить сюда почаще да школить ее, заставлять ее плакать, заставить ее обстричь красивыя косы.
Феликсъ всталъ, чтобы уйдти и, сказалъ:
-- Я не хочу отнимать у васъ драгоцѣннаго времени, м-ръ Лайонъ. Я знаю, что у васъ не много свободныхъ вечеровъ.
-- Это правда, молодой мой другъ; потому что я, теперь ѣзжу въ Спрокстонъ вечеромъ разъ въ недѣлю. Я надѣюсь, что современемъ у насъ и тамъ будетъ капелла, хотя число прихожанъ увеличивается только женщинами, а рудокопы все еще непочатая почва. Я буду очень радъ, если вы сходите со мной туда завтра въ пять часовъ, посмотрѣть, какъ увеличилось населеніе въ послѣдніе годы.
-- Я у жъ былъ въ Спрокстонѣ нѣсколько разъ. У меня было тамъ собраніе въ прошлое воскресенье вечеромъ.
-- Какъ! вы проповѣдуете? сказалъ Лайонъ, просіявъ.
-- Нѣтъ, я заходилъ въ портерную.
Лайонъ взглянулъ на него съ удивленіемъ.
-- Я увѣренъ, что вы говорите загадками, какъ Самсонъ. Изъ всего, что вы высказывали раньше, никакъ не слѣдуетъ, чтобы вы были изъ числа людей, пьянствующихъ по трактирамъ.
-- Я пью немного. Я спрашиваю бутылку пива и трубку и вступаю въ разговоръ съ сосѣдями. Надо же кому-нибудь вносить къ нимъ здравый смыслъ и ясныя понятія, хоть такимъ путемъ. Я приготовляю, развиваю будущихъ, избирателей и для лучшаго успѣха становлюсь на уровень моихъ учениковъ. Моя аудиторія -- пивная лавочка. А съ вами я пойду завтра съ большимъ удовольствіемъ.
-- Сдѣлайте милость, сказалъ Лайонъ, пожимая руку странному гостю. Мы поймемъ другъ друга лучше современемъ, я не сомнѣваюсь въ этомъ.
-- Прощайте, миссъ Лайонъ.
Эсѳирь не сказала ни слова и чуть кивнула головой.
-- Странный человѣкъ, началъ священникъ, ходя по комнатѣ, когда Феликсъ ушелъ. Въ немъ несомнѣнна любовь ко всему честному и правдивому, но несомнѣнно и то, что нечистая сила забралась въ его душу самообольщеніемъ какой-то мечтательной, неслыханной добродѣтели. Такъ часто путешественника въ степи ложные призраки воды и тѣни отвлекаютъ въ сторону отъ стези къ настоящимъ, извѣданнымъ источникамъ. Но я надѣюсь, что онъ преодолѣетъ искушеніе. Я вижу въ немъ большую душевную силу, несмотря на нѣкоторую распущенность рѣчи, которую я постараюсь сдержать и исправить.
-- Мнѣ онъ кажется очень рѣзкимъ и грубымъ, сказала Эсѳирь, не безъ досады въ голосѣ. Но онъ говоритъ по-англійски лучше большей части нашихъ посѣтителей. Чѣмъ онъ занимается?
-- Чиститъ и дѣлаетъ часы, учитъ дѣтей и надѣется этимъ прокормить мать, потому что не находить возможнымъ позволять ей жить продажей лекарствъ, въ достоинство которыхъ онъ не вѣритъ. Это далеко не дюжинная щекотливость.
-- Боже мой, сказала Эсѳирь, я воображала, что онъ что-нибудь получше.-- Она разочаровалась.
Феликсъ съ своей стороны, идя домой, думалъ: Какимъ хитросплетеніемъ обстоятельствъ у этого чудака-богомола, считающаго міръ сѣнями съ двумя дверьми въ адъ и съ узенькой лѣстницей, но которой могутъ пробраться на небо только самые тоненькіе люди,-- какой дикой выходкой плоти и духа -- явилась у него дочь, такъ непохожая на него самаго? Вѣроятно глупый, неравный бракъ. Никогда не женюсь, хотя бы пришлось порабощать плоть сырой рѣпой, чтобъ не пришлось послѣ оглядываться и говорить: у меня была когда-то высокая, прекрасная цѣль -- я надѣялся сохранить руки чистыми, душу непорочной, глядѣть всегда правдѣ въ лицо, но-теперь извините, у меня жена и дѣти -- я долженъ кланяться и улыбаться, не то они перемрутъ съ голода... или -- жена у меня красавица избалованная, надо ей мягко стлать, намазывать хлѣбъ масломъ пожирнѣе... Вотъ какая доля ожидаетъ мужа м-ссъ Эсѳири. Съ души воротитъ отъ такихъ самонадѣянныхъ, самодовольнылъ дѣвченокъ, сующихся учить всѣхъ, тогда-какъ собственный ихъ уровень нисколько не выше уровня ученой блохи. Желалъ бы я знать, есть ли въ ней хоть капля совѣсти и стыда?