Приблизившись къ м-съ Трансомъ Матью Джерминъ снялъ шляпу и улыбнулся. Она не улыбнулась ему въ отвѣтъ, а только сказала:

-- Вы знали, что Гарольда нѣтъ дома?

-- Да, я пришелъ узнать, не желаете ли вы сдѣлать какія нибудь распоряженія, такъ какъ я не имѣлъ случая посовѣтоваться съ вами послѣ его возвращенія.

-- Пройдемся къ птичнику.

Они повернулись и пошли. М-ръ Джерминъ продолжалъ держать шляпу въ рукѣ за спиною; впрочемъ было такъ тепло, что и м-съ Трансомъ не имѣла на головѣ ничего, кромѣ вуаля.

Они шли молча, пока скрылись изъ виду, войдя въ тѣнистую аллею, гдѣ ихъ шаги замерли на густомъ коврѣ опавшей листвы. Джерминъ любопытствовалъ узнать, не обнаружились ли въ чемъ нибудь чувства, которыя питалъ къ нему Гарольдъ; онъ уже подозрѣвалъ, что они не должны быть дружественны. Нельзя сказать, чтобы Джерминъ имѣлъ каменное сердце: двадцати пяти лѣтъ онъ писалъ стихи и даже разъ промокъ до костей, чтобы не обмануть черноокую красавицу, любовью которой онъ гордился; но семейный человѣкъ съ взрослыми сыновьями и дочерьми, человѣкъ съ извѣстнымъ положеніемъ въ свѣтѣ и дѣлами, на столько запутанными, что трудно было бы опредѣлить настоящее отношеніе имущества къ долговымъ обязательствамъ,-- такой человѣкъ естественно долженъ былъ думать о себѣ и грозившихъ ему обстоятельствахъ.

-- Гарольдъ замѣчательно проницателенъ и уменъ, началъ онъ, видя, что м-съ Трансомъ молчитъ.-- Если онъ попадетъ въ парламентъ, онъ навѣрное отличится. У него много сметливости въ дѣлахъ.

-- Мнѣ отъ этого не легче, сказала м-съ Трансомъ. Въ этотъ день она была какъ-то особенно чутка къ тому непріятному впечатлѣнію, которое всегда внушало ей присутствіе Джермина, но которое она старалась подавить. А старалась она подавить его потому, что она не могла перенести мысли, чтобы униженіе, которое, какъ она внутренно сознавала, могло проявиться въ ея словѣ или дѣлѣ, отразилось въ его взглядахъ или намекахъ. Уже много лѣтъ не заикались они другъ другу о прошломъ; она потому, что это прошлое было слишкомъ ей памятно, онъ потому, что болѣе и болѣе забывалъ его.

-- Я надѣюсь -- онъ добръ и почтителенъ съ вами. Я знаю, васъ огорчаютъ его убѣжденія, но, во всѣхъ другихъ отношеніяхъ, онъ кажется примѣрный сынъ.

-- Какъ же, какъ же -- примѣрный, какъ всѣ мужчины, которые доставляютъ женщинамъ покойные экипажи и мягкія подушки,-- совѣтуютъ имъ веселиться и полагаютъ, что онѣ могутъ быть довольны своей судьбой, не смотря на все презрѣніе и пренебреженіе къ нимъ, которое и не стараются скрывать. Я не имѣю никакой власти надъ нимъ; понимаете ли -- никакой!

Джерминъ обернулся, чтобы взглянуть на нее: давно уже не видалъ онъ ее въ такомъ раздраженіи; она очевидно начинала терять надъ собою власть.

-- Развѣ онъ дѣлалъ какія нибудь непріятныя замѣчанія о вашемъ управленіи дѣлами.

-- Моемъ управленіи дѣлами! повторила м-съ Трансомъ съ бѣшенствомъ и бросая злобный взглядъ на Джермина. Но она удержалась, она почувствовала, что сама зажигаетъ факелъ, чтобы освѣтить мракъ своею прошлаго, полнаго безумія и страданій. Рѣшимость никогда не ссориться съ этимъ человѣкомъ, никогда не сказать ему открыто въ глаза свое о немъ мнѣніе стали у нея привычкой. Она сохранила неизмѣнными свою женскую гордость и щекотливость. Она задрожала и снова замолчала.

Джермину стало неловко -- и только. Въ его жизни не было ничего подобнаго тому запутанному сплетенію тонкихъ чувствительныхъ струнъ, которое мучило м-съ Трансомъ. Онъ былъ далеко не глупъ и однако онъ дѣлалъ промахи всегда, когда желалъ быть деликатнымъ и великодушнымъ; онъ всегда старался утѣшать другихъ, расхваливая себя самого. Нравственная необтесанность не покидала его, какъ наслѣдіе предковъ. И на этотъ разъ онъ сдѣлалъ тотъ же промахъ.

-- Дорогая м-съ Трансомъ, началъ онъ весьма ласковымъ голосомъ:-- вы взволнованы, вы, кажется, сердиты на меня. Однако, если вы посмотрите на дѣло хладнокровнѣе, вы обвините развѣ обычный порядокъ жизни. Я всегда готовъ былъ удовлетворять вашимъ желаніямъ, какъ въ хорошихъ, такъ и въ дурныхъ обстоятельствахъ. Я и теперь готовъ сдѣлать для васъ все, что въ моей власти.

Каждая фраза была для нея острый ножъ. Любовь и нѣжность нѣкоторыхъ людей бѣсятъ и оскорбляютъ болѣе чѣмъ презрѣніе другихъ, но жалкая женщина, однажды довѣрившаяся человѣку, стоящему несравненно ниже ея, должна переносить эти оскорбленія подъ страхомъ еще худшаго. Грубое участіе все же лучше грубаго гнѣва, и во всѣхъ частныхъ ссорахъ болѣе тупая натура всегда остается въ выигрышѣ именно благодаря своей тупости. М-съ Трансомъ очень хорошо понимала, что тѣ обстоятельства, которые заставляли ее молчать о продѣлкахъ Джермина по части управленія, служили ему ручательствомъ за ихъ безнаказанность. Она знала, что сама должна была терпѣть лишенія, благодаря его безчестному эгоизму. И вотъ теперь возвращеніе Гарольда, его проницательность, его дѣятельность, его рѣшимость нее забрать въ свои руки грозили все обнаружить. Въ виду этой грозящей бѣды, навлеченной на нее Джерминомъ, чего онъ и самъ не могъ не сознавать, она рѣшилась излить на него накипѣвшее въ ней негодованіе, заклеймить его поступки ихъ настоящими именами. Эта рѣшимость окрѣпла въ ней еще болѣе послѣ его нахальнаго состраданія и участія къ ней. Но не успѣли еще возникнуть въ ея мысляхъ слова:-- "Это все вы навлекли на меня!" какъ какой-то внутренній голосъ отвѣтилъ ей -- "сама ты на себя навлекла." -- Ни за что въ мірѣ не желала бы она услышать эти слова отъ другого человѣка. Что же она сдѣлала? Помолчавъ съ минуту, она проговорила слабымъ дрожащимъ голосомъ, какъ-то странно звучавшимъ послѣ этого внутренняго взрыва негодованія.

-- Дайте мнѣ вашу руку.

Онъ тотчасъ же подалъ ей руку и надѣлъ шляпу, внутренно удивляясь, что бы это могло значить. Вотъ уже болѣе двадцати лѣтъ какъ м-съ Трансомъ не опиралась на его руку.

-- У меня до васъ одна просьба, обѣщайте мнѣ ее исполнить.

-- Какая же?

-- Обѣщайте никогда не ссориться съ Гарольдомъ.

-- Но вы, я полагаю, сами знаете, что я не желаю съ нимъ ссориться.

-- Дайте слово, постарайтесь убѣдить себя, что это вещь невозможная. Стерпите все отъ него, но не ссорьтесь съ нимъ.

-- Человѣкъ не можетъ дать слова, что не поссорится, отвѣтилъ Джерминъ, раздраженный уже однимъ намекомъ на возможность рѣзкаго обращенія со стороны Гарольда.-- Человѣкъ не можетъ за себя ручаться. Я ничего не намѣренъ стерпѣть.

-- Боже мой! воскликнула м-съ Трансомъ, отдергивая руку.-- Неужели вы не можете постичь, какъ было бы это ужасно?

Рука Джермина повисла; онъ поспѣшилъ заложить обѣ руки въ карманы и, пожавъ плечами, сказалъ:-- Я буду съ нимъ обходиться, какъ онъ со мной.

Джерминъ обнаружилъ всю грубость и дикость своего характера; о прежней нѣжности не было и помину. Этого-то всегда втайнѣ опасалась м-съ Трансомъ. Этотъ человѣкъ, прослывшій у всѣхъ ея знакомыхъ за облагодѣтсльствованнаго ею покорнаго слугу, могъ вдругъ позволить себѣ неслыханныя дерзости. Она была съ нимъ также безсильна, какъ и съ сыномъ.

Эта женщина, любившая повелѣвать, не смѣла теперь даже убѣждать. Молча вышли они на солнце. Въ глубинѣ своей души они оба -- даже мать,-- испытывали не вполнѣ сознаваемое желаніе, чтобы Гарольдъ никогда не родился на свѣтъ.

-- Мы очень хлопочемъ о выборахъ, началъ Джерминъ оправившись, когда они вышли на солнечную аллею.-- Я думаю намъ удасться его провести, и тогда онъ будетъ въ отличномъ расположеніи духа. Все уладится лучше, чѣмъ вы ожидаете. Вы должны убѣдить себя, продолжалъ онъ улыбаясь,-- что человѣку съ его способностями лучше быть въ парламентѣ, хотя бы на дурной сторонѣ, чѣмъ не быть вовсе въ немъ.

-- Никогда, возразила м-съ Трансомъ, я слишкомъ стара, чтобы привыкать называть горькое сладкимъ, а сладкое горькимъ. Но мои мнѣнія и чувства теперь никому не нужны. Я теперь такъ же безполезна, какъ каминное украшеніе..

И съ этимъ они разстались при той же прелестной обстановкѣ, при которой встрѣтились. М-съ Трансомъ дрожала вездѣ, гдѣ прежде для нея былъ свѣтъ и тепло; она только видѣла холодную зиму, даже солнце, казалось ей, было тускло и угрюмо.

Мистеръ Джерминъ возвращаясь домой, верхомъ, размышлялъ о возможности непріятностей между нимъ и Гарольдомъ Трансомомъ, послѣдствіемъ которыхъ была бы необходимость занимать деньги, а можетъ быть даже и публичный скандалъ, который также привелъ бы къ финансовому кризису. Человѣкъ шестидесяти лѣтъ, имѣвшій жену съ приличнымъ кругомъ знакомыхъ, семейство, заключавшее взрослыхъ дочерей, хозяйство, требовавшее большихъ расходовъ, обширную практику -- такой человѣкъ естественно долженъ былъ болѣе печься о себѣ, какъ объ единственной опорѣ всего этого зданія, чѣмъ о какихъ то отвлеченныхъ чувствахъ и понятіяхъ. Стеченіе несчастныхъ обстоятельствъ поставило его въ неловкое положеніе; онъ имѣлъ право думать, что самъ онъ въ томъ вовсе не виноватъ, и еслибъ не внезапный оборотъ дѣла, то никто и не имѣлъ бы основанія жаловаться на него. Онъ смѣло вызывалъ, чтобы ему указали кому онъ причинилъ этимъ вредъ; онъ всегда въ состояніи уплатить, замѣстить недостающія суммы, если ихъ только рѣшатся потребовать. Конечно пусть лучше ихъ не требуютъ.

Одинъ нѣмецкій поэтъ получилъ порученіе свезти въ Парижъ какую то особенно хорошую колбасу. На дорогѣ онъ почуялъ запахъ колбасы, къ тому же онъ проголодался, соблазнъ былъ не по силамъ, онъ отрѣзалъ кусочикъ, потомъ другой, третій и такъ далѣе, пока отъ колбасы не осталось и слѣда. Преступленіе не было предумышленное. Поэтъ презиралъ воровство, но онъ любилъ колбасу и результатъ оказался крайне неловкій.

Такъ было и съ Матью Джерминомъ. Онъ всегда презиралъ эту безобразную отвлеченность -- мошенничество, но онъ любилъ много другихъ вещей, для добыванія которыхъ приходилось пускаться на всякіе продѣлки. И въ жизни и въ судебной практикѣ ему приходилось дѣлать много такихъ дѣлъ, которыя бы въ отвлеченномъ смыслѣ онъ осудилъ. Но въ томъ было и горе, что соблазнъ никогда не являлся въ общей отвлеченной формѣ. Онъ грѣшилъ ради совершенно частныхъ и конкретныхъ выгодъ и отсюда проистекли также совершенно частныя и конкретныя послѣдствія.

Онъ былъ рѣшительный человѣкъ и, разъ избравъ себѣ путь среди затруднительныхъ обстоятельствъ, шелъ безъ оглядки. Гарольдъ долженъ быть выбранъ; онъ будетъ счастливъ и занятъ и дастъ время Джермину приготовиться къ какому бы то ни было кризису.

Онъ былъ въ отличномъ расположеніи духа въ этотъ вечеръ. Это быль день рожденія его старшей дочери и молодежь танцовала. Папа приводилъ всѣхъ въ восторгъ -- онъ танцовалъ кадриль, разсказывалъ анекдоты за ужиномъ, такъ и сыпалъ цитатами изъ книгъ, читанныхъ имъ въ молодости; если цитаты были по латыни онъ извинялся и тутъ же переводилъ ихъ для дамъ, такъ что одна глухая дама изъ Дуффильда не отнимала своего рожка отъ уха и нѣсколько разъ выражала сожалѣніе, что не привезла съ собой свою племянницу, которая молода и имѣетъ такую славную память.

Однако общество было малочисленнѣе обыкновеннаго, потому что нѣкоторыя семейства изъ Треби перестали ѣздить къ Джермину, узнавъ, что онъ содѣйствуетъ выборамъ радикальнаго кандидата.