Феликсъ пошелъ въ Спрокстонъ въ воскресенье послѣ. обѣда. Ему нравилась прогулка въ эту отдаленную деревушку; онъ отправлялся въ нее для сокращенія пути черезъ уголъ парка сэра Максима Дебарри, потомъ черезъ общій выгонъ, перерезанный мѣстами красными бороздами, посреди темныхъ массъ дикаго терна, а остальной путь вдоль канала, гдѣ воскресная тишина какъ будто отдыхала на прибрежныхъ лугахъ и пастбищахъ и изрѣдка прерывалась появленіемъ лошади на бечевникѣ, барки, медленно двигавшейся позади ея съ тонкой струйкой синяго дыма, выходящей изъ жестяной трубы. Феликсъ вынесъ изъ дѣтства впечатлѣніе, что дни на баркѣ всѣ похожи на воскресенье; но лошадь, еслибъ ей высказать это предположеніе, вѣроятно предпочла бы болѣе іудейскую строгость къ. буксированію барокъ или, покрайней мѣрѣ, чтобы по воскресеньямъ бичеву тянули ослы, какъ существа болѣе низкой породы.
Каналъ этотъ былъ только вѣтвью большой рѣки и терялся въ угольныхъ копяхъ, гдѣ Феликсъ, миновавъ паутину черныхъ плоскихъ рельсовъ, скоро достигъ своей цѣли -- публичнаго Спрокстонскаго учрежденія, извѣстнагочастымъ, постояннымъ посѣтителямъ подъ фамильярнымъ названіемъ Головача, а менѣе частымъ подъ именемъ Сахарной Головы или Новыхъ Копей; Новыми Копями называли новый и болѣе людный шинокъ Спрокстонской деревни. Другой центръ, извѣстный подъ названіемъ Старыхъ. Копей, тоже имѣлъ свою "публику но онъ отчасти смахивалъ на покинутую, запущенную столицу; а общество, собиравшіеся въ Синей Коровѣ, было самаго низшаго разряда -- равнаго конечно по отношенію къ основнымъ, фундаментальнымъ аттрибутамъ человѣчества, какъ напримѣръ желанію пить пиво, но не равнымъ по возможности платить за него.
Когда Феликсъ подошелъ, знаменитый Чебъ стоялъ у дверей. Чебъ былъ замѣчательнымъ трактирщикомъ; отнюдь не пошлымъ, краснымъ, толстымъ, веселымъ и шутливымъ трактирщикомъ. Онъ былъ худъ и блѣденъ и никогда, какъ говорили его постоянные посѣтители, не увлекался крѣпкими напитками. Какъ въ мнѣніи солдатъ жизнь знаменитаго генерала заколдована, такъ Чебъ, по мнѣнію членовъ клуба "Взаимной Выгоды", былъ одаренъ сверхъестественнымъ воздержаніемъ, такимъ строгимъ блюденіемъ своихъ интересовъ, которое противостояло всѣмъ наркотическимъ средствамъ. Даже сны его, по собственнымъ его показаніямъ, отличались методичностью, свойственной немногимъ и въ бодрствующемъ состояніи. Фараоновы сны, говорилъ онъ, передъ ними ничто; и выходя такимъ образомъ изъ обыденнаго уровня сновъ, они имѣли особенный успѣхъ по воскресеньямъ вечеромъ, когда выслушивавшіе ихъ рудокопы, начисто вымытые и въ праздничныхъ платьяхъ, покачивали головами съ тѣмъ наивнымъ удивленіемъ, съ которымъ всегда слушаютъ что-нибудь таинственное и необъяснимое. Причины, побудившія Чаба сдѣлаться хозяиномъ Сахарной Головы, основывались на самомъ строгомъ расчетѣ. Онъ былъ человѣкъ съ очень дѣятельнымъ умомъ, и, питая притомъ глубокое отвращеніе къ физическому труду, долго и основательно думалъ, какой родъ дѣятельности дастъ ему жизнь наиболѣе спокойную и наиболѣе соотвѣтствующую его наклонностямъ, и наконецъ рѣшился открыть "заведеніе" въ самомъ центрѣ угольныхъ копей. Расчетъ оказался весьма основательнымъ: онъ очень скоро разжился и пріобрѣлъ право голоса въ графствѣ. Онъ не былъ изъ числа тѣхъ ограниченныхъ людей, которые находили право голоса стѣснительнымъ и желали бы лучше обойдтись безъ него: онъ видѣлъ въ своей привиллегіи неотъемлемую принадлежность своего званія, и намѣревался воспользоваться ею какъ можно лучше. Онъ называлъ себя человѣкомъ прямымъ и повременамъ высказывалъ воззрѣнія свои очень свободно; въ дѣйствительности же во всѣхъ его мнѣніяхъ было одно основное дѣленіе -- "моя идея" и "вздоръ."
Когда Феликсъ подошелъ, Чебъ стоялъ, по обыкновенію, нервически шаря руками въ карманахъ, пытливо поглядывая вокругъ и непрерывно пошевеливая своими стиснутыми тонкими губами. Поверхностный взглядъ на него могъ бы повести къ предположенію, что такая тревожно-любопытная личность не годится въ трактирщики; но въ дѣйствительности это свойство хозяина значительно способствовало увеличенію желанія выпить во всѣхъ прохожихъ. Какъ рѣзкая, визгливя рѣчь злой бабы, видъ Чеба раззадоривалъ "зайдти и выпить", чтобы успокоить непріятное вы ечатлѣніе.
Несмотря на то что Феликсъ пилъ очень мало эля, трактирщикъ привѣтствовалъ его крайне вѣжливо. Приближающіеся выборы были удобнымъ случаемъ примѣнить его политическую "идею", которая заключалась въ томъ, что общество существуетъ для блага одной личности, и что личность эту зовутъ Чебомъ. Однако вслѣдствіе стеченія нелѣпыхъ обстоятельствъ несовмѣстныхъ съ этой идеей, Спрокстонъ не попалъ до послѣдняго времени въ списокъ избирающихъ округовъ. Главный членъ компаніи, разработывающей угольныя копи, былъ Петръ Гарстинъ, и та же самая компанія отдавала въ аренду Сахарную Голову. И Гарстинъ разумѣется былъ кандидатомъ, для котораго Чебъ берегъ "вой голосъ, потому что онъ, какъ наиболѣе вліятельное лицо компаніи, могъ больше другихъ надоѣдать и вредить Чебу. Но предвзятое намѣреніе осчастливить полезнаго человѣчка своимъ голосомъ въ день окончательнаго выбора, не можетъ препятствовать человѣку, кто бы онъ ни былъ -- книжникъ или фарисей (Чебъ употреблялъ эту класификацію человѣчества, считая ее освященной Писаніемъ), быть тѣмъ болѣе свободнымъ въ сношеніяхъ съ тѣми людьми, которые не знаютъ его хорошенько и считаютъ его человѣкомъ колеблющимся. Кромѣ Чеба было еще только три самостоятельныхъ голоса въ маленькомъ округѣ, въ которомъ Сахарная Голова считалась центромъ ума и образованности: углекопы, конечно, не имѣли права голоса и не нуждались въ политическомъ обращеніи; слѣдовательно Спрокстонъ не могъ занимать много мѣста въ сердцахъ кандидатовъ. Но между тѣмъ на сцену появился кандидатъ радикалъ, вслѣдствіе чего Дебарри примкнулъ къ Гарстину, а сэръ Джемсъ Клементъ, бѣдный баронетъ, принужденъ былъ отступить. Чебъ предавался самымъ утонченнымъ умственнымъ комбинаціямъ, чтобы опредѣлить, какіе шансы выгоды могутъ быть для Сахарной Головы въ этомъ измѣненномъ строѣ вещей.
У него былъ братъ въ другомъ графствѣ, тоже трактирщикъ, но на болѣе широкую ногу, въ многолюдномъ мѣстечкѣ; и отъ него-то Чебъ заимствовался большими политическими свѣдѣніями, чѣмъ можно было бы обрѣсти въ Ломшайрской газетѣ. Онъ теперь былъ достаточно просвѣщенъ, для того чтобы знать, что и безгласные рудокопы и матросы могутъ принести пользу на выборахъ. Это какъ нельзя болѣе шло къ его политической идеѣ, и еслибъ его спросили, онъ непремѣнно потребовалъ бы распространенія права подачи голосовъ и на этотъ классъ -- покрайней мѣрѣ на Спрокстонъ.
Съ перваго воскреснаго вечера, когда Феликсъ появился въ Сахарной Головѣ, Чебъ смекнулъ, что этотъ тонкій малый такъ воздерженъ не почему другому, какъ потому, что онъ чей-нибудь агентъ. Не могло быть никакого сомнѣнія въ томъ, что онъ нанятъ для какой-нибудь цѣди. Не придетъ же человѣкъ не пьющій въ кабакъ безъ какой-нибудь тайной цѣли. А такъ - какъ Чебъ не могъ угадать цѣли Феликса, она должна была быть очень глубокомысленна и таинственна. Возростающее убѣжденіе въ таинственности и загадочности этой цѣли побудило трактирщика въ послѣдній воскресный вечеръ убѣдить таинственнаго посѣтителя выпить съ нимъ по стаканчику; но это ровно ни къ чему не повело. Феликсъ зналъ, съ кѣмъ имѣлъ дѣло, и постарался не выдать, что главная его цѣль была пріобрѣсти довѣріе лучшихъ людей кружка и побудить ихъ придти къ нему въ субботу вечеромъ въ комнату, гдѣ Лайонъ или одинъ изъ его діаконовъ говорили проповѣди по пятницамъ. На эти проповѣди приходили женщины и дѣти, трое стариковъ, портной-поденщикъ и чахоточный юноша; ни одного рудокопа нельзя было оттянуть отъ крѣпкаго эля Сахарной Головы; ни одинъ матросъ не соглашался промѣнять на проповѣдь грязное зелье Синей Коровы. Феликсъ былъ идеалистъ; онъ подмѣтилъ нѣсколько открытыхъ, пріятныхъ лицъ въ числѣ рудокоповъ, когда они отмывали по воскресеньямъ копоть съ лицъ; ихъ можно было бы научить употреблять лучше свои заработки. Во всякомъ случаѣ онъ попробуетъ: онъ былъ глубоко убѣжденъ въ своемъ призваніи, въ силѣ своего вліянія, и правда, что всегда, когда онъ говорилъ, его слушали съ большимъ вниманіемъ. Въ деревнѣ была безплатная дамская школа; но онъ думалъ, что еслибъ можно было побудить отцовъ, въ суконныхъ шапкахъ, украшенныхъ сальными свѣчами вмѣсто пера, на закопченныхъ лицахъ которыхъ лежала печать тяжкаго труда, къ которому онъ чувствовалъ несравненно болѣе симпатіи, чѣмъ къ всевозможнымъ ленточкамъ въ петлицахъ,-- еслибъ онъ могъ побудить этихъ людей сберечь что-нибудь отъ пропиваемыхъ денегъ, чтобъ заплатить школьному учителю за своихъ сыновей,-- это было бы несравненно лучше и полезнѣе для нихъ всѣхъ школъ Гарстина съ компаніей.
-- Я заберу ихъ посредствомъ родительскихъ чувствъ, говорилъ Феликсъ; -- я возьму одного изъ мальчугановъ и посажу его въ середку. Пока они не узнаютъ, не убѣдятся въ томъ, что есть что-нибудь, что имъ дороже и милѣе наливанья себя пивомъ,-- распространеніе подачи голосовъ будетъ для нихъ только распространеніемъ пьянства. Всегда надобно начать съ чего-нибудь: я вотъ начну съ того, что у меня подъ носомъ. Начну съ Спрокстона. Такъ поступилъ бы человѣкъ, зараженный самымъ ярымъ суевѣріемъ. Развѣ нельзя работать, трудиться для строгой истины также, какъ люди трудятся для вздорныхъ предразсудковъ?
У Феликса были свои иллюзіи, какъ у всѣхъ молодыхъ людей, хотя онѣ были далеко не фешенебельнаго свойства. Онъ остановилъ выборъ на нѣкоемъ Майкѣ Рябомъ ("Рябой" не было его настоящимъ именемъ, но у каждаго углекопа было непремѣнно свое прозвище). Онъ хотѣлъ уговорить его пойдти съ собою въ этотъ вечеръ и пригласить нѣсколькихъ товарищей въ слѣдующую субботу. Рябой былъ однимъ изъ главныхъ рудокоповъ; у него было ясное, добродушное лицо, и онъ съ особеннымъ вниманіемъ прислушивался ко всему, что Феликсъ умѣлъ такъ увлекательно высказывать.
Чебъ, у котораго тоже были свои иллюзіи, любезно улыбнулся, когда загадочный посѣтитель подошелъ къ его дверямъ.
-- Воскресенье, кажется, вашъ день, сэръ: я уже такъ и буду васъ поджидать по воскресеньямъ.
-- Да, я человѣкъ рабочій; я свободенъ только по воскресеньямъ, сказалъ Феликсъ, останавливаясь у двери, такъ-какъ хозяину видимо хотѣлось этово.
-- Ахъ, сэръ, много есть способовъ работать. Мнѣ сдается, что вы одинъ изъ тѣхъ, которые работаютъ мозгами. Такой работой занимаюсь и я.
-- Можно дѣлать и это и вмѣстѣ съ тѣмъ работать руками.
-- Ахъ, сэръ, сказалъ Чебъ съ нѣкоторой горечью въ улыбкѣ,-- у меня такая голова, что я часто желалъ быть глупѣе; я слишкомъ скоро проникаю въ самую суть дѣла. Я, если можно такъ выразиться, съѣдаю обѣдъ во время завтрака. Оттого-то я не могу сказать, чтобы я курилъ трубку: только суну ее въ ротъ, какъ ужъ всю разомъ вытяну, прежде чѣмъ другіе успѣютъ хорошенько раскурить; а въ сущности, къ чему все это? Гораздо лучше предоставлять всѣхъ самимъ себѣ. На этомъ свѣтѣ право лучше двигаться потише и не слишкомъ быстро смекать. Вѣдь вы тоже знаете, что это значитъ, сэръ?
-- Нѣтъ, сказалъ Феликсъ, почесывая въ затылкѣ съ гримасой. Я скорѣй чувствую себя дуракомъ. Свѣтъ великъ, и я до сихъ поръ еще не добрался до самой сути его.
-- Ага, вы таки себѣ на умѣ. Но я надѣюсь, что мы поймемъ другъ друга. А что касается до предстоящихъ выборовъ, то я головой ручаюсь, что мы сошлись бы, еслибъ на то пошло.
Феликсъ чуть-чуть только усмѣхнулся.
-- Вѣдь вы не гори, сэръ? Вѣдь вы не станете держать сторону Дебарри? Я это смекнулъ, какъ только васъ увидѣлъ, съ первыхъ вашихъ словъ. И сразу такъ и сказалъ: онъ не тори. Надѣюсь, что я не ошибся, сэръ,-- э?
-- Конечно; я не тори.
-- Послушайте, сэръ: между нами будь сказано, я также мало забочусь о Дебарри, какъ о Джоннѣ Гротсъ. Я живу не на ихъ землѣ, и они никогда не заглядываютъ въ Сахарную Голову. Я и плевать не хочу на Дебарри: мудрено найдти человѣка, болѣе меня независимаго. Я съ ними сдѣлаюсь, какъ мнѣ покажется лучшимъ и болѣе выгоднымъ. Что же касается до того, чтобы на стѣну лѣзть изъ-за какого нибудь человѣка, то на это есть дураки, къ которымъ я себя не причисляю.
Мы, смертные, иногда строимъ очень жалкую фигуру въ нашихъ стремленіяхъ выставить себя на видъ. Мы можемъ быть вполнѣ увѣрены въ собственныхъ нашихъ достоинствахъ и вмѣстѣ съ тѣмъ совершенно не знать точки зрѣнія, съ которой смотрятъ на насъ наши ближніе. Наша татуировка можетъ нисколько не возбуждать въ нихъ удивленія, хотя бы мы сами самодовольно осматривали себя и вертѣлись кругомъ, чтобы показать ее со всѣхъ сторонъ. Такъ было и съ Чебомъ.
-- Да, сказалъ Феликсъ сухо, я думаю, что есть на свѣтѣ дѣло, для котораго вы исключительно созданы.
-- Ага, вы такъ думаете? Прекрасно, мы понимаемъ другъ друга; вы не тори, я тоже нѣтъ. И еслибъ у меда были четыре руки, чтобъ поднять ихъ въ знакъ согласія на выборахъ, я бы ни одной не поднялъ для Дебарри. По-моему, въ Требіанской церкви слишкомъ много ихъ монументовъ и гербовъ. Что такое значитъ ихъ гербъ? Какой-то значекъ безсмысленный, и я никогда ни отъ кого не могъ добиться толковаго объясненія этихъ нелѣпыхъ значковъ и привиллегій.
Чебу помѣшало дальше развивать свои воззрѣнія на историческій элементъ въ обществѣ прибытіе новыхъ посѣтителей, которые приблизились двумя группами. Первая группа состояла изъ хорошо-знакомыхъ ему углекоповъ, въ чистыхъ праздничныхъ шапкахъ и пестрыхъ платкахъ съ длинными развивающимися концами вокругъ шеи. Вторая группа была весьма необычнымъ явленіемъ и побудила Чеба стиснуть губы и задвигать въ волненіи скулами.
Впереди всѣхъ ѣхалъ щегольски-одѣтый человѣкъ верхомъ, съ широкими отложными воротничками и въ пестромъ атласномъ галстукѣ. Онъ былъ человѣкъ плотный, рослый и сильно смахивалъ на торговца суконными товарами. Дикая мысль мелькнула въ головѣ Чеба. Ужъ не Гарольдъ ли Тренсомъ этотъ величественный посѣтитель? Извините его: братъ его, обитатель люднаго мѣстечка, вселилъ въ него убѣжденіе въ томъ, что кандидаты-радикалы, въ видахъ успѣшнаго хода выборовъ, не разъ ѣдали съ ребятишками честныхъ поденщиковъ хлѣбъ съ патокой и объявляли во всеуслышаніе предпочтеніе къ простой и бѣдной жизни. По мнѣнію Чеба, радикалы были новымъ видомъ паразитовъ, которые лѣпились на бѣдныхъ вмѣсто богатыхъ и потому не отказались бы даже посѣщать кабаки, что онъ заключилъ изъ представившагося ему факта.
За величественнымъ всадникомъ шло нѣсколько человѣкъ очень невзрачнаго вида и всѣ Спрокстонскіе ребятишки, любопытство которыхъ достигло высшей степени, вслѣдствіе неожиданной щедрости незнакомца. Человѣкъ верхомъ, человѣкъ разсыпающій полу-пенсы, былъ такимъ неслыханнымъ явленіемъ, что никто изъ нихъ не взялся бы рѣшить, что онъ сдѣлаетъ вслѣдъ за этимъ; и маленькіе мальчуганы въ тюленьихъ шапкахъ питали смутную надежду на то, что теперь наступилъ совершенно новый строй вещей.
Всѣ обступили всадника, а Чебъ подошелъ поддержать лошадь его подъ уздцы.
-- Ну-съ, м. Чебъ,-- было первыми словами величественнаго незнакомца, когда онъ благополучно слѣзъ съ сѣдла,-- я такъ много наслышался о вашемъ отличномъ элѣ, что пріѣхалъ попробовать его.
-- Войдите, сэръ,-- покорнѣйше прошу войдти, сказалъ Чебъ, передавая лошадь работнику. А за честь сочту поподчивать васъ.
Всѣ вошли въ кабакъ вслѣдъ за незнакомцемъ, исключая мальчишекъ, которые прильнули къ окнамъ.
-- Не угодно ли вамъ пожаловать на чистую половину, сэръ, сказалъ Чебъ раболѣпно.
-- Нѣтъ, нѣтъ, я присяду здѣсь. Я до смерти люблю, сказалъ незнакомецъ, оглядывая углекоповъ, которые посматривали на него не безъ робости,-- яркій очагъ, окруженный честными тружениками. Однако я пройду въ другую комнату на минутку, только чтобы перемолвиться съ вами нѣсколько словъ.
Чебъ открылъ настежъ дверь чистой половины, потомъ, отступивъ назадъ чтобы пропустить, почетнаго гостя, успѣлъ шепнуть Феликсу:
-- Вы знаете этого джентльмена?
-- Нѣтъ, не з паю.
Мнѣніе Чеба о Феликсѣ Гольтѣ упало съ этой минуты. Дверь чистой половины закрылась, но никто не садился и не спрашивалъ пива.
-- А что, хозяинъ, сказалъ Рябой Майкъ, подходя къ Феликсу,-- ужъ не изъ выборныхъ ли это кто?
-- Очень можетъ быть.
-- Мнѣ сказывалъ одинъ человѣкъ, что они повсюду расхаживаютъ и разъѣзжаютъ, сказалъ Рябой,-- и что теперь подошли такія времена, говорятъ, что человѣкъ можетъ задаромъ пить пива сколько душѣ угодно.
-- Ну, братъ, это значитъ Реформа, сказалъ высокій, рыжебородый человѣкъ, по имени Дреджъ.-- Это значитъ у насъ пойдутъ выборы и пьянство.
-- Такъ-то такъ, но только Реформѣ никогда не дойдти до Спрокстона, сказалъ сѣдой, но еще бодрый, свѣжій человѣкъ, по прозвищу Старый Слекъ.-- Я ничему этому не вѣрю.
-- Не вѣришь? сказалъ Рябой не безъ презрѣнія,-- а я такъ вѣрю. Вѣдь есть люди, которые не вѣрятъ ничему дальше конца своей кирки. Вы хоть имъ головы расколите, и то ничего въ нихъ не вобьете, а я такъ навѣрное это знаю отъ одного человѣка, который только и знаетъ что ходитъ по большимъ дорогамъ. Онъ и пьянъ напился и деньгу зашибъ только тѣмъ, что скликалъ народъ, да выкрикивалъ имена по заказу. Что, хозяинъ,-- что тына это скажешь? заключилъ Рябой, почтительно обращаясь къ Феликсу.
-- Хотите узнать все насчетъ Реформы? сказалъ Феликсъ, пользуясь случаемъ.-- Если хотите, я могу сказать вамъ.
-- Да, да, скажите; мы будемъ очень рады, будемъ вамъ очень благодарны, заговорило нѣсколько голосовъ разомъ.
-- Да; но только для этого нужно время. И нужно, чтобъ не помѣшали намъ. Самые умные изъ васъ -- тѣ которые считаются самыми умными въ клубѣ -- пускай придутъ въ избу Пегги Беттонъ въ слѣдующую субботу, въ семь часовъ, въ сумеркахъ. А вы, Рыжій, принесите съ собой своего бѣлоголоваго мальчугана. И всякій, у кого есть такой маленькій мальчуганъ, самый маленькій, еще не понимающій, что говорятъ,-- пусть принесетъ его съ собой. Но только -- уговоръ лучше денегъ -- держать это твердо промежъ себя. Намъ дураковъ ненужно. Но всѣ, кто слышатъ меня, пускай придутъ. Я буду у Пегги Беттонъ.
-- Это тамъ, гдѣ по пятницамъ читаютъ проповѣди, сказалъ Дреджъ.-- Я долженъ былъ подставить женѣ фонарь подъ глазъ, чтобы отвадить ее бѣгать на проповѣди. Вѣдь эдакая бестія, вздумала учить меня, а я ни бельмеса не понимаю, что она тамъ городитъ.
-- Развѣ не можешь ты оставить жену въ покоѣ? сказалъ Рябой съ отвращеніемъ. Я постыдился бы колотить свою хозяйку только за то, что ей нравятся проповѣди.
-- Да не тронь она меня, и я ее не трону, сказъ Дреджъ сердито, желая оправдать себя; но какъ она только начнетъ тарантить, я не могу выносить этого. Однако я принесу своего Джека къ Пегги въ субботу. Мать его вымоетъ. Ему только четыре года, а онъ меня знатно отдѣлаетъ, любо какъ выругаетъ, если его раззадорить.
-- Ну, опять ты понесъ чушь! сказалъ Рябой.
Разговоръ, угрожавшій перейдти въ личности, былъ прерванъ открытіемъ двери съ чистой половины и появленіемъ величественнаго незнакомца съ Чебомъ, лицо котораго необычайно сіяло.
-- Присядьте, м. Джонсонъ, сказалъ Чебъ, пододвигая кресло.-- Ботъ этотъ джентльменъ желаетъ угостить компанію, прибавилъ онъ, поглядывая кругомъ,-- и, что еще больше, онъ желаетъ выпить съ вами рюмочку; и я полагаю, что здѣсь не найдется ни одного человѣка, который бы не нашелъ, что это большая честь для насъ, очень большая честь.
Аудиторія не съумѣла отвѣтить казенными "слушайте, слушайте", но вниманіе ея было тѣмъ не менѣе напряжено до послѣдней степени, когда они усѣлись по приглашенію хозяина. Всѣ прониклись пріятнымъ сознаніемъ того, что наконецъ добралась и до Спрокстона таинственная Реформа, и въ весьма пріятныхъ формахъ, съ туго-набитыми карманами. Только одинъ Феликсъ остался на прежнемъ мѣстѣ, допивая потихоньку начатую кружку и приготовляясь слушать.
-- Славный эль, отличный эль, заговорилъ Джонсонъ, опуская стаканъ на столъ и говоря очень скоро, мягкимъ дискантомъ.-- Да, продолжалъ онъ съ нѣкоторымъ пифосомъ въ голосѣ, глядя на Чеба, сидѣвшаго противъ него,-- пріятно, очень пріятно встрѣтить такое заведеніе посреди копей. На чѣмъ же были бы большіе заработки для рабочаго человѣка, еслибъ онъ не могъ пріобрѣсти хорошаго товара за свою трудовую копѣйку? Да, господа,-- тутъ онъ поглядѣлъ вокругъ: -- я былъ въ портерныхъ и видалъ, какъ добрые и честные каменьщики приходили и платили деньги за такое пиво, которое я не рѣшился бы дать свиньямъ! Тутъ Джонсонъ покачалъ головой.
-- Ну да, какъ въ Синей Коровѣ, прибавили-. неугомонный Дреджъ; но его остановилъ строгій взглядъ Рябаго.
-- Да, да, вотъ вы знаете, что это бываетъ, другъ мой, сказалъ Джонсонъ, глядя на Дреджа одобрительно.-- Но благодареніе Богу, это не будетъ продолжаться дольше. Дрянное пиво будетъ спроважено вмѣстѣ со всей прочей дрянью. Торговля будетъ процвѣтать,-- а что теперь торговля безъ пара, безъ машинъ? А что машина безъ угля? И замѣтьте, господа,-- никакой человѣкъ на свѣтѣ, никакое правительство не можетъ сдѣлать угля.
Отрывистые, громкіе "гмъ, гнъ" доказывали, что этотъ фактъ встрѣтилъ сочувствіе.
-- Ну, и плитняка имъ тоже не выдумать, сказалъ широкоротый, долговязый человѣкъ, по имени Джилозъ, который былъ бы не прочь отъ болѣе пространнаго обсужденія этого вопроса, потому что онъ былъ каменьщикъ.
-- И плитняка, конечно; а между тѣмъ, еслибы уголь можно было дѣлать, честный, почтенный людъ, теперь составляющій ядро нашего населенія, не сталъ бы гнуть спину и потѣть въ копяхъ шесть дней въ недѣлю. Нѣтъ, нѣтъ; это вѣрно: чѣмъ больше убудетъ процвѣтать нашъ край, тѣмъ больше будете нужны вы, господа. Безъ праздныхъ лордовъ и леди можно обойдтись, а безъ почтенныхъ тружениковъ рудокоповъ обойдтись никакъ нельзя. А край нашъ будетъ процвѣтать. Ужъ въ этомъ я вамъ ручаюсь, господа. Край нашъ станетъ превыше всѣхъ и не будетъ въ немъ ни одного человѣка, у котораго не было бы куска мяса въ горшкѣ и лишней копѣйки въ карманѣ, если мы только постараемся послать надежныхъ людей въ парламентъ,-- людей, которые стали бы говорить за рудокоповъ, на каменьщиковъ и за матросовъ -- Джонсомъ махнулъ рукой во всѣ стороны -- а не пороли бы дичь, какъ теперь. Наступилъ кризисъ, и мы должны дѣйствовать. Мы дожили до Реформы, господа, и теперь дѣло въ томъ, чтобы пустить Реформу въ ходъ. Мы переживаемъ кризисъ,-- даю вамъ честное мое слово, что это кризисъ.
Джонсонъ откинулся на спинку кресла отъ сотрясенія этого громкаго существительнаго. Онъ вовсе не думалъ, чтобы кто-нибудь изъ его аудиторіи понималъ, что такое кризисъ; но онъ очень хорошо зналъ, какой эфектъ производятъ въ извѣстныхъ случаяхъ непонятныя слова; и дѣйствительно: углекопы прониклись своего рода убѣжденіями въ томъ, чего они сами не знали, и это было въ самомъ дѣлѣ отличнымъ способомъ приготовить ихъ къ воспріятію дѣйствительнаго убѣжденія.
Феликсъ почувствовалъ, что въ немъ закипала ярость. Трудно придумать нравственную пытку хуже того, когда наши собственныя серіозныя убѣжденія, наши завѣтнѣйшія вѣрованія -- искажаетъ, низводитъ до каррикатуры шарлатанъ или наемщикъ. Онъ инстинктивно пощупалъ острый нижній ободокъ края оловянной кружки, стоявшей передъ нимъ, и подумалъ, что она могла бы быть въ случаѣ надобности очень удобнымъ оружіемъ.
Джонсонъ конечно не былъ лишенъ ораторскихъ достоинствъ. Послѣ этого выразительнаго молчанія, онъ снова выдвинулся впередъ и сказалъ, понизивъ тонъ и вглядываясь пытливо въ слушателей:
-- Надѣюсь, что вамъ всѣмъ извѣстна новость?... Толстыя подошвы задвигались по полу, зашумѣло нѣсколько пододвинутыхъ стульевъ, но никто ничего не отвѣчалъ.
-- Новость, о которой я говорю, состоитъ въ томъ, что человѣкъ первостатейный, человѣкъ, какихъ мало, м. Тренсомъ изъ Тренсомъ Корта, намѣревается сдѣлаться вашимъ представителемъ въ парламентѣ, господа. Я говорю, вашимъ: потому что у него всего больше на сердцѣ благоденствіе рабочаго класса -- почтеннаго, честнаго люда, работающаго киркой, пилой и молотомъ. Онъ богатъ -- у него денегъ больше, чѣмъ у Гарегина, но онъ не намѣренъ копить ихъ про себя. Онъ желаетъ употребить ихъ съ пользой, положить ихъ на доброе дѣло, господа. Онъ пріѣхалъ изъ чужихъ краевъ съ полными карманами золота. Онъ могъ бы купить всѣхъ Дебарри, еслибъ они на что-нибудь годились, но онъ намѣренъ употребить свои деньги на болѣе полезное дѣло. Онъ намѣренъ употребить ихъ на улучшеніе быта рабочаго класса въ нашихъ краяхъ. Я знаю, что есть люди, которые тоже говорятъ о парламентахъ и обѣщаютъ разныя турусы на колесахъ. Напримѣръ, они говорятъ, что желаютъ блага рабочимъ. Но я на это спросилъ бы у нихъ, какимъ рабочимъ? Вѣдь есть рабочіе и въ Ньюкастлѣ и въ Вельсѣ и мало ли еще гдѣ? А что за польза, или что за дѣло честному тому, умирающему съ голоду въ Спрокстонѣ, слышать и знать, что Джакъ въ Ньюкастлѣ ѣстъ вдоволь мяса и пудинга?
-- И дѣло и польза, гаркнулъ Феликсъ своимъ громкимъ, рѣзкимъ голосомъ, странно противорѣчившимъ гладенькой, скромненькой рѣчи Джонсона.-- Если онъ знаетъ, что скверно быть голоднымъ, онъ долженъ радоваться, что другой человѣкъ, тоже трудящійся не менѣе его, не страдаетъ также, какъ онъ.
Всѣ были поражены. Краснорѣчіе Джонсона произвело сильное впечатлѣніе на аудиторію. Блестящія его обѣщанія подтвердили слухъ о томъ, что Реформа наконецъ добралась и до Новыхъ Копей; а Реформа, если, какъ говорятъ, она долікна быть благомъ для всѣхъ, должна непремѣнно проявиться въ большой затратѣ денегъ -- то-есть въ разныхъ угощеніяхъ, увеселеніяхъ и совершенной праздности но нѣсколько дней въ недѣлю. Этотъ "честный, почтенный" Спрокстонскій людъ любилъ Феликса, какъ товарища, только болѣе образованнаго,-- тоже рабочаго человѣка, но только видѣвшаго многія далекія страны, но должно-быть очень бѣднаго, потому что онъ никогда не выпивалъ больше одной пинты. Они были непрочь послушать его во всякомъ другомъ случаѣ, но теперь его вмѣшательство сильно ихъ разсердило. Джонсону тоже было досадно, но онъ продолжалъ прежнимъ ровнымъ, спокойнымъ тономъ, только съ легонькой примѣсью презрѣнія.
-- Я нахожу недобросовѣстнымъ перебивать честную, прямую рѣчь, и придавать ей ложное значеніе. То, что я сказалъ, довольно ясно:-- никто еще не спасался отъ голодной смерти глядѣньемъ на сытыхъ. Я думаю, что это довольно ясно, не правда ли, господа?
Опять послышались одобрительные "гмъ, гмъ." Чебъ бросилъ ехидный взглядъ на Феликса, который почувствовалъ себя въ эту минуту очень глупымъ.
-- Ну-съ, продолжалъ Джонсонъ, я полагаю, что я могу продолжать. Но если здѣсь есть кто-нибудь, кто знаетъ больше меня, я готовъ отступить -- я готовъ замолчать.
-- Сэръ, началъ Чебъ торжественно, никто не смѣетъ отнять слова изъ вашихъ устъ въ этомъ домѣ, и -- прибавилъ онъ, глядя убійственно на Феликса,-- компаніи, которой здѣсь больше дѣлать нечего и которая только другимъ мѣшаетъ дѣлать дѣло, лучше было бы убраться во-свояси. Любовь и согласіе значатся на знамени нашего клуба, любовь и согласіе подразумеваются въ вывѣскѣ: ^Сахарная Голова Вильяма Чеба". Кто смотритъ иначе, пусть лучше ищетъ себѣ другое мѣсто.
-- Очень хорошо, сказалъ Феликсъ, кладя деньги и взявъ шапку,-- я ухожу. Онъ очень хорошо видѣлъ, что еслибъ онъ сказалъ еще слово, это ни привело бы къ добру. Когда за нимъ затворилась дверь, Джонсонъ спросилъ:
-- Кто это такой?
-- Не знаетъ ли кто, какъ его зовутъ? сказалъ Чебъ.
Послышалось нѣсколько отрицаній.
-- Я слышалъ, какъ онъ высказывался несомнѣннымъ реформистомъ. Но, впрочемъ, кажется, въ немъ ничего нѣтъ особеннаго.
-- Плохо то, что никто не знаетъ его имени, сказалъ Джонсонъ.-- Онъ сильно смахиваетъ на переодѣтаго тори -- на шпіона. Будьте осторожны, господа, съ людьми, которые придутъ къ вамъ и станутъ увѣрять, что они радикалы, ничего въ то же время не дѣлая для васъ. Они будутъ пичкать васъ словами -- въ словахъ у нихъ недостатка нѣтъ -- но слова вѣтеръ. А люди, какъ Тренсомъ, выступаютъ впередъ и говорятъ труженикамъ своей стороны: "Я готовъ служить вамъ и говорить за васъ въ парламентѣ и хлопотать объ отмѣнѣ законовъ, стѣсняющихъ васъ; а между тѣмъ, если есть кто-нибудь изъ васъ, кому хочется отдохнуть денекъ, или выпить съ друзьями, или поразжиться портретами короля -- я тоже къ вашимъ услугамъ. Я не бумажное объявленіе -- слова безъ всякаго содержанія,-- я не помѣщикъ, съ пустыми карманами; у меня и земли много, и карманы биткомъ набиты золотомъ". Надѣюсь, что вы знаете, что я подразумѣваю подъ портретомъ короля?
Тутъ Джонсонъ вынулъ полкрону изъ кармана и показалъ ее лицевой стороной компаніи.
-- Вамъ извѣстно, господа, что есть много людей, которые любятъ прятать эти хорошенькія картинки про себя. Не знаю, правду ли я говорю, но, кажется, я слышалъ нѣчто подобное кой о комъ, кто живетъ неподалеку отсюда. Кажется, его зовутъ Спраттомъ, и онъ хозяинъ одной изъ каменоугольныхъ копей.
-- Да, да! Спраттъ, Спраттъ! прогремѣло съ акомпаниментомъ шарканья ногъ.
-- Прижимистая бестія, какъ я слышалъ,-- безпощадная бестія,-- которая рада запречь человѣка въ ярмо, не платя ему ни копѣйки. Я думаю, что между вами едва ли найдется кто-нибудь, кто былъ бы непрочь поддѣть и насолить такой выскочкѣ.
Поднялся говоръ, который Чебъ взялъ на себя трудъ истолковать Джонсону.
-- Я ручаюсь за нихъ, сэръ.
-- Теперь послушайте меня. Вотъ хоть бы напримѣръ Гарстинъ; онъ тоже членъ компаніи, въ которой вы работаете. А что вамъ Гарстинъ? Кто изъ васъ его видѣлъ? А если и видѣлъ кто, то видѣлъ жалкаго скрягу съ наглухо-застегнутыми карманами. Онъ называетъ себя вигомъ, а самъ вѣчно болтается между торіями -- вѣчно разъѣзжаетъ съ Дебарри. А еслибъ мнѣ, господа, довелось имѣть голосъ, и у меня спросили, что я съ нимъ подѣлаю, я сказалъ бы: я его сажаю за Тренсома. Вамъ не дали правъ, и это стыдъ и срамъ. Но когда будутъ въ парламентѣ такіе люди, какъ Тренсомъ,-- и васъ будутъ выбирать; и вы будете сидѣть на одной скамьѣ съ первыми джентльменами королевства, а если кому захочется сѣсть въ парламентъ, онъ долженъ будетъ снять шляпу и поклониться вамъ. Но пока вы сами еще не пользуетесь привиллегіей, вы можете покрайней-мѣрѣ поддерживать хорошихъ людей, а Тренсомъ не чета Гарстину; если вамъ когда-нибудь придется потерять мѣсто, отстаивая Тренсома, онъ васъ обезпечитъ пенсіей. Вотъ что человѣкъ, не пользующійся нравами, можетъ сдѣлать для себя самаго и для своего края: онъ можетъ бросить шапку вверхъ и крикнуть: ура, Тренсомъ!-- да здравствуетъ Тренсомъ! Пусть рабочіе люди -- пусть углекопы и каменьщики, которымъ при настоящемъ положеніи дѣла очень плохо жить на свѣтѣ,-- пусть ихъ сомкнутся дружно и отдадутъ свои руки и голоса хорошему человѣку; этимъ они угомонятъ несправедливыхъ своихъ притѣснителей; а крича за Тренсома, помните, что вы кричите за увеличеніе жалованья, за увеличеніе своихъ правъ, за избавленіе отъ всякой сволочи, которую богатые люди употребляютъ вмѣсто орудія, чтобы выжимать сокъ изъ бѣдныхъ людей.
-- Желалъ бы я, чтобъ дошло дѣло до свалки,-- ужъ я бъ ему задалъ трепку! сказалъ Дреджъ, во все время разглагольствованій Джонсона чувствовавшій потребность вставить слово.
-- Нѣтъ, нѣтъ, другъ мой,-- это вы напрасно. Зачѣмъ употреблять насиліе: вѣдь если вы пустите въ ходъ кулаки, сейчасъ противъ васъ поднимется законъ и полиція, а вотъ что можно. Немножко повалять въ пыли, помять шляпы, пошвырять какими-нибудь мягкими предметами, которые не могутъ ушибить или поранить,-- все это нисколько не вредитъ дѣлу. Если человѣкъ говоритъ, когда вы не имѣете ни малѣйшаго желанія слушать его, вы имѣете полное право сдѣлать ему въ отмщеніе что-нибудь такое, что ему непріятно. Если напримѣръ онъ пользуется правами и не употребляетъ ихъ на благо своего края, я не нашелъ бы ничего предосудительнаго, еслибъ ему безъ особеннаго насилія помяли шляпу и разорвали платье. Надо же учить людей дѣлу, если они его не знаютъ. Но только ненадобно бить, трепать.
-- Славная была бы штука, еслибъ такъ было, сказалъ Старый Слекъ, воображая себѣ это удовольствіе.
-- Вотъ ужъ и то пріятно, если можно сказать "Тренсомъ", когда Спратту хочется, чтобы вы сказали "Гарстинъ". А помоему вотъ что. Вы, слава Богу, знаете, что дважды-два четыре,-- мудрено было бы найдти людей толковѣе васъ; и я совѣтую всѣмъ толковымъ, честнымъ людямъ нашего округа, не имѣющимъ личныхъ привиллегій, сомкнуться дружнѣе и не упустить счастливаго случая, выпавшаго имъ на долю. Съ какой стати, господа, изъ-за всякой бестіи торія, не-вѣсть почему пользующагося правами, пятдесятъ пять человѣкъ должны плясать по его дудкѣ и держать языкъ за зубами? А по-моему, надо освистать, оплевать этихъ бестій, опозорить ихъ. Люди, пользующіеся правами, сплошь и рядомъ не умѣютъ употреблять ихъ какъ слѣдуетъ. Мало ли есть дураковъ, которые сами не знаютъ хорошенько, за кого имъ подавать голосъ: за Дебарри, за Гарстина или за Тренсома;-- куда вѣтеръ подуетъ, туда и они. Ваше дѣло научить ихъ тому, чего они не знаютъ. Отчего выбираютъ Дебарри? Оттого что его боятся. А вамъ что за дѣло до этого? Дебарри до васъ не касается. Если люди боятся торіевъ, мы зададимъ имъ страху. Вы знаете, что такое тори? Тори -- человѣкъ, запрягающій рабочихъ людей, какъ скотину. Вотъ что такое тори; и вигъ не лучше, если онъ похожъ на Гарстина. Вигъ хочетъ столкнуть тори и вырвать у него плеть изъ рукъ. Вотъ и все. Но Тренсомъ не вигъ и не тори; онъ другъ рабочихъ, другъ углекоповъ, другъ почтенныхъ матросовъ. И если онъ попадетъ въ парламентъ, вы можете перекреститься обѣими руками. Не скажу, чтобы тогда было лучше для разныхъ надзирателей, притѣснителей и тому подобной сволочи; но ужъ навѣрное будетъ лучше для всѣхъ честныхъ людей, распивающихъ пиво въ Сахарной Головѣ.
Старанія Джонсона развить политическія понятія Спрокстонскихъ посѣтителей не остановились на этомъ, что особенно было трогательно, потому что онъ не могъ расчитывать видѣться съ ними впослѣдствіи, и могъ только поставить на ноги организацію, которая должна была продолжать дѣйствовать безъ него. Въ этомъ отношеніи онъ вполнѣ успѣлъ. Человѣкъ, извѣстный въ артели подъ именемъ Пака и упомянутый Чебомъ, вошелъ въ комнату и предложилъ себя Джонсону въ "пастыри" новаго стада.
-- Это джентльменъ какъ быть должно, сказалъ Пакъ, усаживаясь въ кресло на мѣсто оратора, который между тѣмъ сѣдъ на лошадь и уѣхалъ.
-- Чѣмъ онъ торгуетъ? спросилъ Джидьзъ долговязый каменьщикъ.
-- Онъ ничѣмъ не торгуетъ, сказалъ Чебъ; онъ одинъ изъ главныхъ пильщиковъ здѣшняго округа. Но только онъ больше работаетъ головой, какъ вы видѣли.
-- Давайте-ка, закуримъ трубку, сказалъ Старый Слекъ. У меня страхъ какъ скулы заболѣли отъ разговоровъ.
-- И у меня также, сказалъ Дреджъ. Мудреная эта штука,-- что тебѣ горностая ловить. Измаешься такъ, что бѣда. Я, пожалуй, непрочь послушать проповѣди, только мудрено добиться, что въ нихъ такое. Вотъ и теперь, хоть убейте меня, не знаю, о чемъ онъ тутъ гуторилъ. Право!