По уходѣ Христіана, первымъ желаніемъ м-ра Лайона было видѣться съ Феликсомъ и сказать ему, что онъ исполнилъ порученіе. Пасторскія обязанности нѣсколько отвлекли его въ теченіи остального дня отъ тревожныхъ размышленій. Возвратившись въ понедѣльникъ съ вечерняго молитвеннаго собранія, онъ такъ усталъ, что тотчасъ же легъ въ постель. Но на слѣдующее утро тревога возобновилась. М-ръ Лайонъ сталъ опять перечитывать письмо Филиппа Дебари; теперь онъ обратилъ особенное вниманіе на ту часть письма, которая наканунѣ его нисколько не занимала. "Я буду вдвойнѣ счастливъ, писалъ Филиппъ, если вы укажете мнѣ средство быть вамъ полезнымъ и такимъ образомъ выразить благодарность за тотъ утѣшительный исходъ дѣла, которымъ я обязанъ вашему любезному содѣйствію".
Для уясненія вліянія, которое произвели эти строки на пастора въ настоящую минуту, мы должны вспомнить, что въ теченіи многихъ лѣтъ м-ръ Лайонъ чувствовалъ угрызеніе совѣсти за временную небрежность въ своихъ обязанностяхъ. Въ человѣкѣ съ благороднымъ сердцемъ нарушеніе ихъ, хотя одинъ разъ, влечетъ за собою самое строгое исполненіе ихъ на будущее время, или, по крайней мѣрѣ, стремленіе оградить себя самымъ тщательнымъ образомъ отъ вторичнаго ихъ нарушенія. Тоже самое случилось съ сильнымъ духомъ, хотя слабымъ физически Руфусомъ Лайономъ. Разъ въ своей жизни онъ былъ ослѣпленъ, увлеченъ мятежнымъ побужденіемъ; онъ впалъ въ заблужденіе, отступилъ отъ своихъ обязанностей. Какъ человѣкъ истинно кающійся, ненавидящій свое безумное заблужденіе, ищетъ въ предстоящей еще ему жизни, вмѣсто наслажденія ею, одного исполненія лежащихъ на немъ общественныхъ и частныхъ обязанностей, такъ и Руфусъ постоянно былъ на сторожѣ, чтобы снова не пожертвовать частной привязанности общественнымъ долгомъ.
Теперь же именно представлялся такой случай, вслѣдствіе той непредвидѣнной комбинаціи, на которую можно смотрѣть, какъ на внушеніе свыше,-- случай, которымъ часто желалъ воспользоваться Руфусъ, какъ средствомъ доставить торжество истинѣ и поразить порокъ.
Нашему доброму пастору, имѣвшему недостатокъ скорѣе въ противникахъ и слушателяхъ, чѣмъ въ аргументахъ, представлялся весьма грустнымъ тотъ фактъ, что въ королевствѣ были тысячи тысячъ кафедръ въ великолѣпныхъ зданіяхъ, съ прекраснымъ резонансомъ, далеко превосходившихъ размѣрами часовню Солодовеннаго подворья, и что многіе изъ этихъ кафедръ занимались людьми вовсе неприготовленными къ великому дѣлу, за которое взялись,-- людьми получившими весьма плохое воспитаніе.
Къ числу отличительныхъ чертъ человѣка, доведеннаго до отчаянія, принадлежитъ между прочимъ свойство все болѣе и болѣе сосредоточиваться на какомъ нибудь одномъ изъ наиболѣе выпуклыхъ фактовъ, послужившихъ поводомъ къ отчаянію. Непритворная антипатія собаки къ кошкѣ вообще, проявляется особенно сильно при видѣ кошки сосѣда, съ которой ежедневно приходится встрѣчаться; между тѣмъ какъ лай на воображаемыхъ кошекъ, хотя и принадлежитъ къ числу частыхъ упражненій собачьей породы, но все-таки бываетъ сравнительно слабъ. Сарказмъ м-ра Лайона былъ довольно силенъ, когда онъ говорилъ вообще о модномъ воспитаніи, получаемомъ проповѣдниками, но его любимымъ конькомъ былъ особенный образецъ этой дурной системы, являвшійся въ ректорѣ большаго Треби. Про достопочтеннаго Аугуста Дебари ничего нельзя было сказать положительно дурного; его образа, жизни, если заслуживалъ порицанія, то только по своимъ отрицательнымъ сторонамъ. И добрый Руфусъ былъ слишкомъ чистъ душой, чтобы не радоваться этому. Онъ не находилъ никакого удовольствія въ порочныхъ свойствахъ противника, подрывающихъ уваженіе къ послѣднему; онъ не любилъ останавливаться на изображеніяхъ жестокости и грубости, и его негодованіе вызывалось только тѣми нравственными и умственными заблужденіями, которыя чернятъ душу, но не унижаютъ тѣло. Еслибы ректоръ менѣе заслуживалъ почтенія самъ-по-себѣ, то Руфусъ или совсѣмъ бы не избралъ его предметомъ своего обличенія или если бы пришлось это сдѣлать по неволѣ, то набралъ бы его съ полнымъ неудовольствіемъ. Но достопочтеннаго Дебари нельзя было обвинить, какъ человѣка порочнаго, почему Руфусъ Лайонъ считалъ возможнымъ съ нимъ состязаться равнымъ оружіемъ и искалъ только случая совершить это благое дѣло.
Теперь представлялся желанный случай. Со стороны Филиппа Дебари выражено сильное желаніе быть полезнымъ Руфусу Лайону. Какъ поступилъ м-ръ Энсуортъ, человѣкъ богоугодный и примѣрный индепендентскій пасторъ, когда тоже самое случилось съ нимъ въ Амстердамѣ? Онъ думалъ только объ успѣхѣ болѣе великаго дѣла, и вмѣсто награды пожелалъ публичнаго диспута съ іудеемъ о главныхъ таинствахъ вѣры. Вотъ примѣръ для подражанія! Здѣсь очевидно было указаніе свыше, и онъ, Руфусъ Лайонъ, долженъ воспользоваться случаемъ и потребовать публичныхъ преній съ ректоромъ объ устройствѣ истинной церкви.
Но что, если въ этомъ дѣлѣ его внутреннимъ двигателемъ являются только личныя нужды и обстоятельства? Это опасеніе вращаться въ узкихъ границахъ своего собственнаго я -- только побуждало пастора еще сильнѣе стремиться къ болѣе высокой цѣли. И такъ было рѣшено. Прежде чѣмъ сойти внизъ къ завтраку, онъ написалъ слѣдующее письмо къ Филиппу Дебари;
"Сэръ,-- въ вашемъ вчерашнемъ письмѣ находятся слѣдующія строки: "Я буду считать себя вдвойнѣ счастливымъ, если вы когда либо укажете мнѣ средство быть вамъ полезнымъ и такимъ образомъ выразить вамъ благодарность за тотъ утѣшительный исходъ дѣла, которымъ я обязанъ вашему любезному содѣйствію". Я знаю, сэръ, что въ свѣтѣ произносятся такъ называемыя слова вѣжливости, которыя по мнѣнію людей, въ средѣ коихъ онѣ употребляются, не имѣютъ никакого особеннаго значенія и ни къ чему не обязываютъ. Я не буду теперь распространяться о подобномъ злоупотребленіи словами. Я убѣжденъ, что вы написали ихъ обдуманно, искренно и съ похвальнымъ намѣреніемъ доказать ихъ значеніе на самомъ дѣлѣ, если къ тому представится случай. Всякое другое предположеніе съ моей стороны не соотвѣтствовало бы вашему характеру молодого человѣка, имѣющаго въ виду (хотя ошибочно) привить самые драгоцѣнные плоды общественной добродѣтели къ вѣрѣ и учрежденіямъ, въ которыхъ болѣе человѣческаго эгоизма, чѣмъ вѣчной истины.
"Вслѣдствіе этого я рѣшаюсь дѣйствовать на основаніи твердой увѣренности въ искренности вашихъ словъ, и прошу васъ доставить мнѣ возможность (такъ какъ это, безъ сомнѣнія, въ вашей власти) имѣть публичный диспутъ съ вашимъ близкимъ родственникомъ, ректоромъ здѣшняго прихода, достопочтеннымъ Аугустомъ Дебари; мѣстомъ диспута можно избрать обширную залу свободной школы или залу маркиза Гренби, такъ какъ это самыя помѣстительныя помѣщенія изъ находящихся въ вашемъ распоряженіи. Просьба моя о помѣщеніи для диспута вызвана тѣмъ обстоятельствомъ, что вашъ дядя, какъ я полагаю, не позволитъ мнѣ говорить въ своей церкви, и не согласится также говорить въ моей часовнѣ; а бесѣдовать на открытомъ воздухѣ не позволяетъ намъ наступающее неблагопріятное время года. Предметами диспута я желалъ бы избрать,-- во первыхъ, устройство истинной церкви и, во вторыхъ, вопросъ о вліяніи на нее англійской реформаціи. Въ полной увѣренности, что вы согласитесь на мою просьбу, вызванную выраженнымъ вами желаніемъ, остаюсь уважающій васъ
Руфусъ Лайонъ.
"Солодовенное подворье".
Написавъ письмо, добрый Руфусъ почувствовалъ въ душѣ ту ясность и спокойствіе, которыя всегда доставляетъ стремленіе къ достиженію высшихъ цѣлей. Уже онъ началъ рисовать въ своемъ воображеніи главныя черты предстоящаго диспута; мысли его до того были поглощены этимъ диспутомъ, что онъ машинально сошелъ внизъ и сѣлъ за письменный столъ, совершенно забывъ о завтракѣ; но голосъ и прикосновеніе Эстеръ напомнили ему внутреннюю борьбу другого рода, въ которой онъ чувствовалъ себя гораздо слабѣе. Снова передъ нимъ возсталъ образъ холоднаго, съ суровымъ взглядомъ, хорошо одѣтаго человѣка, можетъ быть, отца этого дорогого дитяти, права котораго были тяжело оскорблены имъ самимъ. Всякій разъ какъ являлся м-ру Лайону этотъ образъ, сердце его молило о руководителѣ въ этомъ дѣлѣ, но молитвы его были напрасны. Не руководитель, а искуситель говорилъ: "пусть все остается по прежнему: не старайся узнать болѣе". Воспоминаніе о томъ, что въ былое время онъ умышленно оставался въ невѣденіи фактовъ, изслѣдовать которыя представлялась ему возможность, еще болѣе утверждало въ немъ мысль, что его прямой долгъ будетъ собрать всѣ свѣденія, какія только можно объ этомъ дѣлѣ. Результатомъ изслѣдованія могъ быть блаженный покой и устраненіе всѣхъ его подозрѣній. Но чѣмъ живѣе представлялись пастору всѣ обстоятельства, тѣмъ болѣе онъ чувствовалъ себя неспособнымъ предпринять какія либо изслѣдованія относительно человѣка, называвшаго себя Морицомъ Христіаномъ. Между "братьями" онъ не могъ найти довѣреннаго лица или помощника; онъ долженъ былъ сознаться, что не легко было бесѣдовать о самыхъ глубокихъ тайнахъ своего дѣла съ членами единовѣрной ему церкви, и что еще труднѣе было ожидать отъ нихъ указанія на самый разумный образъ дѣйствія въ щекотливомъ дѣлѣ съ пустымъ человѣкомъ, носившимъ тщательно завитыя бакенбарды и одѣтымъ по послѣдней картинкѣ модъ. Въ первый разъ въ жизни пасторъ долженъ былъ сознаться, что онъ нуждается въ человѣкѣ, болѣе опытномъ въ дѣлахъ мірскихъ, чѣмъ духовныхъ, и что принципы его не пострадаютъ, если онъ обратится за совѣтомъ къ человѣку, изучившему человѣческіе законы. Но мысли эти были такого рода, что требовали болѣе зрѣлаго обсужденія, а не мгновеннаго исполненія.
Эстеръ замѣтила, что ея отецъ былъ сильно занятъ посторонними мыслями, что онъ совершенно безсознательно глоталъ свой кофе, и по временамъ издавалъ глухіе горловые звуки, что обыкновенно случалось съ нимъ, когда онъ былъ занятъ внутреннею борьбою. Она не мѣшала ему вопросами и только боялась, не случилось-ли чего либо необыкновеннаго въ воскресенье вечеромъ. Наконецъ она нашла нужнымъ сказать: "вы помните, папа, что я вамъ говорила вчера?"
-- Нѣтъ, дитя мое; что такое? спросилъ м-ръ Лайонъ, вставая съ мѣста.
-- М-ръ Джерминъ спрашивалъ меня, будете ли вы сегодня утромъ дома.
Эстеръ удивилась, что ея отецъ вздрогнулъ и перемѣнился въ лицѣ, прежде чѣмъ отвѣчалъ.
-- Разумѣется; я не намѣренъ сегодня выходить изъ кабинета.-- Мнѣ нужно только передать это письмо Захарію.
-- Сказать Лидди, чтобы она провела его къ вамъ въ кабинетъ, когда онъ придетъ?
-- Да, моя милая, проведите его ко мнѣ на верхъ; но съ нимъ можетъ придти другой человѣкъ для переговоровъ по дѣлу предстоящихъ выборовъ; тогда мнѣ неудобно будетъ принять обоихъ посѣтителей у себя на верху.
Въ то время, какъ м-ръ Лайонъ вышелъ отдать письмо Захарію, которому теперь приходилось второй разъ отправляться по этой надобности въ замокъ, Эстеръ давала инструкцію Лидди, что если придетъ одинъ джентльменъ, то надо провести на верхъ,-- а если два, то оставить ихъ въ гостиной. Но ей нужно было рѣшить множество разнообразныхъ вопросовъ прежде чѣмъ Лидди ясно поняла, чего отъ нея требуютъ; вопросы были въ родѣ слѣдующихъ: "если придетъ джентльменъ, бывшій въ четвергъ въ жакеткѣ цвѣта "соли съ перцемъ", то провести его на верхъ? А вчерашній джентльменъ изъ Треби, насвистывавшій себѣ что-то при уходѣ -- слышали о немъ миссъ Эсторъ?
-- Съ тѣхъ поръ какъ заговорили о выборахъ, бездна народу стала шляться въ Солодовенное подворье; но большая часть изъ нихъ должны быть бѣдные, погибшіе люди, добавила неугомоннная болтунья Лидди, затѣмъ покачала головой и вздохнула, подъ вліяніемъ назидательнаго состраданія къ будущей участи джентльменовъ-посѣтителей.
Эстеръ не любила распрашивать Лидди, которая вмѣсто прямого отвѣта разражалась цѣлымъ потокомъ разныхъ разностей. Но все, даже болтовня Лидди, ясно показывало, что съ пасторомъ случилось что нибудь необыкновенное, и что оно непосредственно связано съ визитомъ джентльмена изъ Треби, о которомъ отецъ ничего ей не сказалъ.
Она усѣлась въ темной гостиной и принялась за вязанье; съ воскресенья она не въ состояніи была читать, оставаясь одна, потому что мысли ея невольно были обращены къ Феликсу Гольту:-- ее занималъ вопросъ, какія качества желалъ бы видѣть въ ней Гольтъ и какъ онъ надѣялся сдѣлать жизнь пріятною безъ всякаго изящества, роскоши, веселья или романа. Подумалъ ли онъ, однако, какъ грубо обошелся съ нею въ воскресенье? Можетъ быть, нѣтъ. Можетъ быть онъ съ презрѣніемъ оставилъ всякую мысль о ней. И при этой мысли сердце Эстеръ болѣзненно сжималось. Вмѣстѣ съ мыслью о равнодушіи и презрѣніи Феликса Гольта, ей рисовался туманный образъ кого-то другого, кто будетъ восхищаться красотою ея ручекъ и ножекъ, съ наслажденіемъ смотрѣть на нихъ -- и стремиться, подъ уздой боязни, къ поцѣлую. Жизнь была бы гораздо пріятнѣе при такой любви. Но Феликсъ именно и упрекалъ ее за постоянные помыслы о своемъ собственномъ удовольствіи. Не требовалъ ли онъ отъ нея героизма? Но героизмъ могъ явиться только въ особенно важномъ случаѣ. Мысли ея какъ и самая жизнь представляли груду отрывковъ; чтобы связать ихъ -- необходима была особенная энергія. Такимъ образомъ Эстеръ сама произносила приговоръ надъ своими умственными и критическими способностями; чувство собственнаго превосходства должно было исчезнуть, когда она почувствовала необходимость положиться на человѣка, кругозоръ котораго былъ шире и самый характеръ чище и сильнѣе ея собственнаго. Но въ такомъ случаѣ, подумала она про себя, онъ долженъ былъ дѣйствовать мягко, а не грубо и деспотически. Человѣкъ, имѣвшій сколько нибудь рыцарскаго чувства, не могъ обратиться съ бранью къ женщинѣ,-- т. е. къ прекрасной женщинѣ. Но въ Феликсѣ не было никакого рыцарскаго чувства. Онъ слишкомъ былъ занятъ науками и политикой, чтобы полюбить какую нибудь женщину.
Такимъ образомъ Эстеръ старалась увѣрить себя, что Феликсъ былъ совершенно неправъ -- по крайней мѣрѣ, если онъ не придетъ нарочно затѣмъ, чтобы сознаться въ своей винѣ.