Однажды въ воскресенье Феликсъ Гольтъ постучался въ двери м-ра Лайона, хотя онъ могъ явственно разслышать голосъ пастора, проповѣдывавшаго въ часовнѣ. Феликсъ стоялъ у дверей съ книжкой подъ мышкой, съ очевидной увѣренностію, что въ домѣ есть кто нибудь и ему отворятъ. Дѣйствительно Эстеръ никогда не ходила къ вечерней службѣ, отговариваясь головной болью, будто бы случающейся всегда въ это время.
Въ теченіи нѣсколькихъ послѣднихъ недѣль Феликсъ довольно близко познакомился съ мистеромъ Лайономъ. Они были одинаковыхъ политическихъ убѣжденій, и хотя вся роль либераловъ, невнесенныхъ въ цензъ, ограничивалась однимъ "глазѣніемъ", однако и они могли по поводу выборовъ наговориться вдоволь, если нельзя было ничего дѣлать. Быть можетъ, самые лучшіе пріятели тѣ, которые во многомъ соглашаются, обо многомъ спорятъ, но питаютъ чисто личное влеченіе другъ къ другу, и потому появленіе въ Треби энергическаго, вѣчно противорѣчащаго, но добраго и любящаго Феликса было настоящей находкой для пастора. Разговаривать съ молодымъ человѣкомъ, отличавшимся особеннымъ складомъ ума, который многіе не обинуясь называли "ересью", но который м-ръ Лайонъ упорно называлъ истиннымъ религіознымъ чувствомъ,-- разговаривать съ такимъ человѣкомъ было также пріятно, какъ здоровыми зубами, отвыкшими отъ твердой пищи, пожевать что нибудь оказывающее сопротивленіе. Искать общества Феликса съ цѣлію обратить его на истинный путь было очень похвально, но м-ръ Лайонъ самъ, безъ сомнѣнія, нашелъ бы его менѣе занимательнымъ, если-бъ цѣль была скоро достигнута.
Эстеръ знала ихъ новаго знакомца гораздо менѣе, чѣмъ ея отецъ. Но она находила его занимательнымъ, а женская страсть къ побѣдамъ нѣсколько раздражалась его независимымъ отношеніемъ къ ней. Онъ всегда противорѣчилъ ей и осуждалъ ее, смотрѣлъ на нее, какъ на беззубую старуху въ чепцѣ. Она была убѣждена, что онъ ни разу не обратилъ вниманія на ея прелестныя ручки, на ея лебяжью шейку, на ея граціозныя движенія, заслужившія ей отъ ея школьныхъ подругъ прозвище Калипсо (вѣроятно вслѣдствіе ихъ близкаго знакомства съ "Телемакомъ"). Феликсу слѣдовало бы быть немножко влюбленнымъ въ нее, чтобы щекотать ея самолюбіе и хоть показывать видъ, что онъ способенъ поддаваться какому нибудь вліянію. Но было ясно, что онъ не только не сознавалъ себя слабымъ; напротивъ, онъ не сомнѣвался въ своемъ превосходствѣ надъ нею, и что всего хуже, Эстеръ сама имѣла смутное сознаніе, что онъ былъ правъ. Еще болѣе бѣсило ее подозрѣніе, что онъ былъ очень не высокаго о ней мнѣнія; ей хотѣлось отыскать и въ немъ поболѣе слабыхъ сторонъ, найдти средство не восхищаться умной, оживленной игрой его физіономіи, его чистосердечнымъ смѣхомъ, всегда болѣе громкимъ, если предметомъ насмѣшки былъ онъ самъ. Сверхъ того ея любопытство было возбуждено странной несообразностью его умственнаго развитія и положенія въ обществѣ, и потому, однажды, къ крайнему удивленію отца и къ своему собственному, она вызвалась сопровождать отца въ одномъ изъ ею вечернихъ посѣщеній м-съ Гольтъ, предпринимаемыхъ съ цѣлью успокоить ее на счетъ сына.
-- Что за женщина его мать! разсуждала она сама съ собою на возвратномъ пути.-- Но какъ онъ не грубъ и не страненъ, въ немъ нѣтъ ничего неприличнаго. И однако,-- я не знаю,-- такъ ли бы онъ мнѣ нравился, еслибъ я увидала его рядомъ съ настоящимъ джентельменомъ. Эстеръ невольно пожелала имѣть такого джентельмена въ числѣ своихъ знакомыхъ; онъ конечно восхищался бы ею и показалъ бы ей недостатки Феликса.
Въ то воскресенье утромъ, о которомъ теперь идетъ рѣчь, она сидѣла въ кухнѣ, въ углу, между каминомъ и окномъ, и читала "Réné". Въ своемъ отлично-сшитомъ голубомъ платьѣ,-- она всегда оказывала предпочтеніе голубому или синему цвѣту,-- въ изящныхъ башмачкахъ на протянутыхъ къ огню хорошенькихъ ножкахъ, съ маленькими золотыми часами, стоившими ей четверть ея годоваго жалованья, играя своими чудными каштановыми волосами, заплетенными вокругъ головы въ видѣ вѣнца, она напоминала собою Сандрильону. Услышавъ стукъ въ дверь, она, въ первую минуту, хотѣла закрыть книгу и положить ее за собою на подоконникъ, но потомъ оставила книгу на столѣ раскрытой, и пошла къ наружной двери. На ея лицѣ сіяла лукавая улыбка, ударъ былъ сильный, онъ долженъ былъ происходить отъ мужского кулака.
-- Здравствуйте, миссъ Лайонъ, заговорилъ Феликсъ, снимая фуражку. Къ ужасу своей матери онъ рѣшительно отказывался расходоваться на безобразную черную шляпу.
-- Ахъ это вы, м-ръ Гольтъ! Я боюсь, не пришлось бы вамъ долго дожидаться прихода отца. Еще и проповѣдь не окончилась, а послѣ нея будетъ гимнъ и молитва, а, можетъ быть, еще что нибудь.
-- Ну, такъ позвольте мнѣ обождать его въ кухнѣ. Я не намѣренъ вамъ мѣшать.
-- О, я въ этомъ увѣрена, смѣясь отвѣтила Эстеръ. Я уже давно замѣтила за вами это похвальное свойство. Пожалуйста посидите, если вы можете ждать. Я сидѣла въ кухнѣ, котелокъ тамъ такъ славно поетъ. По мнѣ тамъ гораздо лучше, чѣмъ въ гостиной,-- по крайней мѣрѣ не такъ безобразно.
-- Вотъ въ этомъ я вполнѣ съ вами согласенъ.
-- Удивляюсь! Впрочемъ, если вы предпочитаете кухню, но не желаете моего общества, я могу уйдти въ гостиную.
-- Я нарочно пришелъ, чтобы посидѣть съ вами, рѣзко отвѣтилъ Феликсъ,-- но я думалъ, что вамъ непріятно будетъ меня видѣть. Я желалъ бы съ вами поговорить, но я не имѣю ничего пріятнаго вамъ сказать. Я не привыкъ, какъ сказалъ бы вашъ батюшка, проповѣдовать самоуслажденіе, то есть ложь.
-- Я понимаю, сказала Эстеръ, садясь на свое мѣсто.-- Садитесь пожалуйста. Вы думали, что я осталась сегодня безъ проповѣди, и пришли вознаградить меня за эту потерю.
-- Да, сказалъ Феликсъ, садясь на стулъ бокомъ и облокотившись на спинку.-- И предметомъ своей проповѣди я выбралъ ваши же слова, продолжалъ онъ, вперяя въ нее свои большіе, свѣтлые сѣрые глаза.-- Вы сказали, что вамъ дѣла нѣтъ до убѣжденій людей, лишь бы у нихъ былъ развитъ изящный вкусъ. Я хотѣлъ бы вамъ показать, какая это чепуха.
-- А я въ этомъ не могу сомнѣваться, если это ваше убѣжденіе. Вы всегда правы въ своихъ сужденіяхъ.
-- Но вѣдь подъ убѣжденіями вы разумѣете мнѣнія людей о важныхъ предметахъ, подъ вкусами -- ихъ мнѣнія о предметахъ мелочныхъ -- объ одеждѣ, обращеніи, удовольствіяхъ.
-- Да, именно,-- или скорѣе ихъ представленія объ этихъ предметахъ.
-- Это все равно; понятія, мнѣнія, убѣжденія -- ничто иное, какъ представленія, возбуждаемыя въ насъ предметами или идеями. Если я понимаю геометрическую задачу, то потому только, что въ моей головѣ сложилось ясное представленіе о соотношеніи линій и фигуръ, и я только хочу доказать вамъ, что существо, которое имѣетъ ясныя представленія о томъ, что вы называете изящнымъ вкусомъ, а не о томъ, что вы называете убѣжденіями, есть существо низшаго разряда,-- пустое, мелкое существо,-- букашка, которая замѣчаетъ, когда трясется столъ, но не замѣчаетъ грома.
-- Положимъ, я эта самая букашка,-- однако слышу, какъ вы гремите противъ меня.
-- Нѣтъ, вы не букашка. И вотъ почему меня бѣситъ, когда вы хвастаетесь своею мелочностью. Вы слишкомъ умны, чтобы не понимать этого, и потому грѣхъ вамъ примыкать къ толпѣ тѣхъ пустыхъ женщинъ, которыя заставляютъ мужчинъ забывать о болѣе высокихъ задачахъ жизни.
Эстеръ покраснѣла, она оскорбилась его словами, однако же они ей нравились болѣе, чѣмъ многое, что она слышала отъ Феликса.
-- Въ чемъ же заключается мое преступленіе?-- спросила она поднимаясь съ мѣста и становясь передъ каминомъ одной ногой на рѣшеткѣ и не спуская глазъ съ огня. Еслибъ это былъ кто другой, а не Феликсъ, ей, можетъ быть, пришло бы на умъ, что эта поза особенно граціозна, но она сознавала, что Феликсъ совершенно равнодушенъ къ тому, чѣмъ она восхищала другихъ.
-- Ну, зачѣмъ, напримѣръ, читаете вы такую ерунду -- и еще въ воскресенье? сказалъ онъ хватаясь за "Рене" и пробѣгая глазами открытыя страницы.
-- А зачѣмъ вы, м-ръ Гольтъ, не читаете "Храмъ душевный" Гоу, не обратитесь въ лоно высокой церкви?
-- Въ томъ и разница между нами; -- я знаю, почему я этого не дѣлаю. У меня свои принципы и я только уронилъ бы себя, дѣлая не то, что я считаю для себя нужнымъ.
-- Я понимаю, возразила Эстеръ, стараясь быть равнодушной, но смотря на горечь, которую она чувствовала.-- Я и безъ того существо падшее и мнѣ трудно еще уронить себя.
-- Но вы не унизились бы, если-бъ раздѣляли образъ мыслей вашего отца. Если женщина чувствуетъ себя существомъ низшимъ, она должна подчиниться, она должна слѣдовать образу мыслей отца или мужа. Если же она этого не хочетъ, пусть покажетъ, способна ли она на что нибудь лучшее. Вы должны знать, что принципы вашего отца выше, достойнѣе тѣхъ правилъ, которыми вы руководствуетесь въ жизни. У васъ нѣтъ другихъ побужденій отказываться отъ его ученія, кромѣ эгоизма и наклонности къ досужему фантазированію -- такимъ образомъ вы тратите свою жизнь на мелочи.
-- Все это очень любезно съ вашей стороны, но мнѣ не помнится, чтобы я когда нибудь сообщала вамъ о побужденіяхъ, которыми я руководствуюсь въ жизни.
-- Ну, скажите на милость -- какія разумныя побужденія можетъ имѣть человѣкъ, чтобы терять время на эту чепуху. Безнравственное сумасбродство, подкрашенное да подмазанное, съ прибавкой сомнительнаго ученья,-- какъ въ трактирахъ кладутъ въ блюдо заячью лапку, чтобы убѣдить, что это не кошачье мясо. Ну, взгляните-ка сюда! Est-ce ma faute, si je trouve partout les bornes, si ce qui est fini, n'а pour moi aucune valeur? Да, сударь, виноваты вы, а не кто другой, потому что вы оселъ. Болванъ, который не умѣетъ сдѣлать сложенія всегда любитъ безконечность. А знаете ли сударь, что такое ромбоидъ? Нѣтъ, я презираю все, что имѣетъ границы. Cependant j'aime la monotonie des sentiments de la vie et si j'avais encore la folie de croire au bonheur....
-- М-ръ Гольтъ, сдѣлайте одолженіе -- перестаньте читать съ такимъ отвратительнымъ выговоромъ, просто дрожь беретъ. Эстеръ, изнемогавшая подъ его ударами, обрадовалась возможности сдѣлать диверсію.
-- Вотъ, вотъ, такъ и зналъ, воскликнулъ Феликсъ, бросая книгу на столъ и вскакивая, чтобы пройдтись по комнатѣ.-- Вы только и счастливы, когда можете привязаться къ какимъ нибудь пустякамъ, чтобы свернуть разговоръ и отдѣлаться отъ опаснаго довода.
-- Я полагаю, я довольно наслушалась болтовни.
-- Нѣтъ, еще мало, миссъ Лайонъ. Вы еще не все выслушали, что я хотѣлъ вамъ сказать. Я хочу, чтобъ вы измѣнились. Конечно, я дикарь, что говорю вамъ это. Я бы долженъ сказать -- вы совершенство; другой бы на моемъ мѣстѣ навѣрное сказалъ это; но я говорю: я хочу, чтобъ вы измѣнились.
-- А чѣмъ могу я вамъ угодить? Прикажете мнѣ примкнуть къ господствующей церкви?
-- Нѣтъ, но я бы желалъ, чтобы вы когда нибудь задали себѣ вопросъ: дѣйствительно ли жизнь такое важное, такое торжественное дѣло, какъ думаетъ вашъ отецъ -- чтобъ вы когда нибудь подумали, что отъ васъ зависитъ быть благословеніемъ или проклятіемъ для многихъ. Вамъ это никогда и въ голову не приходило. Вы живете себѣ какъ птичка, распуская блестящія перышки и поклевывая на право и на лѣво, что вамъ понравится. Вы недовольны свѣтомъ, потому что вамъ не удается имѣть изящныя бездѣлушки, которыми вы дорожите, а не потому, что въ немъ милліоны людей задавлены и опозорены нищетой, неправдой и невѣжествомъ.
Эстеръ чувствовала, что у нея на сердцѣ накипала какая-то смѣсь негодованія на эту непрошенную смѣлость Феликса, оскорбленной гордости и горькаго сознанія, что онъ правъ. Онъ былъ неприлично, непростительно грубъ, но она чувствовала, что не могла ему это замѣтить, не уронивъ себя, не доказавъ тѣмъ молочности. Сверхъ того, сквозь ея оскорбленныя чувства, сквозь сознаніе своего униженія, въ ней пробивалось еще смутное сознаніе, что въ этомъ негодованіи Феликса было что-то болѣе лестное для нея, чѣмъ все, что она до сихъ поръ отъ него слышала? Она на столько обладала собою, что могла проговорить своимъ обычнымъ серебристымъ голосомъ:
-- Пожалуйста продолжайте, м-ръ Гольтъ. Излейте весь потокъ этихъ жгучихъ истинъ. Я думаю -- очень тяжело носить ихъ при себѣ.
-- Да, тяжело, началъ Феликсъ, помолчавъ съ минуту и останавливаясь не вдалекѣ отъ нея.-- Я видѣть не могу, что вы идете по стопамъ тѣхъ глупыхъ женщинъ, которыя портятъ жизнь мужчинамъ. Мужчины не могутъ не любить ихъ и дѣлаются рабами мелочныхъ прихотей этихъ пустыхъ созданій. И такъ-то жизнь расходуется на пустяки,-- всякій высокій порывъ подавляется,-- мозгъ и силы тратятся на предметы также мало имѣющіе общаго съ честной, мужественной дѣятельностью, какъ сладкіе пирожки и конфокты. Вотъ что дѣлаютъ изъ-за женщинъ -- жизнь губится, чтобы удовлетворить ихъ мелочности. Вотъ почему я не намѣренъ любить, если это отъ меня зависитъ, а если и полюблю, то совладаю съ собой и никогда не женюсь.
Сумятица чувствъ, возбужденная въ умѣ Эстеръ,-- униженіе, негодованіе, сознаніе страшной власти, которою обладалъ надъ нею Феликсъ, когда его гнѣвная рѣчь пронизывала все ея существо,-- начали брать верхъ надъ ея самообладаніемъ. Она чувствовала, что губы ея дрожали, но она всего болѣе боялась выдать себя, обнаружить свое волненіе, и эта гордость помогла ей сдѣлать отчаянное усиліе надъ собою. Она ущипнула себя за руку, чтобы превозмочь волненіе и сказала презрительнымъ голосомъ.
-- Я должна быть очень благодарна вамъ за то, что вы съ такою довѣрчивостью раскрываете мнѣ свои сердечныя тайны.
-- Ага, вотъ вы и обидѣлись. Я вамъ теперь противенъ. Я такъ и зналъ. Женщины не любятъ мужчинъ, которые говорятъ имъ правду.
-- Я думаю,-- вы уже слишкомъ хвастаете своей правдивостью, м-ръ Гольтъ, не выдержала наконецъ Эстеръ.-- Эта добродѣтель очень легка, когда она обрушивается на другихъ, а не на самого себя. Говорить правду иногда значитъ -- другими словами -- позволять себѣ непростительныя вольности.
-- Да, вы также назвали бы непростительною вольностію, еслибъ я не далъ вамъ упасть въ яму, удержавъ за юбку.
-- Знаете что, вы бы основали секту. Ваше призваніе быть проповѣдникомъ. А то жаль тратить столько краснорѣчія на одного человѣка.
-- Я теперь вижу, какой я дуракъ. Я думалъ найдти въ васъ болѣе чувства, я надѣялся пробудить въ васъ честное самолюбіе. Но я разжегъ ваше тщеславіе -- и только. Я ухожу. Прощайте.
-- Прощайте, отвѣтила Эстеръ не взглянувъ на него. Но онъ не тотчасъ пошелъ къ двери, онъ замѣшкался съ своей фуражкой, то надѣвая, то снимая ее. Эстеръ желала бы набросить на него арканъ и удержать, пока она выскажетъ ему, что ей хотѣлось. Ея гнѣвъ дѣлался отъ этого поспѣшнаго ухода еще раздражительнѣе, тѣмъ болѣе что послѣднее слово было за нимъ и какое обидное слово. Но защелка поднялась и дверь притворилась за нимъ. Она убѣжала на верхъ въ свою спальню и залилась слезами. Бѣдная дѣвушка! Какая странная смѣсь побужденій боролась въ ея сердцѣ. Она хотѣла, чтобъ Феликсъ уважалъ ее, но она не хотѣла преклониться предъ его обличеніями. Она возмущалась противъ власти, которую онъ хотѣлъ взять надъ нею и однакоже чувствовала свое подчиненіе. Онъ дурно воспитанъ, онъ грубъ, онъ позволилъ себѣ непростительныя вольности, но въ его гнѣвныхъ рѣчахъ звучала похвала ей; онъ думалъ, что стоитъ труда заняться съ нею; она не то, что другія пустыя женщины, на которыхъ онъ не обращалъ вниманія. Онъ былъ крайне дерзокъ, говоря, что не намѣренъ любить, не намѣренъ жениться,-- какое ей до этого дѣло, и неужели онъ думаетъ, что какая нибудь женщина пойдетъ за него послѣ подобныхъ выходокъ. Ужь не воображаетъ ли онъ, что она смотритъ на него, какъ на человѣка, который могъ бы любить ее?.. Но, можетъ быть, онъ ее любитъ и вотъ почему онъ желалъ бы, чтобы она измѣнялась. Съ этой точки зрѣнія его вольности сердили ее менѣе, хотя она была увѣрена, что нисколько не любитъ его и никогда не можетъ любить человѣка съ такими замашками педагога, ужь не говоря ничего о его странностяхъ. Но онъ хочетъ, чтобы она измѣнилась. Въ первый разъ въ жизни потрясено было ея самодовольство. Она теперь знала, что есть человѣкъ, который находитъ ее пустой, односторонней, эгоистичной. Каждое слово Феликса врѣзалось въ ея памяти. Она чувствовала, что теперь вѣчно будетъ осуждать свое поведеніе, что тѣ маленькія прихоти, которыя она такъ цѣнила, не будутъ ей даваться безъ внутренней борьбы. Желаніе отца, чтобы она обратилась на путь истинный, никогда не трогало ее; она видѣла, что онъ не переставалъ ее любить, что онъ не дѣлалъ ей выговоровъ, а только скорбѣлъ о томъ, что она мало религіозна. Но ни это послѣднее обстоятельство, ни нравственныя поученія добраго старика отца, котораго образъ мыслей и понятія казались ей чѣмъ-то сухимъ и черствымъ, никогда не задѣвали ея самоуваженія и самодовольства. Но теперь она была потрясена, даже отецъ представился ей въ иномъ свѣтѣ. Дѣйствительно ли его жизнь была гораздо достойнѣе ея жизни? Она видѣла, что Феликсъ былъ правъ, сомнѣваясь въ ея способности отозваться на всякія честныя, благородныя чувства.
Она услышала шаги отца. Она осушила свои слезы, постаралась оправиться и поспѣшила къ нему на встрѣчу.
-- Хотите чаю, папа; какой у васъ горячій лобъ, прибавила она, поцѣловавъ его лобъ и потомъ приложивъ къ нему свою холодную руку.
М-ръ Лайонъ удивился; онъ не привыкъ видѣть столько нѣжности въ своей дочери. Она напомнила ему ея мать.
-- Дитя мое, сказалъ онъ, и въ голосѣ его звучала благодарность. Онъ невольно подумалъ: какія сокровища благодати еще сокрыты въ нашей падшей природѣ.