Когда Джерминъ вошелъ въ комнату, Гарольдъ, сидѣвшій за письменнымъ столомъ и разсматривавшій бумаги, повернувшись спиною къ свѣту и лицомъ къ дверямъ, холодно кивнулъ головой. Джерминъ пробормоталъ: здравствуйте -- вовсе непохожее на привѣтствіе, какимъ адвокату слѣдовало бы встрѣтить своего патрона. На красивомъ лицѣ адвоката лежала черная туча недовѣрчивой, злой рѣшимости, слегка поразившая Гарольда, воображавшаго, что сила негодованія въ этомъ свиданіи будетъ на его сторонѣ. Никто низачто не ожидалъ бы увидѣть такого выраженія на лицѣ Джермина, также рѣзко противорѣчившаго холодной непроницаемости, въ которую онъ облачался въ дѣловыхъ своихъ сношеніяхъ, какъ и веселой ясности его хорошаго расположенія духа въ часы досуга.
Гарольдъ самъ не казался особенно любезнымъ и привѣтливымъ въ эту минуту, но негодованіе его было такого сорта, которое ищетъ вѣтра, не дожидаясь, чтобы нанести роковой ударъ; то было негодованіе натуры болѣе сложной, чѣмъ у Джермина,-- менѣе грубой и сильной въ животномъ отношеніи, менѣе непоколебимой въ самопоклоненіи и съ большимъ запасомъ благородной гордости. Онъ посмотрѣлъ на Джермина съ возраставшимъ отвращеніемъ и съ тайнымъ изумленіемъ.
-- Садитесь, сказалъ онъ вѣжливо.
Джерминъ сѣлъ молча, растегнулъ сюртукъ и вынулъ какія-то бумаги изъ боковаго кармана.
-- Я писалъ къ Мектайлу, сказалъ Гарольдъ, и поручилъ ему свести всѣ издержки по выборамъ, такъ что вы можете передать счеты ему.
-- Очень хорошо. Я пріѣхалъ сегодня утромъ по другому дѣлу.
-- Если это по поводу мятежа и арестованныхъ, то предупреждаю, что я не намѣренъ входить ни въ какіе планы. Если меня призовутъ къ суду, я скажу все, что знаю о молодомъ человѣкѣ Феликсѣ Гольтѣ. Пусть другіе разсказываютъ все что могутъ и хотятъ о проклятыхъ продѣлкахъ Джонсона съ компаніей.
-- Я пришелъ говорить не о мятежѣ. Я согласенъ съ вами, что это вопросъ совершенно второстепенный. (Когда у Джермина была черная туча на лицѣ, онъ не растягивалъ словъ и не приводилъ латинскихъ цитатъ).
-- Такъ потрудитесь изложить мнѣ свое дѣло поскорѣе.
-- Я этого только и желаю. Я получилъ свѣдѣнія отъ лондонскаго корреспондента о томъ, что вы намѣреваетесь подать на меня жалобу.-- Джерминъ, говоря это, положилъ руки на бумаги передъ собою и посмотрѣлъ прямо на Гарольда.
-- Въ такомъ случаѣ, вопросъ для васъ складывается въ то, былъ ли вашъ образъ дѣйствія, какъ семейнаго адвоката, предосудителенъ и можетъ ли онъ васъ подвергнуть какой-либо отвѣтственности. Но это вопросъ, который вы потрудитесь разсмотрѣть и обдумать помимо меня.
-- Разумѣется. Но важнѣе этого есть другой вопросъ, который намъ необходимо разсмотрѣть вмѣстѣ.
Тонъ, которымъ Джерминъ сказалъ это, непріятно пошатнулъ въ Гарольдѣ сознаніе господства. Неужели у него вырвутъ оружіе изъ рукъ?
-- Я буду знать, что думать и дѣлать, отвѣчалъ онъ съ прежней надменностью, когда вы скажете, въ чемъ вопросъ.
-- Только въ томъ, угодно ли вамъ сохранить фамильное имѣніе или лишиться его путемъ вполнѣ законнымъ.
-- Вы вѣроятно имѣете въ виду какую-нибудь изъ секретныхъ продѣлокъ, въ родѣ аннюитетовъ, въ которыя вы насъ втянули именемъ Джонсона, сказалъ Гарольдъ, чувствуя новый наплывъ негодованія.-- Если такъ, то вы лучше передайте это дѣло моимъ адвокатамъ Даймаку и Галивелю.
-- Нѣтъ. Я думаю, что вы сами будете рады, что я обратился лично къ вамъ съ заявленіемъ, что отъ моей воли зависитъ, чтобы вы остались значительнымъ владѣльцемъ Сѣвернаго Ломшайра, или удалились изъ графства, съ остатками состоянія, пріобрѣтеннаго торговлей.
Джерминъ помолчалъ, какъ будто для того чтобы дать время почувствовать этотъ уколъ.
-- Что же вы хотите этимъ сказать? спросилъ рѣзко Гарольдъ.
-- Я хочу представить вамъ отчетъ о фактахъ, относящихся до распоряженія имѣніемъ, сдѣланнаго въ 1729 году: распоряженія, отдающаго титулъ отца вашего и вашъ собственный титулъ прежнимъ владѣльцамъ имѣнія, какъ только дѣйствительный претендентъ будетъ увѣдомленъ о своемъ правѣ.
-- И вы намѣрены увѣдомить его?
-- Это зависитъ.... Я одинъ имѣю всѣ необходимыя свѣденія. Отъ васъ зависитъ рѣшить, долженъ ли я пустить эти свѣденія въ ходъ противъ васъ, или вовсе не затѣвать дѣла, которое лишило бы васъ имѣнія, вопреки вашему титулу владѣльца.
Джерминъ опять пріостановился. Онъ говорилъ медленно, но безъ малѣйшаго колебанія и съ ядовитой опредѣлительностью ударенія. Прошло минуты двѣ, прежде чѣмъ Гарольдъ отвѣтилъ. Потомъ онъ сказалъ отрывисто:
-- Я вамъ не вѣрю.
-- Я считалъ васъ умнѣе, сказалъ Джерминъ съ презрѣніемъ. Я думалъ, что вы поймете, что я слишкомъ опытенъ, чтобы тратить время на побасенки съ человѣкомъ, объявившимъ себя моимъ смертельнымъ врагомъ.
-- Такъ скажите въ такомъ случаѣ, какія у васъ доказательства, сказалъ Гарольдъ, невольно поддаваясь тревогѣ.
-- Да я и не былъ намѣренъ скрывать ихъ. Нѣсколько недѣль тому назадъ я убѣдился въ существованіи наслѣдника Байклифовъ, старинныхъ противниковъ вашей семьи. Еще болѣе любопытно то, что всего нѣсколько дней -- положительно со дня безпорядковъ -- какъ претензія Байклифа сдѣлалась законной, и право владѣнія должно перейдти къ вышесказанному наслѣднику.
-- Потрудитесь сказать, какимъ образомъ, сказалъ Гарольдъ, вставая со стула и ходя по комнатѣ, засунувъ руки въ карманы. Джерминъ тоже всталъ и остановился около камина, лицомъ къ Гарольду.
-- Вслѣдствіе смерти одного старика -- пьяницы, затоптаннаго во время мятежа. Онъ былъ послѣднимъ представителемъ Томаса Тренсома, у котораго ваши предки купили временно право на имѣніе. Вашъ титулъ умеръ съ нимъ. Было предположеніе, что линія изсякла еще прежде -- и на этомъ предположеніи старые Байклифы основывали свои притязанія. Но я напалъ на этого человѣка какъ разъ передъ окончаніемъ послѣдняго процесса. Смерть его не имѣла бы никакого значенія для васъ, еслибъ не было ни одного Байклифа въ живыхъ; но я случайно узналъ, что таковой имѣется, и что фактъ можно подтвердить законнымъ образомъ.
Съ минуту или двѣ Гарольдъ не говорилъ ни слова, но продолжалъ ходить по комнатѣ, а Джерминъ оставался въ прежнемъ положеніи, сложивъ руки за спиною. Наконецъ Гарольдъ сказалъ съ другаго конца комнаты презрительнымъ тономъ:
-- Все это звучитъ весьма грозно, но вѣдь нельзя же основываться на одномъ вашемъ показаніи.
-- Конечно. Я вотъ приготовилъ копію съ документовъ, которые подтвердятъ мое показаніе. Это -- мнѣніе, составленное по дѣлу болѣе двадцати лѣтъ тому назадъ и за подписью главнаго атторнея и перваго адвоката того времени.
Джерминъ взялъ бумаги, которыя онъ положилъ-было на столъ, и принялся вскрывать ихъ медленно и холодно, продолжая говорить и по мѣрѣ того какъ Гарольдъ приближался къ нему.
-- Вы легко поймете, что мы не щадили стараній, чтобы убѣдиться во всѣхъ вашихъ правахъ во время послѣдняго процесса съ Морисомъ Христіаномъ Байклифомъ, который угрожалъ вамъ окончательнымъ разореніемъ. Этотъ документъ -- результатъ консультаціи; онъ сообщаетъ мнѣніе, которое должно быть принято какъ окончательный авторитетъ. Вы можете пробѣжать его глазами, если хотите; я подожду. Или прочтите вотъ это краткое изложеніе всего дѣла. Джерминъ подалъ одну изъ бумагъ Гарольду и указалъ на окончательный выводъ.
Гарольдъ взялъ бумагу, съ легкимъ движеніемъ нетерпѣнія. Ему не хотѣлось послушаться указаній Джермина и ограничиться краткимъ изложеніемъ. Онъ пробѣжалъ весь документъ. По въ дѣйствительности онъ былъ слишкомъ взволнованъ, чтобы уловить всѣ подробности, и прочелъ бумагу почти машинально, потомъ бросился въ кресло и рѣшился остановить вниманіе на заключеніи, на которое указывалъ Джерминъ. Адвокатъ наблюдалъ за нимъ, когда онъ читалъ и дважды перечелъ:
"Чтобы заключить мы убѣждены, что титулъ настоящихъ владѣтелей имѣніемъ Тренсомъ основывается единственно на временной продажѣ изъ рукъ первоначальнаго владѣтеля, состоявшейся въ 1729 году и имѣющей вѣсъ только до тѣхъ поръ, пока будутъ существовать представители линіи, въ пользу которой состоялась продажа. Мы очень рады были убѣдиться, что таковой представитель существуетъ въ лицѣ Томаса Тренсома, иначе Траунсема изъ Литдыпау. Но послѣ его кончины безъ наслѣдниковъ право владѣнія перейдетъ къ семейству Байклифовъ безъ всякихъ условій и ограниченій".
Когда глаза Гарольда остановились на подписи документа въ третій разъ, Джерминъ сказалъ:
-- Такъ-какъ дѣло покончилось смертію законнаго претендента, мы не воспользовались Томасомъ Тренсомомъ, который былъ тѣмъ самымъ старымъ пьяницей, о которомъ я вамъ только-что говорилъ. Справки о немъ возбудили его любопытство, и онъ пришелъ сюда, въ этотъ край, думая найдти здѣсь что-нибудь особенно для себя выгодное. Вотъ, если вамъ угодно, замѣтка о немъ. Я повторяю, что онъ умеръ во время мятежа. Доказательства несомнѣнны. И я повторяю, что, насколько мнѣ извѣстно, и только мнѣ одному, одинъ изъ Байклифовъ живъ до сихъ поръ; и я знаю, какимъ образомъ можно доказать и его существованіе и его право.
Гарольдъ опять всталъ съ кресла и опять принялся ходить по комнатѣ. Онъ вовсе не былъ приготовленъ къ такимъ извѣстіямъ.
-- И гдѣ онъ -- этотъ Байклифъ? сказалъ онъ наконецъ, останавливаясь и поворачиваясь лицомъ къ Джермину.
-- Я не скажу больше ни слова, пока вы не обѣщаете прекратить искъ противъ меня.
Гарольдъ опять отвернулся и подошелъ къ окну, не говоря ни слова минуты съ двѣ. Не можетъ быть, чтобы въ немъ не происходило борьбы, и въ настоящемъ случаѣ борьбы очень тяжелой. Наконецъ онъ сказалъ:
-- Эта личность не знаетъ своихъ правъ?
-- Нѣтъ.
-- И воспитана въ низшемъ кругу?
-- Да, сказалъ Джерминъ, угадывая отчасти, что происходило въ умѣ Гарольда.-- И его можно будетъ оставить въ полномъ невѣденіи. Вопросъ положительно законный, и долженъ ограничиться сферою суда. И, какъ я сказалъ прежде, полныя свѣденія дѣла и всѣ доказательства находятся въ моемъ распоряженіи. Я могу уничтожить ихъ или воспользоваться ими противъ васъ. Выборъ зависитъ отъ васъ самихъ.
-- Мнѣ надобно время, чтобы подумать, сказалъ Гарольдъ въ тяжеломъ недоумѣніи.
-- Я не могу дать вамъ ни одного часа времени, пока вы не обѣщаете мнѣ пріостановить искъ.
-- И тогда, если я спрошу у васъ, вы мнѣ сообщите всѣ подробности?
-- Не безъ предварительнаго уговора между нами. Если я обязуюсь не пользоваться этими свѣденіями противъ васъ, вы съ своей стороны должны обязаться письменно не начинать противъ меня никакихъ враждебныхъ дѣйствій.
-- Хорошо. Мнѣ нужно время, сказалъ Гарольдъ, болѣе чѣмъ когда-либо чувствуя поползновеніе уничтожить адвоката, во вмѣстѣ съ тѣмъ чувствуя себя связаннымъ но рукамъ и но ногамъ путами, которыхъ ему можетъ быть никогда не удастся сбросить.
-- То-есть, сказалъ Джерминъ съ мрачной настойчивостью, вы напишете, чтобы пріостановили искъ.
Гарольдъ опять замолчалъ. Онъ еще больше прежняго былъ озлобленъ, но его пугала и смущала необходимость немедленнаго рѣшенія между двумя мѣрами, одинаково для него ненавистными. Ему стоило большаго труда заставить себя высказать какое-нибудь заключительное слово. Онъ отошелъ какъ можно дальше отъ Джермина -- въ самый уголъ комнаты, потомъ воротился, бросился снова въ кресло и наконецъ сказалъ, не глядя на Джермина:
-- Я согласенъ -- только мнѣ надо время.
-- Очень хорошо. Это сдѣлка.
-- И ничего больше, сказалъ Гарольдъ поспѣшно, пронзая Джермина взглядомъ,-- ничего больше, какъ то, что мнѣ необходимо время, потому я и вамъ даю отсрочку.
-- Разумѣется. Вамъ хочется обдумать, стоитъ ли удовольствіе разорить меня -- меня, которому вы серіозно обязаны,-- утраты имѣнія Тренсомовъ. Желаю вамъ добраго утра.
Гарольдъ не сказалъ ему ни слова, даже не поглядѣлъ на него, и Джерминъ вышелъ изъ комнаты. Когда онъ показался за дверью и заперъ ее за собою, м-ссъ Тренсомъ выставила блѣдное лицо свое изъ-за другой двери, рядомъ съ комнатой Тренсома, такъ-что Джермину можно было и не замѣтить ее. Онъ и не замѣтилъ ее, и прошелъ прямо черезъ залу, гдѣ не было ни одного слуги, чтобы проводить его, такъ-какъ его считали своимъ человѣкомъ. Ему не хотѣлось говорить теперь съ м-ссъ Тренсомъ; ему нечего было спрашивать у нея, и на это утро довольно было одного непріятнаго свиданія.
Она была увѣрена, что онъ бѣгаетъ отъ нея, и гордость не позволяла ей остановить его. Она была въ глазахъ его также ничтожна теперь, какъ въ глазахъ сына. "У мужчинъ нѣтъ памяти сердца", сказала она себѣ съ горечью. Возвратясь въ свой будуаръ, она услышала голоса м. Тренсома и маленькаго Гарри, игравшихъ вмѣстѣ. Много бы она дала въ ту минуту, чтобы слабоумный мужъ ея не жилъ всегда подъ страхомъ ея нрава и ея тираніи, такъ чтобы теперь она была ему необходима и дорога. Она чувствовала себя лишенной всякой любви; если она необходима для кого, то развѣ только для своей горничной Деинеръ.