На слѣдующее утро, когда семейство Дебари,-- считая въ томъ числѣ и ректора, пріѣхавшаго въ замокъ очень рано,-- сидѣло за завтракомъ, вошелъ Христіанъ съ письмомъ, говоря, что его принесъ человѣкъ, служащій при часовнѣ "Солодовеннаго подворья", и что посланному приказано было пасторомъ передать это письмо какъ можно скорѣе и аккуратнѣе.
Письмо было адресовано на имя сэра Максима.
-- Погодите, Христіанъ, можетъ быть, оно имѣетъ отношеніе къ потерѣ бумажника, сказалъ Филиппъ Дебари, который начиналъ чувствовать нѣкоторую жалость къ своему повѣренному,-- естественную реакцію вчерашнихъ подозрѣній и негодованія.
Сэръ Максимъ, распечатавъ письмо, сталъ было искать свои очки, но потомъ сказалъ: "прочти-ка его, Филиппъ; письмо написано почеркомъ, похожимъ на мелкую печать."
Филиппъ бросилъ взглядъ ни письмо и сталъ читать вслухъ тономъ, выражавшимъ удовольствіе:
"Сэръ, я увѣдомляю васъ, что въ моихъ рукахъ находятся теперь нѣкоторые предметы, найденные вчера вечеромъ, около половины осьмаго часа, на тропѣ въ западной части вашего парка. Предметы эти слѣдующіе: 1) туго-набитый бумажникъ изъ черной кожи, перевязанный черной лентой и запечатанный краснымъ сургучемъ; 2) маленькая записная книжка, переплетенная въ позолоченный пергаментъ; на ней лопнула застежка, вслѣдствіе чего извнутри высунулась маленькая золотая цѣпочка съ прикрѣпленными къ ней печатками и медальономъ, на задней сторонѣ котораго находится эмблематическое изображеніе, а вокругъ передней части написано женское имя.
"Поэтому, я обращаюсь къ вамъ съ просьбою помочь мнѣ вручить названные предметы кому слѣдуетъ,-- увѣдомивъ меня, не заявляетъ-ли правъ на принадлежность ихъ кто-либо изъ обитателей вашего дома, и пославъ эту особу ко мнѣ (если она окажется); я не иначе выпущу эти вещи изъ своихъ рукъ, какъ передавъ въ руки такого лица, которое признаетъ ихъ своею собственностью, и притомъ скажетъ мнѣ, какое изображеніе находится на печати, а также назоветъ эмблему и имя, вырѣзанныя на медальонѣ.
Остаюсь, сэръ,
готовымъ къ вашимъ услугамъ
Руфусъ Лайонъ."
Солодовенное подворье, октября 3, 1832 г.
-- Молодецъ старый Лайонъ,-- сказалъ ректоръ; кажется, ни одно изъ ею сочиненій не доставляло мнѣ такого удовольствія, какъ это письмо.
-- Старая лисица! сказалъ сэръ Максимъ. Отчего онъ не прислалъ ко мнѣ вещей вмѣстѣ съ письмомъ?
-- Нѣтъ, нѣтъ, Максъ; осторожность его вполнѣ справедлива, сказалъ ректоръ, составлявшій подобіе своего брата, только въ болѣе утонченномъ и вмѣстѣ съ тѣмъ въ болѣе рѣзкомъ видѣ; притомъ въ головѣ его звучала рѣшительность и неустрашимость, пугавшая всѣхъ слабодушныхъ людей и непослушныхъ дѣтей. "Что вы намѣрены дѣлать, Филиппъ?" прибавилъ онъ, видя, что племянникъ всталъ.
-- Писать ему, конечно. Другіе предметы, о которыхъ упоминаетъ пасторъ, вѣроятно ваши? сказалъ м-ръ Дебари, смотря на Христіана.
-- Да, сэръ.
-- Я пошлю васъ съ письмомъ къ пастору. Вы можете описать ему то, что принадлежитъ вамъ. А на печати, дядя, былъ изображенъ вашъ гербъ?
-- Нѣтъ, голова Ахиллеса. Она же находится и на моемъ перстнѣ; снесите его, Христіанъ, для удостовѣренія, но не потеряйте, потому что онъ составляетъ нашу фамильную древность. Я хотѣлъ бы выразить пастору вмѣстѣ съ тѣмъ мое привѣтствіе, продолжалъ ректоръ, смотря на брата,-- и попросить, чтобы онъ, обладая такимъ благоразуміемъ и отважностью, удѣлилъ небольшую часть этихъ качествъ и на болѣе важныя дѣла, вмѣсто того, чтобы быть руководителемъ безпокойныхъ людей въ моемъ приходѣ, и внушать разнымъ лавочникамъ и ткачамъ, что они могутъ учить людей гораздо выше ихъ поставленныхъ.
-- Дядя, какимъ образомъ появились диссентеры, методисты, квакеры и тому подобные люди? спросила миссъ Селина, прекрасная двадцатилѣтняя дѣвушка, удѣлявшая много свободнаго времени игрѣ на арфѣ.
-- Милая Селина, сказала ея старшая сестра, Гарріетъ, отличительной чертой которой была энциклопедичность познаній; -- развѣ ты не помнишь Вудстока? Эти люди были во времена Кромвеля.
-- А, Гольдневъ и его послѣдователи? Да; но они проповѣдывали въ церквяхъ; у нихъ не было часовень. Разскажите мнѣ это, дядя Аугустъ; мнѣ хочется быть свѣдущей, сказала Селина, смотря въ лицо дяди, которое съ какою-то суровою благосклонностью улыбалось ей.-- Филиппъ все называетъ меня манной кашкой.
-- Сѣмена раскола въ нашей церкви были посѣяны во время реформаціи, моя милая, когда нѣсколько упрямыхъ людей возбудили сомнѣніе относительно нѣкоторыхъ частей церковной одежды, а также о томъ, гдѣ долженъ стоять въ церкви престолъ и о другихъ тому подобныхъ мелочахъ. Но квакеры появились при Кромвелѣ, а методисты только въ прошломъ столѣтіи. Первые методисты были сами сначала хорошими духовными лицами, что особенно заслуживаетъ сожалѣнія.
-- Но почему же правительство не положило конецъ этому злу?
-- Разумѣется, слѣдовало бы,-- вмѣшался сэръ Максимъ, голосомъ, выражавшимъ искреннее подтвержденіе.
-- Потому что заблужденіе часто бываетъ сильно, а правительство -- слабо, моя милая. Ну, Филиппъ, кончили вы ваше письмо?
-- Да, я прочту его вамъ, сказалъ Филиппъ, оборачиваясь и прислоняясь къ спинкѣ своего кресла съ письмомъ въ рукахъ.
Портретъ м-ра Филиппа Дебари еще до сихъ поръ можно видѣть въ замкѣ Треби, а прекрасный бюстъ его находится въ Римѣ, гдѣ Дебари умеръ, пятнадцать лѣтъ спустя, обратившись въ католицизмъ. Его лицо носило бы на себѣ отпечатокъ прямодушія, если бы не проницательный взглядъ каштановыхъ глазъ, производившій впечатлѣніе испуга даже на домовыхъ собакъ. Прочія черты лица,-- вообще мелкія и неправильныя,-- были однакожъ, свободны отъ тривіальнаго выраженія, потому что и въ нихъ, и въ цѣлой осанкѣ Филиппа Дебари виднѣлся отпечатокъ важности и умственныхъ трудовъ. Когда онъ читалъ вслухъ, то голосъ его былъ бы совершенно похожъ на голосъ дяди, еслибы только въ звукѣ этого голоса не слышался свойственный сэру Максиму отпечатокъ физической слабости здоровья и сознаніе какой-то неувѣренности въ себѣ.
-- "Сэръ, въ отвѣтъ на письмо, которымъ вы удостоили меня нынче утромъ, я могу удостовѣрить, что описываемыя вами вещи были выронены изъ карма на моимъ слугой, который доставитъ вамъ это письмо и предъявитъ свои права на записную книжку изъ пергамента и золотую цѣпочку. Большой кожаный бумажникъ принадлежитъ мнѣ, фигура на печати изображаетъ увѣнчанную шлемомъ голову Ахиллеса,-- и самое письмо было запечатано моимъ дядей, достопочтеннымъ Аугустомъ Дебари, который позволилъ мнѣ послать вамъ свою фамильную печать въ доказательство справедливости предъявляемаго мною права.
"Я чувствую себя глубоко обязаннымъ вамъ, сэръ, за заботливость и хлопоты, принятыя вами на себя съ цѣлью возвратить законному владѣльцу его собственность, которая именно представляетъ для меня особую важность. И я буду вдвойнѣ счастливъ, если вы когда-нибудь доставите мнѣ средство быть намъ полезнымъ и такимъ образомъ выразить благодарность за тотъ утѣшительный исходъ дѣла, которымъ я обязанъ вашему любезному содѣйствію.
Остаюсь, сэръ, вашимъ преданнымъ и покорнымъ слугой,
Филиппъ Дебари."
-- Конечно, ты знаешь самъ, Филиппъ, какъ лучше дѣлать, сказалъ сэръ Максимъ, отодвигая отъ себя тарелку, въ знакъ возраженія... Но мнѣ кажется, что ты до послѣдней крайности преувеличиваешь каждую ничтожную услугу, которую человѣку пришлось оказать тебѣ. Зачѣмъ дѣлать ему подобное общее предложеніе? Почему ты знаешь, что именно онъ попроситъ тебя сдѣлать? По моему мнѣнію это глупо и безсмысленно! Гораздо лучше сказать Вилли, чтобы пастору послали нѣсколько головъ дичи. Ты бы долженъ былъ дважды подумать прежде, чѣмъ давать открытый листъ подобнаго рода кому бы то ни было изъ этихъ пронырливыхъ радикаловъ, которые всегда любятъ вмѣшиваться не въ свое дѣло.
-- Вы боитесь, что я себя предалъ, какъ это говорится, ненасытной алчности такого человѣка, который... и такъ далѣе, сказалъ Филиппъ, улыбаясь и складывая письмо.-- Но на мой взглядъ я не сдѣлалъ ничего дурнаго; во всякомъ случаѣ, я не желалъ бы сказать менѣе того, что сказано. И мнѣ кажется, что если ему теперь послать въ подарокъ дичь, какъ вы говорите, то, онъ сочтетъ это за оскорбленіе. Я на его мѣстѣ взглянулъ бы на это такимъ же образомъ.
-- Ну да, да, ты таковъ, но ты не ставишь себя мѣркой для диссентерскихъ проповѣдниковъ, надѣюсь, сказалъ сэръ Максимъ нѣсколько сердито.-- Что вы на это скажите?
-- Филиппъ правъ, сказалъ ректоръ, тономъ, недопускавшимъ возраженія.-- Я, конечно, не сталъ бы имѣть какое-нибудь дѣло съ диссентеромъ или доставлять выгоду радикалу, если я могу ее доставить доброму сыну церкви и мирному гражданину, но если бы величайшій бездѣльникъ на свѣтѣ оказалъ мнѣ заслугу, то я поблагодарилъ бы его. Такъ бы вы и сами сдѣлали, Максъ.
-- Фуй, я вовсе не хотѣлъ сказать, что не должно вести себя въ этомъ дѣлѣ, какъ прилично джентльмену, сказалъ сэръ Максимъ съ нѣкоторой досадой. Онъ очень гордился превосходствомъ своего сына, надъ кѣмъ бы то ни было, хотя бы даже надъ самимъ собою, но не совсѣмъ любилъ видѣть свое мнѣніе побѣжденнымъ, что случалось постоянно, и не вполнѣ довѣрялъ тѣмъ неопредѣленнымъ взглядамъ, которые высказывались въ новыхъ словахъ и новыхъ мнѣніяхъ Филиппа. Поэтому сэру Максиму оставалось только молча покориться, и письмо было передано Христіану съ приказаніемъ немедленно отправляться въ Солодовенное подворье.
Между тѣмъ въ этой, отчасти пустынной, мѣстности съ лихорадочнымъ безпокойствомъ ожидали претендента на записную книжку и цѣпочку и терялись въ догадкахъ, кто бы онъ могъ быть. Мистеръ Лайонъ сидѣлъ въ своемъ кабинетѣ съ угрюмымъ лицомъ, носившимъ на себѣ слѣды безсонной ночи. Онъ такъ боялся, чтобы душевное волненіе не лишило его присутствія духа, необходимаго для должнаго вниманія ко всѣмъ подробностямъ предстоящаго свиданія, что продолжалъ занимать свое зрѣніе и осязаніе предметами, которые вызвали изъ глубины прошедшаго, не только воспоминанія, но и чувства живѣйшаго страха. Еще разъ онъ отперъ небольшой ящикъ, стоявшій позади письменнаго стола, и взявъ оттуда маленькій овальный медальонъ, сравнилъ этотъ послѣдній съ тѣмъ, который висѣлъ, вмѣстѣ съ печатями, на найденной золотой цѣпочкѣ. На оборотной сторонѣ того и другого медальона, на финифти, было одно и тоже эмблематическое изображеніе: сложенныя руки, окруженныя голубыми цвѣтами. Вокругъ передней стороны обоихъ медальоновъ были написаны золотымъ курсивомъ на голубомъ фонѣ имена: на медальонѣ, взятомъ изъ ящика, находилось имя Морицъ, а на томъ, который висѣлъ на цѣпочкѣ, Анета; въ кругѣ, образуемомъ этимъ послѣднимъ, находилось воспоминаніе любви -- свертокъ свѣтло-кофейныхъ волосъ, соотвѣтствовавшій локону, который лежалъ въ ящикѣ. Волосы на медальонѣ, носившемъ имя Морица, были самаго темнаго цвѣта и прежде, чѣмъ положить ихъ обратно въ ящикъ, м-ръ Лайонъ, болѣе тщательно, чѣмъ когда-нибудь, замѣтилъ цвѣтъ и качество этихъ волосъ; затѣмъ онъ обратился къ записной книжкѣ: безъ сомнѣнія, тамъ было что-нибудь,-- быть можетъ, еще третье имя, кромѣ двухъ именъ Морицъ -- Христіанъ, стершихся и слегка замаранныхъ; какъ бы случайно, когда м-ръ Лайонъ въ первый разъ разсматривалъ эти вещи въ ризницѣ,-- онъ не могъ удержаться, чтобъ мысленно не перенести еще третье имя на едва замѣтныя строки, начертанныя на потертой кожѣ. Листы записной книжки казались вставленными недавно; они были изъ непомятой бѣлой бумаги и носили на себѣ только нѣкоторыя сокращенныя слова, написанныя карандашомъ, вмѣстѣ съ цифрами маленькихъ суммъ. Изъ сравненія того, что было написано въ книжкѣ, съ пожелтѣлымъ письмомъ, которое лежало въ ящикѣ нельзя было вывести никакого заключенія: замаранное имя въ книжкѣ было тщательно выведено вновь, и такимъ образомъ не сохранило на себѣ никакого сходства съ почеркомъ того письма; что же касается до замѣтокъ карандашомъ и цифръ, то они были сдѣланы слишкомъ на скоро, чтобъ можно было по нимъ судить о почеркѣ. "Я попрошу его написать мнѣ -- написать описаніе медальона" -- приходило, между прочимъ, на умъ мистеру Лайону; но онъ колебался въ такомъ намѣреніи Возможность исполнить это будетъ зависѣть отъ того, что онъ увидитъ въ посѣтителѣ, прихода котораго пасторъ страшился уже въ то самое время, когда требовалъ этого въ письмѣ къ Дебари. Выражая такое требованіе, онъ повиновался суровому голосу совѣсти, который никогда совершенно не оставлялъ старика въ покоѣ за его единственный обманъ, состоявшій въ томъ, что онъ скрылъ отъ Эстеръ истину, что не онъ былъ ея отцемъ по рожденію, и что предъявлялъ на нее ложныя права. "Пусть же мой путь будетъ прямымъ съ этихъ поръ," говорилъ онъ самъ себѣ въ терзаніяхъ этой ночи; "я долженъ постараться узнать, что это такое и, если можно, объявить все." Еслибы онъ въ самомъ дѣлѣ очутился лицомъ къ лицу съ человѣкомъ, который былъ мужемъ Анеты и отцомъ Эстеръ,-- если бы прежній его проступокъ повлекъ наконецъ за собою кару за затаенное святотатство,-- результатъ сознательно совершеннаго грѣха,-- то онъ готовъ бы былъ умолять о томъ, чтобы принять всѣ послѣдствія наказанія на себя самого. Но пасторъ предвидѣлъ возможность другихъ случайностей относительно лица, которое предъявитъ требованіе на книгу и цѣпочку. Невѣденіе и различныя предположенія пастора относительно исторіи и характера мужа Анеты, дѣлали не лишеннымъ вѣроятности и то, что послѣдній самъ составилъ планъ убѣдить ее въ своей смерти, какъ средство освободиться отъ тягостныхъ узъ; равно вѣроятнымъ казалось и другое предположеніе, что этотъ человѣкъ дѣйствительно умеръ, и что эти предметы достались по завѣщанію, или въ уплату долга, или просто проданы -- настоящему ихъ обладателю. Въ самомъ дѣлѣ, неизвѣстно чрезъ сколько рукъ могли перейти во всѣ эти года подобныя красивыя бездѣлки. И наконецъ, лицо, которое предъявитъ на нихъ права, можетъ не имѣть никакихъ отношеній къ семейству Дебари, этотъ человѣкъ можетъ и не придти ни сегодня, ни завтра. Тѣмъ больше времени останется для размышленія и для молитвы.
Всѣ эти случайности, представлявшія надежду отдалить тяжелую необходимость того дѣла, которое ставило пастора въ затрудненіе, м-ръ Лайонъ только представлялъ себѣ, но самъ, въ сущности, имъ не вѣрилъ; его увѣренность была неразрывна съ преобладающимъ чувствомъ, а такимъ чувствомъ въ эти минуты былъ страхъ. Пасторъ трепеталъ при мысли о томъ бремени, которое казалось уже прибавленнымъ къ его прежнему мученію; онъ уже чувствовалъ себя поставленнымъ лицомъ къ лицу съ мужемъ Анеты и отцомъ Эстеръ. Быть можетъ, отцомъ ея былъ джентльменъ, находящійся въ гостяхъ у Дебари. Не было предѣловъ выраженію той муки, съ которой старикъ сказалъ самъ себѣ:
-- Дитя не будетъ печалиться, оставляя мое убогое жилище; я останусь виновнымъ въ ея глазахъ.
Онъ расхаживалъ по комнатѣ между рядами книгъ, когда послышался громкій стукъ въ наружную дверь. Этимъ стукомъ пасторъ былъ такъ потрясенъ, что упалъ въ свое кресло, почти совершенно лишась силъ. Вошла Лидди,
-- Изъ замка пришелъ какой-то хорошо одѣтый человѣкъ, хочетъ васъ видѣть, сэръ. Боже мой! что съ вами? не сказать-ли ему, что вы больны, что но можете его принять?
-- Попросите этого господина войти, сказалъ м-ръ Лайонъ, дѣлая усиліе оправиться. Когда Христіанъ показался, пасторъ приподнялся, опираясь на ручку кресла, и сказалъ: "садитесь, сэръ"; онъ не видѣлъ въ эту минуту ничего, кромѣ того, что въ комнату вошелъ человѣкъ высокаго роста.
-- Я принесъ вамъ письмо отъ мистера Дебари, поспѣшно сказалъ Христіанъ. Этотъ захирѣлый маленькій человѣкъ, въ своей мрачной комнатѣ, показался новому Улиссу достойнымъ сожалѣнія и рѣдкимъ экземпляромъ людской породы, съ которымъ человѣкъ свѣтскій долженъ говорить нѣсколько возвышая голосъ, примѣнительно къ эксцентричности старика, которая къ тому же вѣроятно, соединена и съ глухотою. Одинъ и тотъ же человѣкъ не можетъ достигнуть совершенства во всемъ; и если бы м-ръ Христіанъ употребилъ свои дарованія на ученье, которое дало бы ему возможность усвоивать себѣ тѣ или друrie высшіе взгляды,-- то онъ, конечно, носилъ бы дурную пару сапогъ, и менѣе имѣлъ бы возможности успѣшно играть въ экарте,-- выигрывать пари или одерживать верхъ при какомъ-нибудь другомъ состязаніи, приличномъ человѣку его свойствъ.
Когда Христіанъ сѣлъ, м-ръ Лайонъ распечаталъ письмо и сталъ читать, держа бумагу у самыхъ глазъ, такъ что лице пастора было закрыто. Но при словѣ "слуга" онъ не могъ не вздрогнуть и не посмотрѣть изъ-за письма на его подателя. Христіанъ, знавшій содержаніе письма, отнесъ изумленіе старика къ тому, что столь приличный съ виду джентльменъ былъ не болѣе, какъ слуга; онъ наклонился впередъ, опершись локтями на колѣни,-- покачивалъ на пальцахъ свою палку и началъ тихонько насвистывать. Пасторъ пересталъ смотрѣть на него, дочиталъ письмо, и тогда медленно и нервно надѣлъ очки, чтобъ хорошенько разсмотрѣть этого человѣка, судьба котораго могла придти въ страшное столкновеніе съ его собственною. Слово "слуга" было для него новымъ предостереженіемъ. Онъ не долженъ былъ ничего дѣлать опромотчиво. Дѣло слишкомъ сильно касалось участи Эстеръ.
-- Вотъ печать, упоминаемая въ письмѣ, сказалъ Христіанъ.
М-ръ Лайонъ досталъ изъ своего бюро бумажникъ, и сравнивъ принесенную печать съ изображеніемъ, находившимся, на бумажникѣ, сказалъ: "совершенно вѣрно, сэръ: и передаю вамъ бумажникъ".
Онъ отдалъ бумажникъ вмѣстѣ съ печатью; Христіанъ, вставъ, чтобъ взять эти вещи, сказалъ небрежно: "Прочія вещи -- цѣпочка и маленькая книжка -- мои".
-- Какъ ваше имя?
-- Морицъ -- Христіанъ.
Мистера Лайона схватили судороги. Но, можетъ быть, оставалась още возможность, что онъ ослышался, что было произнесено другое имя; тогда бы онъ освободился отъ худшей половины своего безпокойства. Послѣдующія слова пастора были не вполнѣ благоразумны, но онъ произнесъ ихъ именно подъ вліяніемъ этой мысли.
-- И у васъ нѣтъ другого имени?
-- Что вы хотите этимъ сказать? рѣзко сказалъ Христіанъ.
-- Садитесь пожалуйста, опять; будьте такъ добры.
Христіанъ не соглашался. "Я тороплюсь, сэръ", сказалъ онъ. овладѣвъ собой. "Я буду очень радъ, если вамъ угодно возвратить мнѣ эти вещицы; но я лучше согласенъ оставить ихъ на время здѣсь, чѣмъ испытать задержку". Онъ подумалъ, что пасторъ -- просто пунктуальный, скучный старикашка. Другого значенія не можетъ имѣть подобный вопросъ. Но м-ръ Лайонъ уже приготовился къ тяжелой обязанности добиться, если возможно, тѣмъ или другимъ путемъ, былъ-ли этотъ человѣкъ мужемъ Анеты или нѣтъ. Какъ онъ могъ предстать предъ Богомъ имѣя на совѣсти грѣхъ, что не употребилъ всѣхъ усилій узнать истину?
-- Нѣтъ, сэръ, я задерживаю васъ не безъ причины, сказалъ онъ болѣе твердымъ тономъ.-- Давно-ли принадлежатъ вамъ эти предметы?
-- О, болѣе двадцати лѣтъ, нехотя отвѣчалъ Христіанъ. Ему была не совсѣмъ пріятна такая настойчивость пастора, но именно но этой причинѣ онъ не выказывалъ болѣе нетерпѣнія.
-- Вы были во Франціи и въ Германіи?
-- Я былъ въ большей части государствъ материка.
-- Будьте такъ добры, напишите мнѣ ваше имя, сказалъ м-ръ Лайонъ, обмакнувъ перо въ чернильницу и протягивая его посѣтителю съ лоскуткомъ бумаги.
Христіанъ былъ очень удивленъ, но теперь уже не сильно безпокоился. Быстро перебирая въ умѣ причины любопытства пастора, онъ остановился на одной, которая скорѣе могла принести ему выгоду, чѣмъ неудобство. Но онъ рѣшился не дѣлать ни шагу далѣе.
-- Прежде чѣмъ я исполню ваше желаніе, сэръ, сказалъ онъ, кладя перо и смотря прямо въ глаза м-ру Лайону,-- я долженъ обстоятельно знать причины, побуждающія васъ предлагать мнѣ эти вопросы. Вы мнѣ незнакомы,-- конечно, вы превосходный человѣкъ,-- но я не имѣю до насъ никакого другого дѣла, кромѣ порученія взять отсюда эти вещи. Развѣ вы еще сомнѣваетесь, что они дѣйствительно мои? Вы желали, кажется, чтобъ я описалъ вамъ медальонъ. На немъ изображены: двѣ руки и голубые цвѣты съ одной стороны, и имя "Анета" вокругъ волосъ -- съ другой. Вотъ все, что я могу сказать. Если вы хотите узнать отъ меня еще что нибудь, то не угодно-ли будетъ вамъ сказать мнѣ, зачѣмъ вамъ это нужно. И такъ, сэръ, какое у васъ есть дѣло до меня?
Холодный взглядъ, сопровождавшій эти слова, суровый, вызывающій тонъ, которымъ они были произнесены,-- произвели на м-ра Лайона тяжелое и вмѣстѣ съ тѣмъ леденящее впечатлѣніе. Онъ опять опустился въ свое кресло съ крайне-нерѣшительнымъ и безсильнымъ видомъ. Возможно-ли было разсказать прямо все грустное и дорогое прошлое въ отвѣтъ на подобный вызовъ? Страхъ, съ которымъ онъ ждалъ прихода этого человѣка,-- сильно укоренившееся подозрѣніе, что послѣдній дѣйствительно былъ мужемъ Анеты,-- усилили антипатію, внушенную его жестами и взглядами. Впечатлительный маленькій пасторъ инстинктивно былъ увѣренъ, что слова, которыя будутъ стоить ему страшно-тяжелыхъ усилій, произведутъ на этого человѣка впечатлѣніе не сильнѣе того отпечатка, какой нѣжные пальцы могутъ оставить на мѣдной перчаткѣ. А Эстеръ -- если этотъ человѣкъ -- ея отецъ? каждое лишнее слово можетъ повлечь для нея безвозвратныя, быть можетъ, жестокія послѣдствія. Густой туманъ опять заградилъ м-ру Лайону путь, на который онъ намѣревался вступить, побуждаемый чувствомъ долга. Затруднительный вопросъ -- въ какой мѣрѣ слѣдовало заботиться о послѣдствіяхъ стремленія къ истинѣ и гласнаго признанія ея,-- этотъ вопросъ казалось ему, снова покрылся мракомъ. Всѣ эти мысли, казавшіяся грознымъ предвѣріемъ грядущаго несчастія, мелькнули въ головѣ м-ра Лайона въ минуту сознанія. Но во всякомъ случаѣ теперь же ничего нельзя было сдѣлать; слѣдовало все опять отложить. Онъ отвѣчалъ Христіану слабымъ, оправдывающимся тономъ:
-- Это правда, сэръ; вы сказали мнѣ все, чего я могъ требовать. Я не имѣю болѣе достаточнаго повода задерживать ваши вещи.
Онъ передалъ записную книжку и цѣпочку Христіану. Тотъ вовсе это время пристально смотрѣлъ на него и потомъ произнесъ хладнокровно, кладя вещи въ карманъ.
-- Очень хорошо, сэръ. Желаю вамъ добраго утра.
-- Доброе утро, сказалъ м-ръ Лайонъ, ощущая, по уходѣ своего гостя, ту смѣсь недовольства и облегченія, которую всякое промедленіе затруднительнаго положенія производитъ въ людяхъ, способныхъ къ рѣшительнымъ замысламъ. Дѣло было еще впереди. М-ру Лайону предстоялъ трудъ узнать все, что только было возможно, насчетъ отношеній этого человѣка къ самому себѣ и къ Эстеръ.
Христіанъ, идя назадъ, изъ Солодовеннаго подворья, думалъ: "Этотъ старикъ знаетъ какую-то тайну. Невѣроятно, чтобъ онъ могъ знать что-либо обо мнѣ; развѣ только о Байклиффѣ; но Байклиффъ былъ джентльменъ; какъ онъ могъ имѣть когда бы ни было и какое бы то ни было дѣло съ подобнымъ поношеннымъ старымъ риторомъ?"