Феликсъ Гольтъ одинъ сидѣлъ за работой; его питомцы отпросились сходить на праздникъ, предполагая, что деревянные шалаши (для избирательныхъ списковъ) обѣщаютъ что-то очень привлекательное; часовъ въ одинадцать Феликсъ замѣтилъ, что крики достигавшіе до его ушей съ главной улицы, становятся болѣе и болѣе шумными. Онъ давно уже видѣлъ дурныя предзнаменованія для предстоящихъ выборовъ, но -- подобно всѣмъ людямъ, боящимся пророческаго дара, потому что онъ ведетъ прямо къ желанію, чтобъ дурное предсказаніе исполнилось,-- Феликсъ останавливался на той мысли, что если и есть много условій, дѣлающихъ возможными сцены насилія, то съ другой стороны было много и такихъ обстоятельствъ, которыя могутъ предотвратить эти сцены. Легко можетъ быть, что и не случится никакого другого зла, кромѣ того, которое было уже извѣстно. Съ такими мыслями онъ спокойно сѣлъ за работу, намѣреваясь вовсе не выходить изъ дому, чтобъ не раздражаться при видѣ настоящаго положенія такихъ дѣлъ, которыя онъ непремѣнно повелъ бы иначе, еслибы могъ. Но даже и подъ вліяніемъ страданій, причиняемыхъ видомъ неисправимаго зла, Феликсъ не впадалъ въ апатію, потому что въ его существѣ была жилка, которая билась слишкомъ сильнымъ участіемъ къ окружающей жизни. По мѣрѣ того, какъ шумъ на улицѣ становился все сильнѣе и сильнѣе, мысли Феликса все больше и больше обращались къ этому предмету, такъ что онъ долженъ былъ наконецъ оставить свою тонкую часовую работу. Мать его пришла изъ кухни, гдѣ въ обществѣ маленькаго Джоба, чистила рѣпу,-- и замѣтила что должно быть на Большей улицѣ убиваютъ всѣхъ и каждаго, и что выборы, которыхъ прежде никогда ни бывало въ Треби, безъ сомнѣнія, служатъ предвѣстіемъ страшнаго суда,-- что наступило такое своеволіе, какого и не ожидали, и что она благодаритъ Бога за то, что Онъ, въ своей премудрости, назначилъ ей жить на задней улицѣ.
Феликсъ схватилъ свою шапку и бросился на улицу. Но когда онъ достигъ поворота, который выходитъ на базарную площадь, власти сидѣли уже на лошадяхъ, констебли ходили между народомъ, и Феликсъ вовсе незамѣтилъ въ толпѣ намѣренія сильно сопротивляться имъ. Онъ довольно долго смотрѣлъ, какъ толпы по немногу разсѣивались и возстановилось относительное спокойствіе; потомъ вернулся къ м-ссъ Гольтъ, сказавъ ей, что теперь уже бояться нечего; онъ пойдетъ опять, и она не должна нисколько тревожиться по поводу его отсутствія Обѣдъ она можетъ ему оставить.
Феликсъ подумалъ объ Эстеръ и о ея вѣроятной тревогѣ по поводу этого шума, который ей была, болѣе слышенъ, нежели ему, потому что Солодовенное подворье находилось невдалекѣ отъ главной улицы. Къ тому же м-ра Лайона не было дома: его пригласили сказать нѣсколько проповѣдей о милосердіи и посѣтить религіозные митинги въ городѣ, довольно далеко отстоящемъ отъ Треби; Эстеръ, въ обществѣ одной только боязливой Лидди, находилась не въ особенно пріятномъ положеніи. Феликсъ не видалъ ее съ самаго отъѣзда пастора, но сегодня онъ поддался особымъ побужденіямъ.
-- Миссъ Эстеръ была на чердакѣ, сказала Лидди,-- хотѣла посмотрѣть что дѣлается. Но прежде чѣмъ она успѣла въ этомъ, сильный стукъ въ дверь, потрясшій все маленькое жилище, заставилъ ее быстро сбѣжать съ лѣстницы.
-- Я такъ рада, что вижу васъ, сказала Эстеръ протягивая руку Феликсу.-- Пожалуйста, войдите.
Когда дверь гостинной за ними затворилась, Феликсъ заговорилъ: "я опасался, чтобъ шумъ на улицѣ васъ не напугалъ. Я пришелъ сказать вамъ, что теперь все утихло. Впрочемъ, вы и сами это уже слышите".
-- Я была испугана, сказала Эстеръ.-- Крики и вопли этихъ буяновъ такъ страшны. Меня еще успокоиваетъ, что отца нѣтъ дома, что онъ внѣ опасности, которой могъ бы подвергнуться, еслибы былъ здѣсь. Но на ваши слова въ особенности можно положиться, потому что вы сами были среди опасности, прибавила она съ улыбкой, рѣшившись болѣе не выказывать своихъ чувствъ.-- Садитесь и раскажите мнѣ, что случилось.
Они сѣли по краямъ стараго дивана, и Феликсъ началъ:
-- Сказать вамъ правду, я самъ сидѣлъ запершись дома и старался быть также равнодушнымъ къ выборамъ, какъ равнодушна къ нимъ рыба, запертая въ садкѣ, пока, наконецъ шумъ не сдѣлался слишкомъ силенъ. Но я засталъ уже только конецъ безпорядковъ. Кажется, что эти шумливые простяки сейчасъ же и уступили породъ судьями и констеблями. Надѣюсь, что никто не былъ серьезно раненъ. Надобно бояться только, чтобы буяны снова не появились; такая быстрая покорность съ ихъ стороны -- не совсѣмъ хорошій признакъ. Въ городѣ мною буйныхъ людей. Если только они побольше напьются, такъ послѣднее можетъ сдѣлать хуже перваго. Однакожь...
Тутъ Феликсъ вдругъ прервалъ свою рѣчь, какъ будто бы слова эти показались ему вовсе ненужными; потомъ сложилъ руки за головой и, отогнувшись назадъ, взглянулъ на Эстеръ, которая также смотрѣла на него.
-- Mory-ли я пробыть здѣсь нѣсколько времени? спросилъ онъ, спустя минуту, которая показалась имъ очень длинною.
-- Прошу васъ объ этомъ, сказала Эстеръ, покраснѣвъ. Чтобы выйти изъ неловкаго положенія, она взяла какую-то работу и наклонила голову надъ шитьемъ. Въ сущности присутствіе Феликса было для нея источникомъ какого-то блаженства, но вмѣстѣ съ тѣмъ она не была слѣпа и къ оборотной сторонѣ дѣла,-- она видѣла, что скоро онъ уйдетъ и что, сверхъ того, они вообще должны быть ближе къ разлукѣ, чѣмъ къ сближенію. Его воля была непреклонна. Онъ былъ подобенъ скалѣ, а она для него была не болѣе, какъ легкое туманное облачко.
-- Мнѣ хотѣлось бы быть увѣреннымъ, что вы смотрите на вещи также, какъ я, сказалъ онъ вдругъ, послѣ минутнаго молчанія.
-- А я увѣрена, что ваши взгляды гораздо умнѣе моихъ, сказала Эстеръ, почти съ колкостью, не поднимая глазъ.
-- Есть люди, которые должны желать справедливо судить другъ о другѣ. Не желать этого -- было бы жестоко. Я знаю, что, по вашему мнѣнію, я человѣкъ, неспособный къ чувству, или, по крайней мѣрѣ, неспособный къ сильной привязанности. Вы думаете, что я не могу ничего любить, кромѣ своихъ собственныхъ идей.
-- Предположите, что я отвѣчаю вамъ такимъ же самымъ вопросомъ, сказала Эстеръ, немного поднявъ голову.
-- Какъ?
-- Да, что вы считаете меня пустой женщиной, неспособной понять то, что есть въ васъ лучшаго,-- женщиной, которая старается понизить до уровня своего пониманія и по своему исправлять все, что для нея слишкомъ высоко.
-- Не уклоняйтесь отъ моего вопроса. Отвѣчайте прямо.-- Въ звукѣ этихъ словъ Феликса слышно было выраженіе мучительной мольбы. Работа, выпущенная изъ рукъ Эстеръ, упала на ея колѣни. Молодая дѣвушка смотрѣла на него, но не въ состояніи была говорить.
-- Я хотѣлъ бы только, чтобъ вы сказали мнѣ,-- хотя разъ,-- что вы знаете, какъ охотно я предпочелъ бы позволить себѣ любить и самому быть любимому, какъ и всѣ другіе люди дѣлаютъ, когда могутъ, чѣмъ...
Этотъ перерывъ въ словахъ былъ у Феликса совершенно новымъ явленіемъ. Въ первый разъ онъ потерялъ самообладаніе и отвернулся. Онъ былъ въ разладѣ съ самимъ собою. Онъ хорошо зналъ, что началъ то, чего кончать не слѣдовало.
Эстеръ, какъ и всякая женщина по натурѣ,-- женщина, которая ждетъ любви, но сама ее никогда не попроситъ,-- ощутила радость при такихъ видимыхъ признакахъ своего вліянія, но эти признаки вызвали у нея только проявленіе благородства, а не сдержанности, какъ непремѣнно было бы, еслибы натура дѣвушки была болѣе мелкою. Съ глубокою, но робкою серьезностью она сказала:
-- То, что вы предпочли дѣлать, только убѣдило меня, что ваша любовь должна имѣть болѣе достойный себя предметъ.
Вся лучшая сторона натуры Эстеръ сказалась въ этихъ словахъ; быть справедливымъ въ великія памятныя въ жизни минуты, это такое качество, обладать которымъ должно составлять верхъ человѣческихъ желаній.
Феликсъ, столь же быстрый, сколько и пламенный въ своихъ поступкахъ,-- опять повернулъ къ ней голову и, наклонившись впередъ, взялъ ея прелестную ручку и нѣсколько минутъ прижималъ къ губамъ, потомъ, оторвавшись отъ нея, поднялъ голову.
-- Тѣмъ лучше мы всегда будемъ думать другъ о другѣ,-- сказалъ онъ, облокотясь на стѣнку дивана и смотря на Эстеръ съ спокойною грустью.-- Въ другой разъ этого со мной не случится. Это -- ребячество. Оно всегда дорого обходится.
Онъ улыбнулся ей, но она сидѣла, закусивъ губы и сложивъ руки. Она хотѣла быть достойною тѣхъ сторонъ Феликса, которыя сама уважала въ немъ, но неизбѣжное отреченіе отъ своихъ надеждъ для нея было слишкомъ тягостно. Она уже видѣла себя въ будущемъ слабою и покинутою. Прежняя чарующая смѣлость исчезла съ лица Эстеръ, но слѣды этого выраженія остались и дѣлали тѣмъ болѣе трогательною ея дѣтскую скорбь.
-- Скажите мнѣ, чтобы вы... проронилъ Феликсъ, наклоняясь ближе къ ней; но сейчасъ же потомъ вскочилъ, подошелъ къ столу, взялъ фуражку и остановился передъ Эстеръ.
-- Прощайте,-- сказалъ онъ съ нѣжностью, но не осмѣливаясь протянуть ей руку. Эстеръ, вмѣсто отвѣта, протянула ему свою. Онъ пожалъ ее и вышелъ.
Она слышала, какъ двери за нимъ затворились и, живо почувствовавъ свое несчастіе, горько заплакала. Если бы она сдѣлалась женой Феликса Гольта, то могла бы быть хорошей женщиной. Безъ него она не могла надѣяться быть такой.
Феликсъ упрекалъ себя: гораздо бы лучше было ему не говорить съ ней подобнымъ образомъ. Впрочемъ главнымъ его побужденіемъ было показать Эстеръ, какъ высоко цѣнитъ онъ ея чувства. Феликсъ не могъ не видѣть, что сдѣлался для нея необходимымъ; но онъ былъ такъ прямъ и искрененъ, что не могъ принять на себя но этому случаю видъ смиренія, которое нисколько не принесло бы ему пользы. Подобное притворство обращаетъ только нашу жизнь въ печальную драму. Феликсъ желалъ, чтобъ Эстеръ знала, что ея любовь дорога ему, какъ дорого бездыханное тѣло любимаго человѣка. Онъ зналъ, что имъ нельзя быть мужемъ и женой,-- что они только погубили бы жизнь другъ у друга. Но онъ хотѣлъ также, чтобъ ей было извѣстно, что его рѣшимость навсегда разлучиться съ ней была не предпочтеніемъ ей чего-нибудь другого, а настоящимъ самоотверженіемъ. Въ отношеніи къ ней онъ поступалъ совершенно благородно, и все-таки, когда теперь, подъ вліяніемъ какого-то таинственнаго соединенія собственнаго порыва съ внѣшними обстоятельствами, ему пришлось заговорить съ ней объ этомъ, онъ сомнѣвался, благоразумно-ли поступилъ.